Глава восьмая
Крапов ушёл с завода, когда коллектив его практически распался. Многие покинули завод, у оставшихся упала дисциплина, опоздания и преждевременный уход с работы стали обычным явлением. Некоторые заводские активные инженеры уволились и подрядились работать с какой-то американской компанией; для дистанционной работы предоставили им компьютеры, присылают задания. Съездили они и в командировку в Штаты. Подивились! Сунулись в метро – думали живыми не выйдут. Дно! Питание – сплошная безвкусица. Инженеры – сплошь иностранные – все говорят с акцентом. Натурализованные выходцы с других стран – даже немцы, но в основном мексиканцы, индийцы, китайцы, кто-то из Таиланда даже… Нет ни одного американца! Рабочие – американцы, постарше возрастом которые. Инженеров-американцев почти нет, хотя зарплату им дают выше всяких других.
А через некоторое время поинтересовался у жены:
- Слыхала, Бромина, моего бывшего зама по экономике, что банкиром стал, пристрелили? Да ты должна знать его.
- Я многих ваших знаю, но не всегда могу связать лицо и фамилию.
- В соседнем подъезде семья их живёт.
-Такой невысокий брюнет... на иномарке в последнее время к дому подъезжал? Здоровался со мной через раз, а в последнее время вообще перестал.
- Он самый! Полгода как ушёл с завода.
- Банкиром стал и убили?
- Кому-то дорогу перешёл, видать. Как тут не вспомнить строки Тютчева: «Слепец! Стезя богатств к погибели ведёт!..»
От непрерывного пребывания дома Краповым овладела бессонница. С некоторых пор перестал ночью спать. Засыпал сразу, но минут через пять-десять просыпался, и уже не мог уснуть до утра. И хоть не высыпался, спать не хотелось. И мыслей, чтоб занимали, как будто и не было в голове, Пусто! Раньше дел и забот было масса, и засыпал, а теперь их нет, никому они не нужны....Чтоб не мешать спать жене, непрерывно ворочаясь, уходил в кабинет на диван, читал книгу пока не уставали глаза, или просто лежал ни о чём не думая.
- Стефан Цвейг: в области действия политических сил решающее значение имеют не выдающиеся умы, не носители чистых идей, а гораздо более низменная, но более ловкая порода – закулисные деятели.
- Это ты к чему?
- Просто так – мудрые мысли. Вот ещё - Драйзер: «… Для успеха в этом мире нужна не добродетель, а расчёт».
- Успокойся, философ! У меня где-то есть пустырник с валерьянкой, - порылась она в аптечке, нашла флакончик, прочитала: - Три раза в день перед едой.
Капли не помогали. Он принимал тёплый расслабляющий душ перед сном – сначала действовало, потом перестало. Стал принимать ванны с хвойным экстрактом – то же самое. Малые дозы коньяка – не расслабляют. Раздражают кожу постель, и само положение лёжа. Так день, другой, третий... а спать не хочется.
- Давай измерим давление, - предлагала она глядя на его осунувшееся лицо, резко обозначившиеся носогубные складки.
Она принесла тонометр, измерила давление на правой руке.
- Ого! Сто семьдесят на девяносто пять.
- Много?
- Конечно. Ну-ка на другой руке. Сто шестьдесят! Надо сходить к врачу, – предложила она, сворачивая прибор.
- Да стыдно как-то появляться с таким... Признаваться, что не можешь владеть собой, расслабиться и уснуть.
- С этим шутить нельзя! – сказала жена. – Могут быть всякие нежелательные последствия для здоровья. – И добавила: - Поменьше надо смотреть на ночь новости. Где нет ничего хорошего.
- Всё плывёт как по течению в пропасть, и ты не можешь этому противодействовать.
- Давай попринимаем «Диротон», - достала она из аптечки ещё и таблетки.
- Откуда они у тебя? – удивился предусмотрительности жены.
- Пришлось как-то прибегать.
- И... ничего мне не сказала?
- Зачем?
***
Юля появилась через неделю после похорон отца, предварительно даже не позвонив.
- Не смогла приехать! – так и не объяснила причину.
Приехала она не одна, а с малюткой дочуркой полуторагодовалой Яночкой. Это крохотное непоседливое создание с живыми бусинками глаз, похоже, вынашивалось в неблагоприятных условиях и явилось на свет несколько преждевременно, и спешило жить.
- Ба-ба! Ба-ба! – усвоила она новое для себя слово и с удовольствием непрерывно его повторяла, столь трогательно для Надежды..
- А ты так и не сообщила что замужем, - упрекнула она дочь.
- У нас гражданский брак.
Надежда привыкала к дочери, сформировавшейся женщины со столичным шармом, заимствованным у гламурных девиц с холёными в косметических кабинетах лицами, не знающими работы руками с длинными, крашенными разным цветом ногтями.
- От папы какое наследство осталось? – спросила она.
- Можно сказать что никакого. Чтоб избежать налогообложения, он оформлял всё непонятно как.
- У меня есть знакомый юрист, он разберётся.
Через пару дней Юля сказала, что ей срочно надо в столицу, не надолго. Может, Яночка пока останется здесь? С чем бабушка охотно согласилась.
С этим Юля и отбыла. Надолго.
***
Настроение у Гудкова в последние дни было хуже некуда – как будто выброшен на самое дно жизни. Из уважаемого рабочего-передовика превратился в нещадно эксплуатируемого пролетария; хозяин автосалона не заключал с работниками даже юридического соглашения, зарплату мог дать любую. Принуждают ко всяким махинациям-манипуляциям с деталями, переставляемыми с одной машины на другую под видом новых, припискам невыполненных работ... Ко всему ещё и развалилась семья... Тошно от всего этого! В таком состоянии он неожиданно встретился со Степаном Грановым.
- Ты чего такой мрачный? – поздоровавшись, спросил тот.
- Радоваться нечему! – ответил кратко, и поинтересовался: - Ты, говорят, охранником в магазине устроился?
- Было дело! Но уже ушёл оттуда.
- Чего ушёл? Гм! Стоишь как надзиратель, на ногах всё время. Проблемы с покупателями, кражами, которые компенсируют продавцы и охрана. И наблюдать какие манипуляции-махинации с залежалыми продуктами производят. Да и продукты те – ничего натурального. Сплошь суррогаты, насыщенные химией – ароматизаторами, красителями и прочей дрянью, Такое впечатление, что ради выгоды готовы отравить всех потребителей.
- И теперь ты где?
- В охране нашего завода. Бывшего – сейчас там склады. Сутки пропускаешь фуры туда-сюда, сутки свободен. Есть время пить чай и разгадывать кроссворды. Чтоб не деградировать интеллектуально.
«Масса охранных структур. Повсюду пропуска и турникеты. Люди «в чёрном» в магазинах, офисах... – призадумался Николай. - Полтора миллиона здоровых работоспособных мужчин с высшим и средним образованием!»
- А ты с Бузовым в автосервисе? – прервал его мысли Гранов.
- Да, но думаю уходить. Пока не знаю куда.
- Давай к нам, - предложил Степан. – У нас как раз место одно освободилось.
На другой день, как договорились, Гудков подошёл к заводской проходной. Никакого движения людей, только многоосные тяжёлые фуры у ворот.
Зашёл в проходную. Все кабины, которых целый ряд, закрыты. Одна только, у стенки, кажется действует. Подошёл к ней. С удивлением увидел там… мастера их участка, теперь уже бывшего, Павлинова. Бородку отпустил, слегка потолстел.
- Григорич! Ты что здесь делаешь?
- Как что? – отложив кружку чая, тот вышел из кабинки. - Работаю, как видишь.
- И. когда это ты… переквалифицировался в охранники?
Они пожали друг другу руки, взаимно похлопывая по плечам.
- Гм! Жизнь заставила. Степан сказал, что ты тоже сюда?
- Так… Ностальгия! Пришёл пока посмотреть как тут.
- А… смотреть уже не на что!
- Знаю! Но всё же… тянет сюда.
- Понимаю! Проходи! Только я туда не хожу, хотя рядом. Больно!
- Спасибо!
Павлинов открыл проход.
Тот же двор, здания цехов, несколько облезлые.
Вот и цех. Сердце даже забилось! Вход только через ворота. Ни одного станка. Пусто! Контейнеры, ящики, тара… Он пошёл дальше. Шаги не считал никогда, но они записались в памяти - вот здесь, где какой-то ящик, стоял его станок. Ивановского станкостроительного завода. Которого, он знал, уже тоже нет. Где учился работать, а потом чувствовал его, как музыкант чувствует свой инструмент, и показывал результат по точности, превосходящий технические характеристики. Слева стоял станок Якова, с которым они постоянно соревновались, справа – недотёпы Трофимина, пытавшегося поучать их что такое предстоящая «правильная жизнь». Якова он давно уже не видел, а вот в конец опустившегося Трофимина встречал в самом непотребном виде.
Николай постоял у бетонного основания, на котором стоял станок. Это его могильная плита, подумал. Вдруг вспомнился давний разговор с Бурцевым на этом месте.
- Станок обеспечивает точность десять микрон, а у тебя несколько микрон получается. Как это?
- Не знаю! Чутьё какое-то...
Как пояснил Гранов, хозяева завода, доставшегося ему почти даром и непонятно зачем (по закону – хватай что попало), быстро сообразили, что продукция завода в реформируемой либералами экономике никому не нужна, заказов нет, и решили распорядиться просто – работы прекратить, станки сдать как утиль, помещения – в аренду. Никого не увольняли, чтоб не вызвать общественные волнения, а просто перестали платить зарплату, и все стали разбегаться сами. Кое-кто вот остался охранником превращённых в торговые склады цехах.
Впрочем, такова судьба не только их завода. Трудовая слава города завод тяжелого машиностроения превращен в хозяйственный рынок, завод карданных валов – в торговый центр, завод высокоточных приборов – в салон мебели, часовой завод – в торгово-развлекательный центр...
Николай Гудков в охране разгромленного завода оставаться не захотел – не мог смотреть на разруху, которая прокатилась по всей стране, которой никто не сопротивлялся.
« Почему рабочие не отстояли свой завод? – размышлял он. - Потому, что не чувствовали, что он свой? Но ведь были для них дешёвая столовая, профилакторий, путёвки в отраслевой санаторий, для их детей пионерский лагерь... Бесплатные!»
Та и не найдя ответа, он вернулся в проходную.
- Слыхал – в Каспийске взорвали жилой дом пограничников? – поделился новостью Павлинов.
- Слыхал!
- До того страну опустили, что всякая мразь смеет на неё руку поднять.
- Да уж! Передавай привет Степану! – сказал он Павлинову.
- Он же сказал, что ты вроде бы...
- Скажешь ему, что я передумал.
***
Начавшись накануне после полудня снег шёл непрерывно и всю ночь, спадая мягкими, словно торопящимися приземлиться и занять своё место вертикально спадающими хлопьями. Время от времени просыпаясь и глядя в окно на эту освещаемую от подъезда завесу, Комаркова решила, что, пожалуй, на уборку дорожек на сей раз придётся выходить не в пять часов утра, как обычно, а в четыре. Иначе к выходу жильцов из квартир почистить проходы не успеть, и придётся потом выслушивать их жалобы и выговор от начальства. Не уважает народ труд дворника, в чём она убеждается не раз с тех пор, как заменила на этом месте ушедшую на покой Поликарповну. Разбрасывают повсюду пакеты с мусором и другие отходы, ставят на газонах и в проездах машины, которых становится всё больше, в основном подержанных иномарок, откуда только люди берут деньги, когда всё кругом дорожает? Приходится ругаться со всеми ними, знакомыми и незнакомыми, и такое обращение со временем стало обычным и привычным.
Комаркова с трудом поднялась – болели мышцы и связки от предшествующей работы, попила чай, решив зайти позавтракать позже, обула валенки, обмотала голову пуховой шалью и вышла на свой трудовой фронт.