На панели

Ярослава Казакова
- Мальчики идут на территорию, девочки на панель... - Классная переводит дух и делает глоток воды из немного замутнённого временем стакана. - ...на панель между тридцать пятым и тридцать шестым кабинетами. Тряпки, надеюсь, все принесли с собой. - Она обводит класс немного насмешливым тёмно-синим взором. - Не понимаю всё же, куда вы так вырядились. Рабочая форма - это рабочая форма, а вы...
Далее следует развёрнутая тирада по поводу того, что и куда следует носить. Наш восьмой "б" слушает молча, не забывая при этом ухмыляться в усы. Ага, давай, рассказывай! Без тебя-то не разберёмся.
Сегодня суббота, и нам в кои-то веки накануне было отдано указание прийти в школу в рабочей форме. Его встретили таким дружным и громогласным "Ура-а-а!!!", что завуч, делавшая объявление, в страхе за свои барабанные перепонки зажала уши.
Это через каких-то семь-восемь лет станет можно приходить в школу, как заблагорассудится. Сейчас на дворе стоят пока ещё сравнительно благополучные советские времена, и посему мы обязаны ходить в школу в колючих коричневых шкурах с дурацкими фартуками, а мальчишки в кургузых синих костюмчиках с непонятными клеёнчатыми эмблемами на рукавах.
Они хотя бы рубашки могут разные надевать, белые только по праздникам, а мы... Разве что ресницы накрасить и губы намазюкать блеском, постоянно спрашивая друг у друга: "Не заметно?" или "Не очень видно, что я накрашена?"
Учителям, конечно, всё прекрасно видно, но слой неумело нанесённого "тональника" и губная помада гораздо заметнее, чем слегка подведённые маминым карандашом глаза и блеск для губ из промтоварного. Был такой раньше, в красивой круглой баночке. Он источал изумительный аромат, а намазывать сей чудесный продукт советской косметологии полагалось пальцем.
На днях учитель физики при всех сделал комплимент моей умеренности в макияже и сказал, что некоторые другие откровенно размалёваны. Это он про нашу Оксанку. У неё и так рожа страшная, а она ещё и малюется, как попало. Аж отпечатки пальцев на слое тонального крема видны.
Мы тогда ещё не знали, что такое "на панель". Некоторые узнают слишком хорошо, когда через несколько лет на нас лавиной свалятся все "радости" переходной экономики. Сегодня мы просто нарядились во всё самое модное, что у каждой из нас есть, и отправились мыть школьные стены принесёнными из дома тряпками.
По правде сказать, панели мы моем не только на субботниках. Мы их моем каждый четверг по графику, поэтому мытьё панелей сегодня - лёгкая разминка перед мытьём лестницы, ведущей из раздевалки на четвёртый этаж. Саму раздевалку драит другой класс.
- Смотрите мне, чтобы на этот раз без фокусов! - Строго предупреждает нас завуч, проходя мимо.
Мы молчим в ответ, но, едва она отходит, начинаем бурно обсуждать прошлый раз. Да-да, тот самый, с фокусами. Правда, мы считаем, что фокус с нами выкинула именно она, но спорить с руководством школы - всё равно, что биться об асфальт. Так же бессмысленно и травматично.
В прошлый раз нас отправили на территорию, и даже не школьную, а прилегающую. Трамвайную остановку убирать. Мы убрали весь крупный сор. Подмели мётлами и наломанными из огромных сорняков вениками асфальт и не только. Мальчишки унесли мусор на носилках в помойку.
Вроде бы всё, можно сдавать инструмент, но, нет. Объект не принимают, потому что граждане, выходящие из трамвая накидали использованных талончиков. Мы подмели. Они снова накидали. Мы опять. Они обратно.
Я могла бы назвать граждан, кидающих талоны на землю, несознательными, но как-то не поворачивается язык. Урн на остановке отродясь не водилось. В нашем насквозь несознательно-криминальном рабочем районе, где большинство проживает в частных домах, их сразу украдут. Поэтому урны не ставят. Поэтому граждане бросают и будут бросать чёртовы талоны на землю. Не всем надо с трамвая в магазин, где стоят урны. Ага, внутри магазина, не снаружи. Интересно, кто и когда успел расплодить столько несознательных граждан в нашем городе?
Однако этот вопрос волнует меня сейчас. В тот пасмурный осенний день нас всех волновало другое: когда мы пойдём домой? По гневной тираде завуча получалось, что никогда. Мы снова мели и мели чёртову остановку, пока не начало слегка смеркаться.
- Девочки, может хватит? - Взмолилась маленькая Юлечка.
Она, вообще-то, не гляди, что маленькая - вынослива, как чёрт, но тут и она выбилась из сил.
- Пойдёмте отпросимся. Нельзя же так! - Подхватила отличница Светланка, беспомощно моргая огромными, как перезрелые финики, карими глазами. - Мне ещё в музыкалку сегодня!
Мне тоже сегодня в музыкалку, но я туда не пойду. Ну, её! Надоела. У нас с Наташкой другие планы на вечер. Мы хотим пойти к ней. Ей родители купили новое платье, и я тоже хочу его примерить. Ещё у нас гора пластинок неслушанных и разговоров непереговорённых.
Мы поплелись к школе, а там... Закрыто! На наш стук никто не ответил. Мы кинулись к запасному выходу, где завхоз выдавал инвентарь. Тоже заперто.
Посовещавшись, прислонили лопаты и мётлы к стене школы и разошлись, кляня, на чём свет стоит, "чёртову систему". Что нам ещё оставалось? Может, заночевать на остановке, а утром снова её мести?
Сторож, обнаружив валяющийся инвентарь, накатал на нас докладную. Нам всем в понедельник накатили по башке и записали в дневники по замечанию. Нам было всё равно. Это вывело из себя завучей ещё сильнее, и они орали на нас в три горла так, что звенели стёкла. Теперь кто-то говорит о фокусах. Сами фокусники похлеще Акопяна!
Мы вылизали лестницу до блеска: стены, окна с подоконниками, пол. Кажется, на этот раз без происшествий. В прошлый раз у Ирки закружилась голова, и она упала прямо на оконное стекло, разбив его своим костлявым телом. Классная тогда плакала навзрыд, обнимая и целуя Ирку, как родную дочь - так рада была, что та не выпала и не порезалась. Завуч, нахмурив брови, велела прийти в школу её отцу. С новым стеклом и инструментами.
- На этой стене разводы! - Истерически выкрикнула завуч, водя холёной рукой по панели между вторым и третьим этажами. - Перемыть! - Распорядилась она.
Воды вызвалась принести Машка. У её дедушки сегодня юбилей, а она тут на панели четвёртый час корячится. За то, что Маша принесёт воды, мы решили её отпустить.
Ничего, сейчас по-быстрому перемоем чёртову панель и пойдём по домам.
Раздался чудовищный грохот. За ним последовал мощный плеск, и целое цунами разлитой Машей воды устремилось по намытой лестнице... на голову завуча. Её проклятья заглушили наш топот по направлению к рыдавшей на ступеньках Машке. У неё в самом верху лестницы подвернулась нога. Маша специально пошла в туалет за водой на четвёртый этаж. Идти с грузом вниз легче, чем вверх.
- Не дети, а уроды какие-то! - Надсаждалась завуч. - Мы не были такими корягами в ваши годы!
Конечно, не были. В ваше время директора школ ещё не додумались до того чтобы эксплуатировать учеников где только возможно, а зарплату уборщиц и дворников класть себе в карман. Вы только металлолом с макулатурой два раза в год собирали. 
- Дура! - Орали на Машку одни девчонки.
- Корова! - Поддерживали их другие.
- С каждым может случиться! - Громко возражали третьи.
"Такого не было. Вы всё выдумали!" - Напишут мне в комментариях спустя годы четвёртые.
"Я тоже училась в советской школе примерно в то же время. У нас всё мыли уборщицы. Мы только иногда подавали им тряпки", - поддакнут им пятые.
- Я всегда сбегал с этих дебильных уборок! - Хохоча, как конь, поведает супруг. - Ещё я полы не мыл! Я что, вообще, что ли?
- Трудовое воспитание - это очень хорошо! - Объявит с придыханием мамочка одноклассницы моего младшего сына.
Не буду спорить, ей виднее. Она родилась осенью как раз того года под плеск устроенного Машкой бурного "цунами".