Под крылом самолёта о чём-то поёт
зелёное море тайги.
Н. Добронравов. Слова песни к музыке А. Пахмутовой.
1. Откровения от чёрной тарелки
Всё чаще думаю о том, что же чувствует человек, вполне даже успешный, обеспеченный средствами на всю оставшуюся жизнь так, чтобы позволить себе свободу - внутреннюю, да и внешнюю - и независимость от мнения о тебе не только простолюдина, но и власть предержащего самого даже высокого уровня? Да вот же - всей, кажется, душой, да и телом, натренированными за долгие годы предосторожности - каждый свой шаг непременно выверяешь с генеральным представлением о предмете своего интереса того, кого надо. Хорошо, если острота твоего взгляда отъюстирована безопасно, а как быть если видишь, что реальность немножко как бы другая, что в ней происходит что-то не так, как об этом принято говорить? Как тут быть? Как?
Юстировать так как надо – словно полученная замылено картина происходящего и есть сама реальность. Но всё-таки, предполагаю я, как ни старайся, а накапливается в сознании хвосты удалённых файлов бытия. И вот как же они проявляют себя в таком успешном человеке? Вопрос донельзя интимный. Вот и не будем углубляться в него со всей скрупулёзностью, оставляя своё мнение, или просто праздную озабоченность, себе - как некую минутную прихоть.
Поговорим сегодня лучше о замеченном знатными песенниками море, том, что находится в центре суперконтинента, за многие тысячи километров от уреза океанических вод - в какую сторону ни кинь свой взор. Зелёное море тайги.
Когда знаменитая пара творцов духоподъёмных сочинений летела сюда в творческую командировку, то иллюминатор самолёта легко мог скрыть от восторженных авторов будущей песни, немалые уже участки тайги, словно неким монстром разорванные в лоскутья. Там; вместо вечной зелени теперь заявляли о себе серые полосы, трудно диагностируемые с небесной высоты. Хотя тут гадать-то не о чем. Достаточно послушать изо дня в день утренние известия областного радио. А таковая возможность появилась даже в глухой деревушке совсем недавно перед тем как запелось о зелёном море. Теперь, по прошествии больше полувека, можно сказать прямо, что стремительно развивающаяся система гражданской обороны, дошла тогда до того, что и в нашу глухомань протянулась линия проводного радио: на некоторых столбах навесили серебристые колокола громкоговорителей, а в избах появились чёрные тарелки репродукторов. Теперь жители могли посвятить, свободное от колхозных и личных дел, время прослушиванию новостей, песенок и, завораживающий внимание деревенского подростка, радиоспектакль театра у микрофона. Громогласные колокола на столбах, как-то быстро повыходили из строя – к удовлетворению жителей ближайших домов, которые так скоро наконец-то обрели теперь тишину, необходимую труженикам села для того, чтобы забыться коротким сном перед началом новых трудов с темна и до темна без выходных-проходных. А вот тарелки ещё многие годы доносили в их дома волны радиоэфира в низкочастотном режиме регулируемой громкости.
Вообще мудрость родной партии и советского правительства была не беспредельно навязчивой, но проявляла свою силу тем, что ни разу тарелки эти не использовались для оповещения населения о ракетном-ядерном нападении. Наверное, за это ей можно многое простить, а не то что ту же ежедневную тягомотину утренних новостей, из которых обязательными были сводки о надоях молока на одну фуражную корову у передовиков и отстающих. Ещё там: зимой сообщалось о ходе ремонта сельхозтехники, весной - ход посевной компании, а к концу же лета начиналась битва за урожай.
Как-то исподволь зародился на нашем радио и креп год от года ещё и контент, который и задуман-то был, может быть для того, чтобы не волновать население сведениями о тайных планах использования местных ресурсов под стратегические задачи, неизбывно будоражащие умы правящих кругов отечества. Контентом этим должна была обозначаться мощная поступь энтузиастов в деле развития производительных сил края.
Вывозка деловой древесины. Вот тема, этого, не к ночи будь упомянутого контента. Сообщаемые населению успехи в этом естественной, но трудно реализуемой битве обстоятельств, как раз и намекали ушлому на догадки народу, что на самом деле с вывозкой срубленных деревьев проблем много больше, чем успехов.
Да,усилия тружеников леспромхозов и воспитанников исправительно-трудовых лагерей на лесоповале оказывались настолько плодотворны, что вывезти заготовленный ими лес весь не было никакой возможности, и много его так и оставалось в труднодоступных местах, лежащим в штабелях циклопической протяжённости. Разумеется, это обстоятельство нельзя рассматривать в негативном плане с точки зрения общей экологии. Потому как жукам древоточцам не требовалось механизации для использования такого подарка судьбы в развитии своей популяции. С годами брёвна в штабелях превращались ими в труху - и кто знает? – может быть на этом месте и утвердится новая поросль, а оборот жизни «зелёного моря тайги» выйдет на новый виток спирали.
Допускаю, что так определяемая мной перспектива прогресса кое-кому может и покажется злопыхательски умозрительной, но вот смотрите же во что обращаются, например, былые промышленные гиганты всенародной стройки коммунизма. А превращаются они элементарно в развалины, оставляя на своих промплощадках трудно вообразимые объёмы опасных для населения отходов, с которыми никто не знает что делать, кроме как замотать обнаружившую себя проблему в бесплодных - но иногда и приносящих кое-кому реальную выгоду - изощрённых словопрениях, да и оставить разрешение неразрешимой нынче коллизии произволу судьбы.
Деревушка, в которой паренёк Я с замиранием сердца слушал - на вскидку сегодняшней памяти пришедший – радиоспектакль Сердце Бонивура (и кто бы мог предположить, что однажды, действительно, ранним и, действительно, июльским утром., но уж не 1922, а года 1968 случай приведёт радиослушателя туда, к причалу Бонивура имени 36 восточносибирского стрелкового полка, что устроен на побережье в городе нашенском под названием Владивосток? Но оставим же без развития этот пароксизм детерменизма, ограничившись только поэтическим (самым неустранимым) основанием этой предопределённости:
Зима - которая по счёту?- ушла во глубину гиперборейских стран;
Апрель, сопревшею соломой, полей латает рваный сарафан;
Над деревенскою дорогой царит густой навозный дух;
Ручьи - из ничего возникнув - струятся на залитый луг.
Кто серой пташкой отогретой на легких корточках сидит
Над завихреньем вод и с восхищеньем в потоки счастливо глядит?
Кто руки красные, шершавые от цыпок, беспечно опустив в студёную струю,
Готовит для трудов - ещё неясных - мечту легко кипящую свою?
Он в сущности ничей, и он всеобщий – ребёнок, убежавший из ограды.
За смелость жизни над обрывом рока - ему свобода выпала в награду.
Вот острый нож, украденный на кухне, что вынут из дырявого кармана
Коре коричневой - сосны, в дровах сгоревшей – наносит оживляющую рану!
Так острый нос возник - форштевень, а вот корма завершена округло,
Воткнута мачта гибкая, навешен парус, что раскрылся гулкий...
Пришла пора спешить. Пришла пора увидеть - что там скрывает дальний окоём.
И ставится корабль в счастливую минуту в открытый радости весенний водоём.
Бурлящая волна подхватит судно живо
И, презирая парадокс сиротских дней,
Возьмёт корабль вертящийся, игривый,
А корабел - а ну бежать! - за ней.
Мимо построек серых и заборов, минуя кучи мусора - обрывков бытия,
Чтоб осознать у берега разлива, что мы едины - этот мир и я.
Ушел корабль в далекие просторы - твоим посланцем - известить о том,
Чтоб ждали скоро, а покуда - соплю размажем мокрым рукавом.
Так вот деревушка, родная этому корабелу, возлежала на земле вдоль берега светлой речки в месте несколько - на первый взгляд - несуразном: ни леса тебе кондового (а так – перелески), ни степь привольная - а широкие поля на скудном подзоле, выдающем людям невеликие урожаи, за который ещё надо биться с превратностями погоды день за днём, без какой-либо надежды на рекордный успех, достойный радиоэфира.
Детерминизм, возможно и слишком понтово здесь мной упомянутый, предполагает, что ничто на свете не происходит без причины. Вот и тут жизненный успех пришедших в своё время сюда сибиряков оказался зависим от сил планетарного масштаба. (Аборигены же края издревле успешно выпасали в степи неисчислимые отары овец, табуны скота и лошадей. Но и до них добрались ретивые реформаторы жизни. Всё же не о них, последних, моя легкокрылая мысль)
А мысль моя упёрлась в явление, действительно планетарного масштаба.
Речь идёт о противоборстве погоды атлантического происхождения с погодой тихоокеанской, установившемся в каком-то из периодов голоцена как раз на этом рубеже.Это противоборство и привело к тому, что зоне сплошной тайги природа сформировала протянувшуюся от озера на сотни километров к северо-западу тучную степь с прозрачными перелесками, которую издревле использовало коренное население для своего скотоводства. Землепашество здесь сопряжено с рисками, порой драматическими, в которые и оказались вовлечены волею властей коллективные хозяйства, управляемые из городских кабинетов, расположенных далеко от места действия человеческих усилий и сил дикой природы.
Но для собственных колхозных нужд, а больше - для сдачи государству по непререкаемым его заданиям кроме всего много прочего, нужны были ещё и сортовые лесоматериалы. Для их-то заготовки нашему колхозу с многообещающим названием «Путь коммунизма» и выделялась лесосека в квартале со зрелым древостоем первоклассного бонитета.
Так что у колхозников не находилось и единственного аргумента для отказа от участия во всеобщем лесоповале. П у т ь к о м м у н и з м а вообще выдался тернист да изобилен несуразностями. Однако, занаряженные на лесоповал избранники путеводителей к светлому будущему не унывали, а, напротив, с шутками и прибаутками рассказывали прочему деревенскому люду о своих забавах в лесу урочища Толбан.
2. Демоны детерминизма или С чего начинается родина
Демоны детерминизма и тут не дремали. Когда я, в соответствии с поэтическим прогнозом /чтоб ждали скоро…/ оказался-таки у берегов Тихого океана и оттуда начав своё освоение просторов страны с востока на запад и с юга на север, бросил наконец свой якорь на малой своей родине, то не неожиданно для себя, вновь оказался, типа, земледельцем - но не по обязанности, а как, признанный даже официально, любитель этого дела. Что не удивительно, ибо в ту пору особенно распространилось среди населения поветрие «дачного» садоводства. Контора, которая приютила меня на родной земле, не стояла в стороне от этого угодного дела. Земельный участок под «дачи своим работникам она выторговала в пригородном захолустье, среди леса, не тронутого лопатой. Оказалось что границы участка ещё нужно было обозначить просеками в N-ском квартале одного из пригородных лесничеств, и находится он не далее десятка километров от входа в упомянутое уже мной урочище Толбан.
Таким образом, круг моих странствий по стране замкнулся с точностью топографической невязки, изумительной при измерении хода, протяжённостью, совершённой странником на полигоне испытаний и радости, и называемым словом Родина - одним, но безмерно ёмким по содержанию.
И вот стою я /среди равнины ровныя на гладкой высоте /, смотрю в даль, распростёршуюся от глаз моих в загоризонтные глубины – вся она в душе моей животрепещет - и вроде бы как думаю:-
-С чего же начинается Родина? Да вот же – действительно:
/ С картинки в твоём букваре,
С хороших и верных товарищей,
Живущих в соседнем дворе.
А может, она начинается
С той песни, что пела нам мать.
С того, что в любых испытаниях
У нас никому не отнять? /
И сразу же в печальной моей голове, едва ли не переполненной обретёнными за многие годы смыслами, всплывает образ матери, безропотно принимающей на себя удары судьбы. Она, совсем как моя мать. Но почему это она так печально перебирает своими руками нежные кудри спящей своей кровиночки, которую так давно не видела, да вот совсем скоро суждено ей проститься с сыном. И быть может навсегда…
... Да, это же Николай Васильевич Гоголь раньше меня вывел для нас светлый её образ - для того ли чтобы мы хотя бы просто смогли разглядеть в ней главного героя той же повести о Тарасе Бульба? Да, не эти брутальные его товарищи с их особыми отношениями, а вот она, мать, дана нам, чтобы мы пришли к пониманию образа другого. Родина. Родина –мать.
Сколько же всего вздорного привносим мы в этот предельно же ясный образ? Привносим и готовы порвать любого, кто усомнится в нашем выборе. А ведь природа естества такова, что у каждого живущего, кроме матери, есть ещё и отец. Который может быть настоящим богоданным отче, а может быть и извергом рода человеческого. Ну почему же его грехи перед детородством мы переносим на образ матери? Вместо того чтобы понять и принять такую очевидность, что и у родины-матери есть насильник, известный каждому из нас. Это монстр среднего рода, имя которому – государство.
Если нужно кому-то объяснять эту для меня очевидность, то такая задача мне непосильна. Потому что состоит эта очевидность из великого множества его деяний – каждое из которых (даже самое доброе) несёт в себе скрытую скверну лицемерия и безусловной корысти. Вы ждёте здесь примеров. В них нет смысла, потому что тот, кто это понимает – ему эти примеры только в тягость, а кто не понял – того вряд ли они убедят, а тем более, и переубедят.
Здесь же государство упомянуто для того лишь чтобы сообщить читателю, что именно оно три десятка лет тому назад выделило будущему автору этих строк, в недрах N-ского квартала одного из лесничеств, участок леса для осуществления им садово-огороднической деятельности.
3. Неужели это всё моё?
Четыре колышка обозначали границы этого подарка в форме прямоугольника со сторонами двадцать два на сорок пять метров.
Сорок шесть стволов деревьев произрастало здесь. Шестнадцать осин, двадцать четыре берёзы, четыре сосны и две могучие вековые лиственницы.
Берёзы да осины к тому времени сумели нарастить стволы до тридцати сантиметров в диаметре и крепко вошли своими корнями в тысячелетний массив глины, на котором изобильными мхами, травами да цветами являл себя слой дернины мощностью менее чем с ладонь руки будущего земледельца, молодые силы которого за долгие годы самовольных трудов не только деревья эти повалили, удалили корни, но и нарастили почвенно-растительный слой больше чем на штык лопаты.
Теперь вместо дикого леса здесь культурный газон, пахотное поле огорода, строения, малые формы, дорожки и ягодные кустарники. Ещё - уже новые - четыре ели и одна раскидистая лиственница дикоросами из семян за время моих здесь преобразований самовольно взошли да мощно поднялись своими кронами к небесам, кажется единственным из всего природного богатства, что пока ещё вроде бы как мало зависит от прихоти преобразователей этой земли.
Обычное дело для человека, не чуждого трудам совершалось здесь все те годы, пока в стране происходили события куда как более удивительные.
Но ещё есть что сказать и о тех двух изначально диких лиственницах. Были они так велики, что повалить одну из них удалось только с большим трудом - способом выкапывания с постепенным подрубанием корневищ. Несколько дней ушло у меня на эту работу. Когда же она всё-таки с треском и шумом упала на землю, настала пора распилить её на части. Длины простой двуручной пилы оказалось недостаточно, и я раздобыл пилу удлинённую. Огромная чурка этого ствола и по сию пору служит мне опорой для слесарных дел.
Вторая же лиственница оказалась и того мощней, а так как она стояла на краю участка, то была оставлена как памятник лесной активности старых времён. Но однажды разряд молнии расщепил её до основания. Теперь, мгновенно высохшие, расщепы были опасны и для взрослых, и для ребятни. С большой предосторожностью её погибший ствол был спилен, а пень оставлен до лучших времён. В этом смысле времена те ещё не наступили. Да и наступят ли?
Спустя десяток лет с этих событий в мою, изобильную чудачествам, голову пришла мысль сосчитать у пня того годовые кольца. Насчитал полторы сотни. То есть расти эта лиственница начала году где-то в середине девятнадцатого века.
События моего отечества всплыли тогда в моём сознании, и многое представилось в каком-то близком свете. Словно бы я оказался участником совершавшихся дел – реально, а не отстранённо, как это по обыкновению происходит в сознании равнодушного школяра на уроках по истории, адаптированной под задачу воспитания нужных государству подданных.
Если у кого-либо возникнут претензии к содержанию моего верноподданничества – адресую их к тому пню историческому. Это он так структурировал во мне многие знания по жизни. С него и спрос.
4. Лес
А пока я предстаю перед читателем этих строк пассажиром автобуса муниципального загородного маршрута. Еду – по местному выражению – с и ж а. Рядом со мной - попутчик, не совсем уж случайный, ведь оба мы именно избранники местного заботливого муниципалитета – это о нас болит голова у чиновника от проблемы, как бы обеспечить льготные перевозки дряхлеющего, а потому уже бесполезного контингента, не совсем уж отдавая его в загребущие руки частного перевозчика. Эти чиновные заботы нас мало трогают. И мы просто едем - с и ж а ! а не как по обыкновению тесно прижавшись в переполненном - даже и при режиме самоизоляции – салоне с лицемерной надписью «соблюдать дистанцию полтора метра» (продукт чиновничьей исполнительности перед повелением начальства хотя бы таким образом имитировать борьбу с новообретённым вирусом). А мы едем, и молчим - каждый о своём.
Оказалось совсем скоро, что собеседник мой - заядлый ходок по лесным угодьям и с ним было о чём поговорить.
Конечно довелось и мне кое-что повидать. Да и совсем уж, действительно, в медвежьем углу
Но когда это было?! Давно. Бурили мы тогда скважины в предгорьях Саян. Установка наша буровая была на шасси трактора, так что переезжали мы с точки на точку без дорог, выбирая себе путь в буреломе да меж повалившихся от старости стволов кедровника. Став на точку, мы очищали во мхах место для костра, выбирая себе ствол повалившегося кедра поновее. Топором нарубив от него кедровой ароматной щепы, мы разводили костёр и он горел, передвигаясь по стволу всё то время пока мы заканчивали с проходкой. Здесь был нам стол чая и завтраков, обедов и ужинов для смен - как дневных, так и ночью - при любой погоде. Запах сгорающей древесины перезревшего кедра, крепкого чая и ветерка от болотистых низин посещает меня и сейчас, спустя полвека в квартире, пропитанной формальдегидами и прочей химией благоустроенного цивилизацией быта.
Так что и по сию пору лес для меня предстаёт скорее явлением, но не его сущностью.
А вот у собеседника моего, видимо, было иное в голове. Потому что ни с того ни с сего изрёк он не без надрыва, словно для себя самого, размышляя.
-Лес... Лес!.. Беда и выручка.
По молодости - каждую весну рвалась душа в поле, лесоустроительную экспедицию. Всё было нипочём. Потом – сложнее: жена, ребёнок. Уже на разрыв. А потом уж – как спасение.
Сын подрос. Отбился от рук. …И откуда у него эта дурь?.. Вроде бы мать - учительша. Да и я особенного повода не давал. Ну, подгуляю иногда после поля, а так нормально. А этот… Ну форменный обормот. Как же так – спрашиваю - Нина, где же был твой опыт учительский?
-Где, где? В гнезде! Ты вон каждое лето - на свой курорт. А я тут одна кручусь. Козёл!
-Какой курорт, Нина? Тайга: буреломы, речки, перекаты, гнус так донимает что, бывало, за всё лето и не высрешься-то нормально…
-Ну так вот и сри теперь.
В общем - скандал. Да теперь уж в лес-то иду, как в церкву.
- Да-а-а! - думаю уж я. Когда нечего сказать – и «да» -хорошо.
Теперь уж молчим, но по-своему.
-А скажи-ка, лесник- вдруг возникает во мне шалая мысль - ты вот много по местным угодьям хаживал. А почему это в округе деревья сплошь молодые?
Тот с удивлением, как будто бы для себя очевидное вот только что открыл: - А ведь и правда! И возраст, и состав: – всё как первостой. И так на сотни километров в каждую из сторон.
Ну, у меня-то на это всё свои предположения, основанные на, казалось бы, далёких от темы леса обстоятельствах.
5. Лесничий
Полякам на Руси издавна приходилось не сладко. Хоть и братья-славяне по крови, да не дружны из века в век. И что тому виной, кто прав, а кто нет – пойди разберись.
Но вот закинула судьба семью одного из них далеко от родины, да ещё в советский Казахстан. Уж тут-то свойства местных элит опережать понятиями своих центральных владык, создавали народу условия жизни трудно переносимые. А чужакам - не казахам, да и не русским – тем более.
Хорошо бы дать отсюда дёру, да подальше от центра, на восток. Вон говорят, возле Байкала, вроде бы землячество польское образовалось. Хоть и не явное, не поощряемое властями, но есть и неформальные отношения, вот которые и влекут поляка из степей казахских в путь-дорогу.
Собрались и всем табором семейным, со скарбом отправились.
Удивительно, что в ажиотаже первых пятилеток, удалось самовольному переселенцу не только добраться до города, ещё мнящего себя столицей всей восточной Сибири, но и устроиться от него в некотором удалении лесничим на кордоне среди тайги, но на тракту, некогда оживлённом грузоперевозками в сторону Забайкалья.
Может и хорошо было переселенцу в этакой глуши, да вот детки его подросли, а дочурка Анюта – так совершенной невестой стала, что та паненка – тонкая, звонкая. Оденется в лёгкое платьице, брови подведёт, а губки и без того алы. Так ещё и ноготочки на пальчиках так навострит, что до самого сердца достать могут любому из женихов. Только где их взять-то в лесу глухом?
В город зачастила Анна. А оттуда уж пришла тревожная весть. Война!
Отец –то и соображает. Надо бы Анна тебе прибиться поближе к фронту. Там хоть опасность явная, но с одной только стороны. А тут… Всякого можно ожидать от власти народной.
Так Анна оказалась в санитарном поезде.
- Коготочки-то свои остриги, а то ты мне всех раненых поцарапаешь -сказал новой своей санитарке начальник. Так вот и началась для Ани новая жизнь. Только много ли здесь проку от девичьих твоих силёнок? Тяжелораненых ведь надо ворочать и так, и этак.
Каким-то не ясным для меня случаем стала Аня теперь уж радисткой, да ещё и в разведвзводе. Хоть и тяжела твоя рация, да ещё и аккумуляторы к ней, да всё полегче будет, чем обвисшее тело раненного бойца.
Вот как-то раз их группу направили в тыл выведать всё о противнике, да добытые данные тут же передать по рации командованию. А в разведчики же слабаков не берут, только вот с радистом проблема. А что делать? Надо идти, Анюта-радистка.
Тот рейд по тылам был удачным. Данные переданы, пора возвращаться. А тут ещё бугай немец словно сам в руки разведчикам вышел по нужде. Тут-то ему и хенде хох. А немец вроде бы и не против таким способом закончить для себя изрядно подзатянувшуюся войну.
К нейтральной полосе с «языком» вышли только к рассвету. Стоп. Теперь надо ждать темноты в этом болоте с редколесьем.
А земля-то болотная сыра да холодна.
-Ты, Анюта садись-ка верхом на фрица-то. А ты гад – ни-ни.
Так и просидела Анюта на тёплом немце плоть до темноты. Теперь-то уж разведчики легко добрались до своих, и продолжили воевать дальше до самой своей победы. Куда делся тот бугай немец, сохранявший целый день теплом своего тела юную девушку от простуды. – история умалчивает. А вот бывшая радистка Анюта стала настолько совсем другой, что и не узнать. Анной. Барыней, если бы не то многое, что испытала она в своей жизни среди народа-победителя.
Эту-то историю она и поведала мне во время застолья, на которое, в честь дня победы, собирала родных и друзей - каждый год, вплоть до своего ухода из жизни совсем грузной, больной женщиной, многие тайны своей жизни навсегда забравшей с собой в сибирскую землю. Равно принимавшую в себя и эллина и иудея, татарина, бурята, русского и не русского –каждого, вне зависимости от его заслуг перед отечеством, или своими перед ним прегрешениями.
Самый радушный агент нашего бытия - это земля, теперь уж безоговорочно ставшая беспредельно твоей собственной.
Она же, Анна, короткими фразами, сказанными как-то в разговоре на другую тему и поведала мне уж о рассказе своего отца-лесничего.
Заметил я, что и хочется Анне рассказать о себе побольше, да вот что-то не даёт. А уж что – это я сам предполагаю. Жизнь приучила попридержать язык и в близком даже кругу. А я-то к тому же ещё и не имею привычки расспрашивать собеседника. Может быть в этом состоит моя хитрость. Тогда рассказчик сам себя подогревает к откровенности. А может быть так стараюсь уберечь себя от груза чужих проблем – со своими бы справиться. А уж моё воображение само стирает лакуны содержания и сознание извлекает из памяти прецеденты былого, да выстраивает из этих осколков прошлого непротиворечивую картину реальности.
После войны, рядом кордоном, где и служил отец Анны лесничим, быстро соорудили лагерный пункт для японских военнопленных. Эти-то доходяги и свели весь лес далеко за пределы лесничества не только его квартала, но и далее, далее, далее. В плоть до самого Байкала и Лены-реки валили лес не только японцы, но и местные жители, у которых не было иного заработка на жизнь.
За полвека с тех пор повсюду уже поднялись леса новые. Вот их-то и дербанят теперь все, кому не лень что-либо предпринять для своей выгоды под всеобщее завывание о воруй-лесе да сырьевом его потоке за рубеж.
На месте того лагерного пункта появился, во времена созревающего социализма, лагерь иной. Пионеры и школьники, теперь набирали здесь сил для штурма бастионов школьного образования. Но и это благое дело продолжалось не долго. А много лет пустующие корпуса пионерлагеря уныло разрушались, пока не появились здесь предприниматели нового типа. Эти и стали вить всем желающим гнездо великолепного разврата: кафе, гостевые комнаты. Теперь живи да радуйся!
Лесной кордон же постепенно приходит в запустение, но земля его открывает современнику новые виды на урожай доходов от вложенных в неё инвестиций.
Да вот тому и пример из объявления о продаже:
/продаётся 1-этaжный дом 35 кв. м. из лафета (лафет сделан из зимнего леса, дом был построен ещё в Советское время, по всем строительным канонам, того времени) Дом старенький, но жилой, отопление печное (кирпичная печь) есть скважина c питьевой водой, прописка. Круглогодично ходит общественный транспорт, а также школьный автобус. Однако нет электричества, но есть возможность, его подключения. Дом находится на 17 км тракта и расположен на участке 12 соток, по моему мнению, особую ценность представляет не дом как таковой, а именно участок. Так как он, очень удобно и выгодно расположен. Находится всего в 70 метрах от оживленного тракта, при этом, к участку подходит широкая, отсыпанная, подъездная дорога, благодаря чему, при желании, на участке можно разместить, какой-либо объект, придорожной инфраструктуры и использовать для ведения бизнеса. Но также данный участок, будет очень хорош и для постройки нового жилого дома, так как он ровный и сочетает, как удобную дорожную составляющую, так и практически, отсутствие соседей, потому что участок расположен не в садоводстве, а на территории бывшего селения (благодаря чему, отсутствует проблема узких дорог и шумных соседей) рядом расположены, всего два дачных домика, что позволит почувствовать все преимущества жизни в малолюдном месте. К участку примыкает небольшое поле (что даёт преимущества, при желании развести, личное подсобное хозяйство) в остальных местах, растёт лес (в котором произрастает черемша, жарки, грибы и т.д.). Дом и участок в собственности. /
Видимо таким способом местный собственник вознамерился предпринять попытку заработать первый свой миллион.
Да, теперь по низу облесенных молодью склонов, вместо старинной дороги сквозь селения, разбросанные канувшими в лету интересами - от города к великому озеру - пролегает теперь нечто, подразумевающее магистраль: с разметкой, остановочными киосками и металлическим ограждением пешеходных к ним подходам. А по трассе перед каждым объектом дорожной инфраструктуры установлены соответствующие указатели для того ли, чтобы путешественник, совершающий экскурсию по этим местам, мог бы, если бы он того захотел, запечатлеть в своей памяти детали местной достопримечательности.
Вот и представьте себе, как на скорости, согласно предписывающему дорожному знаку в семьдесят километров в час, водитель замечает впереди невеликий мосток с указателем «РУЧЕЙ»; да и проезжает себе мимо.
-Что «РУЧЕЙ», зачем «РУЧЕЙ»?
Может быть для того, чтобы всякий человек знал, что перед ним не примитивный водоток со старорежимным названием, которое и следует забыть навсегда, а элемент презентации, в смысле - сама страна, материализовавшаяся из высокого своего смысла, вот только теперь; что прошлое этих мест с настоящим не имеет связи. А если ты, человек, настолько уж прихотлив, что без прошлого никак, то найдётся способ конструирования прошлого какой угодно модификации. И оставь своё представление о фальсификации для наречения этим определением тех своевольных любителей покопаться в прошлом, которые ещё не прониклись пониманием грозящей за это ответственности перед новым народом, новой страны, нового будущего.
Здесь можно бы привести историю одного мужика из поволжской глубинки на старости лет осуществивший задумку исследовать генеалогические глубины своего рода, да так что собственные средства употребил не только на работу в центральных архивах ряда крупных городов, но и издавший книгу о истории селения и каждого его жителя во времени начиная от середины семнадцатого века.
Но тотчас же я отказываюсь от этой, уж своей, задумки, вспомнив про печальный опыт того исследователя. Оказалось, что историческая правда не каждому по душе, а у многих вызывает и агрессивную реакцию: - На хер нам эта правда!
Так знай же впечатлительный читатель, что вся эта онтологическая коллизия надёжно охраняема от посягательств со стороны любого недоброжелателя всеми средствами государства, в том числе и изощрённой техникой внутривидового убийства самых креативных наименований, цена единицы которой в денежном выражении делает смехотворной совокупную стоимость прочих наших дел на земле.
Ну так и что?
6.Кольцо коммунизма
К началу последней трети двадцатого века руководящая и направляющая сила государства всё возрастающей мощи для борьбы за мир обратилась в безбрежных мечтателей. Дошло до то, что вековая мечта населения о молочных реках и кисельных берегах упёрлась в понятие Коммунизм. А он, по планам государства, должен был наступить совсем скоро. Так прямо было и заявлено, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Но даже несмышлёныш школьник не мог себе вообразить – как же ему будет житься в этом прекрасном обществе, так резко оторвавшемся вперёд в светлое будущее от навозно полуголодного настоящего.
Однако же, мечтать не вредно. И поветрие фантазерства захватило и элиту региона, как раз и вмещающего в себя пресловутый наш N-ский квартал. Фантазии эти строились на весьма прочном основании. Оказалось вдруг, что регион этот стал избыточным по электроэнергии невероятной дешевизны. Себестоимость её выработки оказалась настолько ничтожной, а количество таким большим, что данные об этом власть не решалась обнародовать, и сама не веря в выпавшую удачу. И правильно делала. Ибо на эту электроэнергию положило глаз высшее руководство государства. В свои стратегические планы оно если и посвящало руководство региона, да, видимо, наказав им и свои догадки на сей счёт гасить внутри себя, не допуская даже в пропагандистских целях и намёка на нечто похожее.
Элита же среднего уровня, ничего не подозревающая об этих тонкостях внутренней политики, мечтала на свой лад, как же встретить наступление коммунизма со своими достойными творческим планами. Одной из таких идей была возможность всемерного развития электротранспорта, как раз и работающего на энергии почти дармовой с безграничным ресурсом. Следующим шагом в развитии этой идеи был бы план развития в лесах пригородной зоны садово-огороднического движения, как воплощение мечты человека о свободном творческом содружестве с природой.
Что стало с этими задумками мы уже знаем. Но мало кто осведомлён о том, что народная молва и по сию пору бубнит о планах устройства в лесах к востоку от города этакого рекреационного кольца.
В самом деле, если взглянуть на кадастровую карту этой местности, то, при наличии минимального даже воображения можно увидеть структуру в виде замкнутого треугольника с периметром в полсотни километров. Углами этого треугольника будет одна остановка городского троллейбуса, затем точка поворота с одного из прибайкальских трактов на тракт другой, также ведущий к Байкалу; а уж оттуда остаётся только следовать к исходной точке, напомню, остановке троллейбуса. Вот оно – троллейбусное кольцо, как решение транспортных запросов счастливых садоводов; а дальше уж само собой предполагается гармоничное развитие на этой основе вообще всей городской агломерации.
Коммунизм, как мы знаем, не наступил. Более того, мы, его счастливые ожидающие стали участниками «крупнейшей геополитической катастрофы». Как нам удалось при этом уцелеть – остаётся только гадать. Не потому ли, что многие знания умножают печали. Или, по крайней мере, неоправданные ожидания.
Может быть спасителем нашим оказался неожиданно объявившийся совковый Капитализм. Во всяком случае в одном можно однозначно ссылаться на авторитет Томаса Джозефа Даннинга, которого не погнушался цитировать даже заглавный классик марксизма-ленинизма:
/Капитал избегает шума. Это правда, но это ещё не вся правда. Капитал боится отсутствия прибыли, или слишком маленькой прибыли. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживлённым, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы/.
Отечественный же капитализм оказался ещё более изощрён.Свои прибыли он выдаёт как заботу о социально незащищенных людях. Мы, говорит его прислуга, удерживаем для населения региона невероятно низкие тарифы на электроэнергию. При этом умалчивая, что собственная капиталистов прибыль на такой благотворительности превышает пресловутые триста процентов,и превышает кратно.
Однако, и на этом изощрённость не заканчивается. Оказывается, возможна такая ситуация, что в великой энергетической державе, едва ли не в самой её энергоизбыточной точке, в двух десятках километров от гидроэлектростанции возможно падение напряжение в сети потребителей с нормальных до каких-то там совсем уж ненормальных значений.
В связи с этим возникает предположение о перегруженности допотопных сетей и появляется запрос на строительство сетей достаточных с соответствующей электрической подстанцией в районе сложившегося массового потребления.
Запомним эту сентенцию и перейдем как бы на место предполагаемых действий.
7. У дороги чибис
Тракт, за который зацепилось наше сейчас вот внимание – это одна из четырёх дорог, ведущих к Байкалу из Иркутска. И она по праву претендует на старшинство. С этим трактом связана история освоения государства российского. Именно по этому пути шли в семнадцатом веке из Иркутска казацкие отряды и другие первопроходцы, чтобы связать с Россией Забайкалье с его серебряными, свинцовыми и золотыми рудниками. Но больше того - его история связана с водным торговым путем между Россией и Китаем.
Первопроходцы пролагали себе путь в раз и навсегда избранной манере нахождения способов оптимального использования местных ландшафтов. Поэтому-то дорога и петляла в межгорье с одного берега на другой, обходя болота, заросли; то прижималось к борту возвышенностей, то снова уходя к берегу рек и ручьёв
Со временем путь спрямляли; отсыпалось в топких местах полотно; вырубались выемки на горных склонах, строились мосты, которые река в бурное время срывала и уносила в низины. Но человек был настойчив в своих устремлениях, снова и снова выбирая себе путь к намеченной цели, порой с неистовством, достойным протопопа Аввакума, удостоившего эти места своим посещением.
Когда я в праздной прогулке по окрестностям своей дачи встречал заброшенный, заросший участок пути - не чудился ли мне голос Аввакума, презревшего с христианским терпением все гонения и злобу наших с ним соотечественников?
Дорога эта и по сию пору пребывает в нестабильном состоянии. Точнее говоря - в состоянии перманентных реконструкций и ремонта. Которые есть не что иное как основание для непрерывной прокрутки средств. И чиновники, через чьи руки проходили ассигнования, и сами исполнители знали основное свойство этого процесса: минимум работы при максимуме сокрытия своих от неё доходов. С этим нездоровым явлением, конечно же борются во все времена, изобретая преграды из всё более усложняющихся процедур, которые, неожиданно для общественности, оказываются самым эффективным прикрытием откровенного воровства. Как же так? - скажет иной впечатлительный обыватель. А вот как-то так! – уклончиво ответит ему обыватель с понятием. Стороны же реально участвующие в процессе – не удостоят нас своим ответом. Да и продолжат своё дело с непрекращающимся рвением.
При всём при том, реальные работы все же ведутся, являя миру результаты с кратковременным улучшением того, что должно было улучшиться крепко и надолго.
Так в точке нашего сегодня наблюдения образовался карьер, в котором добывалась песчано-гравийная смесь для отсыпки полотна дороги при очередной её реконструкции. Со временем запасы сырья там исчерпались и картер попал под рекультивацию, а уж эта стадия работ - завершающая по форме, но обязательно необязательная по содержанию. Не один такой карьер - ничтожный по своим размерам на фоне грандиозных свершений на пространствах нашей страны - спустя десятилетия после своей кончины обнаруживает скверну, с которой не знают, что и делать все: от жителей близкорасположенного жилья до самых высоких кабинетов блистательной столицы.
Но делать же что-то надо. И следует грозный приказ: исполнить!
И начинают, типа, исполнять в надежде, что со временем другие проблемы выйдут на рубеж актуальности, а невозможность ликвидации этой вот - забудется.
Карьер, нас сейчас интересующий, и подвергся демонстрационной рекультивации: одинокий бульдозер поползал там по склону от бортов до низа, спланировал кое-как площадку и был таков.
Десятилетием владельцы садовых участков, образовавшихся в округе, проходили от остановки автобуса к себе в ухоженные на свой лад сотки, мимо этой рваной раны земли. Почему-то она никак не врачевалась естественным способом. И думалось уже что так будет всегда.
Но однажды здесь произошло нечто такое от чего в душе моей взыграло. Словно детский хор Гостелерадио СССР возбудил и спящую округу радостной песней.
Она столь замечательна, что хотелось бы мне ещё раз послушать её вместе с тобой, читатель. Ну, по крайней мере, вспомнить её слова сейчас же:
У дороги чибис, у дороги чибис,
Он кричит, волнуется, чудак:
«Ах, скажите, чьи вы, ах, скажите, чьи вы
И зачем, зачем идёте вы сюда?»
Не кричи, крылатый, не тревожься зря ты,
Не войдём мы в твой зелёный сад.
Видишь, мы, ребята, мы — друзья пернатых,
И твоих, твоих не тронем чибисят.
Небо голубое, луг шумит травою,
Ты тропу любую выбирай.
Это — нам с тобою, всем нам дорогое,
Это наш, родной, родной, любимый край.
И когда цветёт он, и когда зовёт он,
Мы уходим в дальние пути.
По степным широтам, через речку бродом
Всю страну, страну нам хочется пройти.
Причина моей тогда экзальтации элементарно проста. Действительно, то были дети. Не пионеры конечно, и не скауты - если ещё точнее, а просто школьники. Они появились на карьере шумной толпой с обыкновенным для своего возраста баловством, но скоро организовались и принялись за работу, состав которой и растрогал мою язвительную сущность.
Саженцы сосны четкими рядами - разумеется с помощью взрослых, управляющих необходимой техникой – одна за другой укреплялись ребятами в карьерной глине. Одна линия следовала за другой чтобы вся площадь безжизненного до этого карьера покрылась тысячами будущих деревьев.
А пока в душе стороннего наблюдателя взошла радость от осознания простой истины – человек и природа не всегда антагонисты, случаются меж ними и родственные связи, такие как у матери и любящего дитя.
Но как трудно приживались эти саженцы. Жара и знойные суховеи, проливные дожди и снежные бури, очумелый испытатель нового своего внедорожника, или просто любитель что-либо сломать – все эти напасти выпали на долю подрастающей молоди. Но упрямо пробивались корни в неласковую почву, там разрастались по сторонам, укреплялись стволы, поднимаясь к солнцу всё выше и выше. А внизу, под кронами, в заведённом природой порядке, менялся травостой. И вот уже настоящий лесок радует глаз проезжего и прохожего человека, вселяя в него непроизвольную уверенность в том, что жизнь всегда права и она продолжается несмотря ни на какие ухищрения опровергнуть этот простой постулат.
8. Удивительное рядом
Пандемия нынешнего года внесла сумятицу в нашу жизнь, вроде бы и приспособившимся ко множественным перипетиям последних лет. Ныне же общим местом состава наших всех отношений стала неопределённость. Кажется, что никто на свете не знает, что же делать в этой ситуации, как вести себя самому и как формулировать свои претензии к окружающим. Трудно, должно быть обывателю; но как же трудно, должно быть человеку с ответственной должностью, трудно предпринимателю, если непросто тому отдельно взятому обывателю, прежде всего потому что как же ему решить кого слушаться, как себя вести на людях.
Однако же, жизнь не остановилась, природа требует своё – тем боле, что весна на дворе и надо бы проверить что там с дачей. Ибо крестьянская мудрость говорит: - помирать собирайся, а семена-то в землю положи.
Вот и еду я на фазенду в тесном единении с такими же, как и я забавниками. Хер бы нам этот вирус, ведь мы ещё живы! Таким вот манером подъезжаем мы к нашему повороту и… мягко говоря, недоумеваем. Молодой лесок на бывшем карьере словно выбрит подчистую. То есть как голова новобранца! Только кучки вершинья и веток привольно разбросаны на месте сосняка.
Что такое, почему и зачем?
Нет ответа на эти вопросы. Жители же зимовавшие на дачах сообщили, что на этих днях вдруг обнаружилась там неслабая движуха: объявилась техника, народ, который резво выпластал лес, погрузил на лесовозы и увёз в неизвестном направлении. Ещё говорит молва – единственный наш информатор - что вроде бы принято решение на этом месте строить электрическую подстанцию.
(Тут самое время вспомнить заключительную сентенцию из Кольца Коммунизма)
Подстанцию? Ну, оно конечно, если так, то что же: лес рубят, щепки летят. Издержки тут неизбежны.
Только вот странное дело: день проходит за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем – а на лесосеке тишина, только пресловутые копёшки тлеют под солнцем и дождём. Где предполагаемые строители светлого будущего? их нет никого. Обыватель-же теряется в догадках. И только молва опять оказывается на высоте, и выдаёт историю, сильно похожую на правду.
Судачит она, что некая компания выиграла тендер на производство работ по сооружению долгожданной электроподстанции. И резво приступила к делу. Оказалось, однако, что необходимые формальности - в виде проекта производства работ, согласования и получения разрешений от всего совокупного множества заинтересованных организаций и служб – не соблюдены. Каковым обстоятельством и воспользовались те, кому это было надо. А спросить-то и не с кого. Победитель растворился в тумане. Оставив администрацию вместе с надзорными, охранительными и правоприменительными органами перед проблемой, которая с каждым днём всё более усложняется.
Тут уж не до высокого напряжения в сети.
Является ли утешением то обстоятельство, что этот случай скорее само обыкновение, нежели чрезвычайное происшествие у дороги, где теперь ни леса, ни птиц, грибов, цветов и прочего?
Конечно, чибисы в наших лесах никогда и не водились. А вот сороки, вороны, да дятлы- это да; их вроде бы как жаль. Но серым дятлом долбит моё сознание озабоченность: а как же отнесутся к таковой истории те, уже повзрослевшие школьники, сажавшие лес? Им-то каково будет корректировать свои представления о жизни, в которую они уже вступили вполне созревшими людьми?
Вот с чего начинается Родина?
А где же она заканчивается? Может быть вот здесь, на автобусной остановке тракта, при виде всего, что свершается вокруг. Когда на одной чаше внутренних весов человека весь массив непростых отношений человека с человеком и совокупных их отношений к Матери своей Природе: а, на другой – её, Природы, естественное одиночество перед Мирозданием, когда дети многократно вроде как бы предали её во имя своих корыстных побуждений.
Для чего же тогда существует миллионами лет вся естественная красота колыбели человечества?
9. Несколько слов в попытке простодушно оправдаться.
А ведь те, поваленные мной на участке деревья не истлели в труху. Я не дал пищу древоточцам, а, заметив начало их активности, элементарно распилил брёвна в поленья и долгие годы топил им печурку, сварганеную мне умельцами из противофонтанной части. Это была классная их работа: отрезок двенадцатидюймовой обсадной трубы был исполнен на труборезном станке; да и блины на верх печки и на низ вырезаны не сваркой, но исполнены резцом, а под трубу дымовую был пущен патрубок из трубы насосно-компрессорной. Спасибо и токарю, и сварщику за работу, а остальным парням - респираторщикам, да инженерам – за соучастие.
Да ещё, перед тем как мне пилить стволы я снял тогда с берёз нормальными пластами всю её бересту. А пласты те стянул проволокой в тяжёлую связку. Теперь, когда мне приспичит растопить печь или мангал, или жаровню, или развести огонь в барбекю, я вытягиваю из предусмотрительно сохраняемой мной связки полоску бересты и теперь уж огонь становится послушным мне в любую погоду. Иногда я думаю, что вот совсем уже, наверное, утратил навык растопить печь лучинами, как в детстве том своём сопливом. Но почему-то не рискую проверить себя в этом деле.
За прошедшие таким образом три десятилетия связка моей бересты существенно уменьшилась. Теперь она стала совсем лёгкой. И когда я пристраиваю её для хранения в новое место в сарае, в моём шаловливом сознании настораживающей тенью вдруг да промелькнёт вопрос высшей экзистенции: - а сколько же ещё осталось? Не в смысле бересты…
29.09.2020 21:17
10. Приложение:
«Когда поехали из Даурии, мясцо иссушив, и плывя, все лето тем питались. Стала пища оскудевать, так мы с братией Бога помолили, и Христос нам дал изюбря, большого зверя, так и до Байкалова моря доплыли.
У моря на русских людей наехали – рыбу промышляют и соболя. Рады нам, миленькие, дав нам передохнуть, всего надавали много. Лодку почи¬нив и парус скропав, пошли мы через море. Окинула нас на море погода, так мы на веслах перегреблись: не больно широко в том месте, или со сто, или с восемьдесят верст.
Чуть только к берегу пристали, поднялась буря с ветром, насилу и на берегу укрытие нашли от волн вздымающихся. Около него горы высокие, утесы камен¬ные и зело высокие. Двадцать тысяч верст и больше я волочился, а не видал нигде таких гор. На верху их – шатры и горницы, врата, столпы и ограда, все богоделан¬ное. Чеснок на них и лук растет больше романовского и сладок добре. Там же растет и конопля богорасленная, а во дворах травы красные, цветущие, зело благовонные. Птиц зело много, гусей и лебедей, по морю, как снег, пла¬вает. Рыба в нем – осетры и таймени, стерляди, омули и сиги, и прочих родов много; и жирна гораздо, на сково¬роде жарить нельзя осетрины: все жир будет. Вода прес¬ная, а нерпы и зайцы великие в нем, – близ океана, на Мез¬ени живучи, таких не видал. А все то у Христа наделано человека ради, чтобы, покоясь, хвалу Богу воздавал. А человек, суете который уподобится, дни его, яко сень, пре-ходят– скачет, как козел; раздувается, как пузырь; гне¬вается, как рысь; съесть хочет, как змея; ржет, глядя на чужую красоту, как жеребец; лжет, как бес, насыщаясь невоздержно, без правила спит; Бога не молит, покаяние откладывает на старость; и потом исчезает, и не знаю, куда отходит – или во свет, или во тьму, день Судный покажет каждого. Простите меня, я согрешил больше всех людей! ©Аввакум. Житие…
Примечание к приложению:
- 400 лет исполнилось нынче со дня рождения этого страдальца земли Русской. Если бы гипотетические инопланетяне возжелали бы наскоро составить себе представление о такой стране из века в век, то лучшего документа чем Житие Аввакума и не сыскать.