Глава вторая
- Сегодня же выезжаю в Москву, - ещё утром сказал жене Крапов. – Ночным поездом. Так что, Эля, вечером меня не жди.
- А чего не завтра? Самолётом? – удивилась она.
- Представляешь, в кассе нет денег! За всю поставленную нами продукцию мы не получили ни гроша! Раньше всё проходило автоматически, с банковского счёта приёмщика на счёт изготовителя. Теперь же производят какие-то реформы, и вся эта система рухнула, ничего не предложено взамен. И никто ничего вразумительного сказать не может. В Главке и ставшем теперь уже российским министерстве появились на руководящих постах какие-то новые люди со стороны, которые либо ещё не вошли в курс дела, либо ничего не соображают в функциях, которые надлежит исполнять, либо решающие свои личные планы… Поеду разбираться.
- Надолго?
- Не знаю! Скорее всего завтра же таким же ночным обратно. Позвоню!
Вернулся Крапов, как и планировал, и с вокзала сразу на завод. Дома появился поздно; сдвинутые брови и слегка опущенная голова выдавали дурное его настроение.
- Что, Серёжа, расстроен поездкой? – спросила участливо Эллина.
- Да, конечно! Фактически наш завод прекращают финансировать. Говорят, производите то, что востребовано рынком. Которого нет ещё и в помине.
- В министерстве говорят?
- И в министерстве, и в главке, где начальником стал какой-то выскочка. Человек совершенно не компетентный, но кому-то угодный.
Помолчали.
- Встретил директора авиационного завода, где делают наши легендарные «Сушки», а недавно освоили новейшие самолёты. Делали самолёты, уже можно сказать как о советском прошлом. Потому что их тоже перестали финансировать. Директор дошёл на самого Гайдара, и, представляешь, что тот ему сказал? Раз самолёты не востребованы, перепрофилируйтесь на велосипеды и продавайте их в Китай. – Крапов поднялся с дивана и нервно заходил по комнате. - Такое может сказать только человек, совершенно ничего не соображающий в экономической стратегии! Да Китай скоро станет нам продавать свои автомобили – у них таких идиотов в руководстве экономикой не держат. Министр станкостроения Паничев пробился на приём к тому же Гайдару с предложениями по сохранению отрасли. Тот уделил ему несколько минут, сказав, что если понадобится – станки будем покупать за рубежом. Это когда отечественное станкостроение вышло на мировой уровень, и на Международной выставке в Париже в прошлом году наши станки покупали прямо со стендов. Станки с числовым программным управлением, гибкие обрабатывающие центры… Продавали не в какие-нибудь развивающиеся страны, а даже в Западную Германию.
- И.... что теперь?
- Теперь? Это надо спросить у заокеанских консультантов, которые наводнили все коридоры власти и по кабинетам правительства шныряют как у себя дома. Впрочем, такие люди, как сейчас у кормила власти, похоже, и нужны кому-то. Чтоб разрушать страну и её экономику, а не созидать.
Помолчали.
- Серёжа, успокойся! – взяла его за руку Эллина.
- Так что мы оказываемся в том же положении, что и вы, учителя. – Он присел рядом с женой. - Без зарплаты! В цехах уже раздаём рабочим хлеб в кредит. Говорят, если нет денег, берите кредит. Но если раньше финансирование всего народного хозяйства обеспечивал Госбанк, то пришедший ему на смену Центробанк, созданный по образу и подобию американского - независимым от государства, занимается только какими-то финансово-денежными манипуляциями-спекуляциями. Согласно идее либералов, ему запрещено кредитование отраслей экономики! А создаваемые повсеместно коммерческие банки ориентированы только на получение скорой собственной прибыли, и в условиях инфляции в восемнадцать процентов за месяц, как сейчас, могут давать кредиты под огромные проценты, и только на короткие сроки. Коллапс экономики!
- И... что же делать?
- Сегодня собрались с профсоюзом, и я им прямо сказал – зарплату платить нечем, можете продолжать работать, а можете на работу не выходить.
- И что они?
- Решили продолжать работать! Как сказал один из выступающих, произошёл провал трудового фронта как военного в 41-м году, и мы будем стоять подобно защитникам Брестской крепости. Да, вот такие наши заводчане, оказывается, совки, по определению либерал-демократов, которые не вписываются в создаваемую ими рыночную экономику.
- Но как же... без зарплаты жить? Семьи, дети...
- А на это отвечают просто и... бесчеловечно - идут радикальные преобразования и уход из жизни не выдержавших перемены естествен. «Люди? Работа? – удивился как-то Гайдар, когда журналисты спросили его об этой проблеме. Ответ поразителен: - В Австралии не хватает пастухов. Пусть едут!» И такое говорит бывший идеолог коммунизма, лозунг которого – всё для человека.
- М-да! Происходит порой просто поразительное перерождение людей.
***
Когда Готберг сказал, что у народа много денег, то, понятно, что он имел в виду не население страны в целом, а некоторую его часть, которая действительно имела их, и немало, наворованных и спрятанных в стеклянных банках, железных бидонах и прочих потайных местах, и очень нуждалась в такой услуге как легализация этих накоплений, обмен их на валюту и вывод за границу в более благонадёжные места.
- Многие нахватали миллионы и не знают, что с ними делать. Мы облегчим их груз.
То есть то, что по классике является первоначальным накоплением и зёрнами произрастающего капитализма, уплывало за границу. Чему и взялся способствовать предприимчивый еврей Миша Готберг. Процесс этот, называемый «отмыванием» денег, имел криминальный оттенок, но в новой России сплошь и рядом творилось беззаконие, так что участникам этого процесса ничего, кроме доходов, не обещало. Не составляло труда и составить логистику этого финансового потока, а точнее – оттока, происходившего повсеместно в ходе «демократических» реформ и братания с приветствующим эти преобразования Западом.
Мелкие вкладчики в банки не шли – их деньги, как пылесосом, поглощали возникающие одна за другой жульнические финансовые пирамиды типа «МММ», «Хопёр-инвест» и им подобные, обещавших невиданные доходы. И это при невиданных темпах роста инфляции!
- Сколько там набежало? – озвучивал назойливую телевизионную рекламу некий рядившийся простолюдином Лёня Голубков. – Ё-моё! Купил жене сапоги, в следующий раз – шубу...
Чтоб были доходы, деньги нужно вкладывать во что-то выгодное, дающее приращение, там же их просто складывали, сваливали в отдельные комнаты, где их и находили когда всё это паразитирующее образование рушилось, подминая доверчивых вкладчиков.
Бромин был удовлетворён тем, что в этом граничившим с криминалом экономическом хаосе сам он стал заниматься серьёзным банковским делом. Он легко освоил требуемые для поставленной цели финансовые процедуры и получил первые дивиденды, на которые даже и не рассчитывал. Можно было сразу купить новый автомобиль, и не какой-нибудь, а красавицу иномарку, коих стали завозить в страну нарастающим потоком. Но от этого пока следовало воздержаться – как-то не очень верилось в устойчивость происходящих крутых перемен, и он всё ещё ходил на работу на оказавшийся в сложном финансовом положении завод, что не мешало из своего кабинета заниматься банковскими делами. А бросающееся в глаза коллег приобретение вызвало бы по крайней мере недоумение.
Деньги однако лежали в сейфе, и надо было что-то с ними делать. И тут пришла мысль – купить участок земли в отведенном под престижные коттеджи пригороде, получившем в народе названием Рублёвка. Теперь он может себе позволить такое! И об этом никто даже не узнает.
Задумано – сделано. Не сразу – участки давно распроданы, а многие и быстро застраивались, огораживаясь высокими непроницаемыми заборами, но оказалось, что один из хозяев то ли погиб в автокатастрофе, то ли был убит в каких-то криминальных разборках, а оставшимся родным стройка была уже не по силам. Бромин вовремя оказался в нужном месте, и теперь приглядывался к строящимся вокруг коттеджам, рекламным фолиантам, планируя будущую застройку.
О своих намерениях Бромин не говорил и жене, о коттедже сказал лишь как о неких своих планах, в коих она усомнилась, не зная о новых возможностях мужа. В последнее время они вообще всё более отдалялись друг от друга. Обременённый двумя работами он приходил домой он в последнее время поздно, и бывали дни, что они не обменивались ни единым словом. Вообще Надежда в последнее время сильно изменилась, похудела и стала одеваться попроще, облик сделался каким-то просветлённым, что было заметно когда кругом видишь сосредоточенные на проблемах, потускневшие и даже злые лица. Бромин относил это к одолевающему её религиозному экстазу, что ему очень даже не нравилось – он предпочитал женщин современных и броских, коих в его новом окружении было немало. И некоторые из них, как он заметил с удовлетворением, проявляли интерес к нему.
***
Происходившие в стране хромающие на две ноги преобразования подкреплялись продолжающейся антисоветской и антикоммунистической пропагандой, хотя с советизмом и коммунизмом вроде бы было покончено. Компартия запрещена, о чём во всеуслышание объявил её бывший лидер Ельцин и молчаливо согласился генсек Горбачёв. Но не согласились с этим не изменившие своих убеждений коммунисты, и в рамках объявленной демократии подали в суд. Это был удивительный суд – бывшие членами компартии судьи, средний стаж служения партии у которых составлял двадцать шесть лет, судили коммунистов настоящих с почти таким же партийным стажем. И не нашлось каких-либо даже похожих на законные оснований для запрета созданной за полгода до развала Советского Союза компартии России. Так началось её восстановление. Отмечалось, что вопреки всему даже девяностолетний всемирно известный инженер Термен, изобретатель удивительных радиотехнических средств самого разного назначения, побывавший даже американским миллионером, попавший под репрессии ссыльный и сотрудник «шарашки» Туполева, подал заявление на вступление в КП РФ.
Чтоб не мешать жене смотреть телевизор Гудков подтянул в кухню телефон на длинном проводе и, прикрыв дверь и расположившись там, по поручению организационной группы стал обзванивать бывших активных коммунистов. Ответы были самые разные - одни сразу соглашались и спрашивали где, что и как, другие не решались прямо отказаться и стыдливо мялись, чувствуя себя неловко, были и такие что сразу, а порой и грубовато, отмахивались…
- Привет, Виктор! Это я, Гудков.
- Николай? Узнал!
- Я звоню по поручению оргкомитета по восстановлению коммунистической партии. Теперь всем становится ясно куда ведут страну так называемые демократы. Надо противостоять этой вакханалии!
- Ну, не всем ясно! Некоторым даже в радость происходящее.
- Да, но я имею в виду людей здравомыслящих и патриотов.
- Разделяю твою точку зрения! И что ты хотел от меня?
- Обращаюсь как к бывшему активному члену партии, принять участие в её восстановлении.
- А она нужна народу? Поливали нас, коммунистов, всякой грязью, хотя наша партийная организация кроме добра, людям ничего плохого не делала. В пределах своих возможностей отстаивала справедливость… Хрущёва и Брежнева терпели? Так это же неподвластная нам уровень. Всё равно, что погода… Столько времени и сил тратили ради общего дела! Так нет, люди возжелали капитализма, нас ругая что мы этому их выбору препятствуем. Свободу, видите ли, не давали всяким паразитам. Вот пусть теперь и радуются!
- Так оболванили народ, оклеветали весь советский период…
- Соображать надо было! Зря, что ли, политграмоте везде и всюду всех учили? Не дошло?
Я сколько раз всем долбил – не слушайте лжедемократов, капитализм гибелен. Если не можете разобраться что в советской пропаганде правда о нём, а что нет, читайте зарубежную литературу. Так нет! Давай им капитализм. Вот и ешьте теперь! И не морочьте мне голову…
- Таков был напор антисоветской пропаганды, а люди…
- Вот пусть эти люди теперь сами отстаивают свои права. Организовывают митинги,
забастовки. А я – пас. Мне лично много не надо, меня моя жизнь устраивает. На этих остолопчиков тратить время и нервы больше не желаю.
- Зря ты так о них отзываешься! Не все же могут относиться столь критически к изощрённой буржуазной пропаганде.
- Нет, даже не уговаривай! Извини!
- Окончательно решил?
- Да, окончательно. Будь здоров! – И повесил трубку.
- Может, не называть её коммунистической? – говорили другие. - Смотри какая грязная клевета вокруг этого…. Нельзя не принимать во внимание давление на умы населения этой геббельсовской – иначе не скажешь! - пропаганды. И, кроме того, в данной ситуации борьба за социализм против капитализма, а не построение коммунистического общества.
- Наша идеология – научный коммунизм. Зачем же мы будем скрывать от людей наши истинные убеждения?
- Деньги надо зарабатывать, а ты какими-то глупостями занимаешься! – сказала Вера, в рекламной паузе заглянув в кухню за сухариками.
- Если не организовать сопротивление, то они быстро изведут страну и народ! – ответил ей.
- Ты знаешь на какие деньги я приготовила ужин сегодня? Сдала в ломбард обручальное кольцо.
И вышла, крайне удивив его тем, что появились такие заведения. А когда Николай через некоторое время вошёл в гостиную, ошарашила ещё раз, кивнув на два пустых клетчатых баула:
- Мы с Валей Бурцевой решили съездить в Турцию за шмотками. На рынке нам дают деньги на проезд и товар, по возвращению – оплату работы.
- Стоит ли?.. – нахмурившись спросил он, задетый тем, что жена приняла такое серьёзное решение не посоветовавшись с ним.
- Сейчас все так выживают! Валя говорит, что когда она ездила в Сирию, то в их самолёте оказалась даже Судец, ещё недавно диктор Центрального телевидения. Вот как! – И продолжила: - Если взятые в ломбарде деньги не вернуть через десять дней, кольцо так и останется у них. Да и жить на что-то надо!
- А... как работа?
- Оформила административный отпуск. – И добавила: - Валентина уже два раза смоталась. Выгоднее, говорит, чем на работе.
- Это же спекуляция! – неодобрительно отнёсся к затее Николай. - Если на месте не сидится, съездила бы к маме.
- Я в прошлом году была.
- Три дня? – И пробурчал, не очень охотно принимая поездку жены в Турцию: - И ты для этого подстриглась?
- А ты только заметил?
- Для турок? – попытался поддеть он её.
- Да, Коля! – в упор с вызовом взглянула она на него, засмеялась и шутливо слегка шлёпнула ладонью по его затылку.
***
Возможно что в силу приобретенной в колонии привычке находиться в ограниченном пространстве и выполнять только предписанные извне команды, в результате чего атрофируется собственная воля, Антон в первые дни возвращения домой никуда не выходил, и вообще ничего не предпринимал.
- У меня нечем кормить тебя! – сказала ему Комаркова на третий или четвёртый день. - Зарплату нам не дают... не знаю что и делать.
На это Антон промолчал, но на следующий весь день исчез, и появился только поздно вечером с большим пакетом провизии – гречка и вермишель, хлеб и консервы.
- Мне не готовь, я сыт, - сказал подавая всё это; от него пахло вином и куревом.
Нетрудно было догадаться что всё это у неработающего парня появилось скорее всего неправедным путём.
- Смотри, а то снова... – сказала только, принимая пакет, раз уж принёс.
Это выдающиеся русский педагог Рукавишников и советский Макаренко малолетних правонарушителей превращал в добропорядочных граждан, современная колония, по крайней мере та, в которой был Антон, хоть и называлась воспитательной, в силу преобладания в её среде воровских понятий и отношений, формировала из них скорее отпетых уголовников, чем законопослушных людей. Так что Антон очень быстро вписался в местную братву, и дома вообще почти перестал появляться, находясь неизвестно где и приходя лишь иногда под утро и отсыпаясь днём.
- Хоть бы быстрее в армию призвали! – вздыхала мать.