Освещение туннеля в этом месте оставляло желать лучшего. В отрезке метров на пятьдесят горела всего одна лампа, да и то – вполсилы, с каким-то старческим близоруким прищуром. Когда капитан с Семёном скрылись за дальним поворотом, мы с боцманом присели у стены – не стоять же столбами. Устиныч приятно удивил меня. Он достал из противогазной сумки на поясе, где обычно держал мелкий такелажный инструмент, большую консервную банку со скумбрией в собственном соку, а следом, завернутую в газету горбуху посоленного серого хлеба.
Скумбрия была родная, из нашего судового автоклава – агрегата для варки из свежего улова, только что закатанных рыбных консервов. У траулеров имелся небольшой план по производству на борту консервов из скумбрии и тресковой печени. Но моряки, как водится, не забывали и о себе. Для этой цели в каптёрке у боцмана хранилась нелегальные соль, специи и десяток другой ящиков с пустыми консервными банками, а также крышки для них.
Это был не совсем, а точнее – совсем незаконный маленький бизнес экипажа. Чаще всего произведенная таким образом неучтенная продукция просто съедалась самими производителями или членами их семей с друзьями. Однако, скажу я вам, рыбные консервы, купленные в магазине, и рыбные консервы, сваренные для себя рыбаками в море – это две большие разницы. Первое, как правило, изделие заводского производства из размороженной, измученной рыбки с мясом ватной консистенции. Второе – вкуснейший деликатес из отборной, свежайшей рыбы. Никогда позже и ни в каких изысканных рыбных ресторанах не пробовал я ничего вкуснее той консервированной скумбрии. Я со слезой в голосе признаюсь, что даже видел эту красавицу живой. Её, двухкилограммовую, полосатую и трепыхающуюся, я лично выудил за хвост среди прыгающей трески и отправил в ящик для прилова. Покончив с трапезой, мы совершенно расслабились и даже задремали. Но мне, по молодости лет, не сиделось спокойно, и минут через двадцать я принялся теребить боцмана, мирно посапывающего к тому времени в усы. Он таки успел принять колпачок-другой из заветной титановой фляжки.
– Устиныч, спишь? – прозвучал в полутёмном пространстве туннеля мой полу-риторический вопрос.
Старый приоткрыл левый глаз под сивой мохнатой бровью и недовольно пробурчал:
– Нет, придуриваюсь…
В его ответе было столько же логики, сколько и в моём вопросе. Однако и это не помешало мне продолжить наш диалог.
Я решил напомнить автору эпопеи содержание предыдущей серии:
– Ты про Гренландию рассказывал, как на охоту собрался, да тебя тогда прервали – Бьернсон помешал. На самом интересном месте прервал, когда брат Миника за вами на собачьей упряжке приехал.
– Ну, предположим, это не самое интересное, всего лишь, начало, – заметно оживился боцман.
Я без труда попал в нужную точку – любил Бронислав Устиныч порассказать. Как выражались некоторые не слишком благодарные слушатели из экипажа: «Мемуары потравить». Могли бы быть и учтивее, в конце концов, делал это наш палубный баян-сказитель с завидным для иных конкурентов мастерством.
Выдержав короткую театральную паузу, боцман продолжил:
– Тогда, прежде чем отправиться в дорогу на собачьей упряжке, предложили мне братья-инуки перекусить. Как говориться, что бог, вернее, духи Гренландии послали…
Разложил этот толстенький Нанок закуски и жестом мне предлагает:
«Угощайся, мол».
Я бы рад угоститься, да снедь больно непривычная. Одно дело – рыба, вяленая на ветру и солнце: юкола. Хотя и без пива, но пожевать можно. Но откровенно протухшие куски мяса с зелёной плесенью, что твой сыр Камамбер, и куски посвежее, но совершенно сырые – это было слишком…
Да и дух от этой скатерти-самобранки шёл такой, что хоть гренландских святых выноси. Хотел я той самой рыбки-юколы сухой пожевать, да она в узелке наноковом вперемешку с этой снедью такими ароматами пропиталась, что почудилось мне, будто я чьим-то неделю нестираным носком полакомиться пытаюсь. Неловко мне гостеприимных хозяев обижать, да чую, что вот-вот «смычку брошу», сблюю, то есть. Отродясь морской болезнью не страдал, а тут, стыд-то какой, замутило, как какого-то салажонка.
Покосился я на Миника, а тот хоть и не улыбается, а в чёрных, раскосых глазах черти прыгают. Ну, думаю, издеваются братья-эскимосы, как бывалые морячки над салабоном. На «слабо» берут.
Задело это меня шибко.
«Нет, – говорю про себя, – врёшь! Не возьмёшь! Никогда Бронислав Друзь не просил о пощаде!»
Беру я твёрдой рукой большой кусок сырого мяса с душком, солю его крепко, чтоб, значит, шансы на выживание иметь, и только до рта донёс, как Миник мою руку останавливает и, слегка улыбаясь, говорит:
«Не надо, Рони. Наша еда не для европейских желудков. Чтобы это есть, надо родиться в Гренландии и родиться инуком. Не зря нас эскимосами, то есть пожирателями сырого мяса дразнят. Вот, держи пока, – и протягивает банку датской ветчины. – Когда приедем на место, сразу же уху из свежей рыбы наварим. Уху все уважают: и наши, и ваши».
На чём я только, Вальдамир, за свою жизнь не ездил: и на торпедном катере ходил, и на лошадках верхом, и на снегоходе, и на вездеходе. Сам машину вожу неплохо. А вот на собачках мне только в Гренландии довелось. С чем это сравнить? Ну, разве что всякий, кому в детстве родители не запрещали или кто совсем уж трусишкой не был, может вспомнить катание на санках с крутой горки. Вспомнить вольный, холодный ветер, бьющий в лицо и свежее детское, неземное, захватывающее дух ощущение полёта и счастья…
Когда разогналась собачья упряжка по снежному насту, и взлетели мы на первом снежном бархане, захотелось мне, как пацану малолетнему, заорать от избытка чувств, – до того здорово это было. Правда, когда нарты приземлились вместе с моими кишками, и я себе едва язык не откусил, поостыл я маленько. Потом понял, когда вверх летишь, надо не только удовольствие ловить, но и успеть сгруппироваться для приземления – живот подобрать и привстать, а не сидеть, как поп на чаепитии. И ещё понял я, почему инуки-«хаскиводители» визжат в полёте и «юк-юк» кричат, – вперед, значит. Это, как я разумею, чтобы не только собачек взбодрить, но и из себя лишний лихой дух выпустить. Иначе от дурного веселья можно внимание ослабить да и в ледяное ущелье прямиком, – а они там, хоть и бездонные, – вместе с упряжкой лететь недолго...
Ехали мы часа три, правда, с остановками. Нанок собакам лапы проверял, чистил их ото льда, что между пальцами собирается. Я, было, хотел приласкать одну симпатягу бирюзовоглазую, да Миник меня остановил.
Так и сказал:
«Гренландская хаски, Рони, к чужой ласке не приучена, и если что, ласкателя огорчить может до невозможности, поскольку просто не поймет его нежных порывов. Ездовой, каюр-хаскиводитель, для собаки, что господь Бог для истинно верующего. А потому должен быть, как Большой отец для малых – неисповедимым в путях, строгим и, иногда, заботливым. Никогда не давай ездовой собаке почувствовать твою слабость. Она тогда сама станет слабой, станет существом, потерявшим веру, и на неё нельзя уже будет надеяться. И вот тогда, случись что, вам с нею уже ничего не поможет».
Собрался я с духом и попросил у братьев-инуков разрешения каюром побыть – собачьей упряжкой порулить. Миник сразу согласился, а вот Нанок поначалу заупрямился: нет, мол, и всё. Ревнует, значит. Однако Миник его упрашивать не стал, а бросил короткую фразу и таким тоном, что и без перевода понятно: «Я сказал!»
Сразу стало ясно, кто тут старший брат. Принял я из рук Нанока поводья упряжки и волнуюсь чего-то. Когда первый раз за штурвал боевого торпедного катера встал – и то меньше волновался. Тут слышу, Миник мне на ухо шепчет: «Юк! Юк!». Командуй, мол.
Ну, я, не будь дурак, и взревел, что твой гудок пароходный, басом своим шаляпинским:
«Юк! Юк! А ну! Уа-её! По-ошли за-ал-лётные!»
Собачки наши от этого панславизма сначала даже подпрыгнули, а после такой аллюр три креста дали, что твоя птица тройка. Эскимосы мои чуть из нарт не кувырнулись, однако сноровку не пропьёшь.
Смеяться начали, как оклемались. Миник меня варежкой по плечу хлопает:
«Признали тебя наши собачки, Рони».
А мне грешным делом подумалось, что я, быть может, первый в мире боцман-хаскиводитель.
Скачать, прочитать полную электронную версию романа,скачать и прослушать аудиокнигу, или приобрести бумажную книгу можно здесь:
https://ridero.ru/books/priklyucheniya_moryaka_paganelya/