Глава седьмая
Обычно Эллина заставала мужа в кабинете напряжённо работающим с кучей бумаг, а тут, заглянув, увидела его в глубокой задумчивости устремившего взгляд куда-то в пространство. И бумаг на столе перед ним значительно поубавилось – часть он отвёз, а часть просто изорвал и выбросил в мусор.
- Ты чем-то расстроен? – спросила его.
- Как сказать... Состояние сродни студенческому после сдачи трудного экзамена и завершения учёбы. Сдачи заказчику продукции, которую долго и с трудом осваивали.
Он поднялся и они вышли в гостиную. Понимая. что жена ждёт более подробных пояснений, продолжил:
- Я говорил тебе уже, что решением Госкомимущества завод выставили на залоговый аукцион. Как проходил этот способ хищения государственной собственности одному богу известно, возможно как везде - кого-то из конкурентов запугивают, а кого-то и отстреливают. Короче, владельцем нашего завода стал некий московский толстосум, или подставное лицо зарубежных фирм некий Гумберидзе, которого никто в лицо не видел. И на правах собственника он направил к нам своих представителей, которые вынесли решение – самые современные станки с числовым программным управлением в цехах, где мы производили продукцию оборонного назначения, демонтировать как не приносящие доход и занимающие место отправить на металлолом. Мол, военное противостояние сверхдержав прекратилось, такая продукция никому уже не понадобится.
- Извини за наивный вопрос - американцы тоже демонтируют цеха подобного назначения?
- Нет, конечно!
- Как же так?
- А вот так! Так же, как подписываемый с ними договор по сокращению стратегических средств вооружения СНВ-2, по которому мы должны были взорвать полторы сотни шахтных пусковых установок, а они – всего лишь снять с боевого дежурства пятьдесят устаревших ракет. Видишь разницу? Мы обязаны уничтожить все наши тяжёлые многоблочные ракеты – основу наших сил сдерживания, переделать нашу структуру ядерных сил в пользу более уязвимых авиационной и морской составляющих. И под давлением Кремля Дума ратифицировала этот унизительный договор, означающий практически одностороннее разоружение России!..
Помолчали переживая столь неприятную ситуацию.
- Ты сказал всё это тем представителям? – вернулась к заводским проблемам Эллина.
- Конечно!
- И что они?
- Ответили, что несогласных с хозяйственной политикой владельцев не держим.
- А ты? – уже догадываясь об исходе всё же спросила она.
- Я? Поднялся и ушёл.
- И что теперь?
- Что? Гм! Теперь... рядовой пенсионер.
- Но собственникам новым понадобятся же управленцы, специалисты...
- Я им в услужение не пойду! Перестраиваться и становиться ударником капиталистических преобразований не хочу. Не по мне они! Стану просто пенсионером.
Помолчали ещё – Эллина не представляла мужа вне работы.
- Дарья пишет, что их колхоз раздербанили на паи, с которыми селяне не знают что делать. Ведь для обработки и небольших участков нужна техника, а где её взять, и на какие шиши... Начинают распродавать землю.
- Что и требуется реформаторам. А с заводом то же, что давно произошло уже с столичными предприятиями – станки в металлолом, помещения под склады для импортируемой продукции. Московский станкозавод имени Орджоникидзе, инструментальный «Фрезер»... - в результате приватизации остались одни стены! Запланированная кем-то деиндустриализация страны! Просто столица, продвинутая в «демократических» преобразованиях такими либеральными болтунами, как Гаврила Попов, ничего не смыслящими в деле управления государством, впереди этого процесса, периферия запаздывает. Но они уже и сюда протягивают свои щупальца. Уничтожают не только отдельные заводы, научно-исследовательские институты, но и целые отрасли – судостроение, авиастроение, оборонную промышленность… Такого не было даже в войну, Гитлеру не удалось сделать то, что творят наши либерал-демократы!
***
Как всегда к концу дня Бромин поехал проверить выполненные за день близившиеся к завершению отделочные работы в своём загородном коттедже – через месяц-другой уже можно будет переезжать из конуры на Советской. Даже хотел показать всё это великолепие жене, которая занялась бы посадкой растений. Но что-то сдерживало от этого; где-то в глубине сознания возникало сомнение – не случится ли такое, что в коттедж он въедет с кем-то другим... В его окружении так много привлекательных молодых женщин!
На этот раз он несколько задержался, прораба уже не застать, но он и без сопровождения может оценить всё что сделано. Уже было довольно темно в этот осенний вечер и прохладно. Он включил фары, выставил обогрев и понёсся по улицам, обгоняя другие машины, легко стартуя и оставляя их далеко позади после остановок на светофорах. Быстро выехал за город и, раздвигая дальним светом фар наступившую мглу, под расслабляющее музыкальное сопровождение уже минут через десять был в быстро застраивающимся, пока ещё пустующим поселении, у ворот своего коттеджа. Он непременно сделает въезд открывающимися автоматически, но пока приходилось открывать калитку вручную, что он и сделал, выйдя из машины. Постоял немного, глядя на контур воздвигаемого дома, глубоко вдыхая чистый прохладный воздух.
И ступив во двор он заметил, что там кто-то есть – неужели, подумал, прораб решил дождаться его? Но что-то не похож, пониже ростом и стройнее, и движется к нему навстречу молча и подозрительно поспешно.
- Что вы здесь делаете?! – как можно строже спросил Бромин, и хотел добавить чем грозит недозволенное вторжение постороннего в пределы частной собственности...
Человек этот вдруг вскинул руку и раздались выстрелы; сначала сильно и больно ударило в бок, затем толчок в грудь. Последней мыслью Бромина было сожаление о том, что так и не завёл телохранителя, как ему советовал шеф. Контрольный выстрел в голову был уже на упавшем, сотрясаемом конвульсиями теле.
***
Жена Гудкова уехала в Турцию - мол, теперь может позволить себе съездить туда на недельку отдохнуть, о чём мечтала таскаясь туда с баулами. Но прошло уже десять дней, а её всё нет. Его охватило беспокойство, и он не знал что же сейчас делать. Позвонил Бурцеву, и тот сказал, что его жена о поездке Веры ничего не знает. Беспокойство нарастало - вдруг произошло какое-то несчастье, и он обязан – кто же ещё? – прийти на помощь. Находится в каком-то безвыходном состоянии, и может надеяться только на него. Но как быть, если оно произошло в другом государстве? Обращаться, и как можно скорее, в посольство?
Он нервно шагал по комнате из угла в угол, не зная что же предпринять, когда раздался звонок:
- Николай Гудков? – послышался незнакомый женский голос.
- Да! А вы кто?
- Я жена врача Шмакова Игоря Родионовича, работающего с вашей женой.
- Слушаю вас, - он напрягся непроизвольно.
- Знаете ли где ваша жена сейчас?
- В Турции, – ещё более напрягся он. – Что-то случилось? Что с ней?
- Что? В Анталии отдыхает с моим мужем. Эта потаскуха поехала с ним на пару!
- Извините, но... выбирайте выражения!
- Иначе про неё не скажешь! – И положила трубку.
Скандальная женщина, видать. От таких мужья и сбегают. Но какова Верка! Как ловко она обманывает его! Предатель! От неожиданности от не мог сказать ничего, только чувствовал, что внутри что-то как будто оборвалось. Впрочем, верность - качество человека, которое отныне не котируется. Единственное, что ценится – успех.
Да, но можно ли верить тому звонку? Впрочем, к этому всё шло, и если разобраться в их отношениях, ничего нет неожиданного. Не осталось ничего общего во взглядах на окружающее, только и слышно было: «Какой же ты... зануда!» Устав на работе, он быстро засыпает, а жене не спится - смотрит телевизор. Вечером придёшь – иди на кухню и бери сам, ешь. Читает какие-то женские романы – открыл как-то, а там – самое настоящее порно. А однажды ляпнула, что он... сексуально неполноценен.
- Целый день таская железяки вряд ли проявишь себя на этом поприще! – ответил ей зло.
- Другим делом займись, - ответила как-то безразлично.
- Это чем же?
А как она стала одеваться?
- Ты не забыла надеть платье? – сказал ей однажды, увидев, что жена натянула туго лосины, выделяющие все части тела, и уже собралась выходить в них.
- А что? Боишься, что уведут? – любуясь собой перед зеркалом, ответила она.
- На работу ведь идёшь. Есть же у вас какой-то порядок? А то одеваетесь как... проститутки.
- Скажешь! Мода такая. - И скользнув на него насмешливым взглядом, добавила. – Не волнуйся! На работе мы ходим в халатах...
Он попытался успокоиться, овладеть собой и уснуть, но это не удавалось. Выпить, что ли, для расслабления? Но дома не ничего спиртного. Можно пойти в ночной «бутик», коих развелось немало, но там, скорее всего, продадут суррогат. Сколько народа губят, и никому дела нет до этого преступления самого настоящего. Нет, лучше овладеть собой! Но – увы! – это ему не удаётся.
Может, это мимолётное увлечение, и он должен ради сохранения семьи великодушно простить её? Сделать вид, что он ничего не знает? Может она ещё передумает?..
Но даже если это и произойдёт, их отношения с этого момента уже станут другими, потому что он знает – она способна на обман и предательство, да ещё в такой трудный для него час. Они будут чужими людьми, и тогда им всё равно придётся разойтись. Зачем же тянуть резину? Сын вырос. Пусть такая жена уходит к чертям! Или к кому-то там ещё – в этом он не хочет даже разбираться, хотя, надо полагать, женщины уходят от мужей только в двух случаях - когда есть кто-то другой, или жизнь их невыносима, что не скажешь про них. Хотя, может быть, для неё стали невыносимыми ограниченные нынешние его финансовые возможности. Женщины ведь очень чувствительны к этому.
Но не уговаривать же её! Не падать же ей в ноги. В конце концов, он не первый и не последний, кто попадает в такую ситуацию… Да и нельзя прощать ей такой удар в трудный для него период жизни. И ему надо держать удар, психологически перестраиваться и привыкать к новой жизни.
Он так и не знает – спал или нет, или, ворочаясь, просто впадал в забытьё, когда зазвенел будильник. Поднялся с тяжёлой, как будто набитой опилками, головой, и тягостным опустошением в груди. Это плохо – впереди десять-двенадцать часов работы.
Вера появилась, как он отметил, ровно через две недели, поздно вечером, когда он был уже дома.
- Как провели время в Анталии? – спросил её сразу язвительно. – Не скучно было?
- Да уж, я такая! – не стала отпираться как-то оправдываться она, зная что всё ему уже доложили.
Причесавшись перед зеркалом прошла в комнату мимо него и не глядя на него. Нисколько не сомневаясь в том, что он её, неверную, не то что не ударит, но даже и не оскорбит. И не хотелось от столь романтических дней на замечательном солнечном курорте переключаться на семейные дрязги.
Такая резкая перемена отношений покоробила его душу. Содрогание вызвал взгляд на её округлую фигуру – на мгновение он представил её голой... в постели с другим.
- Приглашаю Вас завтра в ЗАГС, - сказал он как можно спокойнее, не придумав больше ничего иного, чем можно было бы сбить её спесь. – Подадим заявление на развод.
- Прямо таки завтра? – впервые она взглянула на него открыто и... насмешливо.
- Давай разойдёмся! – сказал он не очень громко и стараясь не выражать эмоций.
- Давай, так давай! – ответила она безразлично и пошла в спальную, плотно прикрыв за собой дверь.
Он посидел в некотором размышлении, поднялся, достал из бара бутылку с остатками водки, прошёл в кухню. Хватило почти на полстакана.
- Помянем наш брак!
***
Звонок в дверь заставил Комаркову вздрогнуть – никто к ней не заходил давно уж, а сын имел ключ.
- О, господи! – увидев двух полицейских, она и испугалась – произошло, знать, что-то нехорошее.
- Разрешите! – отстранив её и оглядывая обстановку, они прошли в квартиру. Спросили:
- Сын ваш где?
- Не знаю! Он редко здесь бывает...
- С вашего позволения мы его здесь подождём.
- Если надо... А что случилось?
- Убийство! – не сразу ответил старший из полицейских. – Подозревается ваш сын, и лучше будет для всех, если его задержание произойдёт без последствий. Может и обойдётся... И Вы можете помочь такому исходу.
- Я... конечно... – пробормотала хозяйка, ещё не зная стать ли на стороне сына или правопорядка.
- Вот и хорошо! – осмотрел подоконники старший – не выставлено ли каких условных знаков. – К окну не подходить.
- Да.
- А так можете заниматься своими делами, а мы посидим, - сел он за стол и предложил сделать от же своему молодому напарнику, явно нервничавшему. Положил перед собой рацию, достал из планшетки газету, развернул её и стал читать или просматривать.
Так прошло часа три. Попискивала рация, в который раз просматривалась газета, вставал и снова садился молодой полицейский, Комаркова сидела в другой комнате и вручную подшивала какие-то тряпки. Вдруг рация зашипела и заговорила громко и нервно, полицейские вскочили и выхватили пистолеты.
- Постарайтесь чтоб обошлось без этого, - полицейский помахал пистолетом перед вышедшей и побледневшей Комарковой. – Встречайте!
Они стали наготове по обе стороны прохода в коридор. Послышалось шуршание ключа в замочной скважине. Старший полицейский кивнул хозяйке – встречать, и она пошла, ещё не зная что будет делать.
- Мать, есть кто дома? – войдя и закрывая за собой дверь, спросил взволновано Антон.
Она не успела ответить, как за её спиной появились полицейские:
- Выход перекрыт! – предупредили. – Так что без фокусов! - и, обойдя залившуюся слезами хозяйку, защёлкнули наручники. Сразу повели на выход, где уже к подъезду подъехала машина.
- Как же ты, мать... – только и сказал он на прощание.