Мгновение весны, номер 17

                                Мгновение весны под номером 17


Когда мы остались одни штандартенфюрер СС Макс О;тто фон Штирлиц отвел меня в сторону и чуть слышно, обдавая  приятным запахом туалетной воды Farina 1709 Original Eau de Cologne, прошептал.                - Дай слово, что напишешь  правду, одну лишь правду.                - Слово коммуниста!- заверил я  его.                Автор.
Первая часть                рассказывает о герое нашей повести Антоше Аукинполове.
Гражданин Антоша Аукинполов, о ком сейчас пойдёт речь, являлся типичным представителем человека новой формации. Он имел счастье родиться, вырасти и получить домашнее, уличное, школьное и воинское воспитание, в период правления страной, занимающей одну седьмую часть нашей планеты, доблестными представителями Советской власти. В стране, имевшей название с незатейливой аббревиатурой - СССР, в латинице несмышлёной частью западного полушария читалось на свой манер и произносилось как - " Си Си Си Пи". Так вот, Антоша оказался среди ярких представителей интеллигентской прослойки вышеуказанного географического и политического образования под названием Си Си Си Пи. Пишу “прослойки”, потому как правом именоваться классом в Си Си Си Пи обладали только рабочие и крестьяне, и государство, соответственно, называло себя, “Первой в мире страной рабочих и крестьян”. А интеллигентов, как бы и не существовало, лишь некоторые растерянные и напуганные в семнадцатом году, затесались между крестьянами и рабочими в тридцать седьмом, а потому, считаю, вполне уместным этот слой населения называть прослойкой.
Особенностью жителей той страны; представителей обоих классов и прослойки, являлось твёрдое убеждение неоспоримого преимущества социалистического строя (как писали газеты в своих передовицах) над загнивающим капитализмом.
____
Гражданин Антоша Аукинполов, как законопослушная продукция своего общества, не являлся исключением, он, подобно преданной своему хозяину псине,  терпеливо ждал, когда неоспоримое преимущество, прописанное на бумаге, превратится в желаемое качество в реальной жизни. И главный лозунг первой страны строящей Коммунизм “От каждого по способностям, каждому по потребностям” превратит жизнь советского человека в рай ещё при жизни.
Однако, в его сознательную жизнь затесались и отдельные недостатки. Очевидно,  это произошло по недосмотру семьи: сердобольной матери или отца, сбежавшего в час рождения нашего героя. Как рассказывают, сматывая удочки, он прихватил с собой бутыль самогонки, презент деда Евсея по коммуналке (там ещё больше половины оставалось) и горсть серебряных старинных монет оставшееся от предков Антоши по материнской линии, что являлось дополнительным свидетельством документального подтверждения дворянских корней семейства Аукинполовых.                Или общеобразовательной школы, во главе с директором, постоянно бродившим по коридору в нетрезвом состоянии. А быть может, вина лежит на замполите по воспитательной работе в батальоне связи. Антоша проходил срочную воинскую службу в еврейской столице. (Речь идёт не о столице далёкого и жаркого Израиля, а о столице такой же далёкой, но очень холодной, Еврейской автономной области, входившей в состав СиСиСиПи.)
Вернулся он домой в звании ефрейтора, с почётной грамотой подмышкой, "За отличное несение боевой, строевой и прочей службы", подписанной самим командиром батальона, майором Нетрепикозлуморду,  в застеклённой рамке, изготовленной армейскими умельцами
Или, что более вероятно, по вине ворчливых соседей по коммунальной квартире.                А, быть может, в его душе сохранилось наследственное неприятие общественных институтов: его предки по отцовской линии принадлежали к пугливым, богобоязненным, зажиточным крестьянам. Прапрадед по отцу мог, не раздумывая, к примеру, в субботний день, перед баней, поймать курицу, лёгким движением руки, с этаким пренебрежением, оторвать ей голову, ощипать, зажарить и съесть. А когда хозяйка к столу позовёт, ещё и пару мисок борща навернуть.
Отмечая недостатки в воспитании Аукинполова мы не можем не учесть и то обстоятельство, что в первую очередь расхождение проявлялось в  специально разработанной методике проведения дневного времени, переступившего порог совершеннолетия, советского человека. Эта форма доходчиво изложена в Трудовом кодексе Си Си Си Пи, о чём мы ещё поговорим.
И во вторых: наш герой выделялся, и среди ему подобных индивидуумов не женского пола, разместившихся вместе с ним в одной колонке статистического отчета, ежегодно публикуемого в сверхпопулярном и самым массовом, в девяностых годах прошлого столетия, еженедельнике “Аргументы и факты". В первую очередь это касалось его умения писать, а затем и красиво декламировать собственные стихи.
Антоша Аукинполов отличался, ещё и высоким ростом, (за 2 метра) рыжей косичкой (до лопаток) и пышными бакенбардами и усами того же цвета.И все же он выглядел неплохо. Он еще не обзавёлся животом, хлюпающим по ремню при быстрой ходьбе, как бывает, когда дело идёт к пятидесяти, и – пусть это звучит сентиментально – еще не растерял своих иллюзий, сохранив юношеский пыл коим выгодно отличаются одинокие мужчины и с лихвой возмещают изношенную одежду и потрёпанный вид.
А чтобы у читателя сложилось полное представление о нашем герое, добавлю о нём информацию, почёрпнутую мною из открытых источников. Как сообщили мне в приватной беседе мои старые приятели, носители этих источников, наш герой обладал весьма противоречивым характером.
С одной стороны, нельзя было не заметить его излишнюю скромность, в силу чего он сутулился: встречаясь со знакомыми Антоша Аукинполов не мог себе позволить бесстрастно разглядывать с высоты птичьего полета плешивую лысину собеседника, и, чтобы свести на нет разницу в росте, и изменить угол падения взгляда на макушечную часть головы собеседника, он услужливо втягивал голову в плечи, не забывая, при этом, виновато улыбаться. А если этого оказывалось недостаточно, то он ещё и прогибался, начиная приветствовать своего старого знакомого. Прогибался и прогибался пока плечи не окажутся на одной высоте, как правило на высоте 1.74 над уровнем моря.                С годами позвоночник, устав сопротивляться настойчивой требовательности владельца, принял форму вопросительного знака.                С другой стороны, за Антошей закрепилась слава достаточно высокомерного товарища. Но источником этой информации являлась кухня той же коммунальной квартиры. Об этой кухне мы уже имели честь вам докладывать. А поводом тому служила его скверная привычка сводить занудное и многословное общение с соседями о политике, скажем, о повстанцах притаившихся в колумбийских лесах. всего к двум словам “здрастье” и “досвиданьица”.
В свою очередь и окружение Антоши, как повелось в нашей среде, несмотря на бессмысленные усилия провластных структур продавить в сознание каждого жителя нашей “необъятной” вполне благожелательный тезис “Человек человеку не волк, а брат”, на этот счёт всё же имело собственное мнение. И, когда речь заходила о нашем герое, соседи по коммуналке, глядя на него, ещё и ехидно посмеивались, обзывая непотребными словами этого, по сути, без злобного человека. Они с особым злобострастием давали образу Антоши уничижительную характеристику, исчёрпывающуюся двумя словами - “начинающий поэт”. Всякий раз посмеивались напоминая горемыке отсутствие в его творческом багаже хотя бы одной поэтической книги, изданной в “Советском писателе” или, на худой конец, в издательстве “Молодая гвардия”.
Действительно, к своим сорока девяти годам, четырём месяцам, трём неделям и одного с половиной дня. (Его угораздило родиться ровно в полдень). ему не удалось выпустить ни одной книги. Хотя стихотворений в тетрадях да записных книжках им накалякано немерено, причем хороших, которые в своём кругу или за бокалом пива с воблой, или с гранёным стаканом портвейна и бутербродом с сыром “Рокфор”, или, на худой конец, с зеленым луком и печёной картошкой и продекламировать не стыдно.
Аукинполова те же умники: друзья, коллеги из местной поэтической богемы, по совместительству методисты клубов, домов и дворцов культуры, секретарши престижных офисов, младшие научные сотрудники НИИ и старшие экономисты тех же организаций, главной обязанностью, которых являлось, и строго наказывалось за нарушение трудовой дисциплины: а именно - опоздание на работу и уход раньше времени. Одним словом, все те, с кем он коротал вечера за чашкой кофе в кафе “Привет милашка”, а также служащие Жека №41 (начальник Сидоров Иван Палыч и секретарша Зайцева Екатерина Семёновна) и работники других жизненно важных бытовых предприятий, города. Не забыть приплюсовать к этому списку ещё и ехидных и языкастых обитателей коммунальной кухни, покрытой замшелой плесенью и свежими паутинами. Так вот, все перечисленные товарищи обзывали Андрея ещё и профессиональным безработным, поскольку он принципиально не желал устраиваться на службу (об этом автор уже уведомлял читателей), не хотел уходить в восемь утра и возвращаться в семь вечера.
Имея университетское образование и соответствующий интеллект, он пришелся бы ко двору в любой государственной конторе даже простым клерком. Но он упирался, считая: раз ему уготована участь самим Всевышним заниматься виршами, то эти же вирши и должны кормить его. Он забывал о том, что даже Александр Сергеевич, в смысле – Пушкин, не чурался государственной службы, усердно тянул лямку, как и остальные рядовые клерки, не охваченные божеским даром литературного сочинительства .
Вторая часть                рассказывает о том, как встретились Василий Ливанов(Х) и  Геннадий Гладков (Х) с Юлианом Семеновым(Х).
- Вася, не тяни коня за хвост. Будем ставить или нет?  У меня на рабочем столе 136 заявок на музыку к фильмам и все авторы, поголовно все исключительно, - здесь Геннадий повысил голос и невольно добирался до  ноты си четвертой октавы, но это его не остановило, он продолжил с тем же вдохновением убеждать, -  по вечерам мой телефон обрывают. Уже два реза телетехника вызывал, а я с тобой тут вожусь!                Геннадий нарочито нервничал, раздуваясь, как один из распространённых видов домашних птиц из отряда курообразных, индюк.                Василий впился в Гладкова настороженным и беспокойным взглядом и стал пугливо отнекиваться.                - А кто против?! Ты прешь, как танк. Дай разобраться.                Выпалил скороговоркой Василий эту, ещё в студенческие годы зазубренную фразу,  когда мысленно озвучивал её, сидя перед сухочёрствым экзаменатором и заерзал на пластмассовом стульчике цвета спелого и сочного абрикоса под козырьком, открытого всем ветрам кафетерия Буратино имени Карла Маркса, что расположилось напротив метро Таганская и желая сменить пластинку, оживленно, придавая голосу торжественность, заговорил: - Хочешь, последний анекдот Енгибарова, замысловатый, как всегда, но смешной.                - Ну, давай, - вздохнул несостоявшийся оппонент.                -  Московская труженница, после работы пошла по магазинам. Зашла за хлебом, отстояла очередь. Затем заняла очередь за молоком, потом в кондитерском застряла в длиннющей очереди. Вконец уставшая пристроилась к очереди за сосисками и докторской колбасой.  На выходе из магазина её встретил шейх со своей свитой и обратился к ней:                - Я давно за тобой слежу, ты мне нравишься, хочу забрать.                тебя в свой гарем.                - Что?! Ещё и за членом в очереди стоять!? - воскликнула она.                Геннадий демонстративно громко рассмеялся, хотя не раз слышал этот анекдот, в том числе и  от автора сего шедевра, Леонида. (Х)   В свою очередь и он решил блеснуть глубокими  познаниями Енгибаровского устного творчества.                - И я тебе расскажу анекдот Лёнечки, закачаешься: Москва, 100 лет спустя. Объявление в метро. Товарищи пассажиры будьте взаимно вежливы. Уступайте места инвалидам, пожилым людям, детям, беременным женщинам и… лицам кавказской национальности.»                Теперь наступила очередь гоготать Васе и он слышал от Енгибарова этот анекдот несколько раз.                -Слушай, Вась, - вдруг оживился Геннадий , - идею  Андрея Рублева Тарковскому ты подбросил?                - Ну… - Василий кивнул головой и продолжил в полголоса, -  мы сидели в кафе на Пушкинской, за разговором о том о сём я и поделился с ним, не чувствуя подвоха, с моей идеей снять фильм о странствующем монахе и иконописце Андрее Рублеве. А заодно показать жизнь в средневековой Руси, со всеми её метастазами. У него глаза загорелись, он обрубил меня на полуслове и выпалил, - “Даришь мне?”  Я ему в ответ, - хорошо, но с условием. Он мне таким настоятельным голосом почти выкрикнул, “Говори!                - Я ему спокойно отвечаю, “Андрея Рублева играю я”.                - Не вопрос, с азартом выпалил он и благополучно меня забыл.                -Гнида, - после минутной паузы изрек  Гладков.                Ливанов бумажной салфеткой прошелся по губам и усмехнулся, - Не совсем так. Ему нужен был безропотный исполнитель, а  я бы лез к нему в душу со своим представлением.  Андрей потом в этом признался, сидели мы у Игоря (Игорь Фёдорович Масленников ) Тот получил  выговор по партийной линии…                - А что такое?                Да ни за что вляпали! Решили в горкоме партии, по моему сам   Василий Сергеевич, (Толстиков, В. С. первый секретарь Ленинградского обкома партии. 1962-1970)  поменять директора студии и председателя телерадиокомитета вот и объявили  полнометражный телефильм Льва Цуцульковского «Я — шофёр такси» (1963) , кстати с  Ефимом Копеляном в главной роли, признать «идеологической диверсией». Под эту гребенку Игорь, как редактор ленты и  получил партийный выговор. Собрались мы у него, с целью поддержать старшего товарища, волновался он страшно, опасался, как бы не отстранили  от работы в кино.   
- А кто по национальности Копелян? - перебил друга Геннадий .
- Кто знает? По имени еврей, по фамилии армянин, а так советский чоловик! - Усмехнулся Василий
- Понятно, и что дальше то было?
Дальше что, у  Игоря на даче, значит,  собрались, тут Андрей (Х) с двумя шампанскими нагрянул и сразу, ко  мне подсел, стал оправдываться и объяснять почему его выбор пал на Толю (Анатолий Солоницын), а до того он еще и Стасика  (Станислав Любшин,) пробовал.  Вообщем поняли мы друг друга обнялись и разошлись, как в море корабли.                - А у Юльки (Х) идея фикс появилась, все уши прожужжал. Задумал Московский экспериментальный театр «Детектив» открыть, вот и носится по городу. Ему надо согласие Исполкома Моссовета получить, да ещё и МВД притянуть хочет.                - Не с того конца начинает, для начала нужно территорию пробить. А решения да согласования - одни бумажки, никакой силы не имеют, проверено.                - О! - воскликнул Геннадий , кивнув головой в сторону зеленой ёлки из-за которой выглянула бородка Юлиана Семёнова, - ха-ха, на ловца и зверь бежит.                Задевая стулья и столы к ним наперерез двигался Юлиан Семенов.                - Вот, вы то мне и нужны, сукины дети,- бухнул им в лицо разгоряченный Юля, и упал на стул.- Давно интересуюсь на тему. У вас между ног яйца или погремушки?                Василий отложил чашку с кофе и тепло посмотрев на Семенова, стал нарочито громко воздыхать.                - Мало одного, теперь второй наезжает, Вы что сговорились?                Он откинулся на спинку стула и с усмешкой на лице уставился на  друзей. Юлиан не выдержав смешливого взгляда Василия, подозвал проходящую мимо  работницу кафе и заказал чашку кофе, творожное кольцо и кекс с черникой. И в ожидании заказа стал наблюдать за кокеткой вальяжно развалившейся за соседним столиком. Геннадий, опустив голову, усердно дожевывал второй пирожок с капустой.                Василий, решил заполнить образовавшуюся паузу,  и первым делом глубоко зевнув, обратился к Юлиану, - ты бы для начала о помещении для театра подумал, с этого нужно начинать.                -Да, есть помещение,- отмахнулся Юлиан,- имеется предварительная договоренность с Центральным домом офицеров. Принадлежит  МВД России, на Лубянке 13  находится. Лично с Петушковым Владимиром  Петровичем  разговаривал.- А кто это?                - Дурень ! Первый зам.министра! Но сейчас этот проект я заморозил, не до него. Начались подготовительные работы к съемкам телефильма “17 мгновений весны”...
Третья  часть                рассказывает об однокласснике Антоши Аукинполова               
Его одноклассник Виктор Чернухин, самый, что ни на есть посредственный ученик за все годы учёбы в 26-ой школе имени такого же количества Бакинских комиссаров,  за оттопыренные уши получивший кличку, “Ушастик”,, теперь же доктор искусствоведения, директор городского Центра народного творчества и зять генерального директора центральной торговой базы импортных товаров, однажды пригласил Антошку к себе, в свой кабинет, пропитанный запахом лака и свежесрубленного дерева. Кабинет представлял собой огромное помещение, слегка напоминающее актовый зал, заваленное до потолка шкатулками, подсвечниками и прочими изделиями из дерева и камня, изготовленные народными умельцами.
Незамысловатые произведения самодеятельного искусства являлись, по заверению самих авторов, особо необходимыми предметами в быту, и им самое место на кухне всевластного руководителя, от которого подчас зависел творческий рост и признание, и соответственно, получение грамот, вымпелов, дипломов и, само собой разумеется, аплодисментов в зале при торжественном вручении.
Но в просторной кухне товарища директора доброхотливый тесть, души не чаявший в своей единственной дочери, разместил два с половиной комплекта импортной итальянской мебели и оказалось, что пышногрудой и толстозадой молодой хозяйке теперь и развернуться негде. К тому же, обладающая невероятно высоким, заоблачным вкусом, вторая половинка директора страдала жгучей аллергией на самодельные поделки и не позволяла заполнять квартирное пространство корявыми изделиями, зачастую смахивающими на головоломку, так как не сразу определялось предназначение того или иного предмета.
Однако вернёмся на службу Виктора Васильевича Чернухина. Стены его кабинета украшали широкие полотна с сибирскими дремучими лесами, кавказскими высокими горами, бурными и тихими волнами Средиземного, либо Белого, а быть может, Чёрного моря, поскольку не подлежало точному определению принадлежность серо-бурой жидкости к одному из указанных водоёмов. По степени профессионализма художники не уступали авторам каменно-деревянных и бронзовых изделий прикладного искусства, но и эти авторы также жаждали всепланетного признания и поощрительной улыбки от самого Виктора Васильевича.
А на широком рабочем столе, ещё царской работы, который являлся предметом особой гордости владельца кабинета, среди чернильниц и других канцелярских принадлежностей, горкой наваленных стопок исписанной пожелтевшей бумаги, и пособий по различным подвидам и жанрам народного творчества красовались три бюста одинакового размера. Исполненные в одном стиле и отлитые в бронзе, они не могли не привлечь внимание посетителей. Пропитанные интеллектом и широтой знаний, обретённым в средней общеобразовательной школе, гости кабинета, своим пытливым и метким взглядом, могли легко определить на почерневшей от времени бронзе умный, прозорливый взгляд основателя Советского государства Владимира Ленина. К обладателю прозорливого взгляда, подчёркивая абсолютное согласие с аграрной политикой, проводимой Советским государством, так как правой рукой он сжимал не копьё, а пшеничный колос, причем натуральный, не бронзовый, задумавшись о чём-то, прислонился литературный герой-испанец. То был, как уже читатель и без моей подсказки догадался - простодушный идальго, сам Дон Кихот Ламанчский. Наконец третьим скромно разместился за оторванными от реальности мечтателями бюст самого хозяина кабинета, твердого прагматика, уверенного в известной, среди ему подобных карьеристов, истине, что дважды два зависит от того, как карта ляжет.
Так вот директор-одноклассник предложил Антоше Аукинполову работу инструктора-методиста в отделе самодеятельных литераторов. Но как только одноклассник заикнулся о дисциплине, Антошу передернуло, и он, окинув угрожающим взглядом бывшего двоечника, гордо воскликнул, - Это не моё!                Больше они в первой части этого повествования не увидятся.
Четвертая часть                рассказывает об источниках дохода Антоши Аукинполова.
Основным источником дохода Антоши являлись переводы. Секретарь местного отделения Литфонда Союза писателей добросердечная женщина, Дарья Филипповна Образцова подыскивала ему в издательствах, где имелись свои люди, произведения, изложенные на языках авторов из среднеазиатских республик, национальных меньшинств Зауралья, коренных народов севера России и грамотного населения всего Тихоокеанского побережья, вплоть до Камчатки, которые надлежало перевести на великий и могучий язык, по определению русского писателя украинского происхождения Мыколы Гоголя.
Да ещё Дарья Филипповна изредка предлагала литературную обработку рассказов, а иногда и повестей и романов советских граждан, поселившихся в вышеперечисленных географических очертаниях. Хорошо шли воспоминания участников Второй мировой войны. Те, будучи в годы жарких баталий, судя по метрическим данным, двенадцати-тринадцатилетними пацанами и пацанками, разве что умели ловко очищать сады и огороды близких и не очень соседей. Однако спустя пятьдесят с лишним лет грудь бывших бедолаг, ныне седовласых почтенных граждан и гражданок, украсили до десятка вполне боевых орденов и медалей, а кому повезло - и медалей соседних стран. Благо на толкучке можно было и орден Ленина в кепке достать.
Воспоминания строго соответствовали орденам и медалям, обретшим вечный покой на героической груди рассказчиков, и каждая медаль или орден представляла отдельный, красочно описанный подвиг, причём один отчаяннее другого.
Предлагали рукописи и бывших партийных боссов, ныне коротавших время в двухэтажных особняках индивидуальной постройки, слегка смахивающих на средневековые замки средних размеров, либо, в огороженных от постороннего взгляда высоким каменным забором, загородных дачах, архитектура которых также не соответствовала основным принципам социалистического реализма. Реже предлагали, рукописи ветеранов труда, написанные каллиграфическим почерком; добросовестных тружеников, отмеченных советской властью почетными грамотами, вымпелами, письменными благодарностями, внесенными в трудовую книжку.
Значительно реже, но все же приглашали выступить на торжественных мероприятиях с патриотическими стихами, и хорошо платили. Иногда к конверту, в котором, на десятирублевой купюре с красноватым фоном красовался лобастый вождь-основатель, прилагали ещё и небольшой пакет с редкими деликатесами. Так, на столе Андрея появлялись диковинные продукты недоступные простым смертным и соседям по коммуналке тоже. В пакете можно было, всем на удивление, обнаружить польский горошек и с полкило краковской колбасы, рижские шпроты и бальзам той же республики, венгерский сервелат и кукурузу в банке, сосиски с московского микояновского завода с полкило и полпалки докторской, того же производителя и прочие, и прочие продукты, вызывающие жгучую зависть у соседей по кухне, ибо, как вам автор уже сообщал, Антоша жил в коммунальной квартире.
Почитали за честь послать приглашение Антоше председатели профкомов передовых предприятий города по двум причинам: во-первых, ему удавалось удачно зарифмовать, и главное своевременно, все судьбоносные решения партии и правительства, так что было с чем выходить на сцену. Гражданские стихи Антоши полные оптимизма и уверенности в завтрашнем дне, являлись основной темой его творчества и хорошо вписывались в общее мажорное настроение руководителей заводов и партийных организаций нашей столицы. Лица последних во время торжественных заседаний не покидала самодовольная улыбка и, на зависть исхудалым строителям коммунизма в рабочей спецовке, ритмично покачивалось обвисшее брюшко. Основанием тому являлось переходящее Красное знамя победителя Всесоюзного социалистического соревнования, одетое на тяжелое дубовое древко, окрашенное под ореховое дерево, что растёт в южных широтах нашей страны и обладает особой окраской. Оно, это знамя, который уже год развевалось в гордом одиночестве, в красном уголке горкома партии, поддаваясь легкому дуновению ветра из открытой форточки. А во-вторых, личное знакомство Павлом Васильевичем Ковановым, председателем народного контроля СССР. делало Антошу в глазах профактивистов различного вероисповедания Vip-персоной.
Поскольку Павел  Васильевич Кованов являлся кумом Степана, соседа Антоши по лестничной клетке, и они не раз и не два пересекались: оказывались за одним столом в день рождения Ангелины Иосифовны, доброй, хлебосольной старушки - мамы Степана -, которая понимала, как это важно для сына своей подруги - мамы Антоши - постоянно мозолить глаза большому начальнику, напоминать о своем существовании. Так что нет нужды объяснять, с какой скоростью “цыганская почта” информировала простых смертных о том, что Антоша Аукинполов с товарищем Ковановым  лично знаком, имеет удовольствие здороваться с ним лично за руку, а потому, учитывая это обстоятельство, на сводные торжественные концерты, как правило, приглашали и его.
Да плюс пенсия мамы-старушки - денег хватало, ещё и оставалось.
Вот и вчера, ближе к вечеру, позвонил зам.председателя профкома Мосстроймаша Кислицин Семён Васильевич и после короткого и бодрого приветствия сообщил, что на пятницу запланировано общее собрание заводского актива по случаю получения переходящего красного вымпела, кажется, четырнадцатой степени. А после торжественной части планируется сводный концерт и, согласно списка, утвержденного в парткоме, профкоме и на комсомольском бюро, Антоше Аукинполову доверена честь принять участие. К тому же Кислицин не преминул добавить ласкающую слух фразу: после праздничного концерта для особо приближенных, в число которых, по указанной сверху причине, входил и Аукинполов, состоится банкет, не менее торжественный.
Пятая часть                рассказывает,  как решалась судьба Павла Васильевича Кованова, председателя Комитета народного контроля СССР.

Москва. Кремль. 21 июля 1971 года.
Среда  7.00 вечера.
За день до заседания Политбюро СССР.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев развалившись в своем кресле, в который уже раз просматривал вопросы, подготовленные для обсуждения на предстоящем заседании Политбюро. Он, несколько раз перечитывая список, неожиданно для самого себя принял решение, самому провести это заседание.  Его, в первую очередь, обеспокоил организационный вопрос, персональное дело  Павла Васильевича Кованова, председателя Комитета народного контроля СССР. С подачи постоянного партнера по охоте, закадычного  друга, первого заместителя Председателя Совета Министров СССР Дмитрия Полянского, имя Павла Васильевича  несколько раз всплывало в кулуарных беседах. Дмитрий Степанович настойчиво предлагал сместить Кованова. Сказалась взаимная антипатия. Но осторожный и сдержанный, по своему характеру, Леонид Ильич никогда не принимал поспешных решений. Ему нужны были веские основания. Однако, злобливый и по детски упрямый и решительный Полянский  не унимался, он долгое время копал под  Кованова, искал причину и нашел. Кстати, именно он, на чрезвычайном заседании Президиума ЦК КПСС, набравшись смелости, выпалил памятную фразу "Уйти вам надо со всех постов в отставку, Никита Сергеевич".  Речь идёт об отстранении Н.С Хрущева от власти и водворении на престол Л.И.Брежнева.
Полянский  докопался в архивных  документах, до  послужного списка Кованова, в котором значились  пять лет работы в Грузии, вторым секретарем ЦК Компартии. Пребывание в республике пришлось на самые нелегкие годы этого небольшого, но гордого народа. Именно в год его приезда, произошли массовые бунты, в последствии названные   “Тбилисскими событиями”, вызванные выступлением Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Сергеевича Хрущёва на XX съезде КПСС с докладом «О культе личности и его последствиях». Столицу южной республики  залихорадило: антисталинское решение, народ принял за  антигрузинское. По городу поползли абсурдные слухи о намерении власти депортировать грузин в алтайские края. А по поводу смерти Сталина обыватели из уст в уста передавали сверхсекретную информацию, будто  китайцы способны воскресить вождя из мертвых, соединив последние достижения советской науки с тайнами древнекитайской медицины, но им не дают этого сделать. Прокатились по всей стране массовые митинги и демонстрации на которых несли портреты Ленина, Сталина и… Пушкина. Накал страстей с обеих сторон  привел к человеческим жертвам.
После подавления стихийного восстания, начались судебные процессы над  активными участниками и организаторами.  Судя по архивным материалам, до которых докопался  дотошный Полянский, Павел Васильевич Кованов показал себя  сторонником  не жёсткого  подхода, поддерживал мягкотелых членов ЦК Грузии, Талахадзе Иллариона Илларионовича и Джавахишвили Гиви Дмитриевича
Это и, спустя пять лет, решили  вменить ему в вину. 
Леонид Ильич вызвал Руководителя Секретариата Центрального Комитета  Михаила Андреевича Суслова и сообщил тому свое намерение лично провести  предстоящее заседание.  В последнее время он  редко занимался рутинной работой, требующей особого внимания и времени. Он, по старой памяти, продолжал заниматься  вопросами военно-промышленного комплекса, включая и развитие космической техники. Это направление считалось самым значимым среди остальных отраслей страны и Леонид Ильич  курировал эту область, проявляя  такое же добросовестное отношение, как и в бытность секретарём,  в  период правления страной Никитой Сергеевичем Хрущёвым.
Сегодня ему нездоровилось и, чтобы прилично выглядеть, а заодно и  выспаться, он решил переночевать  в московской квартире на Кутузовском проспекте.  Виктории Петровне, его супруге, об этом сообщил начальник охраны Александр Рябенко и за день до заседания  Политбюро 21 апреля,  подготовил её переезд из дачи  «Заречье-6»
Согласно сложившегося распорядка, прибыла в московскую квартиру усиленная охрана, к ним примкнул, обвешанный фотоаппаратами, личный фотограф Леонида Ильича, Владимир Мусаэльян и шеф-повар Кремля  Анатолий Галкин.
Владимиру Мусаэльяну повезло, как раз накануне вечером, перед уходом, позвонил ему главный редактор журнала “Огонёк”  Анатолий Софронов, заказал, по случаю предстоящей Летней Спартакиады народов СССР портрет Леонида Ильича для обложки журнала: предполагалось показать коммуниста №1 советскому народу в спортивной олимпийке, в кресле за чтением журнала… “Огонёк”. И, чтобы не мотаться на дачу, он решил воспользоваться этим случаем. 
Вышеназванные товарищи уже прибыли на квартиру, и каждый занимается своим делом:   повар Анатолий Иванович готовит, по указанию Виктории Петровны, куриную лапшу и суп со свиной костью, а Владимир
Гургенович прихорашивается у зеркала, перезаряжает фотоаппараты, готовится  к фотосессии..



Шестая часть                рассказывает, как просыпается Антоша Аукинполов.
Зазвонил будильник. Антоша, едва открыв глаза, низко опустил голову, прижав подбородком впалую грудь, потряс рыжей шевелюрой и громко произнёс, ”б-р-р-р-р-р”. Затем, вытянув руку и не оборачиваясь, уже отработанным с годами движением хлопнул по будильнику, который всё продолжал трезвонить, будильник покорно заткнулся. Андрей натянул пижаму и вышел в коридор. Пнул дверь ванной, та оказалась запертой, и тотчас же изнутри раздался визгливый голос восьмиклассника Серёги: “Я только зашёл! Мешать-то зачем! Что за народ! Прямо житья от вас нет!” Антоша отошёл в сторону, оперся об оштукатуренную и окрашенную лет тридцать тому назад стену, а сегодня имевшую обшарпанный вид со следами прошлогоднего водного потока с верхних этажей. Застывший рисунок низвергающейся бурной воды напоминал ему главную достопримечательность североамериканской страны - Ниагарский водопад. С тех пор, на вопрос бывал ли он за границей, неизменно отвечал, - естественно, - и добавлял, - в Канаде.
Он стал терпеливо дожидаться, пока освободит ванную абсолютный двоечник и лоботряс, коим являлся вышеуказанный Серёга.                Наконец- то румянощёкий толстопузик с нечёсаной со дня рождения пышной копной на голове, из-за длинных, ниспадающих на глаза волос он мог видеть окружающую среду, разве что в своём воображении, выскочил из ванной и, не обращая внимания на Антошу, сердито хлопнул дверью своей комнаты. Антоша не стал запираться в ванной, так как ему унитаз не требовался, он успел за ночь после вечернего пива несколько раз сбегать по-маленькому. Пристроившись к потрескавшемуся и изъеденному ржавчиной в местах металлических креплений зеркалу, долго и тщательно чистил зубы импортной пастой “Поморин”, при этом фыркал, шумно плевался и напевал песню “Каховка, Каховка, родная винтовка”. Очарованно рассматривал себя со стороны и, сравнивая своего двойника за стеклом с оригиналом и фиксируя абсолютное сходство, удивлялся этому обстоятельству. Устав от самолюбования, он принялся с особым упорством скоблить лицо, раз за разом покрывая густой мыльной пеной от подбородка до верхней границы лба, до покраснения растирая кожу. Затем поплескал на голову теплой водой, уложил прическу, расчесал бакенбарды, посмотрел на себя в зеркало и остался доволен.
Седьмая часть                рассказывает, как завтракал Антоша Аукинполов.
Антоша Аукинполов прошел на кухню, сказал соседке бабе Насте «здрастье», сделал себе два бутерброда. Первый приготовил с белым хлебом и докторской колбасой, а второй покруче: на бородинский чёрный хлеб нанёс толстый слой импортного сливочного масла, и в масле утопил несколько латвийских шпрот. Сварил турецкий кофе и принялся завтракать.
Он надкусывал бутерброды в строгой последовательности, первый -второй, первый - второй, первый - второй, изредка вступая в перебранку с другой соседкой, Клавдией Ивановной, тем самым изменив своей привычке, о которой мы уже упоминали и нет смысла повторяться. А речь шла о жителях трущоб в Соединённых Штатах Америки и очередной смены правительства в Италии. Клавдия Ивановна испереживалась, узнав о трогательной судьбе американских братьев и сестёр, и прикидывала как бы им помочь.
Необходимо отметить, что Клавдия Ивановна довольно -таки серьезная женщина и появилась на кухне не ради праздного любопытства. Она поставила на огонь чайник, чтобы заварить для своего мужа-алкоголика грузинский чай, так как у того по обычаю с утра болела голова. И занимала себя разговорами, терпеливо дожидаясь той минуты, когда запрыгает крышка чайника, извещающая хозяйку, что пора доставать из настенного шкафа небольшую металлическую коробку, всю исписанную гламурными сценами из повести о царе Омаре ибн ан-Нумане, из Тысяча и одной ночи, в которой испокон веков не было индийского чая. Грузинский же чай или, иногда, краснодарский, уже который год являлись полновластными хозяйками, этой, несравненной по красоте среди прочих кухонных предметов, банки.
Антоша осторожно допивал горький и горячий кофе и, последовательно откусывая, продолжал поедать бутерброды, иногда слизывая с пальцев текучее сливочное масло.
Восьмая часть                рассказывает,  как Вася Бриллиант(Х) принимал наркотики.

- Хватит орать на меня, - прохрипел Вася Бриллиант, а то я щас вылезу, да накостыляю по тыкве!
Он бросил трубку, но в последний момент до него донеслось:
- Дождешься, я тебя в унитаз спущу! 
Услышав очередные “ласковые слова” от бывшего сокамерника, он усмехнулся, вскочил с места, и нервно заметался по комнате… Он внезапно остановился, замер, только глаза злорадно забегали.  Рванулся к  телефону, выхватил трубку и придерживая одной рукой аппарат с треснутым корпусом стал второй рукой накручивать диск.
- Буёк, звони Джабе, - завопил Вася, - он же грузин, а Мика родом из Тбилиси… Что?..  Даже если Джаба  лично не знаком с ним, в чем я сильно сомневаюсь, он найдёт как выйти на него. Падла буду… Он  не из тех кто телепается, он достанет его…  Не тот разговор…  Падла буду… Джаба уважает? Не то слово. Лично зырил, как он из Бутырки маляву Сво Рафу передал. Падла буду…
Буёк самодовольно выслушал клятвенные заверения  бывшего сокамерника и глубокомысленно изрек:
- Дюба может, согласен, попробую. А ты, не делай мне нервы, а то зарою, неопознанный объект!
- Шоо?!
- Вылетишь в форточку с десятого этажа, никто не опознает! Вот шо !
- Ладно  Буёк, откинь копыта и дыши глубже.
Вася Бриллиант на радостях швырнул трубку вместе с аппаратом на диван. Трубка скатилась по дивану и  повисла на проводе. А он незаметным движением сбросил ботинки с засохшей грязью на подошвах и, нервно дергаясь, с трудом сохраняя равновесие, поднялся  на пуфик у серванта. С верхней полки достал книгу Карла Маркса “Капитал”. Загадочно улыбаясь и бережно поглаживая твердую обложку книги, проворчал: “Карла Марла, Капитал!!!”
Затем мягко соскочил с пуфика и босиком прошел к  к дивану, Правой ногой ловко подкинул вверх слегка раскачивающуюся трубку, перехватил её свободной рукой и водрузил на рычажки телефона.
Опустился на диван, положил многостраничное бессмертное творение классика и основателя коммунистического движения на колени, небрежно откинул обложку.  Под обложкой вместо титульной страницы неискушённый читатель с изумлением обнаружил  бы металлическую дверцу с небольшим отверстием для ключа.
Но Вася Бриллиант не выказывая тому особого удивления пошарил рукой у правой стенки  дивана, выудил из незаметного отверстия ключик медного цвета с почерневшими изношенными краями, вставил его в замочную щель и трижды повернул налево. Крышка под давлением пружины, по мышачьи пискнув, плавно поднялась, обнажив ячейки заполненные маленькими пакетиками с белым порошком героина.

Он взял один пакетик и прошел на кухню.  Достал турку поставил на маленькую конфорку газовой плиты. Влючил. Разорвал пакетик, высыпал в турку содержимое. Через минуту появился пар, он наклонился над туркой, в предвкушении наслаждения закрыл глаза и сделал первый вдох. Глубокий, теплый, сладостный аромат проник в горло и приятно осел во рту. Он наклонился ещё ближе и сделал два вдоха и, в ожидании когда дурман начнёт застилать сознание. Продолжил усиленно вдыхать поднимающиеся клубы пара. Но голова продолжала оставаться ясной, трезвой. Долгое потребление, развившаяся толерантность, уже не приносили былого ощущения.
Вася Бриллиант напоследок пошмыгал носом, выражая свое недовольство,  переставил турку на холодную конфорку. Вновь обратился к бессмертному творению Карла Марла.
Из отдельной ячейки  достал крохотных размеров шприц и ампулу с дозой промедола. Перелил жидкость в шприц. Ладонью растер руку, для убедительности подул на это место, вроде как пыль смахнул и  ловко всадил иглу в  опухшую от многочисленных уколов вену на левом  запястье. Медленно вдавливая ручку, он под воздействием сильнодействующего наркотика погрузился в нирвану. Эйфория наступила  практически мгновенно.

Девятая часть                рассказывает о тревожном состоянии нашего героя и о неразделённой любви соседки - Валентины Ивановны.
Как ни странно, Антошу с утра одолевало какое-то непонятное, тревожное предчувствие, какая-то таинственная недосказанность царила в воздухе, вкралась в его душу и терзала немолодой, но ещё не старый организм.
Пребывая в своих раздумьях, он и не заметил, как вошла на кухню ещё одна соседка, Валентина Ивановна: она занимала первую комнату с правой стороны коридора. Валентина Ивановна несла массивную чугунную сковородку под мышкой и неумело придерживала её правой рукой, опасаясь как бы чугунное изделие не соскользнуло и не грохнулось на перевязанный медицинским бинтом большой палец левой ноги. А в правой руке держала, цепко обхватив тонкими длинными, как отметил бы намётанный глаз, пальцами профессионального фортепианиста, (авторство этого слова несомненно принадлежит автору этого повествования) четвертинку двухсот граммового пакета сливочного масла за 32 копейки и два куриных яйца: бежевого цвета и тёмно-коричневого.
Валентина Ивановна пока ещё представляла живой интерес для некоторой категории мужчин, интересующихся представительницами бальзаковского возраста, включая и автора сей повести и она догадывалась об этом. Поэтому Валентина Ивановна не теряла надежды, когда-нибудь завоевать чёрствое сердце желанного мужчины, в смысле, Антоши Аукинполова. Она прошла бочком мимо него, слегка задевая его локоть с своим пупком. Справедливости ради нужно отметить, что её пупок подобно кратеру высохшего вулкана из сериала “Интересное в природе” интригующе, эдак заносчиво выступал, сквозь тонкий плотно облегающий джемпер собственной вязки и не мог оставаться незамеченным для мужчин, жаждущих любви и ласки. А обтянутые тем же джемпером её груди  чуть чуть обвисали под собственной тяжестью и приходили в движение при каждом её шаге,  тем самым завораживали внимание совершенно посторонних людей, да настолько сильно, что и автор этого замечательного произведения, обладающий стойким характером, не смог бы устоять.                А впрочем свидетели этой сцены и не усомнились бы в намерении Валентины Ивановны нарочито неловким движением разбудить в Антоше естественное чувство, если бы смотрели на пупок, когда тот касался Антошиного правого локтя или на солидарные с пупком груди. Но Антошу обуревали только ему понятные размышления, так как нервы, расположенные в районе правого локтя, соприкоснувшись с пупком, напряглись и передали в центр головного мозга тревожный сигнал, “Внимание, внимание женщина!” И мозговой центр совершил отвлекающий манёвр, унесший мысли Антоши в противоположную сторону, в сторону шкафа деда Тимофея.
Но всего этого Валентина Ивановна и знать не знала, а потому тяжело вздохнув, прошла к газовой плите.
Этот верзила хотя бы для приличия, заёрзал на месте - подумала она, - на худой конец, под столом ноги, эти огромные лапища сорок восьмого размера, из стороны в сторону передвинул, - уже вполголоса пробормотала она и не оборачиваясь, ни к кому конкретно, поскольку было понятно, что её слова не направлены в адрес пожилой соседки с двухклассным церковно-приходским образованием, сообщила, что его вчера вечером настойчиво добивалась какая-то, женщина. А растапливая сливочное масло, на сковородке, которую поставила на самую большую конфорку газовой плиты, добавила, - а впрочем, их было несколько. Этой информацией соседка оторвала, нашего героя от утренней заторможенности и вернула его пространные размышления, обо всем понемногу, в конкретное место, на кухню.
Неумело разбивая яйца над сковородкой, она раздражением в голосе, поскольку неуправляемый желток второго яйца, который был тёмно-коричневого цвета, изменив траекторию полёта прилип к её большому пальцу, изрекла: - Выходит не все ваши знакомые знают месторасположение вашей комнаты. - Нет, не все, - не сразу ответил Андрей, а через минуту решил прояснить сказанное: - Мои друзья, в принципе, вежливые люди, но им глубоко наплевать на какой стороне я живу, - буркнул он, продолжая теряться в догадках, кто же это мог звонить ему.
Десятая часть                рассказывает о странной особенности в коммунальной квартире.
Нужно отметить, что в этой коммуналке укоренилась одна особенность. Комнаты с правой стороны, с окнами на Ульяновский проспект с добротными постройками сталинского времени с вкрапленными в здания неоновыми подсветками, и вечерним праздничным настроением, благодаря многочисленным светящимся указателям и прочим рекламным билбордам, считались элитными. И жильцы этой половины самовольно, нарушая известные указы ооновских чиновников касательно прав человека, присвоили себе статус представителей высшего сословия, и соответственно, на левосторонних жителей, окна которых смотрели во двор хрущевской развалюхи в три этажа, по окна второго этажа заваленного мусором, посматривали с некоторым сожалением. Мол, что с них взять, раз судьба их обделила. И, соответственно, когда к телефону приглашали кого либо из левосторонних, а общий телефон имелся один на всех жителей, он висел в коридоре за входной дверью, то подошедшие жители, занимавшие правую половину коммунальной квартиры, услышав просьбу, могли, не ответив, даже бросить трубку. Иная картина наблюдалась, когда приглашали к телефону “своих”, жителей комнат расположенных на правой стороне.
Обязательно волонтёр, выскочивший из своей комнаты на звонок первым, будь то соседка или сосед, проживающий в привилегированной части коммунальной квартиры, вежливо попросит подождать, подойдёт к требуемой двери, постучит и так ласково окликнет:
- Валерия Ивановна! Вас к телефону-у-у-у! Голос, незнакомый, видимо, приятный мужчина, вы, наверное, недавно с ним познакомились. Признайтесь. - Загадочно заключит представитель одного из полов известных человечеству.
А Валерия Ивановна из-за двери, также вежливо ответит:
- Да знаю, кто звонит. Женатый он, я должна ему номер телефона телемастера продиктовать. Они недавно купили белорусский телевизор “Горизонт-202”, и вот уже неделя, как звук пропал.
Сообщает Валерия Ивановна, а сама не спешит выйти, торопливо припудривает себе лицо, подводит глаза, ещё раз подкрашивает губы. Так - на всякий случай, потому как, может, именно в эту минуту к соседям придут неженатые мужчины с приятной внешностью.
Недавно неловко получилось: опрометчиво выскочила из комнаты, и только взялась за трубку, как открылась входная дверь и вошли двое мужчин, такие элегантные, слов нет. Вот они и прошли мимо Валерии Ивановны и постучали в дверь деда Тимофея, не удостоив её взглядом. А она в шлёпанцах и в поношенном халате. Была бы одета, да накрашена, попробовали бы эти элегантные мужчины её не заметить!
------
Как догадался читатель, Антоша с матерью занимали комнату с левой стороны и не могли иметь статус представителей высшего сословия, даже при наличии ежемесячных импортных деликатесов, о которых правосторонние соседи и мечтать не могли.

ВТОРАЯ ГЛАВА
Первая часть                рассказывает о том, что произошло после завтрака.
Несколько звонков, - стал размышлять Антоша, - значит что-то серьезное. Но кто? Не просили передать кому перезвонить, значит знают повадки моих соседей. Так, кто же это мог быть?! Моих соседей хорошо знают три женщины: Рая из профкома Микомса (Микояновского мясокомбината), секретарь местного отделения Литфонда Союза писателей Дарья Филипповна и бывшая подружка Андрея Лиза Арутюнова.
Лиза звонить не станет, у неё новый бойфренд образовался и она всецело им поглощена, Рая, насколько помнится, в отпуск собиралась. И Дарья Филипповна не часто его беспокоит, в последнее время, редко халтуру подбрасывает. А было бы неплохо, с деньгами совсем туго, вчера пришлось на пиво занимать. Обещал к вечеру вернуть, а где их взять, пенсию только через неделю принесут.
- Валентина Ивановна, а голос сиплый был? - все же поинтересовался Антоша у соседки, которая все ещё со сковородкой возилась.
- Не знаю, я же сказала: разные были голоса.
-Интересно! - присвистнул Антоша и мельком взглянув на настенные часы, стрелки которых показывали ровно 9 часов 16 минут и 32 секунды, поднялся с места. Наскоро прибрал крошки черного и белого хлеба со стола, ловким движением метнул  глубоко в горло и поспешил в коридор к телефону. Но только протянул было руку к трубке, чтобы начать поиск вчерашних возбудителей спокойствия жителей коммунальной квартиры, как телефон зазвонил. Антоша услышал голос Дарьи Филипповны.
- Пожалуйста, Антошу, будьте добры.
- Дарья Филипповна, здрасте, это я.
- Где тебя носит, чёрт ты этакий, вчера обзвонилась, прям зла нехватает.- ворвался в коридор раздраженный голос.
-Так получилось, застрял я вчера с ребятами, - стал оправдываться Антоша, уже вовсю улыбаясь, так как почуял запах возможной прибыли.
- Значит так, будь у телефона, узнаю, когда тебе надо явиться.
- А куда Дарья Филипповна?
- Фу ты, самого главного не сказала, - воскликнула Дарья Филипповна:
- Нужно написать тексты песен к многосерийному фильму, про войну. Ты это осилишь, не сомневаюсь. Будут деньги, которые тебе и не снились. Значит на Мосфильм надо ехать, уточню, когда и к кому и перезвоню. Бывай.
Не успел Антоша отойти от телефона, снова звонок. Вернулся.
- Анатолия Брячиславовича , будьте добры.
- Рая, это я, так ты же в отпуске, - изумился Антоша.
- Вернули, сказали потом догуляешь, торжественный концерт надо организовать, все силы бросили. И меня вот вытащили. Вымпел получили, какой-то степени, уж и не упомнишь. Их у нас набралось, всю стену оклеили, а всё празднуют. Ты мог бы сегодня зайти в бухгалтерию?
- Зайду, а что могут авансом выдать?
- Могут, вроде планируют, им какая разница, до того или после, ты наш постоянный, проверенный.
- Хорошо, увидимся, - радостно вскрикнул Антоша, мысленно отмечая второе выступление за месяц, И самодовольно ухмыльнулся, вспоминая изъеденное оспой лицо Егора, давшего ему вчера в долг на пиво сорок пять копеек..
Отошел от телефона, но внутренний голос ему подсказал, ожидается третий звонок, жди. Замедлил движение раздумывая, ждать или пройти в комнату Действительно, не успел он прошлёпать по грязному полу до своей двери, как телефон зазвонил. Антоша лихо развернулся на правой пятке и к телефону.
- Антошу можно?
Теперь услышал взволнованный, некогда любимый голос, бывшей подруги Арутюновой Лизы
- Я у телефона, Лизонька.
- Антоша, милый мой, родный, у меня…
Антоша услышал, как Лиза начала всхлипывать.
- Что случилось, Лиза !
- Папа умер, - выдавила из себя Лиза и всхлипывание переросло в громкое рыдание
- Владимир Семенович?!- вскрикнул Антоша.
Он с уважением относился к отцу Лизы. Тот считался легендарной личностью. Воевал, партизанил, весь в орденах и медалях, настоящих, боевых с царапинами от пуль.. Крепкий волевой мужчина, думалось лет сто протянет. А оно вон как вышло! Первый год, как на пенсии, толком и шестидесяти не исполнилось.
- Сегодня в ДК Микомса панихида, приедь, а, - продолжая рыдать, взмолилась Лиза.
Антоша вздрогнул, речь шла о Доме культуры Микояновского мясо-молочного комбината, в бухгалтерию которого ему сегодня надлежит явиться. Он знал о том, что Владимир Семёнович до пенсии работал в административном отделе комбината.
- Конечно приеду Лизонька, когда ты там будешь?
- Я с утра здесь, сегодня панихида в два часа.
- Сейчас соберусь и приеду Лизонька, мои искренние соболезнования.Ты держись. А где твой Олег?
- Мы расстались.
- Понятно.
Антоша положил трубку.
- Ну и денёк выдался, - вздохнул он и поплелся в комнату. Уже в комнате услышал завистливо угоднический голос соседки Валерии Ивановны.
- Какой вы востребованный Анатолий Брячиславович, прямо удивительно. Два дня, все как с цепи сорвались, только вам и звонят, мне ни одного звонка не было.
Антоша не ответил, осторожно прошел к своему гардеробу, в смысле стулу, заваленному  мужской одеждой:  там можно было отыскать носки свежие и не совсем, трусы, майки, сорочки и далее по нарастающей, только пальто да куртка из собачьего меха составляли исключение:  они за дверью висели.
Мать ещё спала, не хотелось разбуживать её, он сел на неубранную раскладушку и прислушался, как она сопит за ширмой.                “Ну, во первых, надо дождаться звонка Дарьи Филипповны”, - стал планировать он свой день, а потом уже двигать дальше, - “От улицы Мосфильмовской до проспекта Вернадского час езды. В оба конца успею”.
Вторая часть                рассказывает, как ссорятся соседи.
На кухне послышалась перебранка между соседями, спорили, кому сегодня прибираться. Антоша вышел на кухню с намерением угомонить соседей, чтобы мать не разбудили.
- А чего спорить-то, девочки, график висит, какие могут быть вопросы, я позавчера отдежурил. - В полголоса заговорил Антоша, приглашая и остальных участников полемики последовать его примеру: - надеюсь нареканий в мой адрес не возникало. Вчера Надежда Кирилловна дежурила. А сегодня кто по графику?- спокойно продолжил Антоша
- Вот именно Анатолий Брячиславович , - стала пояснять. вся на нервах Валерия Павловна, - в понедельник Наталья Ивановна и дед Тимофей обменялись местами и сегодня деду Тимофею дежурить, за Наталью Ивановну, а ему позвонили из деревни, с братом плохо, вот он и сорвался. Так выходит Наталья Ивановна должна отдежурить, а вернётся дед Тимофей два раза за Наталью Ивановну отдежурит. Согласитесь, так правильно, а Наталья Ивановна ни в какую, не хочет дежурить, хотя по графику её день. А то что они с дедом Тимофеем так неудачно поменялись местами, так кто ж знал что деду именно в этот день приспичит. Позвонили бы на день раньше и не было бы вопросов. Теперь- то что делать?
- А то что они поменялись местами, - встряла, до сих пор ни слова не проронившая, тётя Дуся, - это нас не касается. Правильно я говорю Анатолий Брячиславович ?
- Да, да, тёть Дусь, всё верно, - поддержал тётю Дусю Антоша и обратился к митингующим:
- Я все понял, девочки, освободите кухню, я дежурю, - всё также тихо заявил он и засучив рукава прошел к газовой плите. Антоша решил, за работой дождаться звонка Дарьи Филипповны, да и за мать спокойнее, как бы не разбудили её соседки своим громким разбирательством. Те мгновенно притихли и ухмыляясь и удивляясь скорому разрешению вопроса, грозившему с неделю держать жителей коммуналки в напряжении, покорно вышли из кухни. Действительно, только закончил Антоша мыть пол в коридоре, и поместил швабру с половой тряпкой за бочок унитаза, как дал о себе знать телефон.
Третья часть                рассказывает о чем беседовали   Василий Ливанов  с Геннадием Гладковым в кафе за дубовым залом Центрального дома литераторов.
Договорились на  шесть вечера. Геннадий на своей зеленой шестерке  лихо промчался по оживленным улицам, кивнул головой, на лицо знакомому гаишнику  имени которого испокон веков не знал, проехал по самому запутанному  перекрестку  Москвы, что  в районе Таганской площади распластался,  и  без пяти шесть подъехал к Центральному Дому Литераторов, с аббревиатурой “ЦДЛ”  близкой к сердцу каждого писателя, поэта и прочих дуже грамотных людей.  Ловко, на скорости  развернул и припарковал лимузин, подарок тестя,  у калитки ведущей на задний двор “ЦДЛ”, надо отметить, имеющий неприглядный вид, (Если читатель пожелает набраться смелости и заглянет на задний двор, то может в этом убедиться,) и в шесть часов вытянулся, в смысле, занял пост у парадного входа.                А Ливанов, с кем планировал встретиться Геннадий  Гладков  все ещё метался по своей квартире,  очевидно в эту минуту выбирал недырявые носки среди огромной горки постиранного белья или в лучшем случае, в застиранных носках московской фабрики “Большевичка” и с правым ботинком в левой руке вальяжно прохаживался  по квартире: занимался поиском левого ботинка.                А потому никак не мог присутствовать в шесть ноль ноль,  на встрече с другом, у центрального входа ЦДЛ. Но надо отдать ему должное, как только левый ботинок нашелся, (Оказывается,  натянув носки он машинально сунул ногу  в правый ботинок и не заметил этого). Заметил, когда уже отчаялся искать и крикнул жене: Алинушка, дочь Владимира Александровича Энгельгардта, советского биохимика, специалиста в области молекулярной биологии, академика Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР. Героя Социалистического Труда. Лауреата Сталинской премии первой степени и Государственной премии СССР,  где мой правый ботинок.                Алина Владимировна с укоризной посмотрела на мужа и указав на на правую ногу сказала.                - На  ноге у тебя, дурень ты бестолковый !                Он взглянул вниз: и правда ботинок на ноге и даже зашнурован.   Он удивился этому обстоятельству и театрально развел руками, но аплодисментов не последовало, жена фыркнув, показала ему задницу и исчезла на кухне. А Василий, скорее всего, выражая недовольство нелестной оценкой высказанной его супругой в свой адрес, чем ботинку загадочным образом оказавшемуся на правой ноге, невнятно выдавил фразу, нечто похожую на, “ Да не почитають первосписаных б**дии и кощюнь но истинное да почитають о Христе Господе нашем” из, как догадался набожный читатель, Евангелия от Матвея, песнь такая то стих такой то.                Но громко воскликнул, играя на публику:                -   Когда же это я успел, ума не приложу, - и взялся за левый ботинок.                Ровно через час он, невинно улыбаясь, предстал перед  Геннадием.  Слегка прикоснувшись к повисшей в воздухе руке, потянул товарища к двери. Показав швейцару членский билет, он небрежно буркнул, - Это божье творение со мной.                И Геннадий покорно последовал за ним. Поднялись в кафе за дубовым залом. Геннадий  оказавшись в незнакомой местности не стушевался, но с непривычки дважды споткнулся, на пятой и на седьмой ступеньке, а потом уже они, нужно признать, без особых приключений, добрались до углового столика, под окном. Правда Геннадий ещё умудрился по пути задеть левой пяткой столик, за которым томились в ожидании внимания со стороны мужской, денежной половины человечества две длиноножки допризывного возраста, и кофе у одной из них от прикосновения о щиколотку неуклюжего Геннадия, разлилось по всей поверхности стола. Девица вскочила на ноги  и ласково обратилась к Виталию:                - Лапоть, под ноги смотреть надо!                И ребята, синхронно изобразив изумление на лице, с грохотом разместились за свободным столиком. Как уже читателю известно, столик стоял у окна.                Вася на правах хозяина попросил Геннадия в полемику не встревать и на девок, во избежание непредвиденных последствий, не зыриться. А сам поставил барсетку на стол, и поспешил к бару, за которым управляла полногрудая девица с огромным декольте. Вежливо улыбнувшись, он заказал две порции эскимо, два стакана абрикосового сока армянского производства и  три кофе приготовленный по турецки. Девица, увидев на его руке обручальное кольцо, погасила улыбку и проворно выставила перед ним  две порции эскимо, два стакана абрикосового сока армянского производства и  три кофе приготовленный по турецки.                Две порции эскимо, два стакана абрикосового сока армянского производства и  три кофе приготовленный по турецки он переложил на поднос и отправился в путь дорогу.  По пути остановился у столика, за которым позевывали  две длиноножки допризывного возраста, не прикрывая девичью пасть ладонью, как того требовало Постановление ЦК КПСС о нравственном воспитании морально неустойчивого поколения страны в условиях Социалистического реализма.                Итак, тень Ливанова с подносом на руках нависла над ними и накрыла мокрую поверхность стола, привлекая внимание девиц, которые под ворчание официанта вытирали со стола остатки кофе. А тот, в смысле официант, положив руки на бока, уподобившись Наполеону при битве у Риволи, постукивая правой ногой о паркет из мореного дуба, ехидно посмеивался. Он следил за непредусмотренной взаимным договором уборкой, изредка намекая девицам на птичьи права, полученные ими по весьма  сомнительному знакомству в этом завидном помещении. Именно в  эту минуту и подоспел Ливанов с третьей чашкой кофе и поставил чашку рядом с пепельницей, наполовину заполненной недокуренными сигаретами, в смысле, бычками, со следами помады на светло коричневом фильтре, затем машинально передвинул к тарелке с круассанами, вернее, с одним круассаном, одним творожником и  двумя бутербродами с краковской колбасой.  Но это не всё: он посчитал своим долгом ещё и извиниться за бестактное поведение нерасторопного друга. А сей обряд  завершил небольшим экскурсом в  сложные будни нашего неспокойного времени, горько вздыхая и посыпая пеплом свою плешивую голову,  сожалея, о неспокойном веке в каком ему угораздило родиться.                Геннадий Гладков в то же время нервно постукивал правым указательным пальцем по столу. И его можно понять: он час торчал, как тополь на плющихе, в дверях ЦДЛ  ожидая Ливанова и наблюдал как любой мусор, ничтожество и бездарщина, но с соответствующей корочкой в кармане беспрепятственно просачивались сквозь двери ЦДЛ и, раскрасневшись, выползали обратно на свежий воздух.                А теперь Василий  Борисович у стола девиц чего-то топчется, застрял. Друг называется. Видела бы жена, как он здесь перед девицами распинается. Надо бы, при случае, намекнуть Алинушке, дочери Владимира Александровича Энгельгардта, советского биохимика, специалиста в области молекулярной биологии, академика Академии наук СССР и Академии медицинских наук СССР. Героя Социалистического Труда. Лауреата Сталинской премии первой степени и Государственной премии СССР,  пусть профилактику организует.                Наконец-то Василий вспомнил о цели своего визита. С чего это он метался рано утром по квартире, по какой нужде ему правый ботинок понадобился  и  отвернувшись от девиц с горячей чашкой кофе и круассанами отправился к своему столику, где его дожидался, весь на нервах друг - не друг, приятель -  не приятель, товарищ - не товарищ и не родственник вовсе, а кореш, с которым связывает многолетняя дружба, и осторожно опустив поднос на стол расселся на своем стуле.                - Прибалты самолет угнали, - буркнул Геннадий.                - Бразинскасы, - подтвердил Василий, - и добавил: придурки.                Отец Василия, Богом обласканная личность Борис Ливанов, которого упомянул в своем стихотворении “Плачь по двум нерожденным поэмам…” известный поэт Андрей Вознесенский ( У автора этого романа, какое то время хранилась книга с автографом)  Поэт  обозначил свое знакомство Борисом Николаевичем следующим образом он втиснул в стихотворение известной строчкой “Громовый Ливанов, ну, где ваш несыгранный Гамлет?”                Так вот, ещё отец предупреждал юного, не окрепшего, с пушком на губах,  с тоненьким голосочком  Василия: в ЦДЛ держи язык за зубами, там прослушивается каждый уголок, да и официанты, работники НКВД/КГБ свои локаторы, в смысле уши, вострят, метров за десять - пятнадцать каждый шепоток фиксируют.                Вспомнив наставление отца, Василий обреченно вздохнул и, рассеяно глядя по сторонам, чуть слышно произнес, придав своему голосу искреннюю окраску:                - И чего они там потеряли? Не понимаю.                - Прибалты никогда своими и не были. Уверен при первом же шухере из страны рванут и границы забаррикадируют, - сделал пророческое заявление Геннадий, - и также осекся:                - Вчера Олега (Даль) встретил в дупель пьяным. Кивнул ему головой и поспешил отойти. Ну его, блеванет ещё. - сменил он пластинку  вспомнив  настоятельные советы жены, Светланы Николаевны, не встревать в политические дебаты, о том, о сём и ни о чем конкретно.                - Пропадает парень, -вздохнул Василий, - Говорят, он  гастроли устраивал  на фильме «Женя, Женечка и «катюша» ты в курсе?                -Да, Володя (Мотыль) рассказывал, ты знаешь, он любит красочно расписывать, мы животы надорвали от смеха. Олег нализался и в гостинице,  обматерил дежурную этажа. А та упертая оказалсь,  вызвала наряд. Те, не долго думая, скрутили ему руки и в кутузку. Наскоро организовали судебный процесс и влепили пятнадцать суток. Вмешалось руководство Мосфильма:  съемки проходили в Калининградской области, обратились в городской отдел МВД Калининграда с просьбой помочь. А те решили москвичам показать, как нужно блюсти букву закона.  И отсидел он полные 15 суток от звонка до звонка. Но чтобы не прерывать съемочный процесс, пошли навстречу комедиантам:  решили во время съемок препровождать  его на площадку под конвоем. И что интересно, именно в эти дни снимались сцены пребывания неугомонного солдатика  на гауптвахте и внутреннее состояние Олега  один в один совпало с настроением его героя.
Гога (Георгий Штиль) на банкете у Марка (Марк Захаров) рассказал. Он тоже в этом фильме работал:  У Даля в трезвом состоянии глаза были, как у женщин – голубые, прозрачные, но только приложится, сразу мутнеют. Вот Владимир Яковлевич Мотыль и  говорил: «У Олега глаза мутные – стоп машина!»
Помолчали. Геннадий глядя в зал вдруг оживился:                - Ого-го, Вася обернись назад.                И оба с любопытством посмотрели в сторону столика с девицами. Там разворачивалось самое интересное.  К столику подсел  кавказец, перекинулся с длинножками парой слов. Подозвал бармена, бросил на стол мятую купюру и встал со стола. Девицы покорно последовали за ним.                - А ты перед ними распинался, - с укоризной глядя на друга посетовал Геннадий и продолжил:                - Давай к делу, что там у тебя.                - С Юрой (Юрий Энтин) решили  и уже приступили, кстати, написать сценарий к мультику про Бременских музыкантов, за основу взяли сказку братьев Гримм. Ты ее должен знать. Так что музыка за тобой.
Но это не все…
Семенов решил экспериментальный театр «Детектив» открыть и меня в это дело впрягает. А ещё, он вообще умора. Деньги выбивает под телевизионный фильм про разведчика. - Рассказывал ты и про театр и про фильм, говорил, что вроде начались подготовительные работы к съемкам. С памятью у тебя что-то. - Усмехнулся Геннадий. - Так Юлька то одно говорит, то другое, иди пойми его.                - Поменьше слушай этого трепало. А Бременские музыканты, это серьезно или тоже вилами на воде бабушка сказала? - Договор уже подписан, осталось внести имя композитора, так что приглашай на дачу, отметим.
Четвертая часть                рассказывает о начале новой жизни Антоши Аукинполова.
С ещё не высохшими руками, поспешно вытирая их о края польской пижамы, которая являлась предметом особой зависти деда Тимофея, он с нетерпением ухватился за телефонную трубку.                -Ало!                - Да, Дарья Филипповна я слушаю вас.                - Здравствуй. Куда ты пропал? Значит так, Антоша, дуй на Мосфильм. Находится, знаешь где, на Мосфильмовской улице, от метро Киевская, сядешь на 320 автобус и до улицы Пудовкина, а там недалеко, минут пятнадцать идти. Дойдёшь. На твоё имя пропуск уже выписан. Поднимешься на второй этаж в 63 кабинет к Валерию Яковлевичу. Он тебя сведёт с режиссером фильма Татьяной Михайловной Ларионовой, кстати она в данный момент без мужика. Подумай, приоденься. Будешь жить как у Бога за пазухой. Не тебе объяснять. Но учти, она принципиальная баба. Ну всё. Номер кабинета запомнил?                - Да, 63 кабинет.                - А имя?                - Да, Валерий Яковлевич.                - Ну, добре, если что, звони.                - Погоди, оденься поприличнее, она в данный момент свободна. Внешность, так себе, но выбирать не приходится. Думаю клюнет, как сыр в масле кататься будешь.                - Смокинг одеть ?                - Хватит придуриваться! Костюм, конечно, тот с переливами, да галстук не забудь.                - Будет сделано, - отчеканил Антон и услышал из трубки знакомые, “пи-и, пи-и, пи-и”.                Пытаясь разжевать услышанное, он не спеша, как при замедленной киносъёмке, положил трубку, вернулся в комнату. Мать проснулась и уже прибирала свою постель.                - Антошенька, сыночек, тебя покормить нужно? Я сейчас…                - Мама, спасибо, я позавтракал - не дал договорить матери Антон, скинул пижаму и стал торопливо натягивать брюки.                Она с болью посмотрела на сына, словно бы необъяснимое чувство разлуки вошло в её сердце.
Пятая часть                рассказывает о том, как  Аукинполов проворно спускался по лестнице, иногда перепрыгивая через две три ступеньки и  не забыл вежливо откланяться тёте Ане с шестого этажа.
Я думаю, смысла нет рассказывать вам о том, как он спускался по лестнице, в некоторых случаях перепрыгивая через  две три ступеньки или в некоторых случаях через четыре. Замечу лишь одно: тётя Аня с шестого этажа, которую он встретил между вторым и третьим этажом, скорее всего третьим, потому как через ступеньку начиналась подъездная площадка третьего этажа, была его первой учительницей. Она с  первого по третий класс не давала ему покоя ни в школе  и ни дома. В школе - понятно, а дома, на кухне приготавливая украинский борщ для своего любовника дяде Кузи, слесаря шестого разряда,  нашёптывала всякие небылицы маме Антоши. А маленький Антоша видел, как нарезает круги дядя Кузя вокруг его мамы, в то пору, когда она была молода и неотразима, но Антоша строго хранил безмолвное молчание, хотя и мог бы наябедничать, если бы за это ему  мороженое обещали. Скандал взорвал бы абсолютно все кухонные, способные перемещаться, принадлежности, речь идёт о тех предметах, которым ниспослана свыше возможность дышать, пукать, сморкаться и сплетничать, ну и соответственно - передвигаться.
Но мама Антоши слыла женщиной сурового нрава и вместе с тем страдала  особой сверх чувствительной стыдливостью и  целомудрием. К тому же шестой разряд был не её уровень:  иногда вслух  произносила мама Антоши, с особым наслаждением рассматривая  себя в зеркало. Был бы водителем,  пусть даже и третьего класса, но вертел бы баранку автомашины марки Волга ГАЗ-21, на которой возил бы большого начальника на работу, на рынок или как басурмане говорят, на базар, в деревню к тёще, будь она не ладна или к той же любовнице - ещё куда ни шло.
Кстати, у читателя может сложиться мнение, будто Антошка с мамой жили на седьмом или в крайнем случае на восьмом этаже, но никак не на шестом. Потому как я, рассказывая о первой учительнице Антоши, с которой он встретился на лестничной площадке обозначил место её, выражаясь армейским языком, постоянной дислокации именно шестой этаж. Как бы ни хотелось в угоду читателю с ним согласиться, но вынужден отказать себе в этом удовольствии. Дело в том, так исторически сложилось, что на каждом этаже проживало по одной тёте  Ане и для удобства остальных жителей этого подъезда было принято устное решение именовать  тёть Ань следующим образом. Тётя Аня с первого этажа, тётя Аня со второго этажа, тётя Аня с третьего этажа, тётя Аня с четвёртого этажа, тётя Аня с пятого этажа, тётя Аня с седьмого этажа и тётя Аня со восьмого этажа. Ну, а о тёте Ане с шестого этажа я вас уже достаточно проинформировал.  И, чтобы окончательно убедить вас в своей правоте, напомню, что Антошина мама и тётя Аня с шестого этажа  имели счастье встречаться на кухне. Ну, никак не могли бы они встретиться на кухне, если бы жили на разных этажах. Это и ослу понятно, а вам, читателям, тем более. Потому как Тётю Аню с седьмого этажа не то что на кухню даже в коридор жители шестого этажа не пропустили бы без уважительной причины. Разве что, если бы испортился, скажем телефон на седьмом этаже, либо из-за неуплаты отключили, либо кто-то, вроде нашего дяди Кузи по пьяни тяжёлую трубку себе на ногу уронил. Тогда  жители с другого этажа робко стучали в дверь и просили на минуточку с небольшим занять телефон. Но жильцы квартиры, в которую вторгся посторонний, словно бы почуяв запах чужого пота, враз распахивали двери своих комнат и, брезгливо глядя на пришельца,  начинали ворчать, - ну вот, опять занят телефон, что тут поделаешь! Говорили и другие неприятные слова.
А между тем Антон Аукинполов вышел из подъезда.
Шестая часть                рассказывает о происхождении порошков героина в книге Карла Маркса “Капитал”, отпечатанной в 1954 году в издательстве “Советская энциклопедия” 

Владимир Бабушкин, по стечению благоприятных, в кавычках, обстоятельств, ставший Васей Бриллиантом уже лет пятнадцать, как не пользовался порошками, потому как не помогали. На бодрое и трепетное вдыхание паров разогретого героина  организм давно  не реагировал. Спасали уколы в вену, этим он и баловался. Но однажды случай подбросил ему с полдюжины  пакетиков с героином и марихуаной…
Возвращаясь с очередной стрелки:  как раз по вине Буйка Красногорская братва выставила претензии на бензоколонку у рабочего посёлка Нахабино,  на автостоянке он заметил следователя по особо важным делам майора Георгия Криворученко, который в прошлый раз упрятал его за решетку на шесть  с половиной лет. Тот шел в сторону своего автомобиля, в руках держал барсетку, чем-то туго набитую. Больное воображение  Васи враз представило содержимое барсетки: утрамбованую валюту заработанную следователем честным путем за проследние два, три часа, он злорадно усмехнулся. Сразу созрел план ограбления. Следователь Криворученко  забрался в свой автомобиль откинул барсетку на заднее сиденье, завел мотор и медленно вдавливая  педаль газа в брюхо автомобиля стал подогревать мотор, потому как зима была в самом разгаре, всюду лежал неутрамбованный свежий снег. Вася Бриллиант незаметно подошел к авто следователя с правой стороны и острым тонким шилом проколол в нескольких местах правое заднее колесо. Вернулся к своему “Москвичу 412” вишневого цвета, завел и потирая замерзшие пальцы, застыл в ожидании. Через несколько минут Криворученко, не подозревая подвоха,  тронул с места свой автомобиль , а Владимир на своём москвиче пристроился за ним. Проехав до трех километров, заднее колесо обмякло и заметно заносило машину в правую сторону. Криворученко, озадаченный непредвиденной коллизией, остановился, вышел из авто, осмотрел передние колеса, затем отправился к задним. Увидев спущенное колесо, от огорчения топнул правой ногой по асфальту, покрытому снежной черно-грязной слякотью, а левой пнул обмякшую резину и  театрально развел руками. Осторожно ступая по мокрому снегу  прошел к багажнику, прилагая неимоверное усилие, чтобы не испачкаться, вытащил запаску. А Васька Бриллиант остановился в десяти метрах и прикрывая лицо газетой “Правда” увлекся чтением. В ту минуту, когда Криворученко  кряхтя и краснея вставлял в ось запасное колесо, Володя отложил чтение статьи” Основные показатели в лесообрабатывающей промышленности в первой половине 17-ой  пятилетки” на  самом интересном месте, неслышно подошел с противоположной стороны к автомобилю Криворученко и стараясь не шуметь, вытащил из заднего сиденья туго набитую барсетку. Через минуту его автомобиль развивая предельно возможную скорость мчался по ленинскому проспекту удаляясь от машины следователя.  Отъехав на приличное расстояние, примерно два-три квартала, он  повернул в глухой переулок, припарковался, предусмотрительно осмотрелся и потянулся за барсеткой.
А в барсетке оказалось то, что никак не ожидал увидеть профессиональный преступник:  в сумке советского следователя, ответственного борца с преступниками и со всем негативом присущим криминальному миру лежали плотно упакованные с  полдюжины пакетиков с героином и марихуаной и всего лишь полторы тысячи долларов.
Отдать в продажу наркотики Вася Бриллиант  не решился, знал чревато, органы могли по следу движения пакетиков выйти на него. Так и остались не востребованными пакетики с марихуаной и героином. Лишь изредка он вспоминал о них наивно полагая, что спустя некоторое время, организм положительно отреагирует на вдыхание, чудодейственных, для начинающих наркоманов, паров, но чуда не происходило и он, раздражаясь и с  тоскою глядя на немалое количество пакетов, опять брался за шприц.
Седьмая часть                рассказывает о том как наш герой  вышел из подъезда.
Вышел он из подъезда, хлопнул за собой дверью, осмотрелся, по устоявшейся привычке, любопытствуя, бросил профессиональный взгляд заядлого игрока в настольные игры на столик, что под клёном на детской площадке занял удобное место; местные “гроссмейстеры” ещё со смены не вернулись, а потому за столиком никого, абсолютная тишина, но на неровной поверхности, сколоченной из прогнивших досок и посеревшей от дождя фанеры, из-под импортных ящиков венгерских колготок, заметил разбросанные в беспорядке фишки домино. Намётанный глаз сразу определил, что с полчаса тому назад здесь происходили жаркие, захватывающие дух, баталии, и очевидно принимали участие те, кому во вторую смену.  А  в ту минуту, пока Антон наполнял свои лёгкие свежим утренним воздухом перенасыщенном  кислородом неудачник или проигравший, что, собственно говоря, одно и тоже, вытряхивал из своих карманов последнюю мелочь и складывал в столбики в пивном ларьке у Фомича, чтобы расплатиться за каждого соперника. А друзья-соседи-собутыльники, довольные собой, тому, что удачно избежали последнего места, с нетерпением переминаются с ноги на ногу и с вожделением посматривают на покрытую рыбьим жиром воблу, с вытаращенными глазами, которая на витрине поблескивает. Счастливы донельзя.
Вдруг Антон услышал:
- А здрасти, кто должен сказать? Дядя Федя из соседнего подъезда, что тибе накостылял, когда ты к его жинке приставал?
Обернулся, а это старушки с утра пораньше собрались на “партсобрание”. Оккупировали лавочку под окнами, за листьями их и не видно.
Антон тоже на язык острый, он и ответил:
- Бабульки, я так понимаю ваши задницы по моему широкому кожанному ремню давно скучают. Давненько не пробовали. Пора уже, разбаловались как я вижу. Задирайте юбки, да попы подставляйте, пока я ремень снимать буду.  Онную операцию посвятим неутомимой борьбе чилийских коммунистов, и проведём  в порядке живой очереди, чур не толкаться. Только членам профсоюза, и у кого долгов нет за газ и воду, привилегия, тем, в первую очередь. А теперь, кто посмелее, подходи!
- Топай, топай куда шёл, - замахали руками завсегдатаи скамейки у подъезда, по совместительству, вдовы, ветераны труда и прочие ударники соцстроительства, о чём свидетельствуют соответствующие знаки отличия, отлитые из булатной стали и покрытые красной эмалью с желтым ободком, пришпиленные на кофточку или на вязанный джемпер на, некогда пышной, а теперь приунывшей груди.
- Мы здесь сурьёзный разговор ведём, не до тебя. Слыхал, в Греции правительство сменилось?
- Да не может быть:! - испуганно, развёл руками Антон,- То-то я  всю ночь ворочался, уснуть не мог.
-   Антихристово время пришло. Точно его рук дело.                Старушки не поняли желание Антона подыграть им, заголосили, перебивая друг друга:
- Началось Антошенька, началось, пришел нечистый на землю!
- Он, он  самый, будь ему неладно, окаянному!
- Я всегда знала, только не слушали меня.
Та, которая с краю сидела, гордо ногу на ногу положив, по имени Вера Васильевна, в молодости сидела в одном кабинете с начальником ЖЕКа №57, в  рабочее время являлась делопроизводителем. Она, пытаясь перекричать остальных, завозмущалась:
- Какой нечистый, господи! Чего вы ерунду городите, это глобалисты землю захватили!
Если в своём кругу, вдовы этого двора, именовали друг друга ласково уменьшительными именами: Катька, Валька, Любаша, то ФИО, некогда грозного столоначальника, Веры Васильевны, сохранилось в первозданном виде, никто не мог посягать ни на её авторитет, ни на её имя. Потому как, по  словам Веры Васильевны, ей до сих пор звонят, и не только та, неприятная  типша, занявшая  главное кресло, рядом с начальником жилищно эксплуатационной конторы №57, но и молодые неискушённые представители  ЖЕКов  соседних районов, а бывало и соседних городов даже…  совета спрашивают. Как подготовиться к отопительному сезону, чтобы в городском управлении отметили это усердие очередным красным вымпелом или как организовать весенний субботник, очистить во вверенном участке дворы от накопившейся за зиму грязи, а затем расписать сумму, выделенную на очистку дворов, между родственниками или где хранить архивные документы, у себя в сейфе или в кладовке на отдельной полке. Уже вошло в привычку, что встречу с подругами она предваряет словами: “Вчера мне позвонил…”
А старушки, позабыв о виновнике очередной дискуссии, вызвавшей оживление в их рядах, уже стоя, твёрдо  опершись о ногу, одни на левую, а наиболее упёртые на правую,  доказывали друг другу свою правоту.
Партсобрание началось, в полуслух подытожил разыгравшуюся социально-политическую активность своих непримиримых оппонентов Антон и прикрыл своими широкими в пол лица лапищами  уши. Тринадцать с половиной секунд постоял, качая головой и, усмехаясь, потопал в сторону остановки.
Здесь, видимо, есть смысл объяснить читателю, как дядя Федя со своим полутораметровым ростом и отсутствием мускул вообще, умудрился накостылять двухметровому верзиле крепкого телосложения. С Людмилой, с женой Фёдора, Антон, время от времени, делит постель уже лет пятнадцать. А началось это у них лет за пять до бракосочетания последней с Фёдором, который только со службы вернулся и поражал воображение девиц всего квартала своей тельняшкой навыпуск. Антон гулял на их свадьбе, поднимал тосты, громче всех кричал ”Горько! Горько!” А к вечеру умудрился на полчаса уединиться с невестой в гардеробной комнате, когда Фёдор хорошо нализался и стеклянными глазами рассматривал гостей, не соображая, чего он делает в этой толкотне.
В тот злополучный день он увидел во дворе Люду, направился к ней с намерением назначить свидание и подойдя сзади погладил её по попе. И надо же такому случиться, в эту минуту вышел из подъезда Фёдор и увидел руку Антона на непотребном месте своей супруги. Вскипел, заорал, глаза налились кровью. Стал было снимать ремень, до вспомнил, что брюки свалиться могут, передумал, схватил увесистый булыжник и помчался на Антона. Шуму было на весь двор. Антон выбил из рук Фёдора булыжник и, увёртываясь от ударов, стал объяснять, что он сзади перепутал супружницу Фёдора с безмужней Марфой, та недавно с третьим мужем развелась, и подобные шутки со стороны Антона с умилением принимала. Утихомирил Фёдора, незадачливый ухажер. А Фёдор поверил Антону, глядя в его огромно-перепуганные глаза, полные искренности и глубокого сожаления, хотя его жена на голову выше Марфы, да и попы разные и  характером непохожи, если Людмила ласковая, податливая в постели, то Марфа в той же постели вертлявая, скользкая всё норовит свою волю диктовать,  и , понятно,  спутать их, даже сзади, сложновато. Но видимо Фёдору очень хотелось принять удачный экспромт, предложенный любовником его супруги за основу, потому как в сумбурном рассказе Антона  просматривалась определённая логика, иногда рифма пошаливала, но это от волнения. А в народе осталось в памяти эта история, с подачи вездесущих старушек, в другой интерпретации, мол, накостылял хлюпкий Фёдор, упитанному и крепкому Антону.
____


И так Антон направился к автобусной остановке. Шёл он неторопливой походкой, потому как, дорога до километра просматривалась и по самый  горизонт ни одной машины. С  его-то ростом всё видно. Вспомнил Людочку, бабки напомнили, как ни старалась она удачно свою жизнь наладить, но всё же скатилась в естественное русло, оказалась в руках непроходимого пьяницы и всё пошло наперекосяк. Фёдор по-началу и не пил много, знал меру. Правда на свадьбе нализался, но это понятно, от нахлынувшего счастья, не смог совладать нервами. А потом пошло и поехало, появились дружки и каждый вечер после смены, а он на трубопрокатном работал, не спешил в объятья молодой супруги - у проходной дружков поджидал, вернее тех, кто на данную минуту платежеспособен, а халявщиков готовых за чужой счёт полакомиться, пруд пруди, он тут же их отметал, те как мухи прилипали, приставали, мол выручи до получки, смешно сказать до получки, два дня, как аванс получили.
Пойди разберись, то ли с долгами рассчитывались, то ли жёны заначку реквизировали. Вот и ходят побираются.  Фёдор не любил таких.  А Антона уважал, хотя  не пил с ним ни разу, свадьба не в счёт…
Восьмая часть                рассказывает, как зарабатывали деньги на крови Вася Бриллиант и его приспешники.
После тяжелого трудового дня возвращается Вася Бриаллиант к себе на Сибирскую улицу. Последние полгода он занимал квартиру  Фили Таганрогского. Того упекли за кражу в элитном доме: поймали с поличным, прямо на месте преступления,  на квартире главного инженера "Московского шинного завода Иосифа Бернштейна, тот уехал с семьей в Париж, на неделю.  Знакомый, еще по первой сидке, Кирюха, сантехник из ЖК “Трубопроводчик”  рассказал, какие неслыханные богатства у того инженера зря пылятся. Главное в фирменных коробках. Бери и сразу на прилавок, за два дня  сметут. Не знал только Кирюха, что квартира на контроле. Домофон ещё полбеды, жучки по углам мерзавец расставил, и муха незаметно не пролетит. Не успели пацаны забраться в квартиру и осмотреться, как ворвались оперативники с автоматами наперерез, для понту вооружились до зубов, забыли Максим пулемет прихватить.  Повязали и через пару недель определили в  “места отдыха не столь отдаленные”.  Филя Таганрогский занимал большую квартиру, двухкомнатную, с  отдельным туалетом. Он сам ключи передал, сказал, пользуйтесь ребята, мне не жалко.                У подъезда Васю нетерпеливо поджидал вор из приблатненных Зоно Маркаровский, проверенный пацан. Обнялись, обрадовались увидев друг друга. Месяца два, как не виделись. Зоно хлопнув Васю по плечу, стал рассказывать что его привело к его  подъезду, но Вася взглядом попросил не спешить и пригласил товарища в дом. У порога оба скинули обувь, заполнив квартиру запахом нестиранных носков и прошли на кухню. Вася поставил чайник, а Зоно достал из-запазухи чакушку водки, “Московской”. Вася на ходу бросил товарищу, - пошурши в холодильнике, достань чего там есть. А сам пропал в туалете. Зоно послушно открыл дверцу холодильника и выложил на стол балык нарезанный,  неполную двухсотграммовую банку красной икры, открытую банку рижских шпрот. Пачку пельменей, это его особо обрадовало. Тут же достал из шкафа над рукомойником для посуды небольшую кастрюлю, налил воды и поставил на плиту. Из деревянной коробки на холодильнике достал полбуханки ржаного хлеба. Из заднего кармана достал нож и нарезал хлеб.  Заметил на окне за занавеской пакет с томатным соком, налил и усевшись за столом стал ждать пока  Вася  опорожнит свой желудок. По вони исходящей со стороны туалета Зоно понимал, что Вася вот вот появится и,  действительно, скрипнула дверь и вышел повеселевший Вася.  В последнее время его мучили запоры, сказались долгие годы проведенные в тюрьмах. Четыре судимости, не каждый выдержит, сломается. Но Вася всякий раз, получив свободу, не раздумывая скатывался в старое русло.                У него поднималось настроение всякий раз, когда он ненадолго пропадал в туалете.  Почти одновременно закипела вода в чайнике и в кастрюле. Вася бухнул всю пачку пельменей в кастрюлю и посолил. За столом занял место напротив Зоно, положив плотный слой икры на хлеб, предложил бутерброд товарищу, разлил чай не жалея заварки и пододвинул стакан из чешского стекла к Зоно:                - А теперь выкладывай, что у тебя там.                - Армян приехал из Армении просит тачку подешевле.                - В полцены устроит?                - Я так и сказал ему.                - Так, так. Сегодня у нас пятница. Приводи его на рынок в воскресенье. Выберем. Подведешь ко мне, познакомишь. А сам ты сколько хочешь?                - Как всегда. Четверть.                - Устраивает.                Тут и пельмени подоспели, открыли чакушку, наполнили стаканы…Затем Вася полез за бутылкой.  Сидели долго, расстались ближе к полуночи.      
Девятая часть                рассказывает, как притопал Антон к  автобусной остановке
И так притопал (авторство этого слова, безусловно, принадлежит автору), и  так притопал Антон к  автобусной остановке  и задумался о странностях происходящих в его жизни: он обратил внимание на необъяснимое совпадение, как только на экране телевизора появляется Генеральный секретарь, товарищ Л.И.Брежнев,  ему в голову всякие крамольные мысли лезут исповедального характера. Мол, у того на трибуне вон сколько орденов и медалей на груди, заслужил значит. А у Антоши один значок ГТО, да и тот непонятно куда запропастился. Мать все берегла, соседям показывала, а те ухмылялись, и вероятно, давились от зависти. Полжизни прожил, а в трудовой книжке всего две записи: одна в студенческие годы появилась, поработал одну смену пионервожатым, вторая с подачи участкового, полтора года тому назад, вот и весь трудовой стаж. Ни семьи, ни своего угла. Сорок лет тому назад выделили матери комнату в коммуналке. Мать заведующей цехом работала на Шарикоподшипниковом.  Профком Никаноров, когда на профсоюзном собрании ордер вручал, в торжественной обстановке, с цветами, фотки сохранились, заверял, бил себя в грудь, мол, Ирина Георгиевна потерпите пару месяцев будет вам квартира с отдельным туалетом,  ванной и кухней. А там даст Бог может быть и с балконом выделим. Но прошло сорок лет, как жили в комуналке, так и живем. За это время те, кто сзади стоял в очереди, многие получили. Эти чурки, например,  этот, как его, Анвар Демирчиев из Баку всю родословную записал на себя, четырехкомнатную получил, хотя вся семья его, он с женой,  да дочь-хамоватая баба. Ашот Асатурян, тоже из тех краёв, вообще один, гол как сокол, а в трехкомнатной живёт.  При встрече всё норовит уколоть, мол, район не нравится и дом старый, кирпичный, ещё сталинской постройки.  Поживу пару лет, говорит, а потом, может быть, откажусь, перееду поближе к Красной площади, либо в Ереван уеду.  Там у него родни немеренно и все при власти.  Умеют люди жить, ничего не скажешь.
Сколько раз Антоша напоминал матери, чтобы поплакалась   Николаю Ивановичу . Ему что,  стоит только указать и всё, и выделят где-нибудь, на Арбате, а мать заладила, - неудобно, да неудобно.
И с семьей все тянул, думал дадут квартиру, потом… Пока был школьником, спал на кованом сундуке, потом разжились, лежанку купили, на ночь посреди комнаты раскладывали. А сколько классных девок было, та же Маша. Уверен, только двух мужиков она и знала, в своей жизни он и алкаш её.  Хорошей была бы женой.
На горизонте появился автобус и прервал грустные мысли Антона. А за автобусом пыль тянется, как нитка за иголкой. И движется автобус,  слегка скособочившись, видимо правая рессора треснула.  Сзади не только пыль стелется, но и дым столбом. И гудит с надрывом, воет, как раненый зверь или голодный.
- Масло горит, кольца сели. - Уже вслух произнёс Антон, глядя на ПАЗ 653- ий.
Автобус, преодолевая рытвины и ямы наполненные лужами, не успевшими засохнуть после ночного проливного дождя,, медленно приближался. Пригляделся, точно, 161  номер. Повезло, минут двадцать всего ждал, значит день удачно сложится, подумал он и для большей уверенности, чтобы  автобус не проехал мимо, наступил правой ногой на тротуарный бордюр, по ленински вскинул руку, отчаянно приветствуя приближающуюся развалюху.                И вовремя, потому как водитель, словно спохватившись,  принялся резко тормозить, подтверждая своё  былое намерение мимо стоянки проскочить. И автобус, проехав пару метров на тормозах, скрипя и раскачиваясь из стороны в сторону, остановился.
Антон не стал ждать пока осядет поднятое резким торможением облако пыли, задержав  дыхание он подбежал к автобусу взялся за ручку передней двери, повернул вниз до упора и услышав,  знакомый с детства,  щелчок потянул  её на себя.  Дверь кряхтя и повизгивая пришла в движение,  в образовавшуюся щель Антон протиснулся  в автобус, затем приложив определённое усилие захлопнул её за собой. Обернувшись  в салон, отыскал глазами кондукторшу. Та важно восседала в центре на специально отведённом кресле, которое выгодно отличалось от кресел предназначенных для простых смертных, к креслу народные умельцы приспособили металлические подлокотники и, пожирая глазами Антона, раздумывала, сообразит ли этот увалень подойти или самой придётся встать с места.  Но сообразительный Антон сам поспешил к билетному кассиру, уполномоченной Управлением городского транспорта взимать денюжку с пассажиров, протянул уже заготовленный заранее, зажатый в ладони рубль. Получил билет и сдачу, желтые монеты сунул в правый карман серых брюк, а билет и белые монеты в левый верхний кармашек ярко-оранжевой вельветовой   сорочки и плюхнулся на свободное сиденье рядом с пышногрудой блондинкой.  От тяжелой мясистой туши  Антона, коленкоровое сиденье пришло в движенье и блондинку резко тряхнуло. Она, от неожиданного толчка потеряла равновесие  и всем телом привалилась к нему.  Очевидно, неуклюжее приземление Антона оторвало её  от, неизвестных автору,  размышлений. Скорее всего она думала о полученном приглашении  от бывшей одноклассницы Ольги Зольниковой  поехать в субботу на дачу и в занудной компании отпраздновать её день рождения.
Блондинка, пытаясь отодвинуться от Антона, заёрзала на месте, усаживаясь  как можно плотнее на своей половине двухместного кресла и  с нескрываемой злостью, процедила сквозь зубы:
- Могли бы и поосторожней, а то как медведь.
Но не встретив вежливо-испуганной реакции со стороны попутчика,                надменно отвернулась. Стала рассматривать в окно, покрытое плотным слоем пыли и  водяными грязными разводами от дождя и брызг из-под колес встречных машин,  вне автобусный ландшафт.
Автобус взвыл нечеловеческим голосом и тяжело тронулся с места.  Антон не ответил ей, потому как опасался, что обронённая реплика явится  прелюдией, приглашением к диалогу с упитанной дамой бальзаковского возраста. А ему не до  новых приключений, со накопившимися проблемами разобраться бы, во всяком случае не сегодня.
Десятая часть                рассказывает о том, как Антон ехал в автобусе № 161.
К тому же автобус ещё и вздрагивал вздрагивал всем корпусом, когда попадал в очередную яму и своей тряской не располагал к приватной беседе двух незнакомцев, приятной наружности, противоположного пола. А настырная дорожная пыль продолжала заполнять собой  автобусное пространство и пассажиры, чтобы уберечь свои лёгкие и благополучно до пенсии дожить, зажимали ноздри пальцами. Наиболее сообразительные достали носовые платки и дышали сквозь тонкую материю, наивно полагая, что ситец произведённый Ивановской текстильной фабрикой  убережет лёгкие от дорожной пыли.
Наконец, попутчица не выдержала и обернулась к Антону:
- Вы такой в самом деле или притворяетесь?                - В самом деле, а что?
- Да, ничего, просто я  сегодня совершенно свободна и если вы располагаете временем…
- Антон придвинулся к ней и прошептал на ухо.
- Сегодня, дай Бог, только к вечеру освобожусь, к сожалению. Вечером или в любой другой день, только скажите. Да я за вас на край света готов, - заворковал воодушевлённый Антон и спросил, - а куда сейчас едете.
- Дама пожала плечами, - так, вышла свежим воздухом подышать.
- Я - Таня, - дама жеманясь протянула ему руку. Антон схватил пухленькую ручку и представился , - Сергей.
Антон проворно достал блокнот и ручку.
- 442 73 63, записали? А ну-ка дайте проверю, - девица бесцеремонно навалилась на Антона, впечатав свои полные груди в его плечо, отобрала блокнот и пробежала по цифрам: - позвоните мне завтра утром после девяти. Мой муж импотент, а я видите, вся горю. И развестись не могу:  родители не разрешают. Они очень строгие у меня. Отец, чуть-что за ремень хватается. Сергей, а  вы не женаты?
- Нет.
- Мне бы такого мужа, - вздохнула девица и стала готовиться к выходу, - ну так я буду ждать, Серёженька, - уже стоя, томно закатив глаза и заламывая руки, сказала она и направилась к двери.
Антон, новое знакомство принял за хороший знак, замурлыкал от удовольствия и прижавшись к оконному стеклу стал следить за игривой походкой гламурной девицы, а она перешла дорогу и направилась к остановке. Антон поймал её взгляд и послал воздушный поцелуй, незнакомка по имени Таня   разулыбалась и скромно, пытаясь это сделать незаметно, помахала ему ручкой.
- Зря я Сергеем представился, сразу видно не затасканная, не патаскушка, обстоятельства вынуждают, подумал Антон, -  Слабая на передок, не дай Бог, такую жену.  В постели признаюсь, хотя какая разница Вася или Петя … а впрочем и её быть может не Таней зовут… Время покажет.
Задумался Антон и не заметил, как метро, станция Коломенская замаячила впереди. Проворно выскочил из автобуса и влился в общий поток москвичей и гостей столицы. Замелькали станции. На такой-то пересадка и ещё немного. По общему мнению многих, уважаемых известных Антону  людей, Московское метро самое красивое в мире и Антон с согласен с ними. Если  бы кому-нибудь взбрело в голову продолжить список чудес света, то он  предложил бы включить в этот список и Московское метро. Отличается особой красотой и станция Киевская, которую только что Антон покинул и поспешил к остановке автобуса №320, занял очередь. По центру ходят только венгерские Икарусы, которые ни чета нашим ПАЗам. И ходят чаще, потому как иностранцев полно. Те особо любят наши очереди фотографировать, видимо им за такие снимки хорошие деньги платят. Антон был свидетелем, как инотуристы снимали женскую очередь в туалет. В мужском  отделении очереди нет, потому как мужики проворнее женщин управляются, да и усаживаются редко, все больше стоя. Рядышком пристроятся, три минуты и готово. Ширинку уже по дороге застегивают, главное успеть до выхода. И очереди на автостоянках, когда человек  пятьдесят набирается, тоже снимают. Удивляются, языком цокают. Невдомек им, что у нас и другие очереди есть, которые не сфотографировать фотоаппаратом: очередь на квартиру, к примеру, на машину, на трёхтомник Пушкина, да мало ли, всё не упомнишь.                Но показался жёлтогорячий красавец “Икариус”, за рулём безусый паренёк, он так мягко  на скорости “причалил” к стоянке, аж дух захватило. Жалко рядом иностранцев не оказалось,  посмотрели  бы, как наши могут. Поместились все, потому как Икариус из двух корпусов состоит, ещё и свободные места остались. Приятно, когда без толкотни, потому как на глаз видно, что мест достаточно, вот и возникает желание вежливым показаться.  Также мягко Икариус  “отплыл” от остановки. На улице Пудовкина Антон ловко выпрыгнул из автобуса и бойко замаршевал в сторону Мосфильма.

ТРЕТЬЯ ГЛАВА

Первая часть                рассказывает, как наш герой вошел в центральное здание Мосфильма 
На вахте предъявил паспорт, получил пропуск и поднялся на второй этаж, по длинному коридору добрался до 63 кабинета. Постучал и осторожно открыл дверь. Лысый мужчина вылупил на него глаза не понимая чего этому долговязому от него нужно.  Антон сконфузился и невнятно пролепетал:      - Простите, меня к вам Елена Сергеевна направила я поэт.  Нужно стихи к фильму написать.
- Да, да, вспомнил лысый и заулыбался, - проходи, чего стоишь. Садись.Чаю будешь?
-Нет, спасибо, - ответил Антон, робко усаживаясь в предложенное кресло, и у него на душе легче стало.
- Я сейчас Татьяне Моисеевне позвоню и ты к ней отправишься. Ты ей позарез нужен.
Лысый пододвинул один из пяти телефонов и стал накручивать диск.
- Татьяна Михайловна, поэт прибыл. Такой красавец прямо загляденье.  Был бы я женщиной враз бы ему отдался.
Лысый подмигнул Антону.
- Хорошо Татьяна Михайловна. Понял. Ваше задание я ещё на прошлой неделе выполнил.  Костюмы готовы, в соответствии с  размерами из списка.
- Что, оружие? Так я же вам докладывал пять браунингов и двадцать автоматов у меня в кабинете. Который день уже.
- А больше и не надо. Зачем?
- Татьяна Михайловна, вы займитесь своим делом, у вас и так проблем выше крыши. Лучше скажите, определились со Штирлицем?
- Вот, вот и занимайтесь. Гарантирую оружия хватит на всех.
- Значит, поэта к вам посылаю. А это зачем… Где ему час болтаться. Ну, хорошо, я с ним разберусь.
Лысый положил трубку.
- Накаркал я, в хорошем смысле. Татьяна Моисеевна решила примарафетиться, я так представил тебя, у неё уже всё зачесалось. Сейчас поднимешься на третий этаж, там у нас библиотека, посиди почитай. Ровно через час, на второй этаж в 211 комнату. Сейчас у нас , он посмотрел на ручные часы, 11.55. Не мямли, разговаривай с ней уверенно, она нытиков не любит. Понял?
Антон покорно кивнул головой.
- Ну, давай.
Лысый поднялся с места и протянул Антону руку. Антон в ответ сжал руку лысого, вовсю улыбаясь и  теряя самообладание от нахлынувшего счастья.
Ровно в 12,55 Антон стоял у двери режиссёра, Лиозновой Татьяны Михаиловны (Моисеевны).
Преодолевая дрожь в руках стал медленно открывать дверь. Заглянул. Первое, что он увидел, очарованный взгляд Татьяны Михайловны/Моисеевны, которая с любопытством уставилась в створ двери.                - А вы проходите, - заторопилась она, рассматривая смазливое лицо, словно бы Антон мог передумать и шагнуть назад, прикрывая плотно за собою дверь.
- Проходите же ! - уже вскрикнула Татьяна Михайловна/Моисеевна, приподнимаясь с места и не отрывая взгляда от рекомендованного ей стихоплёта директором общества “Зание”  Дарьей Филипповной . Она протянула ему руку и Антону пришлось поспешить, быстрее преодолеть расстояние от двери до рабочего стола режиссёра, чтобы не заставить долго стоять с повисшей в воздухе рукой звезду советского экрана. Он  не мог не понимать, что передним не памятник Владимиру Ильичу, которому всё нипочём, может хоть сто лет с вытянутой рукой простоять, лишь бы с пъедестала не скинули.  В мгновение ока он оказался рядом, низко, насколько мог, наклонился и тепло сжал женскую пухлую ручку. А Татьяна Михайловна/Моисеевна, игриво посматривая на поэта прижала второй ладонью его  огромное ручище  и сказала:
- Рада вас видеть, я думаю мы сработаемся.
Антон слушал её боясь шелохнуться. Уставился в до неприличия глубокое декольте, при желании можно было и пуппок разглядеть. Вторая Татьяна за день, - стрельнуло в голове, - и также прямо на постель намекает. Да и не намекает вовсе, куда уж откровеннее. Первая Татьяна  дворняжка, а эта особой породы. Какой, Антон пока не разобрался. Но породистая это факт, - утвердился он в собственной мысли.
- Садитесь, молодой человек, садитесь, - сладостно пролепетала дама неизвестной породы, продолжая цепко держать его руку.
Антон ещё в дороге мысленно находился в кабинете режиссёра, планировал оставить о себе хорошее впечатление, просчитывал варианты поведения, надеялся на теплый приём, но происходящее вышло за рамки его смелой фантазии и когда оцепенение первых минут прошло, он стал профессионально заискивая, тепло и вежливо улыбаться, не скрывая плотского амурного желания оказаться с ней в одной постели.
- Да отпустите же ! - продолжая жеманиться пропела Татьяна Моисеевна и отстранила  ладонь, которой  сверху прижимала руку Антона.
И после образовавшейся паузы, хотя чуткий читатель по глазам посетителя и хозяйки кабинета уловил бы бешенное сердцебиение двух сердец, она  также справилась со своими чувствами, убрала вторую руку и властным жестом предложила Антону сесть в кресло. Незаметным движением, поправляя платье и опуская пониже декольте, опустилась напротив, в своё кресло.
- Вон какой жеребец, прямо слов нет, - произнесла она, вовсю улыбаясь, не скрывая своей радости. И принялась, по хозяйски  поправлять на столе папки, стопочкой складывать брощюры. На обложке одной Антон успел выхватить слово “Рекомендации…”.
Антон не ответил, он сел на кончик стула и  покорно склонившись упёрся  локтями о колени,  во все глаза уставился На Татьяну Моисеевну.
- Молодой человек, пока перейдём к делу. Мы снимаем многосерийный фильм о войне. Наш разведчик, много лет провёл в стане врага и, естественно тоскует по родине. Лейтмотивом песни должна быть тоска по родному краю. Осилите?
-Осилю, Татьяна Михайловна и не сомневайтесь. Задачу я понял. Антон уверенно посмотрел всевластной даме в глаза, - Можно я сейчас выйду в коридор и минут через двадцать, через полчаса вернусь с наброском, посмОтрите, будут замечания учту и начну уже шлифовать весь текст.
-А вы метеор!  Обычно мне набросок не раньше чем  через две недели не приносят. - воскликнула Татьяна Михайловна, - И сто раз переспрашивают, висят на телефоне, могут и в два часа ночи позвонить.
Антон вежливо улыбнулся, пятясь вышел из кабинета, осмотрелся и увидев стулья, направился к ним. Через пятнадцать минут постучал в дверь.
- Войдите, войдите, - будучи уверенной, что это Антон стучит, потому как  коллеги, знакомые и даже подчинённые обычно дверь ногой сносят, нисколько не заботясь, насколько удобно в эту минуту обеспокоить Татьяну Моисеевну.
Антон подошел к столу и положил перед ней набросок стихотворения. Татьяна Моисеевна, загадочно улыбаясь, достала из изящной сумочки, покрытой пластмассовыми бриллиантами внушительной величины очешник, выудила очки и принялась читать.
Родина
Я прошу тебя Родина,                Помни меня, родная,                Как я помню смородину,                Что росла у сарая.
Как я помню берёзку,                Что у дома стояла                И серёжками броскими                Она тихо качала.
Когда дом я покинул,                Как душа тосковала,                Когда мимо овина                Отъезжал я с вокзала.
Я прошу тебя Родина,                Будь со мной в сновидениях,                В листопад и в  сугробинах,                Без тебя я в сомнениях.
В глазах тоска как у ДалИ,                В картине милой дамы.                Берег мой, покажись вдали,                Или сверкни огоньками,
Сейчас там грибные дожди,                И  вишни созрели у деда,                Хотел бы сказать,подожди,                Но нет, я опять не приеду.
Опять не напоит гроза,                В небе и облачка нету                И слёзы туманят глаза,                Не в силах найти я ответа.
Татьяна Моисеевна дважды пробежала по тексту и высказывая при этом одобрение кивала головой. Наконец выдала ошеломляющий вердикт:
- Отлично, я готова расцеловать вас. В целом хорошо, видно, что вы песен не писали, поэтому на ритм не обращаете внимание. У вас последние три четверостишия написаны в ином ритме, это надо исправить. А в целом хорошо. Напишите ещё два текста, выдерживая ритм. Тема одна: ностальгия, грусть, желание как можно скорее оказаться на родине. Хорошо? Песни доверили исполнить Муслиму Магомаеву, Леонид Ильич страстный его поклонник, поэтому порадуем нашего Генсека.
Весь этот монолог Антон выслушал стоя, не веря своим ушам. А Татьяна Моисеевна предвкушая грядущие встречи, продолжила, пожирая глазами Антона, загружать его деталями, своим видением нового сотрудничества.
- Сегодня у нас пятница,  можем встретиться на выходные, если вы свободны разумеется, я  подробно расскажу каким я вижу наш фильм. А в понедельник, мы подпишем с вами договор. Может быть я вас несколько разочарую, сумма окажется не столь внушительной, как хотелось бы. Весь бюджет фильма до копейки расписан, но это мой не последний фильм… и своим коллегам я посоветую, так что вас загрузим. Не волнуйтесь.  В данном случае, пока вы писали в  коридоре, я ещё раз пробежала по страницам нашего скромного бюджета, максимум, что можно выжать, но, повторюсь, это наш не последний  с вами совместный фильм. В последующем при расписывании денег, я буду вас иметь в виду, не обижу. А за эти три песни… Татьяна Моисеевна выжидательно посмотрела на Антона и робко, будучи неуверенной в его положительной реакции, произнесла.                - За каждую песню, не более пяти тысяч долларов.
Антон не сразу сообразил, что речь идёт о пятнадцати тысячах в ин. валюте, а придя в себя не мог  от волнения даже мысленно произнести эту сумму, потому как если бы Татьяна  Моисеевна назвала 15 и не долларов даже, а рублей, Антон не раздумывая согласился бы, помнил долг Егору. Тот одолжил ему вчера вечером на пиво сорок пять копеек.


Вторая часть рассказывает
как с грохотом  распахнулась дверь и, пылая гневом, ворвался в кабинет актёр Арчил Гомиашвили.

Обнаружив инородное тело в своём персональном кресле,  к которому ещё ни одна чужеродная попа  не прикасалась, он злобно осмотрел  люмпен фасад данного субъекта. Медленно, с особой значимостью, опуская голову вниз и последовательно поднимая её вверх, смерил с ног до головы и презрительно фыркнул. Затем выдержал паузу, рассчитывая  своим фырканьем  показать нарастающее  возмущение, что, помимо  воли,  зрело в недрах его души,  вызвать в головной коре Антона смятение, а на лице  испуг. Ибо не только фырканье, понимай, оскорблённое самолюбие, готовое вот-вот вырваться наружу, но и презрительный взгляд актёра не предвещал несчастному ничего хорошего.

Распространённая легенда о конфликте между Лиозновой и директором картины, который якобы пригласил на роли часовых в здании РСХА статистов с ярко выраженной «неарийской» внешностью, неверна. Исполнители этих эпизодических ролей были изначально отобраны консультантом Г. В. Пипия в одном из училищ пограничных

А потому Арчил , припоминая наставления сердобольной учительницы начальной школы на уроках воспитания, о вежливом поведении подрастающего поколения в коммунистическом обществе, с трудом сдерживая себя,  все же вежливо процедил сквозь зубы:
- А ну вон отсюда, ублюдок!
Тот час же взвизгнула Тамара Моисеевна: - Что ты себе позволяешь, Арчил ! Мы же предложили тебе роль Мюллера. Я ради тебя  Всеволоду Санаеву отказала. А ты, как себя повёл?! Посмотри на него! Да, на роль Штирлица  пробовались Олег Стриженов, Юрий Соломин, Иннокентий Смоктуновский. Юлиан Семенов хотел, чтобы роль советского разведчика исполнил актер Арчил Гомиашвили, известный зрителям по роли Остапа Бендера в «12 стульях» Гайдая. Также рассматривалась кандидатура Олега Стриженова, однако тот не захотел оставить игру во МХАТе на три года ради съемок в кино (именно столько снимались «Семнадцать мгновений весны»). Сам же Тихонов попал в фильм случайно – его кандидатуру предложил кто-то из ассистентов режиссера Татьяны Лиозновой.
Ты понимаешь, какие это глыбы. Ишь ты куда замахнулся!  В конце концов я одна решаю, и не буду не считаться с мнением Юльки (Юлиан Семёнов) - Вскричала она и ударила  маленькой ладошкой  по столу: - а ну выйди отсюда. Немедленно!
Шариковая ручка и механический карандаш, её верные спутники последних лет, скатились со стола на пол. При любых потрясениях, и жизненных неурядицах они не теряли  хладнокровия, но на сей раз, не будучи готовыми к  эмоциональному взрыву  незаурядного, с чем нельзя не согласиться,   актёра-представителя кавказской национальности, пришли в замешательство и оказались под столом. Тамара Моисеевна тотчас же  опустилась на пол и принялась искать своих друзей. Стала шарить по полу. Ручку-то  сразу отыскала, а вот с карандашом пришлось повозиться. Тот закатился за правую дальнюю ножку стола и возникла необходимость наманикюренным длинным ноготком бордового цвета  выковыривать его оттуда.                Вернувшись в рабочее (вертикальное) состояние,  она  включила логическое мышление и  мысленно согласилась, образовавшимся в  извилинах результатом: достаточно бескомпромиссное и в тоже время эффектное  отхлестывание  доходчивыми словами своего экс-фаворита не могло не возыметь должного воздействия. А потому, снисходительно улыбнувшись, чтобы не добивать экс-фаворита  окончательно, стала объяснять ему природу появления незнакомого мужчины на территории,  если и не интимной, то, во всяком случае,  куда позволительно заглядывать только особо приближённым лицам:               
- Это поэт, замечательный поэт. Он полностью устраивает меня. Он за пять минут написал то, чего от других и за месяц не добьёшься.
Затем грозным тоном изрекла.
- Попроси прощенья у товарища и выйди отсюда. Немедленно!
Но не на того напала.
- Ты что охренела!? - не забывая наставления учительницы, пррычал он, - Ещё не родился тот, у кого Арчил Гомиашвили извинение просить станет !
Таким образом он не только проигнорировал  гнев Тамары Моисеевны, но ещё и напряг бицепсы и расправил плечи. Хотя  посматривая на массивную фигуру Антона он  всё же решил, на всякий случай, принять меры предосторожности, мало ли,  и благоразумно попятился в сторону двери. Приоткрыв её, обеспечивая  таким образом  возможность резко увеличить расстояние между двумя оппонентами, в смысле, между ним  и, невесть  откуда свалившемся ему на голову,  незнакомцем, обернулся и рявкнул:
- Сукой была ты, сукой и осталась.                И бросив взгляд на  незнакомца, на массивную тушу  с огромными  блудливыми глазами,  в прессующего  себя  в мягкое кресло, осмелел: - а с тобой, - с пафосом воскликнул он и по ленински вскинув руку, ткнул пальцем в сторону Антона, - я, конечно,  разберусь!
Затем, эмоционально  продекламировал  что-то на грузинском: то ли молитва то была, то ли  вспомнил одну из гениальных строчек бессмертной поэмы Шота Руставели  “Витязь в тигровой шкуре”.   Непонятно. Торжественно получилось, потянуло  заслушаться. Но он неожиданно оборвал своё, не предусмотренное протоколом,  выступление, поставил жирную точку на таинственной доске нарисовавшей в воображении обманутого мачо и  с шумом хлопнул дверью. Да с такой силой, что посыпалась штукатурка. Но это не всё: вспыхнула от негодования и погасла по той же причине лампочка над дверным косяком.
В кабинете, понимай,  в резиденции Тамары Моисеевны, оклеенной  виниловыми венгерскими обоями, воцарилась  интригующая, я бы даже сказал, учитывая горячее дыхание доброго молодца, непристойно заманчивая  тишина. Антон, став невольным свидетелем перепалки вышедшей за рамки дозволенного, ошарашенный не протокольным поведением актёра, мелькнувшего пару раз на экране телевизора минского производства “Горизонт”, как уже отмечалось, схоронился в кресле, не силясь  поднять голову.
-Вы узнали его. -  с дрожью в голосе, после минутного молчания, спросила Тамара Моисеевна, -  И затем, пытаясь взять себя в руки, продолжила:
- Засветился в нескольких фильмах и теперь вздумал Шварценеггера сыграть. Подумать только,  с его-то  задницей!? Нам только такого Геркулеса не хватало.  Видимо ему донесли, что вчера на экстренном заседании Политбюро утвердили Святослава Васильевича, вот и взбеленился…
Но, её губы предательски дёргались, руки вздрагивали, щёки горели и сама ёрзала на месте,  пытаясь ягодицами, привлекающими  внимание нестандартной формой, отутюжить под собой сморщившуюся натуральную кожу массивного кресла. А заодно сгладить и осадок оставшийся от нестандартного поведения близкого знакомого, но  с сомнительной репутацией..   Затем  решительно отодвинула от себя толстую канцелярскую папку, по диагонали вправо,  словно бы ещё вчера эта папка позарез  была нужна, а сегодня никак. Сверху положила несколько брошюрок, первые две  красного цвета, вернее светло-оранжевого, а если получше приглядеться, они  и вовсе отдавали ярко жёлтой окраской. А верхняя - без сомненья зеленого. И задумалась:                - Я естественно, с ним больше работать не буду и вообще кислород на Мосфильме перекрою. Он переступил все границы. Ладно, не будем о нём.                Тамара Моисеевна по устоявшейся привычке за годы самоотверженного служения советскому киноискусству встряхнула головой, пытаясь освободиться от назойливых,  угнетающих её раскованное ещё со времён детской поры самолюбие,  не имеющее и по сей день чётко обозначенной межи между упущенными возможностями вчера  и вполне возможными упущениями  в грядущем.                Из центрального выдвижного ящика рабочего стола достала визитку перламутровой окраски с золочёными буквами. Полюбовалась ею, внимательно осмотрела с обеих сторон, словно бы видела эту блестящую картонку, три на пять  сантиметров,  впервые, сдула пылинку с левого нижнего угла  и протянула Антону.
- Позвоните мне с утра. Быть может ко мне приедете…  я ещё не решила. Хотя, лучше  у меня. Как вам армянский коньяк “Двин”?  Мои армянские друзья постоянно снабжают. До смешного доходит, звоню им по делу, а они не выслушав меня, отвечают, “Завтра высылаем”. Кстати, Черчилль  тоже, как и я, только армянский коньяк пил. И это не байка, совершенно серьёзно. Сталин специально самолет гонял  ради пары ящиков коньяка. Я делала документальный фильм о загнивающем западе и встречалась со свидетелями тех полётов, все они, в один голос это подтверждали. Ручались и за качество коньяка, поскольку  в полете странным образом в  разы уменьшалось количество армянского продукта.
Тамара Моисеевна продолжая бороться со своими чувствами,  развалилась в кресле, пытаясь свести на нет  спокойствием  и безмятежной улыбкой, минутную слабость, растерянность, неготовность пресечь намерение  Артура разразиться похабщиной, тем более, в присутствии такого мачо. Подчёркнутым  безразличием показать Антону, что демарш этого гавнюка ровным счётом ничего не значит и не оставил глубокого следа в её душе.
- Вас конечно удивило нахальное  поведение Артура?  Вот пообщаетесь с нашим народом, повертитесь в актёрской среде и не  на такое нарвётесь. Иногда между сьёмками мат перемат стоит, с кулаками набрасываются, а как камеры затрещат мир и спокойствие и улыбаются друг другу, вот уж настоящее стадо хамелеонов.
Затем она встала из-за стола,  одёргивая юбку и поправляя кофту, вскочил с места и Антон. Подошла к нему, взяла его руку и трепетно прижала к груди:
- Я завтра утром буду ждать твоего звонка. А на сегодня у меня ещё много работы, Микаэл должен подойти, я потом познакомлю тебя с ним. Тоже твёрдый орешек, как композитор он неплохой и даже хороший, но как человек не разобралась пока. Но это не важно. Значит до завтра дорогой.
           Продолжая придерживать руку Антона в своей ладони, она  сладостно вздохнула,  слегка подмигнула  и предвкушая счастливые минуты в ближайшем будущем кокетливо улыбнулась.

Третья часть рассказывает                о чрезвычайном заседании Политбюро ЦК КПСС

Кремль, 21 апреля
9 часов вечера.
В то же самое время Леонид Ильич, собираясь покинуть служебный кабинет, набирает  по внутреннему телефону четырёхзначный номер первого заместителя Председателя Совета Министров РСФСР Дмитрия Полянского. Тот, как уже отмечалось,  тот являлся одним из самых доверенных среди друзей и приятелей Генерального секретаря, таким же любителем запрещенной для рядовых граждан нашей страны охоты на диких кабанов и все важные, базовые вопросы Генеральный в  кулуарных беседах обсуждал, в первую очередь,  с ним.  В последние годы правления Брежнева,  Дмитрия Степановича отодвинула на задний план персональная медсестра Генсека, Нина Александровна Коровякова, подтвердив известную мысль о том, что страной может править и кухарка, но это  отдельная тема и к нашему повествованию  никакого отношения не имеет.
Услышав голос Генерального, Дмитрий Степанович тотчас же, опасаясь негласной прослушки: жучков, умело расставленных хозяйством Юрия Андропова,  вместо фамильярного: “Да, Лёнь, чего тебе?”  скоропалительно выпалил:
- Леонид Ильич, я вас слушаю.
- Я хотел бы ещё раз  пого…,
Начал было Леонид Ильич, но Полянский перебил старшего по служебной лестнице товарища:
- Леонид Ильич, я для вас сувенир приготовил, хочу вам передать, давайте после работы встретимся, заодно и поговорим.
Леониду Ильичу долго объяснять не надо. Он сразу вспомнил Юрия Андропова с его ехидной ухмылкой, за которой чёрт знает, что кроется и ответил Дмитрию Степановичу.
- Так я собирался выйти.
Ответил он и откинулся  на спинку бархатного кресла, предполагая, что предстоит долгий разговор.-
Однако, Дмитрий Степанович не стал растягивать, он коротко добавил,- Я тоже уже на ногах, Леонид Ильич.
- Мы с Викторией Петровной ночуем сегодня в городе, - продолжил посвящать в свои планы Генеральный, предлагая Полянскому самому определиться с местом встречи.
- Вот и хорошо, минут через тридцать я буду вас ждать у подъезда на Кутузовском, - не особо раздумывая выпалил Дмитрий Степанович первое, что в голову взбрело.
А Генеральный, усмехнувшись, подумал, “Ничего себе конспиратор, Юрий Владимирович (Андропов) в моём подъезде живёт, только этажом выше. Вот и застанет нас  у подъезда… Придётся Диму, чтобы не торчать на улице, как три тополя на плющихе,  к себе пригласить.” 
Два дня тому назад Леониду Ильичу предложили посмотреть, ещё до всесоюзного проката, новый фильм “Джентльмены удачи”. Не нужно объяснять читателю, как много значило мнение Генерального секретаря.  Так тот, к радости режиссера Александра Серого с командой, хохотал до упаду. Это и предопределило дальнейшую судьбу фильма.  Ему особенно понравилась реплика  Хмыря  “И так мы здесь торчим у всех на виду, как три тополя на Плющихе…” Он её часто к месту и не к месту повторял. При этом смеялся, приглашая аналогично поступить и остальных товарищей.
Леонид Ильич  опустил трубку и тяжело ступая, покинул  кабинет. За ним поспешил полковник внутренней службы кремля, Лебедев. Офицер торопливо вышагивал впереди и  в привычной манере, отрывисто, по рации, согласовывал маршрут  с охраной. Прошли к лифту, лифт услужливо распахнул двери и Леонид Ильич в считанные секунды оказался в вестибюле Кремля.  Двое офицеров расторопно открыли входную дверь и Генеральный вместе с эскортом вышли во двор. Леонид Ильич обвёл самодовольным взглядом свою охрану и,  вдохнув глоток свежего воздуха,  сладко потянулся. Холодный весенний ветер волной пронесся над ним, разметал прическу и  он, упреждая повторную волну, склонив голову,  прижал волосы к темени. Напротив подъезда их поджидали,окруженные кремлевской охраной,  три черных лимузина, ЗИЛ-4105. Машины не имели бронированные борта , Генсек обожал быструю езду и не любил тяжёлые, инертные пуленепробиваемые автомобили. Продолжая придерживать прическу,  он прошел к лимузинам с настежь открытыми дверьми.  Полковник внутренней службы кремля Лебедев услужливо показал рукой на двери третьего автомобиля. Повинуясь решению охраны Леонид Ильич прошел к третьему транспортному средству и удобно расположился на заднем сиденье.  Вместе с Леонидом Ильичом расселась по машинам вся команда охранников, и кортеж направился на Кутузовский проспект. Во главе кортежа клином двигались семь мотоциклов. За ними следовал ЗИЛ-111Д с водителем, офицером охраны. Сзади пристроились ещё 15 мотоциклов.  Примечательно, что для дезориентации участников возможного покушения на лидера страны, перекрыли  Сколковское и Можайское шоссе, Кутузовский проспект, словно бы кортеж планировал направиться за город на дачу, а на самом деле лимузины мчались на предельной скорости по Калининскому  проспекту в сторону Кутузовского. 
Генеральный секретарь угрюмо рассматривал, сквозь пуленепробиваемое стекло, застывшие троллейбусы, автобусы на обочине проспекта, москвичей и гостей столицы. Те, вернувшись домой, обязательно сообщат своим домочадцам, друзьям, соседям и коллегам по работе, главное, что запомнилось им в Москве: они видели Леонида Ильича Брежнева, вернее его брови.
Но через несколько минут он вновь погрузился в свои мысли. Повестка предстоящего Политбюро оказалась сложной, предлагалось обсудить ряд непростых вопросов. Проходные вопросы, которые не предполагают обсуждения, бурных дебатов, типа присвоения городам статусов, не в счет. Опять придётся убеждать  Председателя Совета министров СССР, несговорчивого Алексея Николаевича (Косыгин)  и министра финансов Василия Фёдоровича (Гарбузов)  в необходимости выделить дополнительные средства из бюджета  для увеличения производства чёрных металлов, в первую очередь речь будет  идти  об углеродистой стали. Но организационный вопрос Леонида Ильича волновал больше всего… Нужно закрыть глаза на долгие годы дружбы, личную преданность Павла Васильевича (Кованов). Он никогда не забывал и при встрече с ним  считал своим долгом напомнить тот дождливый промозглый  день, 10 сентября 1942 года, когда к нему в землянку вошел военный корреспондент капитан Кованов, лихо  козырнул, представился. Затем появилась первая статья с портретом заместителя начальника политуправления Северо-Кавказского фронта,  бригадного комиссара Брежнева, положившая начало бравой карьере героя очерка.  Мгновенно, как искра вспыхнула между ними дружба и вот уже 30 лет они неразлучны.
До этой минуты, до этого часа, до завтрашнего дня. Тяжело, но нужно определяться, что важнее, дружба или принципы.
Правительственный кортеж, повизгивая тормозами, на скорости въехал на Кутузовский проспект и  подкатил к дому номер 26. Автомобили по ходу движения, согласно предписания,  несколько раз менялись местами и к подъезду первым подкатил автомобиль в котором находился  Леонид Брежнев. Молодой, розовощёкий  солдат услужливо открыл дверь и, высоко подняв подбородок, вытянулся по стойке смирно. Леонид Ильич искоса посмотрел на него, крякнул от удивления, отдавая должное расторопности и усердию последнего.  Ухватившись рукой о спинку переднего сиденья развернулся направо,   выбросил левую ногу на асфальт. Затем, уже упираясь  двумя руками о сиденье и спинку, вытолкнул своё тело наружу.
Поправляя на себе пиджак, а заодно и две сияющие на груди звезды (на то время он имел только две: Героя СССР и Героя Социалистического труда), он заметил в метрах сорока также припаркованные лимузины.  Тотчас же распахнулись двери второй машины и изнутри высветились охранники с Дмитрием Степановичем  Полянским. Тот, широко улыбаясь и расшаркиваясь, направился к Генеральному секретарю, который также расплылся  в улыбке и,  положив руки на бока, радостно рассматривал друга.
Дмитрий Степанович ускорил шаг и приобнял Леонида Ильича . Тот, в свою очередь, обхватил Полянского  за талию и, прикладывая усилие, потащил его в сторону подъезда.
Уже в подъезде Леонид Ильич обернулся к охраннику.
-Машины  Димы в гараж направь.
София Петровна из второй комнаты услышала голос Дмитрия Степановича и обрадованно вышла им навстречу.
- Рада видеть Вас, Дмитрий Степанович,- воскликнула она, - сколько лет, сколько зим!?
Полянский смутился и стал оправдываться, - Простите меня Виктория Петровна, я без цветов. Леня вот так спонтанно затащил меня к вам.
- О-о, он большой любитель сюрпризов. Ничего, за вами долг, следующий раз с двумя букетами придете. - рассмеялась Виктория Петровна.
Мужчины сбросили верхнюю одежду на руки домработницы Клавдии Ивановны, скинули ботинки и  обулись  в предложенные им тапочки,  прошли в гостинную.
Леонид Ильич по обыкновению, едва переступив порог,  переодевался в домашнюю одежду, но при госте не стал этого делать. Снял лишь пиджак со звездами, повесил на спинку стула и прошел к журнальному столику. Тотчас же появилась служанка, юная кокетка из Серпухова, с редким именем Варвара и робко спросила, - вы хотели бы поужинать или десерт?
- Мы, пожалуй, по рюмке коньяку выпьем. Вчера прислал Карен (Демирчян - секретарь ЦК КП Армении)  двадцатилетний Двин. Ты представляешь, в бочку закупорили, когда я ещё в Молдавии работал! Хотя молдавский коньяк, я так тебе скажу… в эту минуту Леонид Ильич запнулся, посмотрел в окно и за стеклом увидел  едва различимые черты разгневанного автора этого романа. Крякнул от удивления, почесал за ухом и продолжил, - молдавский коньяк и в подметки не годится армянскому. Армянский это класс, высшая проба!
- Выпью, выпью с удовольствием, тем более что  армянский коньяк, считаю, даже лучше французского Наполеона, -  оживился Дмитрий Степанович, потирая руки от удовольствия.
Вошла Виктория Петровна и обиженно заворчала, - Леня, сразу за коньяк? На ночь-то, лучше чаю попейте.
- Иди, иди отсюда, - махнул рукой Леонид Ильич и обернулся к служанке Людочке. Та стояла в проеме двери, ведущей из кухни с подносом на руках.
- Давай сюда. Ты видишь у Димы глаза огнём горят.               
А разливая коньяк по хрустальным рюмкам, задумался. Поставил бутылку на стол и  обратился к другу.
- Можешь начистоту сказать, чего это ты приелся к Павлу? (Павел Васильевич Кованов, до этого вечера председатель Комитета народного контроля СССР). Чем тебе Паша не угодил? Завтра я провожу Политбюро. Миша (Суслов) твое предложение принял, завтра обсуждаем.
Дмитрий Степанович вяло посмотрел на друга, осторожно взял обеими руками полную рюмку и лаская её пальцами, стараясь не разлить, глядя куда-то вбок, процедил сквозь зубы.- Терпеть его не могу.
___

Сообщение газеты “Правда” следующего дня.

Постановление Президиума Верховного Совета  СССР от 23 июля 1971 года.
Освободить председателя Комитета народного контроля СССР Павла  Васильевича Кованова от занимаемой должности в связи с переходом на другую работу.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР Николай Подгорный
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР Михаил Георгадзе. 

Москва. Кремль 23. 07.1971 г.


Четвертая часть рассказывает, как
Антон широко шагал по паркету Мосфильмовского коридора всё еще сохраняя удачливый блеск в глазах,  коим он простился с хозяйкой кабинета.                При этом шатался от навалившейся усталости, его  могучую грудную клетку разрывали на части переполняющие душу и остальные внутренние органы, противоречивые чувства трепета и страха. В таких случаях говорят, голова  крУгом.
Теперь его путь лежал на улицу Талалихина в Мясокомбинат имени Анастаса Микояна, где он намеревался,  в первую очередь, получить аванс за намеченное выступление и затем уже встретиться с бывшей подружкой, поддержать её в скорбную минуту и быть может продолжить роман с ней, потому как  её величество совпадение именно в эти дни освободило её и его от  мужских и женских объятий.
Вспомнилась бывшая подружка Лиза, её роскошная фигура… А вспомнив он от удовольствия присвистнул, вспоминая её в постели и сделав философский  вывод вслух произнёс, -   ничё тёлка. Поссорились они, смешно сказать, из-за пустяка. Попросила в долг полтора рубля на день. На следующий день к вечеру вернула. Он не считая сунул деньги в карман, а вечером пересчитал - 15 копеек не хватает. Не стал её упрекать, но осадок остался и, как следствие, начались трения. Слово за слово, он и напомнил ей про недостачу, она в ответ не долго думая съездила ему два раза по шее, сначала левой рукой, потом правой и со словами “Подлец!” удалилась.  Не знал он того, что в тот  день мать, подметая комнату,  вымела из  под ножки стула эту  монету и то ли забыла, то ли не посчитала важной сию находку, смолчала.  Лишь месяц спустя, когда он, в порыве чувств, рассказал матери причину разрыва отношений, мать и вспомнила. Антон тот час же рванулся к телефону, стал извиняться и посыпать пеплом голову, но было поздно Лиза уже встречалась с Олегом и о возобновлении романа с таким козлом, как она обозвала его по телефону  и слушать не хотела. В перепалке она слово “козел” дважды произнесла, но Антон стерпел, не стал её козлихой величать.  А теперь вот позвонила.
Визитку Тамары Моисеевны он спрятал в самый глубокий карман, к которому  заботливая мать ещё пять лет тому назад змейку приладила, чтобы он ненароком получку или  заработанные деньги на профсоюзных сабантуях по дороге не растерял.                Когда в  вагоне метро освободилось место он тотчас же брякнулся  на скамью и  оказался между  полной женщиной, на вид смахивающей на представительницу одной из республик Средней Азии, в то же время её можно было легко принять за не менее яркую представительницу одной из прибалтийских республик. Это с одной стороны, а с другой расположилась, тут и гадать нечего,   московская длинноножка со вздёрнутым носиком. Он, не теряя времени,  достал визитку  и переписал номер в блокнот. Но и эта запись его не успокоила. Антон вырвал из блокнота страничку и озираясь по сторонам, с недоверием посматривая на вертлявого пацана в картузе: который извиваясь завис над ним, то ли пИсать хотел, то ли, скорее всего, характером не вышел, держась за поручни и насмешливо тот следил за действиями Антона. Бросив недовольный взгляд на пацана, он памяти записал номер, спутав лишь одну цифру, сложил несколько раз листок, и засунул под кожаную супер обложку паспорта. Лишь после этого  расслабился, вполне резонно посчитав, что теперь сумеет сохранить до утра хотя бы одну из спрятанных в разных местах, шпаргалок.
Откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза и предался размышлениям. Вспомнил слова  Тамары Моисеевны, “ пятнадцать тысяч долларов” и то, что он никогда  в глаза не видел доллары, что они  из себя представляют не знает. Как они выглядят? У кого бы спросить? Но в его окружении и рубли как выглядят  толком не знают.  Можно на спор утверждать, что никто из них и двадцати пятерку никогда в руках не держал. Нарисуешь красивую бумажку, напишешь на ней 25 рублей - поверят.  А у Антона  сто рублевка несколько раз была. Вспомнил, как он нервничал, пытаясь её  разменять. Но  не то что разменять  и купить  абсолютно ничего невозможно было. Словно бы монгольские тугрики на  руках. В местном ларьке спросил две бутылки пива, а продавщица, как глянула на купюру, сразу сгребла бутылки и под прилавок, да как зашипит. - Откуда у тебя такие деньги? Украл?! Ну, дам я тебе сдачу, выложу всё что у меня есть, а как работать потом? Иди отсюда. Отправился в сберкассу, а там паспорт попросили, хорошо  ещё свидетельство о рождении не потребовали и аттестат зрелости в придачу.  Пришлось идти за паспортом. Я доллары и тратить не буду, пусть полежат. Слава Богу не безденежный, сейчас вот тринадцать с половиной получу, а там и мамина пенсия на подходе и получка ещё. Вообщем жить можно. Но это не всё, ещё и моё имя в титрах покажут, соседи точно лопнут от зависти. Да, за Моисеевну держаться надо. Я её завтра так уделаю, в три ручья потеть будет. Этого долбанного грузина и на километр больше не подпустит.                Хриплый механический голос репродуктора утопленного в верхнюю часть стенки вагона метро, напомнил Антону о приближении остановки “Волгоградский проспект” он встал и резво работая локтями потянулся к выходу. Не скрывая своего недовольства, толпа, как только электричка остановилась, сверкая ненавистью и злобой,  выплюнула его из вагона. Надо будет тачку купить, посмотрев на, с визгом, захлопнувшиеся двери, расправляя на себе пиджак и брюки, недовольно пробурчал он и  направился к выходу. Поднимаясь по эскалатору наверх вспомнил просьбу матери, оклеить обоями комнату. У всех обои, а у них побелка, ещё та.                - Вот мать обрадуется, когда услышит!                Антон с восторгом присвистнул.  На улице светило яркое солнце, и его настроение расцвело всеми  цветами радуги. Справа у  входа в метро на низком стульчике сидел  знакомый старик и горланил всё ту же, надоевшую за  годы,  незатейливую песенку,                “Товарищ, постой,                Купи проездной.                Кто мимо пройдёт,                Тот пешком пойдёт.                Но Антон и на этот раз не стал задерживаться  у  старика. Остановился, подтянул брюки, прищурился, глядя на солнце и поспешил  к переходу. По пути, прямо на него уставилась лоточница с чебуреками. В белоснежном халате, с глубоким декольте одетом  поверх крепдешинового платья сшитого соседкой рукодельницей. 
 По замыслу портнихи, выставленные на всеобщее обозрение, два белоснежных полушария, пышущие страстью и любовью, непременно должны притягивать внимание мужчин и  вызывать лютую  зависть у доброй половины женского населения. Между полушариями вальяжно разлёгся поблескивая золотыми боками кулон размером с детский кулак, с вкрапленным по центру крупным рубином и полные пальцы, похожие на сосиски или сардельки,  усеянные золотом. Как пройти мимо? Но, Антон с достоинством принял скучающий взгляд особы и,  мило улыбнувшись, прошёл небрежно шаркая по асфальту, вдыхая ароматный запах горелого чебуречного масла.                В кармане имелась мелочь, хватило бы даже на два чебурека, мог бы и подойти, но расчетливый ум предлагал  учесть  форс-мажорные обстоятельства, с которыми видимо ещё придётся столкнуться. 
У подземного перехода, в сторону улицы Талалихина, две старушки спорили. Брызжа слюной и размахивая кулаками грозили друг другу. До Антона донеслось, - Я напишу на твоего дурня анонимку, его враз в райкоме на место поставят.
Последовал мгновенный ответ, - Ты лучше за своей патаскушкой следи,  ни одного кобеля не пропускает. Трое детей, и хош бы один был на мово сына похож!
В переходе рабочие, в грязно-серых спецовках, дробили строительным перфоратором асфальт и  глушили писклявые голоса старушек. Удаляясь от места импровизированного поединка, об этом подумал, с сожалением,  Антон. В эту минуту, он обратил внимание, как  небольшой, но острый кусок асфальта отлетел из-под зубила перфоратора и попал в ногу проходившей мимо хрупкой женщины, средних лет.  Она стремилась поскорее пройти опасный отрезок, трусливо поглядывая на перфоратор, шла, прикрывая ладонью правое ухо, пытаясь уменьшить грохот, многократно увеличенный акустикой подземного перехода. Левой рукой  несла авоську полную снеди.
Получив удар в ногу, она взвизгнула, опустила авоську и присела, застонав от боли.
Рабочий в такой же  спецовке, стоявший поодаль, заорал на нее.
- Куда прешь, гражданка ! Мы, можно сказать, государственное задание выполняем. 20 съезд на носу, гости будут, в том числе и из-за рубежа. А ты под ногами вертишься.  Да не стой ты, иди отседа.
Он подошел к женщине и пнул ее коленом. Она свалилась на бок, задев авоську.  Из авоськи посыпались помидоры, огурцы, падая на бок треснула бутылка с молоком и содержимое разлилось на асфальт.
Милиционер, с погонами старшего лейтенанта, заметил непонятное оживление в переходе, подошел, и   обращаясь к рабочему сиплым голосом пробубнил:
- Что случилось?
Посмотрев на женщину, решил уточнить, - пьяная?
Рабочий, кисло усмехнувшись, подтверждая тем самым  догадку старлея, безадресно махнул рукой и отошел в сторону.
Старлей вплотную подошел к упавшей:
- Гражданка, вставай…  не мешай людям работать. Иди подобру поздорову. Не заставляй меня власть применять.
Но женщина чувствовала себя откровенно  плохо и причиной тому явился  не больной осколочный удар, а возмутительный поступок рабочего, оскорбивший ее до глубины души. Судя по всему, в переплет попала  интеллигентная женщина, не привыкшая к хамскому отношению и в силу этого, оказалась в шоковом состоянии.
Но старлей ее молчание по-своему проинтерпретировал, он возмутился безразличием, коим, как ему показалось, она одарила его. А потому потребовал, чтобы она тотчас же прекратила это ерничество, освободила территорию, занятую строительными работами. В ответ женщина лишь качала головой, не соображая, что происходит.  Он схватил ее за плечи, стал поднимать, пытаясь поставить ее на ноги. Женщину затрясло как в лихорадке, она схватила разбитую бутылку из под молока, резким движением  ткнула ею в лицо представителю органов правопорядка. Брызнула кровь и  территорию перехода пронзил душераздирающий вопль милиционера. Рабочие, побросав лопаты,  бросились на женщину, первый подскочивший, ударом ноги выбил из ее рук обломок бутылки, а второй  нанес удар кованым ботинком ей в висок. Удар третьего рабочего пришелся женщине в грудь, которая к тому моменту, слегка дернувшись уже не подавала признаков жизни.   
Антон, потрясенный происходящим, стоял у стены, не в силах покинуть место ужасной бойни. И все же он, сделав неимоверное усилие, оторвался от стены и зашагал. Последнее, что он увидел -  рабочие обступили милиционера пытаясь остановить кровь струящуюся с нескольких ран  по  его лицу.


Пятая часть рассказывает, как Антон, выбравшись наверх, глотнув свежего воздуха,  почувствовал, как закружилась голова и ослабли ноги.
Он доковылял до  скамейки и свалился на нее. Его затошнило, перед глазами пошли красные круги,  волной прокатилась по телу крупная дрожь, словно началась простудная лихорадка. Желудок ухнул куда-то вниз, в глазах защипало и  он выблеванул себе под ноги месиво из утреннего завтрака.
Прохожие проходили мимо с отвращением, искоса посматривая на скамейку с оккупировавшим ее  беспробудным пьяницей. Старушка в сиреневом берете с инкрустированной золоченой тростью остановилась и стала бесцеремонно разглядывать Антона. Затем укоризненно качая головой сказала, - смотри как нализался!
Антон услышав старушечий скрипучий голос, вздрогнул, выпрямился, достал, носовой платокне первой свежести, вытер губы и не глядя на старушку, поднялся с места и не спеша побрел  по тротуару. Лишь пройдя районную библиотеку и  типографию, до него дошло, что ему надо в дом номер улица Талалихина, дом 41, строение 14 41.
Издалека он заметил проходную завода и слегка покачиваясь ускорил шаг. В проходной оказался знакомый вахтер, он не спрашивая куда и зачем, по доброму улыбаясь, пропустил Антона на территорию завода. Он подошел, минуя два корпуса к небольшому строению, Здесь располагалась администрация завода.  В коридоре столкнулся с главным бухгалтером Надеждой Николаевной, она направлялась к себе с графином свежей воды в руках.
- Проходи, - устало улыбаясь, сказала она и пропустила Антона в свой кабинет.
В первую очередь дрожащей рукой налила воду в граненый  стакан и  осушила его без остатка:
- Вчера, день рождения Маши отмечали. Пить хочется, прямо нет мочи.
Сказала она, затем показав на второй стакан, спросила:
- Будешь?
Антон молча покачал головой. Надежда Николаевна усаживаясь в кресло обратила внимание на бледный вид Антона.
- Ты что болен? Бледный, как вот эта скатерть.
Антон присел на край стула и с дрожью в голосе ответил:
- Только что, у меня на глазах, женщину убили. Случайную прохожую.
- Не рассказывай, И так голова трещит со вчерашнего. Она, помотав головой, достала из выдвижного ящика амбарную книгу, небрежно полистав, открыла исполосованную красным карандашом  страницу и предложила Антону расписаться. Пока он выводил каракули напротив своей фамилии, она, искоса рассматривая его автограф, нехотя, и по старушечьи кряхтя, поднялась с места.  Сгребла со стола тяжелую связку бронзовых почерневших ключей, тяжело ступая и  позванивая бронзой, прошла к сейфу. Перебрав ключи, определила нужный, вставила его в замочную скважину, повернула до упора направо, раздался скрип, а следом щелчок, затем взялась двумя руками за бронзовое, сверкающее золотом, колесико и, прикладывая усилие, повернула его вдоль оси, но только  в левую сторону. Затем потянула дверь на себя, и проворно  погрузилась по пояс в черную пасть железного шкафа.  Через пару минут, смешно, пятясь, выпрямилась, держа в руках небольшую пачку денег. Послюнявив пальцы, отсчитала тринадцать рублей, остальные не глядя бросила обратно, на верхнюю полку сейфа. Достала из нагрудного кармана своего, далеко не женского пиджака, горсть монет, отчитала пятьдесят две копейки: две по двадцать копеек, десять и две копейки по одной и протянула их Антону.
В знак благодарности, он слегка присел, и преданно глядя ей в глаза, неестественно улыбнулся. Молча сунул в карман выданные авансом деньги.
Но не направился сразу к двери, не желая столь быстро показать благотворительнице свою спину, стал топтаться на месте. Вспыхнула в памяти удобная тема для общения, дочь Надежды Николаевны, Маша. Та неудачно вышла замуж и время от времени конфликтует со своей свекровью. Надежда Николаевна, усаживаясь в свое кресло, махнула рукой:
- Разводиться ей надо! Дура, не понимает!  Все на ней: одеть, постирать, приготовить. Ильинична дома сидит, инвалидом устроилась. Доброго слова не услышишь, только ворчание. А Егор во дворе с собутыльниками в домино режется. Трезвым не возвращается и вонючей рожей в постели к ней пристает. Ради ихней развалюхи терпит, говорит детям достанется. Огромный домишко у них, предки вроде кулаками были. И как их только в свое время не раскулачили? 
Всю эту историю, Антон слышал не раз, но с притворным вниманием охал и ахал потворствуя своей покровительнице. Хотя, признаться, от неё толком ничего и не зависело. Но нет. Могла бы деньги задержать и после выступления мурыжить, мол, зайди завтра или послезавтра. Лучше пару минут постоять, выслушать её откровения о наболевшем и на доброжелательной ноте расстаться.

Шестая часть


Антон спустился по обшарпанным, до боли знакомым, ступенькам в фойе административного блока и направился в сторону актового зала. Едва завернув за угол он заметил у входа в зал оживление: толпились люди, преимущественно седовласые и доносилась  из настежь открытых дверей зала траурная симфоническая музыка.
Подойдя поближе, уже в дверях, он заметил Лизу, та прислонилась к стене и, увидев друга-верзилу, уставилась на него вытирая слёзы.
Пожилая пара, вероятно родственники или соседи со скорбными лицами,  кои  на похоронах иметь положено,  успокаивали её  и, усиленно жестикулируя руками, что-то объясняли. На их лицах можно было прочесть твердую решимость сделать возможное и невозможное,  чтобы удалить печаль с сердца  дочери покойника,  но  просили  лишь пару дней переждать. Лиза пропускала мимо ушей дежурные слова, которыми обычно успокаивают родственников, просто кивала головой. 
А когда Антон приблизился, она тотчас же, оставив изумленных стариков с незавершенной речью, кинулась к бывшему бойфренду. Громко всхлипывая и причитая - прильнула к его груди.
-Я сожалею, Лизонька, - только и нашелся, что сказать Антон. И поразмыслив, добавил, - теперь мы, только вместе будем. Нас, теперь ничто не в силах разлучить., - с жаром заговорил он, -  те пятнадцать копеек за спинку стула закатились, а я на тебя погрешил. Дурак я Лизонька, твакое сокровище чуть не упустил.
Он обцеловал её обе щеки. Пару раз, по старой памяти, лизнул ей подбородок и они, держась за руки, прошли в зал.
У гроба на скамейках сидели друзья-однополчане Владимира Семёновича. По этому случаю, они посчитали не лишним явиться на прощание с другом при полном параде. Груди, практически у всех были усеянами различными  медалями и  орденами. Перед гробом на красной атласной подушке лежали награды усопшего. 4 медали и три ордена насчитал Антон. Он разглядел орден Красной звезды второй степени и два ордена Знак почета. Первый он получил при праздновании 25 летия завода, а второй орден Владимир Семёнович нашёл в позапрошлом году в Коломенском парке, когда поехал туда на  день  встречи с одноклассниками.

Он обратил внимание на группу военных, те стояли
поодаль у окна в ожидании дальнейшего распоряжения. Их прислал, сам Алексей Маресьев,  герой книги и фильма “Повесть о настоящем человеке”, а теперь  ответственный секретарь  Советского комитета ветеранов войны. Сердобольная старушка с виду - старуха Шапокляк шепнула Антону на ухо, - эту группу автоматчиков прислали для оказания последних почестей настоящему герою и кода станут опущать гроб в землю они  стрельнут в воздух, чтобы прощальным салютом возвестить человечество о геройском мужчине. Такой грохот начнется, мало не покажется. Его  сам Генералиссимус Сталин уважал и лётчик Иван Никитович Кожедуб тоже. У него даже фотография была, покойник с однополчанами в самом центре стоит, правда Ивана Никитовича Кожедуба там нет, тот позже подошёл. 
Загорелась возможностью, проявить свою эрудицию ещё одна старуха Шапокляк и со знанием дела  сообщила подробности церемонии захоронения:
- Сам военком на кладбище выступит и еще одну, венгерскую  медаль, “Огненный крест”называется, добавит на  подушке.  Владимира Семёновича. Правительство Венгрии давно наградило. По ходатайству директора профильной гимназии Папп Каталин из медье (области) Пешт “Огненным крестом”.Она полная однофамилица девушки с которой встречался автор романа, Ваагн Самсонович. Каталин уже на пенсии и сама видела:  кода  наши войска брали их небольшой городок Вишеград. Владимир Семёнович первым в город ворвался и всех немцев на колени поставил. Награда эта года полтора добиралась до Владимира Семёновича, но, как раз вчера получили долгожданную медаль, а  Владимир Семёнович не дожил, вот горе так горе. Помер раньше времени.


Седьмая часть

Татьяна Михайловна, едва войдя в кабинет скинула оранжевую курточку, бросила на ближайший стул, прошла к зеркалу, поправила прическу, затем опустила свою попу в персональное кресло и подтянув поближе один из ярко-красных телефонных аппаратов набрала номер офиса композитора Микаэла Таривердиева.
На удивление,  ответил сам Микаэл Леонович
- Миша привет, - бодро  и весело произнесла Татьяна Михайловна .
- Добрый день Моисеевна, - в  свою очередь обрадованно приветствовал  Микаэл Леонович и поправил очки на переносице .
- Что нового? - Не скрывая своего желания верховодить, коротко справилась Татьяна Михайловна.
Таривердиев понимал это, в двоевластие играть не собирался, всякий раз подробно рассказывал о проделанной работе и сегодняшний разговор не стал исключением:                - Выбрал инструменты, - стал подробно докладывать композитор, - расписал партии для каждого инструмента. Определился с музыкальными вставками. Использую и фрагменты из симфонической музыки, - перешел он к конкретике.-  К примеру, при встрече в Бёрне Вольфа и Дольмана, в особняке Управления стратегических служб США, вставлю музыку из оперы Моцарта «Свадьба Фигаро»
И ещё, когда готовится шифровка для Штирлица по радио зазвучит Ноктюрн Глинки «Разлука».
И русскую народную песню тоже используем, в самом фашистском логове - здесь Микаэл Леонович позволил себе рассмеяться, - я выбрал песню  «Ой ты, степь широкая» её Штирлиц мысленно споёт, когда в одиночестве отметит день Красной Армии 23 февраля, а затем его за кадром хор поддержит.
В двух местах я хотел бы использовать песни Эдит Пиаф.  В первом случае, Штирлиц и Шлаг слушают её песню “Milord” (“Милорд”) по радио в машине по пути к границе.  А вторая песня     «Non,  je ne regrette rien» («Я ни о чём не жалею»)  прозвучит на кадрах воспоминаний Штирлица о Франции.                Татьяна Михайловна с удивлением воскликнула:
- Но… обе песни Пиаф - продукт послевоенного времени - первая исполнена, если мне память не изменяет,  в 1956 году, а вторая в 1960.
Микаэл Левонович поправил очки на переносице: -Ты думаешь, зритель обратит на это внимание?
- Быть может и не заметит, но, Карапетян, автор этого романа, буквоед еще тот.
- Один в поле не воин, - возразил Микаэл Леонович, - а потом, кто его слушать-то  станет.
- В принципе верно, - согласилась Татьяна Михайловна.  - А у меня хорошая новость, есть стихи, - интригуя партнера по работе над фильмом, загадочным тоном произнесла Татьяна Михайловна.
- Кто автор?
- Он тебе неизвестен, один из родственников Павла Васильевича Кованова, председателя Комитета народного контроля СССР.
- Красавец?
- Да, неплох собой, - кокетливо ответила Татьяна Михайловна.
- Понятно, ты иначе не можешь, - он поправил очки на переносице, -  но не годится, газеты читать надо:  Кованов с прошлой недели персональный пенсионер всесоюзного значения. Уволен.
- А что это меняет, - напряглась Татьяна Михайловна.
- А то что худсовет не допустит к своей кухне малоизвестного человека со стороны, проверено.
- Но стихи мне нравятся, он самую суть уловил. Я бы не хотела с ним расставаться.
- Прежде всего,  ты хочешь,чтобы твой фильм вышел на экраны. Не так ли?
- Ну, допустим.
- Давай так поступим, - глубоко вздохнул Микаэл  Леонович, понимая, что Татьяна Михайловна основательно влипла, появился новый обожатель, - пришли мне стихи, я посмотрю. И не упрямься. Лишний геморой мне тоже ни к чему.
- Сегодня вряд ли, но в понедельник  с курьером точно отправлю, - упавшим голосом резюмировала Татьяна Михайловна и  добавила:
- Какого лешего они вмешиваются не в свои дела.
- Хорошо, хорошо, не  вешай нос, что-нибудь придумаем. На следующей неделе созвонимся.                Коротко заключил Таривердиев, и Татьяна услышала гудки отбоя.
Она в сердцах  швырнула трубку на рычаги телефона, откинулась на спинку кресла:
 “Вот невезуха”, - вслух произнесла  она с горечью и досадой. Ноготочком отодвинула от себя телефонный аппарат.
А на следующее утро начисто позабыв все незавершенные дела, с нетерпением 13 летней Джульетты ожидала она звонка от своего Ромео, в смысле Антона.
И звонок не заставил себя долго ждать.
Ровно в 9.05 прозвучало: дзинь, дзинь, дзинь. И опять: дзинь, дзинь, дзинь. Татьяна Михайловна бросилась к телефону:
- Да, да слушаю. Антоша, это ты?
- Татьяна Михайловна, это Антон.
- Антошенька, - вскрикнула  от нахлынувшей радости Татьяна Михайловна, - приезжай, я жду тебя…

Восьмая часть рассказывает,                как в  понедельник, во второй половине дня Микаэл Леонович, развалившись в кресле у камина, с озабоченным видом  вертел в руках несколько примятых листочков со стихотворениями.
“Действительно, хорошие стихи”: -  мысленно согласился он с мнением режиссёра фильма Лиозновой Татьяной и стал в полголоса  напевать, мгновенно родившуюся мелодию. На полях сделал несколько заметок, понятные лишь ему самому.
Продолжая размышлять,  как поступить, решил заручиться поддержкой директора Мосфильма Николая Сизова, который к нему относился по родному, доброжелательно.
Решительно встал и направился было в рабочий кабинет, чтобы позвонить, но взявшись за бронзовую массивную ручку в виде бараньей головы, он поправил очки на переносице и задумался. Вспомнил известную поговорку, “Хочешь получить отказ, звони по телефону”.  Тащиться по всей Москве совсем не хотелось и все же решил ехать и на месте заручится поддержкой , так вернее, а заодно зайти и в  Отдел телевизионных прав, давно им обещал, трижды звонили.
 Выложить всё как есть Трофимовичу с глазу на глаз. Может быть и сработает. Иначе с любвеобильной Татьяной, учитывая её капризный характер, не оберешься.
Позвонил в приемную Николая Трофимовича, попросил соединить с ним и договорился о встрече.

Тимоша, персональный водитель композитора,  сидел на кухне и балагурил со штатным поваром,  красоткой Анитой, при виде Таривердиева подтянулся, на полуслове остановился.
- Через полчаса выезжаем, - коротко бросил водителю композитор.
Тимоша  нехотя собрался и  поспешил вниз к  автомобилю Роллс Ройс, припаркованному у подъезда,  дома номер 9 по улице Усиевича. Столь дорогой автомобиль Таривердиеву подарило неизвестное лицо кавказского происхождения, пожелавшее остаться неизвестным. Поговаривали подарок сделан от имени первого секретаря Московского горкома КПСС Виктора Васильевича Гришина, или по указанию последнего, и то и другое не  рекомендовалось разглашать. Эту инфу друзья, знакомые сообщали  друг другу исключительно полушепотом.
Микаэл Леонович сел за стол и  Анита тотчас же подала ему любимое блюдо: хачапури по-имеретински и запеченную с овощами масляную рыбу.
Наскоро позавтракал, что с ним случалось крайне редко. Обычно он обстоятельно разжевывал пищу, непременно думая о чем-то, рассматривал картины развешенные на стенах столовой комнаты, делал замечания художникам, иногда перебрасывался репликами с домочадцами. Но сегодня он, торопливо стряхнув крошки на бумажную салфетку, прошел, в свою комнату, не забыв совершить обязательную процедуру, поблагодарить красотку Аниту за вкусную еду. 
Едва прикрыв за собой дверь, он легко скинул  с себя пижаму: в первую очередь освободился от штанов, разрисованных воздушными разноцветными шариками, а затем взялся за кофту, с тем же рисунком. Автору  романа показалось странным эта очередность, потому как согласно своей привычке он, сначала кофту снимал. 
Затем подтянул, великоватые по размеру, трусы, подарок тёщи на прошлогоднюю годовщину Октября, напялил носки, нужно отметить, не первой свежести, одел брюки и  рубашку, накинул на шею галстук.  Поспешил в пред коридорную комнату: образовавшуюся по недосмотру строителей в период капитального ремонта и брякнулся на табуретку, что стояла рядом с его обувью: ботинками ярко желтого цвета из козлиной кожи. Проявляя удивительную сноровку легко натянул на правую ногу лакированный ботинок, завязал какой-то сложной системой шнурков, то же самое проделал и с левым. И только  сейчас заметил свежие носки на тумбочке у журнального столика. А увидев носки, он от огорчения развел руками, выпалил пару нелестных сложноподчинённых предложений в адрес красавицы Аниты, используя вперемежку русские, армянские, грузинские, азербайджанские и осетинские слова и снова вернулся к табуретке. Пришлось присесть и переобуться. Небрежно, правой ногой, откинул несвежие носки в угол, между тумбочкой и пуфиком и только после этого повернулся к зеркалу и  приладил галстук. Не оборачиваясь сдернул со спинки стула пиджак и,  направляясь в сторону парадных дверей,  облачился  в него.

А в прихожей стащил с верхней полки шкафа-купе коричневый из премиальной экокожи, видавший виды, потрёпанный портфель, и напевая песенку Шаинского “Пусть бегут неуклюже, пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой…”  поспешил во двор.
У парадной лестницы уже пыхтел, готовый петлять по московским улицам, Роллс Ройс, а Тимоша широко улыбаясь, ждал появления своего патрона. Он мокрой тряпкой натирал лобовое стекло и не предполагал, какая вскорости обрушится слава, всесоюзная известность на своего патрона,  из-за музыки к предстоящим фильмам “Семнадцать мгновений весны” и   “Ирония судьбы, или с лёгким паром!”... 

Микаэл Леонович и раньше без удовольствия садился за руль, а после автомобильной аварии со смертельным исходом, тем более, предпочитал коротать время на задней скамейке. Прошло четыре года с того злопамятного дня, а боль в душе не угасла, предательство той, ради которой он рискнул пожертвовать своим будущим, взвалив на себя вину, заслонило радостные дни всей его жизни.
Это произошло 9 мая 1967 года. Возвращались они поздно вечером после вечеринки с друзьями в ресторане. Радмила нервно вела машину по Ленинградскому проспекту, сказалось выпитое. По обыкновению  Радмила правила небрежно, одной рукой, то и дело оборачиваясь, рассматривая ночной ландшафт. В районе театра Ромэн  из кустов выскочил  молодой человек, он торопился на свидание со своей девушкой, та ждала его на противоположной стороне улицы. Радмила поздно заметила этого парня и не справилась с управлением, машина сбила его.
Оказавшись  в  шоковом состоянии, нажала не на тормоз, с  намерением остановиться и помочь пострадавшему, а истерично вдавила в брюхо автомобиля педаль газа и помчалась не разбирая дороги подальше от места трагедии: от неестественного удара тяжелого тела о бампер машины, от испуганных вскриков прохожих, от искаженного лица седовласого старца, который рядом оказался и благодаря случайности также не попал под колеса, и, наконец, от трупа. Полученные травмы оказались несовместимыми с жизнью и молодой человек скончался на месте .
В первые минуты шок поверг и Микаэла Леоновича, а когда он пришел в  себя, то попросил  Радмилу остановиться и освободить автомобиль. Сам же сел за руль и вернулся на  место аварии…
И сейчас, сидя на заднем сиденье, спустя четыре года после той трагедии, он снова и снова мысленно просматривал те дни. Суд, на который Радмила - убийца того парня, так и  не явилась. Ожидалось, хотя бы позвонит, посочувствует, поблагодарит… Но так они и не встретились, и  до сих пор. Она исчезла из его жизни, своим поступком отблагодарила пожертвовавшего карьерой и  судьбой благородного товарища, - всякий раз усмехался, возвращаясь в тот злополучный вечер,  Микаэл Леонович.
Погрузившись в размышления о прошлых, приятных и не очень минутах своей жизни он не заметил, как автомобиль въехал на Мосфильмовскую улицу и  уже подъезжает к  служебным воротам.
По отработанной привычке, он, не дожидаясь пока автомобиль окончательно припаркуется, поправил роговые очки на переносице и вынырнул из автомобиля. Легкой спортивной походкой направился к двери. Вахтенный, увидев его, слегка поклонился, преданно глядя Микаэлу Леоновичу в глаза, широко заулыбался.
- Привет Сидорыч, - весело приветствовал его Таривердиев. Тот, продолжая светиться, поднес руку к козырьку. А глядя вслед композитору завистливо хохотнул:
- Смотри как вырядился, тбилисский пижон! Живут же люди!
И, покачав головой, исчез в своей каморке. У двери с надписью, “Директор Мосфильма Сизов Николай Трофимович”, композитор остановился, заправил выбившуюся рубашку в брюки, одернул левую штанину, взялся двумя руками за съехавший набок галстук и выставил его строго по центру, негромко постучал в дверь  и вошел в приемную.

Девятая часть

Секретарши Кристины, (в девичестве Катерины) стройной девицы с огромным бюстом и с V-образным  глубоким до пупка декольте,  на месте не оказалось, но сквозь неплотно прикрытую дверь к Сизову мелькнула её стройная фигура.  Она, приподняв края короткой юбки, сидела на краю рабочего стола и уподобившись дирижеру Спивакову бессмысленно размахивала руками, высказывая шефу замысловатым взлетом своих изящных рук некое недовольство. Услышав щелчок открывшейся двери,  она проворно соскользнула со стола и поспешила в приемную. Уже в дверях остановилась и правой придерживая дверь, левой пригрозила кулаком грозному начальнику.
Микаэла Леоновича застала у  картины, что висела напротив её рабочего стола: тот рассматривал полотно обрамленное тяжелой рамкой, покрытой сусальным золотом. Тщательно прописанные  детали темперой выдавали итальянское происхождение этой работы,  начала или середины ХV века. Однако, с полотна на композитора, с усмешкой на губах и Орденом Ленина на груди, смотрел моложавый хозяин кабинета, Николай Трофимович, это озадачивало. 
Композитор пытался прочесть имя художника, он, прищуриваясь, всматривался в левый нижний угол, и не мог разобрать каракули, потому как, не знал галло-романского.  В эту минуту его  отвлек нежный женский голос:
- Здравствуйте, Микаэл Леонович, - пропела Кристина, развязно улыбаясь, – а мы вас ждем не дождемся.
И продолжая жеманиться, протянула композитору руку.  Тот покорно принял ее нежную, привыкшую к ласке, ладошку, смущаясь и несколько робея.
-  Николай Трофимович вас ждет, проходите.- настойчивее повторила  она, поняв, что ей не дождаться ласкающий слух привычный ряд  витиеватых комплиментов.
Таривердиев, поправив роговые очки на переносице кивнул головой Кристине, не зная, как реагировать на её фривольное поведение,  поторопился скрыться  за дверью.
Николай Трофимович, директор Мосфильма левым мизинцем накручивал диск телефона, на стук приподняв голову, легким кивком, при этом эффектно встряхнув своей густой шевелюрой,  пригласил Таривердиева пройти. Микаэл Леонович, поправив очки на переносице, неторопливо словно бы прогуливаясь прошелся по кабинету, осмотрел ряд кресел с толстыми подлокотниками из красного дерева и  занял ближнее к  владельцу кабинета, поскольку планировал негромко, не для постороннего уха, повести доверенный разговор.  Он медленно опустился в выбранное кресло, рядом поставил портфель и, поправив очки на переносице, положил ногу на ногу. Обнял колени руками. Это была его любимая поза.
В эту минуту Николаю Трофимовичу ответили и он закричал в трубку:
- Алло, алло, Вася !.. А кто же ещё… Ну, ну… Год ждем… Шесть месяцев, это мало?.. Добре, буду ждать.
Николай Трофимович бросил трубку на рычажки немецкого трофейного телефона и обратился к композитору:
- Полгода тянут, это директор НИИ. В прошлом году из Дании привезли трюковое оборудование для съемок с воздуха, решили сэкономить на наладке.  Одна наладка  стоит примерно столько же, если не больше. И валютой платить…  Обратились к нашим, в НИИ запросили раз в десять меньше и рублями, гарантировали качество. Но началась наша, советская мудотина. Работы на две недели, а полгода ковыряемся. Заплатили бы за полную установку, уже окупили бы все затраты. Вот так то, - он развел руками:
- А что у тебя?  С чем пожаловал? Выкладывай.         Микаэл Леонович поправил роговые очки на переносице, - Михайловне стихи попали для нашего фильма, действительно хорошие. Я уже и музыку набросал. Только вот автор, безродный, надо бы протащить его.
Сизов махнул рукой:
- И не возьмусь. Там все схвачено, не реально.  Ты лучше меня это знаешь. Свои авторы. Из пяти три возвращают, причем безропотно.
Микаэл молча слушал, кивал головой и поправлял роговые очки на переносице, затем попытал возразить:                - Михайловна в него втюрилась. Начнет по кабинетам ходить, ныть, просить. Настырная она.
- А за него, ты можешь гарантировать?
- Я и в глаза его не видел, - Микаэл Леонович развел руками и поправил роговые очки на переносице, - ни разу не общался.
- Ещё раз повторяю, ты можешь гарантировать, что он бесхлопотно вернет. Значит так. И не проси, Не буду этим заниматься, у меня своих проблем немало. Сколько там, говоришь,  песен должно быть?
- Пять.
- Так он вернет пятнадцать тысяч? - Николай Трофимович насмешливо посмотрел на композитора:
- Такие деньги отпускают, чтобы случайным прохожим раздавать?
- Может быть Михайловна возьмётся.
- Во первых музыка, это не её стезя, её никто не ставит в известность. А во вторых ей верить себя не уважать, с ней сложно договариваться. Она сегодня одно скажет, а завтра другое пропоёт. Не парься. Попроси Роберта, он на это дело мастер. А ещё лучше передай тому  стихи, чтобы он тему сохранил. И дело с концом.
- Роберт, всем на зависть стихи штампует, причем на любой вкус, но в данном случае…
- Мика, тебя доброта однажды  уже довела до ручки. Два года жизни потерял. Мало тебе? И главное, - повысил голос директор Мосфильма, - не она, а  ты по кабинетам ходишь. Образумься, живи своими интересами. Кстати, тут культурный поход намечается. Рашидов (Первый секретарь ЦК КП Узбекистана) приглашает. В своём постпредстве  сауну отгрохал, подземный город, только верблюдов не хватает. Приглашаю, Шараф, классный мужик, познакомишься.
- И Кристина будет? -  Микаэл Леонович хитро прищурился и посмотрел в сторону двери в проеме ярко светилась оранжевая юбка.
- Куда ж я без неё. Она и о тебе побеспокоится, один не останешься.
Такие деньги отпускают, чтобы случайным прохожим раздавать?
Десятая часть
Воскресенье, час тридцать дня. Как всегда на автомобильном рынке толкотня. Вася Бриллиант сидит за столиком в кафе “Скорость”, рядом с рынком,  на открытом воздухе. С бутылкой лимонада, пьет прямо из горлышка, хотя услужливая официантка поставила перед ним граненый стакан. Поступает он так из соображения безопасности. Это кафе находится под его контролем, но нельзя быть уверенным в том, что дружки Захара  не попытаются его убрать, подсунув отравленный стакан.  Ещё издали он заметил Зоно с неизвестным товарищем, армянином. Армянин полный двухметрового роста, на его фоне Зоно кажется игрушечным. Он резко жестикулируя руками, что то объясняет армянину. Подошли. Армянин подобострастно протянул руку для приветствия и представился.                - Роберт

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

Первая часть

Антон взял Лизу за руку и они подошли к гробу. Антон попросил посторониться  столпившихся у гроба седовласых мужчин. У гроба Лиза отстранила руку Антона и закрыв лицо руками громко зарыдала, навернулись слезы и уц старушек расположившиеся на скамейке у гроба, до этой минуты они шушукались друг с другом и было понятно что говорят они о чем то постороннем. Они с сожалением смотрели на Лизу и утирали слезы
Лизонька, папа тебя очень любил, тем самым
               

(Продолжение следует)







.