История о том, как Зорик порвал Тасе шлейку на лифчике
Зорик был необыкновенно развитый для своего возраста физически, мускулистый с оформившимися гениталиями и волосатым лобком, волосатыми подмышками, юноша. Выше любого из нас и сильнее. Силу свою он проявлял редко и, вообще, был странный. Я это заметил первым, когда увидел, как далеко, словно совершая ритуал, он обходит муравейники. Спросил:
- Ты что, такой здоровый, а сам боишься муравьев?
Он сказал:
- Знаешь ли ты, что когда мы просто ходим под нашими ногами погибает множество живых существ. Даже комара, которого ты убиваешь на своей руке, ты убиваешь несправедливо. Это ты пришел в его лес. Он здесь живет. Я обхожу муравейники, потому что вблизи муравейников всегда много муравьев и проходя близко, мы губим их в большом количестве.
Зорик, картинной библейской красоты сумасшедший юноша - румянец , голубые глаза, кудрявая в крупную кудряшку, как из под бигуди, шевелюра, длинные ресницы и нежные пушистые усики на верхней губе, не мог не понравиться семнадцатилетней блондинке Тасе из первого отряда.
Случилось это в третью смену. Два пацана из спортивного лагеря на глазах у всех мучали лесную жабу, бросили в большой муравейник. А когда жаба, со всех сторон облепленная муравьями, умирающая от тысячи ядовитых муравьиных укусов, разорив весь муравьиный город, выскочила и спряталась в траве, мальчики нашли ее и бросили в муравейник снова. Зорик избил их пощечинами, со странной звериной ловкостью, как кенгуру. Но жаба из муравейника уже не выбралась.
Тася, которая это все подстроила и наблюдала издалека, когда увидела, как Зорик расправился с пацанами из второго отряда, пришла в востор. В тот же вечер подошла к нему на танцплощадке и приняв, подсмотренную в модном польском журнале женскую позу соблазнения номер два, сказала:
- Ты, Зиновий , классно дерешься.
Конечно она ему нравилась. Ему давно уже нравились и снились женщины. Любую из них, сфотографировав взглядом с короткой выдержкой, мог унести себе в сновидения.
Тася знала, что все пацаны делают это. Разглядывают ее, а потом делают. Сама эта мысль была ей необыкновенно приятна, и она кокетством, нарядами и танцами с прижимом под аккордеон, поддерживала это горение у мальчиков старших отрядов. Вне сомнений, этот красавчик не был исключением, но как-то по особенному. Тася не могла понять, как. И это ее, пятнадцатиленнюю, но уже сформировавшуюся психологически женщину, очень занимало.
Зорик молчал, и Тася пошла испытанным путем, она сказала:
- Ты доставил мне удовольствие, я должна тебе заплатить. Хочешь поцелую.
Конечно, ни о каком сексе в наши годы в этом возрасте не могло быть и речи. Тася была девственницей. Но ее развращенные петтингом чувствительный язык и губы превращали поцелуй в роденовское соитие.
И сейчас вблизи она видела, какой он офигенный - этот Зорик. У него были пухлые красные детские губы, а кисти рук уже были волосатые и ноги волосатые. Она смотрела ему в глаза...
Потом она сделала то, что делала всегда: сорвала листок с дерева и сказала:
- Возьми себе на память о первом поцелуе. Мальчишки дураки брали и хранили, а этот странный высокий красавчик с настоящим мужским телом, уже лохматый везде, как большая игрушка, повел себя как дурной. Он спросил:
- Зачем ты это сделала?
- Что?
- Зачем ты сорвала лист с дерева. Скажи, есть ли у тебя хоть какая-нибудь часть тела, которую можно было бы отнять, и чтобы тебе при этом не было больно. Что ты знаешь о том, что сейчас чувствует это дерево.
Тася посмотрела на него с восторгом и сказала:
- Ну, ты блин, чиста еbанутый. Ты не представляешь, как ты мне нравишься. Говори дальше, говори.
Но что еще он мог ей сказать.
Зорик схватил Тасю через платье за грудь , потянул и порвал шлейку на лифчике.