Фотографирование при странных обстоятельствах
На начальственный гнев боцман отреагировал своеобразно… Задрав подбородок, он принял позу благородного патриция на плебейском судилище… Его картинно расставленные, длинные ноги, упакованные в широкие штаны синего брезента, а также живописные, чёрной резины, сапоги сорок шестого с половиной размера, как нельзя более этому способствовали…
Глядя в пространство куда-то поверх головы разъярённого начальника, Устиныч ледяным тоном осведомился:
– Какие ещё будут оскорбления?
Кто-нибудь другой на месте Владлена опешил бы от такой наглости подчиненного, однако наш капитан слишком хорошо знал своего старого приятеля…. Капитан подошёл к боцману вплотную и, глядя исподлобья, мрачно приказал:
– Говори!
Устиныч с капитаном вместе удалились в сторонку, к стоящему неподалёку Семёну. До меня, как я ни пытался шевелить ушами, долетали лишь обрывки фраз. Боцман, как и ожидалось, толковал про немецкую подстанцию, а также местный уникально высокий прилив. Кроме того, мне удалось расслышать ещё кое-что:
– Сименс… установлен недавно… агрегат новый…
Эта благополучно подслушанная новость меня порядком задела. Получалось, что мой обожаемый наставник откровенен со мной не до конца… Впрочем, не в первый раз…
Закончив говорить, боцман подвёл капитана и старшину к краю причала. До воды сейчас, в шесть тридцать вечера, было рукой подать, хотя несколько часов назад здесь зияла небольшая пропасть глубиной метра четыре.
Я мысленно пожал плечами:
– Ну и что? Тоже мне новость! Кому, как не вахтенным матросам у трапа была известна здешняя разница высот между приливом и отливом, между полной в пять тридцать вечера и малой водой в пять утра. В первом случае сходни круто поднимались вверх вместе с словно бы растущим над причалом судном, а во втором почти падали вниз на палубу. Во время отлива, в пять утра с причала была видна лишь часть надстройки и мачты. В обоих случаях с трапом было немало возни, приходилось заново найтовить-перевязывать крепёжные тросы, то удлинять, то укорачивать двигающиеся, как живые, сходни…
Затем вся компания, включая меня, направилась к вновь открытой электроподстанции. Путь нам освещал Устиныч при помощи только что заряженного аккумуляторного фонаря…
…Тяжелее всех пробираться в узком и низком проходе приходилось тучному Владлену. Тем не менее, вскоре мы были на месте. Боцман привычно, как у себя дома включил свет в помещении подстанции и тут же направился к незамеченному мной в первый наш визит агрегату. По размерам этот небольшой, смахивающий на шкафчик в рабочей раздевалке, серый ящик был довольно скромен. Не то, что окружающие его громоздкие, словно старинные платяные шкафы, распределительные щиты. На дверце шкафчика неброскими и тоже серыми буквами было отштамповано название фирмы производителя – Siemens.
Открыв дверцу агрегата, мы без малейших колебаний опознали в нём нашего современника. Прозрачные плексигласовые кнопки с разноцветной индикационной подсветкой, пёстрые, всех цветов радуги, словно экзотические змейки, пучки тонкой проволоки. Да и миниатюрные датчики с дрожащими стрелками не оставляли простора для толкований. Агрегат работал, издавая при этом уютный звук, смахивающий на сонное сытое урчание домашней кошки.
Капитан просто расцвёл при виде этой находки. Повернувшись к Семёну, он распорядился:
– Сёма, доставай камеру! – И тут же, обращаясь к боцману, с благодарностью в голосе добил: – Бронислав, я в тебе не ошибся!
Старшина снял заплечный ранец и вынул оттуда два коричневых футляра свиной кожи. Один большой, другой поменьше. Это была гордость и страсть нашего деда, старшего механика Ипполита Геннадьевича – произведённая и приобретённая в ГДР полупрофессиональная фотокамера фирмы «Exakta» (Эксакта) со встроенной вспышкой и сменными объективами.
Как не раз говаривал Устиныч:
«На корабле у моряков – как в Греции. Всё есть. Кликни посреди рейса, мол, нужна срочно фрачная пара, вопрос жизни и смерти. Поворчат, поищут и найдут»…
С фрачной парой боцман, конечно, перебрал, но, в общем и целом, был прав. На судне, порой, можно было найти самые неожиданные предметы, а уж фотоаппараты и фотокамеры точно экзотикой не были. Другое дело – фотокамеры профессиональные и близкие к ним…
Стармех Ипполит Геннадьевич был страстным фотографом. Он фотографировал всегда и всё... По этому поводу стармех даже имел свежие неприятности – был списан с нового траулера, идущего в загранрейс. Как он сам рассказал, к нему прицепились люди из особого отдела. Не больше, не меньше, как за фотографирование секретного объекта…
Весной 1980 года в Швеции по заказу Советского Союза был построен самый большой плавучий док в Европе ПД-50. Эта махина предназначалась Краснознамённому Северному флоту. В том числе – для докования и ремонта подводных атомных ракетоносцев и, особенно, тяжёлого авианесущего крейсера «Киев». (Ныне плавучий отель и казино в Китае).
Майским утром 1980 года, в день своего прибытия из Швеции в Кольский залив, док ПД-50 швартовали в специально приготовленном для него углублённом месте. По месту его постоянной приписки в ремонтной базе Северного флота.
Злополучный для Ипполита траулер, на который он был назначен старшим механиком, проходил совсем рядом с этим огромным плавучим доком. С верхотуры верхней палубы проплывающей мимо махины показалась вдруг весёлая и вдобавок изрядно пьяная веснушчатая физиономия. Принадлежал сей милый портрет, сопровождающему плавдок шведу. Скорее всего, это был один из инженеров-инструкторов.
Внезапно беспощадная стрела Амура безоговорочно поразила горячее скандинавское сердце, в рыжину пьяный инженер узрел на палубе правого борта проходящего траулера дородную буфетчицу Галю. Роскошные малороссийские формы Галины Батьковны натурально привели вышеуказанного шведа в моментальное восхищение…
Всякий выражает свои чувства, как может… Данный охальник выпростал на всеобщее обозрение… большой разворот журнала «Playboy» с обнажёнкой... А именно, метровый цветной полиграфический фотоотчёт об интимном устройстве мисс Апрель-80...
Сравнения с Галей эта худосочная мисс, по всеобщему патриотическому мнению, никак не выдерживала. Тем не менее, шведский рыжий клоун, едва не вываливался за борт вместе со своей полиграфической подружкой. При этом он козлиным голосом верещал разнообразные шведские непотребства. Мужчину явно переполняла накопленная за пару недель перехода в море бурная любовная энергетика.
Возмущённый до глубины души, нравственно чистоплотный, чуждый буржуазной распущенности, наивный старший механик Ипполит решил запечатлеть импортного похабника. Вероятно, он планировал разоблачительную публикацию во Всесоюзном Сатирическом Журнале «Крокодил», под рубрикой «Их нравы».
Но не тут то было…
Бдительные друзья-коллеги бедного Ипполита немедля настучали о происшествии судовому помполиту. На крупных советских судах это была должность помощника капитана по политической части. Не без издёвки помполитов частенько называли комиссарами. Данный морской комиссар явно обрадовался возможности отличиться и распорядился приостановить выход судна из Кольского залива.
Через пару часов к борту стоящего на рейде траулера подошёл катер, и оттуда явились три молодца одинаковых с лица. Это были парни из «Конторы Глубокого Бурения». Так в народе именовали тогда КГБ. Напрасно бедный стармех, доставленный в кабинет комитетского дознавателя пытался объяснить, дескать, на его фотоплёнке нет ничего секретнее бухой шведской физиономии…. Ну, разве что ещё непотребная картинка с голой девкой, которую, впрочем, всегда можно заретушировать. В ответ на это молодой симпатичный следователь заявил:
– Вы, гражданин старший механик, обязаны знать:
фотографирование каких бы то ни было объектов в стратегическом Кольском заливе, а также в городе-порте Мурманске и его окрестностях, мягко говоря, не является желательным… Вы же, Ипполит Геннадьевич были не раз замечены вашими же бдительными товарищами именно в таком фотографировании. Причём, при «странных обстоятельствах». Такое ваше поведение вызывает у нас, так сказать, смутные сомнения и чёткие вопросы...
Тут следователь внезапно подобрел, угостил Ипполита горячим чаем и принялся мягко, но настойчиво уговаривать его признаться… И даже подробно объяснил в чём…
Якобы на одном из заходов в загранпорт у Ипполита «были некие контакты». И, дескать, эти милые контакты просто и бесхитростно попросили незадачливого советского моряка стать внештатным фотокорреспондентом одного малоизвестного, но щедрого на гонорары иллюстрированного журнала. Это издание, якобы, интересовали исключительно природные красоты. Особенно вблизи… военных и стратегических объектов.
Ипполит, наконец, понял, куда клонит вежливый симпатичный следователь и похолодел… Его красиво и непринуждённо выводили на расстрельную статью 58 – измена Родине, шпионаж.
К счастью, стармех вовремя вспомнил о своем добром приятеле, товарище по рыбалке и выпивке Саше-майоре. И, между прочим, до Ипполита не раз доходили невнятные слухи, о том, что Саша служит в Конторе…
Ипполит Геннадьевич от безысходности и отчаяния назвал следователю фамилию Саши. Следователь переменился в лице и немедленно позвонил кому-то по внутреннему телефону. Через десять минут явился Саша-майор, почему-то при погонах полковника. Ипполита попросили подождать в коридоре. Вскоре вышел Саша, сказал, что вопрос «исчерпан», и можно идти домой. Чуть позже, сидя дома у Ипполита Геннадьевича за рюмкой чая Саша-майор, он же полковник, не скрывая отвращения к своему молодому коллеге по Комитету, ворчал:
– «Комсомольский призыв. Из райкомов комсомола набрали, мать их. В двадцать пять лет – уже конченая сволочь. Наследнички Ежова, ради карьеры готовы по трупам идти… Вот такая ретивая молодежь, в конце концов, Союз и погубит…
–Уже прощаясь, в прихожей, Саша-майор предостерёг, а заодно и обнадёжил нашего будущего стармеха:
– Ты бы поосторожней впредь, Ипполит свет Геннадич! Никакого больше фотографирования в Союзе, не говоря уже о Мурманской области. Про родной Кольский залив с его северными красотами вообще забудь… Здесь же через каждые сто метров военные, да стратегические объекты. Не мальчик уже, понимать должен… Тебя, по совести, под суд отдавать не за что, но с волчьим билетом с флота точно бы попёрли. А после ни на одно приличное предприятие бы не взяли. Разве что в совхоз Полярные зори, на ремонтно-тракторную базу, нагар из дизельных форсунок сжатым воздухом выдувать…
– вздохнув, Саша-майор добавил – С залётом этим твоим я разрулю… В ближайшее время выйдешь в море согласно квалификации, стармехом. Однако с заграницей годик придётся обождать»…
Вот эту самую превосходную немецкую фотокамеру, чуть было не переквалифицированную в вещдок по громкому шпионскому делу, и собрался использовать Владлен.
Капитан ещё и острил:
– Для фотографирования странного агрегата, найденного в странном месте при «странных обстоятельствах».
Стармеха Ипполита этот капитанский юморок не очень-то и бодрил. Капитан хорохорится, оно и понятно в его положении… А тут, дай бог, до дому живьём добраться. Что же касаемо загранрейсов, то о них, после такого славного приключения, да под командой всё того же весельчака Дураченко, теперь можно и не мечтать…
Семён фотографировал «странный агрегат», сверкая вспышкой. Действовал старшина, словно опытный криминалист на месте преступления. Он фиксировал эти ценные, как полагал капитан, находки по системе «Всё включено», то есть от найденного новенького агрегата «Siemens» до старогерманских трансформаторов по соседству, от узкоколейки в тоннеле до причальных скоб у воды грота. Трофейная же чудо-грелка, которую с трудом допёрли до судна, вконец измотанные за день Борька с Ромой, была сфотографирована ещё раньше..
Ребят-скалолазов отправили отдыхать. Они должны были сменить нас с Устинычем на пещерной вахте в полночь. Новых людей из экипажа Владлен решил в грот не допускать, чтобы не спугнуть удачу и, как он тонко выразился:
«Не устраивать в сакральном, тайном месте проходной двор».
За хлопотами вокруг приливной подстанции как-то забылось о немалой пропаже – угнанной кем-то дрезине. Решено было направиться по следам угонщиков или угонщика вглубь тоннеля. Заодно имелась перспектива набрести на что-то не менее, а может быть и более интересное. Покидая электроподстанцию, мы второпях забыли, что называется, «уходя, погасить свет». Наша забывчивость обернулась приятным сюрпризом. Весь тоннель оказался не слишком ярко, но всё же освещённым. Под каменными сводами тускло мерцала прерывистая дорожка из таких-же грушевидных ламп накаливания под алюминиевыми конусами, что и в покинутой подстанции.
Вскоре мы вышли на то место, где Владлен несколько часов назад нашёл мотодрезину. Наша четвёрка во главе с капитаном двинулась вперёд по рельсам узкоколейки. Этот чёртов туннель всё никак не заканчивался, словно издевался над нами… Чем дальше мы продвигались, тем всё круче и заметнее дорога поднималась вверх. В конце концов, мы уже с трудом плелись в гору.
Наконец, наш неспортивный кэп, тяжко отдуваясь, заявил:
– Хорош, парни! Умный в гору не пойдёт, а поскольку самый умный здесь я, мне и придётся вернуться на судно. Семён со мной... А вы, два кадра-неразлучника, – взглянул Владлен на меня Устинычем, вы – пара гнедых, по чьей милости мы здесь пешком стоим, останетесь ждать сменщиков. По моим расчётам, мы километра три прошли от входа, значит… до выхода на поверхность еще столько же… может, чуть больше.
Последняя фраза капитана озадачила меня в очередной раз. Я, видимо, плохо скрываю свои эмоции, и Владлен это заметил.
– Раз говорю, значит – знаю, – резюмировал командир. – Есть вопросы?
Мне вдруг вспомнился недавний наш визит в каюту майора Бьернсона, и то, как Владлен почти полчаса колдовал с ним на пару над картами и схемами. Вопросов у меня, пока, больше не было…