ГЛАВА 1. ПЕЧАЛЬ МИРА
…Моя душа окутана тьмой, а сердце терзает неуёмная боль. Та несправедливость, которая царит вокруг, медленно убивает всё, что раньше считалось величайшей ценностью, ибо единственная печаль этого мира – невежество.
Мы все приходим в этот мир с негасимой надеждой познать истину, изменить себя и других, но не ведаем о том, что чрезмерные знания способны породить гордыню. И как только гордыня, будто огнедышащий змей, поднимает голову, мы готовы склониться перед ней, отдаться во власть ложным убеждениям и цинизму. Пороки поглощают нас, страсти бушуют в объятых пламенем сердцах и мы, словно ослеплённые, идём на поводу внутренних идолов, которых сами возвели на пьедестал. Но после, глядя на свои деяния, воздаём небесам мольбы о прощении. Бог простит. Но простим ли мы себя?..
Мы все рождены с единственной целью – познать жизнь, какой бы она ни была, изучить грани возможного, дабы привнести в существование частичку божественного и плыть по волнам судьбы, внимая Духу внутри себя, потому что мы – жрецы. Представители Бога на Земле, Его преданные служители. Но ослеплённые гневом, томимые злобой, снедаемые яростью и жаждой мести, ступаем на путь тьмы и перестаём замечать истину. Вера, угасающая с каждым днём подобно свече, толкает нас в объятия смерти, ибо жизнь во тьме и есть смерть. Глядя в её пустые глаза, внемля её гласу, мы перестаём слышать Бога, всё глубже погружаясь в пучину отчаяния.
Но однажды придёт день и мы, рождённые заново, познаем истинные ценности, радость бытия, счастье и собственное величие не из гордыни, а из любви, которая освещает наш Дух…
ГЛАВА 2. БИТВА ЗА СВЕТ
Я – Нохару, рождённый Амией в ночь Чёрной Луны и с первых дней жизни ощутивший глубокое одиночество. Внутри меня будто зияла пустота – огромная разверстая пасть неведомого чудовища, но я всеми силами старался заполнить её. В моём маленьком тельце развязалась настоящая битва за Свет. И этот Свет, такой чистый и тёплый, струящийся сияющим потоком, впитывался каждой клеточкой, проникал во все уголки неокрепшего сознания и называл себя Духом. Дух, окутанный сиянием, был близок мне, словно брат, с которым мы когда-то были единым целым, а теперь разлучились. Но вот он пришёл поддержать меня, придать сил и у меня возникло ощущение, что я очутился дома. Свет был моим домом. Ведь именно оттуда начался мой долгий и трудный путь.
Дух, струящийся внутри, давал мне пищу, которой у меня не было – знания. Ясное знание, что это – моя первая жизнь в странной причудливой форме, которую все вокруг зовут человеком. Во мне пробудилось любопытство: какого это – жить, имея удивительный и прекрасный облик двуногих существ, говорящих на только одним им понятном наречии?
Я же говорил на языке Духа, но они не понимали ни слова. Только умилялись в ответ. А я наблюдал за ними, ибо в их телах тоже присутствовал Дух. И этот Дух говорил со мной, когда они спали или же пребывали в наивысшей радости. Но у тех из них, кто постоянно пребывал в печали, гневе, распрях, Дух молчал, запертый в клетку. Вместо него начинал вещать другой. Прозванный злом, окутанный тьмой неосознанности, он восставал против Духа, уничтожал его и садился на трон. Ведомый гордыней и слепым отчаянием, он не отличал правды от лжи и толкал человека на необдуманные поступки. Растерянность, боль, нарастающая внутри подобно огромному костру, сжигала остатки веры, и надежда тлеющими угольками мерцала в темноте.
Во мне поселился страх. Возможно ли, что Свет, сияющий во мне, тоже когда-нибудь исчезнет? Возможно ли, что Дух, говорящий со мной, окажется запертым в клетку тьмы, и я больше никогда не познаю его тепло и истину, которую он в себе заключает?.. Именно тогда первая волна страха зародила сомнения, вызвала бурю в моём сердце, заставив посмотреть в глаза той самой тьмы. Но Дух пока ещё был силён. Не дав семенам зла проникнуть в моё сознание, он одержал победу в первый же день моей жизни, и я пообещал ему, что всегда, куда бы ни завела меня судьба, буду слышать его. Буду внимать Духу внутри себя, чтобы тьма не поглотила то светлое, что сияет внутри.
ГЛАВА 3. ЧАСТЬ МИРОЗДАНИЯ
Земля предстала предо мной во всём своём великолепии. Красота, открывшаяся взору, сначала ослепила, и я некоторое время пребывал в странном состоянии будто всё, что происходит со мной, и на Земле – является неотъемлемой частью Мироздания. Я и эта удивительная планета – лишь маленькая часть, гениально вшитая в общую картину. Так говорил Дух. И я, поражённый красотой этого мира, внимал ему, сидя на высоком утёсе. Глядя на океан, раскинувшийся до самого горизонта, слушал тишину, внимая Свету внутри себя. Было так тихо, что в этой благословенной безмятежности слышался шёпот цветов и трав, осторожные шаги животного или шелест крыльев бабочки, порхающей над нежным бутоном.
Я слышал ветер, шёпот волн у подножия скал; крики диковинных птиц и вой одиноких волков… Слышал, как растворяются капли дождя в облаках и опускаются на землю туманом… Я слышал ГОЛОС ПЛАНЕТЫ, поднимающийся из неведомых мне недр и вплетающийся в моё сердце светлым, сияющим узором из голубовато-позолоченных нитей. Всем своим существом я чувствовал – всё, абсолютно всё вокруг меня дышало жизнью! Камень, деревья, капельки воды, осевшие на мшистом склоне, даже мельчайшие песчинки под босыми ступнями являлись значимой частью для общей чистой энергии, имя которой Бог. Я слышал это. Видел так, как не видели мои сородичи, ослеплённые инстинктами. Они охотились и возвращались с трофеями. Воевали за территорию. Размножались, дабы растить себе подобных. Я же не желал войны, потому что война убивает, причиняет невыносимые страдания, от которых нет спасения…
Жестокость, порождённая гневом, убивает то ценное, что делает нас теми, кто мы есть – детьми Бога, чьи сердца омывает Дух творения. Ибо мы посланы сюда не за тьмой, но за Светом, который способен пробудить нас к жизни.
Однако в сердцах, объятых горечью и жаждой побед, поселился страх. Страх не выжить. Именно он ввергает в страдания. Вызывает желание покорить непокорных, завоевать не завоёванное, отнять у других то, что нам не принадлежит.
Но как?.. Как, живя на этой прекрасной планете, можно не замечать очевидного? Когда я был маленьким, то часто спрашивал у Амии: отчего соплеменники столь жестоки друг к другу? Ведь у нас достаточно земель, еды, чтобы прокормиться. Чтобы не нападать на соседние племена. Так к чему эти распри? Амия улыбалась, но не говорила ни слова. Она стояла, одетая в шкуру животного – гордая, ослепительная в своей дикой красоте – и смотрела вдаль. В её чёрных глазах плескалась растерянность, ибо она понимала, что я не такой как остальные. Не желая войны, я избрал путь мира, отказавшись участвовать в набегах и охотиться на животных. Каждому существу на планете дарована жизнь и, чтобы сохранить свою – необязательно убивать другую. Можно договориться с Духом, прислушаться к нему, ибо ни одно животное не желает нам смерти.
Но Амия не понимала меня.
– Ты рождён воином! – говорила она. – От великого племени Кирасов, что ютятся в низовьях рек! Отец твой – Сирах, вождь трёх племён и трёх земель! Ты после него будешь править.
Так говорила Амия, но я слышал её Дух. Он говорил, что я сам волен выбирать себе путь. Когда с моего рождения минуло шестнадцать зим, я отправился на поиски отца, но не нашёл его. Всё, что предстало перед моим взором – пепелище. Разорённые земли простирались до горизонта, пустые пещеры, множество мёртвых тел вокруг… Падальщики уже устроили пир, вгрызаясь в плоть острыми зубами. А я, стоя на скале и наблюдая за кровавым разгулом, не мог сдержать влаги, бегущей из глаз. Она была горячей и солёной на вкус. Но как бы я не хотел, не смог остановить её. Она текла, омывая моё лицо, а в груди разливалась невыносимая ноющая боль. Эти неведомые доселе ощущения, Дух внутри меня назвал горечью и слезами.
Слёзы… Они были горячи. Рождались в глубине глаз, а возможно, глубоко в сердце, ибо тоже принадлежали Духу. Знак скорби и невосполнимой утраты, открывающий такие раны в груди, о которых лучше было бы не знать. Но я узнал. Узнал горький вкус слёз, и что-то сломалось внутри, как если бы я был деревом, и меня лишили одной из ветвей…
ГЛАВА 4. МЕЖДУ ЯВЬЮ И СНОМ
В ту ночь я долго не мог уснуть: что-то ворочалось в груди, давило, мешая дышать. Это было странное ощущение, которое рождалось глубоко-глубоко внутри, а потом, обретая силу, жалило, будто гигантская оса. Своим смертоносным жалом оно убивало Свет внутри меня, и я с каждым уколом всё больше погружался во тьму, желая отомстить тем, кто лишил моего отца жизни. Моя жажда возмездия была настолько велика, что породила ненависть – огромный бурлящий океан, наполненный горячей лавой. Она текла по моим венам огненной рекой, обжигая сердце пламенем, а глаза – слезами, и я уже не мог сдержать крик.
И пока я кричал, слышал то странное чувство. Оно называло себя болью. Я узнал её. Во всей красоте и многогранности, ибо она открыла мне глаза, позволив вновь познать Духа внутри себя. Он показал мне, что человеческая смерть не что иное, как переход из одного состояния в состояние бессмертия, потому что Дух не имеет границ. Он бесконечен как сам Создатель, как все энергии, проистекающие вокруг, и я увидел это.
Сидя в холодной пещере в полной темноте, всё глубже погружался в глубины Духа и наблюдал окружающий мир и самое себя так, как если бы был Богом. Свет струился во мне ослепительной рекой, согревая каждую клеточку тела. Он говорил со мной и я, купаясь в его золотистых лучах, не желал более ничего, кроме покоя. И лишь только несвойственное мне желание ушло в Свет, Дух сказал, что я в любой момент могу вернуться сюда, дабы почувствовать объятия безмятежности и силу. Силу Духа, которая не сокрушает боль, но дарует исцеление, омывая берега страданий энергией безусловной любви.
Дух, раскрывающий объятия для любого страдания, с радостью впитывает их и, превращая в нечто светлое, возвращает обратно в виде огромного сияющего солнца. Мне посчастливилось наблюдать это преображение, находясь в удивительном состоянии между явью и сном.
– Пусть это будет отдыхом для тебя, – сказал Дух. – А я всегда приду на помощь. Ты только позови…
Именно в тот миг меня затопила благодарность, потому что я осознал: Дух в теле – лишь малая часть. Есть нечто большее, что помогло мне растопить боль. И я вновь пообещал Духу не забывать о нём, потому что его голос, его тепло и бесконечная любовь возвращают мне силы, чтобы справляться с тяготами жизни в этом, пока ещё чуждом для меня, мире…
ГЛАВА 5. СВЯЩЕННАЯ ГРАНЬ БОГОВ
Возвращаясь в родные земли через плато Горных Хребтов, я вдруг осознал: каждый прожитый день, как глоток чистой прохладной воды в жаркой пустыне – даёт надежду и возвращает к жизни. Ночью мы все умираем, ибо сон, будто маленькая смерть, заключает человека в объятия до тех пор, пока Солнце не начнёт свой благословенный восход. Но пока мы спим, то видим сны – отражение своих чувств, мыслей, поступков. В этом приятном состоянии расслабленности каждый становится тенью огромного Мира, постигая жизнь с другой, менее изведанной стороны, нежели когда бодрствует.
Но на Земле ночь всегда сменяется рассветом. И пробудившись, мы, словно бутоны раскрываем свои лепестки навстречу Солнцу, расцветаем во всей своей красоте, дабы вновь принять энергию Бога внутри себя.
Я видел смерть. Испытал горячую боль, и тяжесть на моём сердце оказалась настолько велика, что я решил удалиться от своего народа. Желание обезопасить их хрупкое сознание от груза эмоций бурным ключом билось в груди, и я не мог сопротивляться ему. Поселившись в пещерах близ Грохочущих Гор, где сияющие водопады падали в пропасть, а Блуждающие Ветра облюбовали низины, я познал истинную тишину. Птицы пели над моей головой. Реки несли свои бурлящие воды среди скалистых берегов. Всё вокруг кипело жизнью, но внутри меня звенела пустота. Будто я очутился в ином мире, в котором любое дуновение человеческих эмоций рассеивалось, словно дым от костра. Но как бы ни была глубока моя тишина, я никогда не забывал о своём народе – гордом, несокрушимом племени Фаров, что когда-то обосновалось в Предгорье вблизи Тёмных Сосновых Лесов.
Однажды, Фар – именитый вождь народа Апрау, бежавший от жестокости и тирании единокровного брата – появился на землях Предгорья в саму Лунную Ночь, чтобы спустя множество зим, дать своё имя великому роду. Женщина его – Фасахия – стала матерью двенадцать раз, дав племени великих воинов, слава которых шла дальше горизонта. Вторая женщина его – Малия – бывши матерью, подарила народу десять дочерей, за что была глубоко уважаема племенем. Потому что та, кто рождала дочь, обретала положение ВОЗВЫШЕННОЙ и называлась в честь древней энергии Луны – Селина.
Род Шаманов, расположившийся по ту сторону Сосновых Лесов в Туманной Долине, говорил о таких женщинах, как Малия Селина, что они есть Священная Грань Богов, ибо каждая из них обладает даром, неподвластным мужчинам. Только женщина способна зачать, выносить и подарить племени сильных воинов, а также родить себе подобных. И я – Нохару, проживший шестнадцать зим и соединённый кровью с пятью дочерьми Амии – глубоко уважаю и почитаю Великий Закон Всепроникающих Духов, указывающий на внутреннюю женскую силу.
Моя мать – Амия Селина – первая женщина племени, из лона которой появилась Дочь, ибо все остальные рождали лишь сыновей. Именно Амии Всепроникающие Духи даровали право быть Хранительницей Двенадцати Лун. И, сидя в центре Женского Круга в каждую Ночь Полной Луны, она говорила своим дочерям и сёстрам:
– Женщина – это проводник Бога на Земле. Только через неё в этот Мир приходит несокрушимая сила, которая зовётся Мужчиной!
Я чту слова Амии и её силу, но для меня каждый человек священен. Мужчины, будучи бесстрашными воинами и охотниками, способны защитить племя от вражеских набегов. Дать пищу своему народу, а женщинам – зёрна новой жизни, чтобы они сделали их общий род ещё более сильным и прославляемым.
– В глазах Бога вы все равны, – говорил Дух внутри меня. – Для Него каждое воплощение Души священно…
И я вдруг понял: что бы я ни делал, где бы ни жил, сколько бы смыслов ни пытался постичь, на Мир смотрю не я. На Мир моими глазами смотрит Бог… Обретя согласие со Светлым Духом, струящимся в моём теле, я благодарил его, ибо разговоры с ним делают меня ближе к сияющим, высоким энергиям, которые называют себя Богом…
ГЛАВА 6. АНГЕЛИИ
Мы все рождаемся и умираем, считая, что эта жизнь единственная. И только Дух ведает – она не одна. Человек, в какой бы части планеты не воплотился, всегда будет уверен в своей непогрешимости, ибо его мысли зиждутся лишь на выживании. И люди всегда будут бороться с этим Миром, подняв пики и задрав головы в боевом кличе, так и не осознав: они не одни. Рядом есть ещё одна жизнь – невидимая, тонкая будто паутинка, но оберегающая от опасностей.
В пору, когда я жил в пещерах у подножия Грохочущих Гор и созерцал красоту жизни любящим сердцем, мне открылось доселе незримое. Минуло двадцать зим с моего рождения и четыре – с той поры, как я удалился от людей. Но никогда ещё моё сознание не было так ясно и свежо! Я бродил по горам, вдыхая обжигающий горло воздух; плавал в бурных холодных водах и лесных озёрах, чувствуя, как вода смывает тлеющую в сердце печаль. А лунными ночами, сидя на краю пропасти, смотрел на звёзды и всем своим существом понимал: ТАМ ТОЖЕ ЕСТЬ ЖИЗНЬ.
Внимая Духу внутри, ощущал: боль – раньше нестерпимая, горькая – теперь отступает, будто волна от берега. Она больше не владела мной и сердце, очищенное от её оков, стало свободным. Внутри него появилась лёгкость, одурманивающая своей простотой. И в этой парящей невесомости появилось чувство соединённости со своей сутью, словно я стал единым целым с Духом и с окружающим миром.
Вселенная, открывшаяся взору, была прекрасна! Она утопала в безусловной любви, звеня хрустальными струнами. Рождала удивительную мелодию, долетавшую до меня из других миров, неся с собой счастливую безмятежность и покой. А за покоем разливалась ТИШИНА. Моя собственная бесконечность струилась божественными переливами, и в её лучах ослепительными бликами сияли образы светлых существ. Они были величественны и мудры, добры и милосердны, умиротворены и прекрасны. Они называли себя АНГЕЛИЯМИ, пришедшими от Бога к людям, чтобы быть рядом всю жизнь.
– Ангелии – существа из внеземных Высших Миров, – сказал Дух внутри. – Находясь возле человека, они оберегают его от опасностей. Защищают, дают силы…
Мои Ангелии помогли мне исцелить ужасную рану на сердце и, когда боль окончательно растворилась, сказали:
– Вернись к своему народу! Тебе есть, что ему рассказать…
Но я не захотел, ибо мой инстинкт твердил: разъярённое моим бегством племя Фаров уничтожит меня сразу, как только я пересеку границы их земель. Страх, рождающийся в самых жутких глубинах, всплывал на поверхность и изо всех сил пытался завладеть моим ослабшим телом. Я лежал в полумраке пещеры, вдыхал запах ночи, желая одного: забытья, ибо лишь в нём видел спасение от кошмара, который поселился во мне. Он душил меня. И я задыхался в этой жестокой схватке, катаясь по земле, будто раненый зверь. Он давил и я, погребённый под его тяжестью, едва мог пошевелить рукой. Слух и зрение оставили меня, и я провалился во тьму…
Несколько дней я пребывал в борьбе – оглушённый, поверженный, ослеплённый страшной темнотой, обрушившейся на моё сознание. Страх сковал меня, но я всё ещё призывал Духа на помощь, пока не почувствовал, что словно осиротел. Казалось, весь Мир отвернулся от меня и Бог более не внемлет моим прошениям. Одиночество затопило меня, и я ощутил себя таким ничтожным и увядшим, будто вся жизнь по капле вытекла из моего тела. Меня словно что-то убивало изнутри. Но только до тех пор, пока я не принял решение вернуться. И если мне суждено погибнуть от рук сородичей, значит, так выбрал Дух.
Примирившись с решением, я расслабился. Сознание внезапно прояснилось подобно небу после грозы, и я вновь ощутил присутствие Духа. Но он был не один. Возле меня во весь свой грандиозный рост стояли сияющие Ангелии и шептали:
– Иди. А мы будем рядом…
Впервые за долгие годы я улыбнулся, приветствуя новый рассвет. Внутри струилось такое сильное счастье, что казалось, будто меня разорвёт на куски от переполнившей моё тело энергии Духа. Собираясь в дорогу, я благодарил его и прекрасных Ангелий за наставление, потому что понял: мои знания, как река, должны двигаться дальше…
ГЛАВА 7. Я ЕСТЬ ДУХ…
…Фар смотрел на меня разъярённым диким зверем, силясь что-то сказать, но не мог вымолвить ни слова. В его тёмных глазах плескалась ярость, жаждущая выхода, но из горла вырывалось лишь рычание. Его же прекрасный Дух, запертый в пещере и брошенный на растерзание гневу, взывал к одурманенному разуму, только голос был едва различим. Я почти не слышал его. А Фар, съедаемый внутренней распрей, уже обнажил пики против меня. Мне хотелось удалиться в этот момент, чтобы не видеть взгляд, пронизывающий насквозь, но я смиренно ждал, пытаясь разобрать то, что говорил мне его Дух:
– Посмотри… я слышу тебя. Говори со мной…
– Говори со мной! – взревел Фар. – Я – твой вождь!
Злость и ненависть в произнесённых словах заставили моё тело содрогнуться, а из вождя уже выходило зло. Чёрное, непроницаемое, тучное. Оно клубилось тёмным туманом, окутывая высокую фигуру плотной завесой, и я больше не мог спокойно наблюдать. Ибо то тёмное, терзающее Фара, начало касаться моих сородичей, собравшихся в круг в момент моего появления.
– Тьма поглощает тебя, разве ты не видишь?
Мой голос пролетел над племенем и повис в воздухе молчанием. Амия вздрогнув, опустила глаза, не смея больше смотреть на сына, который избрал странный, опасный путь. Путь одиночки. Она видела таких людей. Их изгоняли из племён, запрещая пересекать границы плодородных земель. Поэтому, чтобы выжить, они объединялись меж собою и вскоре в глубоких каньонах, окружающих Пустошь, обосновалось жестокое, кровожадное племя падальщиков…
Мне были ведомы мысли матери, её чувства и сожаление о том, что я не избрал путь воина, как многие мужчины нашего славного племени. Всем своим существом я просил прощения у Амии, и Дух внутри поддерживал меня. Но углубившись в чужие печали, я всё же заметил, как глаза Фара налились кровью. Он бросился на меня с такой яростью, будто я ему враг. Но в моём сердце не было зла, потому что понимал: мне надлежит пройти через этот урок, дабы стать сильнее. Мои Ангелии сказали отойти в сторону, и я отошёл. Пика Фара, которую он метнул в меня, вонзилась в дерево и из груди вождя, ослеплённого поражением, вырвался дикий крик. Он смотрел на меня безумными глазами, широко расставив ноги и обнажив клыки, будто хищник, загнавший жертву в угол.
В этот момент он перестал быть человеком. Я видел это. Внутри Фара кипела жестокая борьба. Необузданный гнев смешивался со страшной болью от предательства брата и, подпитываемый яростью, жаждал расправы. Тёмные глаза заволокло кровавой пеленой, и вождь вновь исторг из груди звериный рёв, приготовившись к прыжку.
– Фар! Ты не один! – крикнул я, созерцая его бессмертный Дух. – Посмотри…
А потом я ослеп. От внезапного сильного удара, обрушившегося на мою голову. Земля ушла из-под ног, звуки долетали, словно через меховую шкуру, и разом пропало обоняние. Всё моё тело налилось странной, парализующей тяжестью, но внутри я будто… падал в бездну, над которой летел голос Фара:
– Бросить зверью!
Затем наступило забытье. Я парил над вершинами сосен, плыл в неведомую мне бесконечность, ощущая себя Светлым Духом, покинувшим бренную плоть…
– Я и есть Дух, – звенело во мне. – Я – Дух…
Удивительная радость затопила меня до самых глубин. Нескончаемая нежность лилась тёплыми потоками, окунала в чистое кристально-белое озеро любви, и я не мог напиться из этого источника. Ибо чем больше чувствовал его, тем больше становился им – бесконечно-прекрасным Божественным Существом, окутанным сиянием Ангелий и ещё чем-то бОльшим, чем я сам…
ГЛАВА 8. ЛИК ДЭ МОНА
Ветер касался моих волос, глаза медленно открывались. Солнечный свет ослеплял, резал их, и мне казалось, будто под набухшими веками нашла приют вся боль этого Мира. Она текла горячей рекой, обжигая очи огнём. Я лежал на соломенной подстилке, пытаясь унять кипучую лаву в груди, но чем больше я желал успокоиться, тем сильнее и глубже она проникала в меня. Грудную клетку словно разрывало изнутри, а порой сдавливало так, что становилось трудно дышать. Горячий ком поднимался к горлу, ворочался змеёй и жалил с невероятной силой. Хотелось кричать, чтобы раз и навсегда избавить сердце от странного жуткого чувства, которое Дух внутри называл обидой.
Обида на Фара, на Ангелий, на целый Мир за столь жестокое испытание!..
– Что вы сделали со мной?.. – шептал я иссохшими, обескровленными губами. – Отправили на смерть… Бросили на растерзание вождю! А ведь он должен был понять… что не один… Они все должны были понять…
– Ты не должен был уходить!
Вздрогнув, я обернулся на голос. Амия стояла возле пылающего очага – прекрасная, гордая, замотанная в шкуру пятнистой лани, а в её огромных чёрных глаза плясали блики огня. Она, перебросив тёмные волосы через плечо на грудь, медленно приближалась ко мне.
– Амия… – прошептал я, созерцая её совершенный Дух, заключивший сильную, но стройную фигуру моей матери в ореол сияющего света.
– Ты подвёл меня, Нохару! Ты не должен был уходить. После смерти Фара ты должен был править!
– Но Сирах…
Глаза Амии полыхнули огнём, доселе неведомым мне. Будто там, в глубинах её тела жил кто-то ещё. Неизвестный. Чужой. Прячущийся в мрачных лабиринтах, окутанных туманом неосознанности. И он усмехался сейчас губами Амии. Смотрел на меня её глазами, в которых плескался гнев. Он был чистым злом. Высочайшим пороком рода человеческого, сочетающим в себе гордыню и жажду власти пополам с жестокостью. Его беспощадность не знала границ, ибо он тот, кто не умеет прощать. Сеял семена тьмы в душах людей. Захватывал сердца в плен коварством и ложью, наделяя себя властью над разумом пленённых. Создавал армию покорных рабов. С величайшей гордостью и трепетом называя себя Дэ Моном, вершил судьбы тех, кто склонил перед ним головы.
Таких было большинство, и я понимал: Фара уже не спасти. Племя было предано вождю до последней капли крови и пошло бы за ним на край Земли и, если бы он приказал, то прыгнуло бы в пропасть. Но Амия…
– Твой отец Сирах желал захватить племя Фаров, убить вождя, избавиться от всего его рода, а потом встать во главе. Он желал присоединить нас к племени Кирасов! Став вождём четырёх племён и четырёх земель, он передал бы тебе – своему единственному сыну – власть ещё при своей жизни. И ты – Нохару, рождённый в ночь Чёрной Луны – стал бы великим, прославленным вождём! Ты не должен был уходить!
Амия сдвинула брови. Ярость отразилась на её смуглом лице отсветами пламени и стала очевидной.
– Я была бы единственной женщиной Сираха! Он благоволил мне и не захотел бы брать других жён!
– Сирах мёртв, – прохрипел я, стараясь не смотреть на мать. Но от неё невозможно было отвести глаз, ибо она считалась одной из красивейших женщин племени, хоть и прожила уже тридцать семь зим.
Глаза Амии округлились, губы приоткрылись и она, схватившись за голову, шипела, раскачиваясь из стороны в сторону:
– Нет… нет… Сирах, нет!..
Потом заметалась по пещере. В неистовом порыве отчаяния припала телом к одной из стен. Молотила по ней кулаками, а из её горла уже рвалось страшное, утробное рычание, переходящее в крик, полный боли и страха:
– Нет! Сирах!.. Нет!!
И тут она резко повернулась ко мне и, обнажив зубы, прорычала:
– Ты лжёшь! Лжёшь!!..
Впервые я видел Амию мёртвой, ибо горе убивает людей и всё светлое, что огоньком теплится в сердце. Боль разрушает надежду, превращая внутренний мир в руины, на которых Дэ Мон устраивает победные пляски. Раздробленный, разбитый на осколки Дух уже не может справиться с тёмной силой, восставшей из ада и обрушившейся на человека во всей своей мощи.
– Я видел… – мой голос обрёл уверенность, но под напором отчаяния и горечи дрогнул. Обида на Фара вновь разлилась в груди.
Амия отказывалась верить мне и продолжала кричать, цепляясь за волосы, царапая своё прекрасное лицо в попытке унять горячую боль, к которой оказалась не готова, но которая пульсировала в её сердце огненной лавой.
– Ты лжёшь… лжёшь!! – повторяла Амия, падая на колени. – Ты не должен был уходить…
Её взгляд, полный страха, разочарования и отчаяния коснулся меня словно остриём ножа. А её тихий голос, но такой сильный и вкрадчивый, вонзился в сердце остро заточенной пикой:
– Ты уничтожил нас всех.
Амия ушла. С гордо поднятой головой и пропастью вместо сердца. Её Дух был полностью сокрушён и разгромлен не оправдавшими себя надеждами. Теперь он, распавшийся на маленькие частички, парил вокруг её фигуры, будто затухающие искорки костра, отделившиеся от пламени и позабывшие дорогу домой. Но я хотел вернуть её. Шепча её имя, говорил, что могу помочь ей обрести покой, но Амия не захотела слушать. Она выбрала Дэ Мона. Отныне она служила ему и несла в сердце его тёмное семя.
Отчаяние завладело мной. Изо всех сил пытаясь обратить мать лицом к Духу, я сам всё глубже увязал в мрачной зыби непонимания и горя. Сердце моё, впитавшее внезапную ненависть Амии, разрывалось от боли, и я не знал, как вырваться из колючих липких пут.
– Выпей это, – раздался над моим ухом чей-то голос. – И спи. Сон облегчает боль…
Моих губ коснулась чаша. Покорно выпив горькое на вкус снадобье, я почувствовал удивительную лёгкость. Боль отступила, сердце успокоилось, и невесомость заполнила каждую клеточку тела. Еле ворочая языком, я спросил склонившееся надо мной лицо:
– Кто ты?
– Манул. Один из шести приближённых вождя племени Шаманов. Ты можешь стать седьмым…
Но я уже ничего не слышал. Моё сознание растворилось в пространстве и, преодолев тяжесть Земли и физического тела, устремилось навстречу Иным Мирам…
ГЛАВА 9. ИЗБРАННЫЙ
…Я прожил в племени Шаманов долго, тем самым сохранив жизнь Амии и её положение Хранительницы Двенадцати Лун. Но она больше не приходила навестить меня. Моё сердце, разрывающееся от отчаяния, не знало покоя, и лишь Манул помог мне усмирить бурлящий поток чувств.
– Ты – Избранный! – вещал он глухим голосом, сидя возле костра с закрытыми глазами и скрестив ноги. – Великие Духи нарекли тебя Видящим, поэтому ты здесь.
Он открыл глаза, но его отрешённый взгляд казался чужим, будто Манул говорил не со мной, а с кем-то незримым, находящимся по Ту Сторону Завесы. И, вдыхая дым от костра, наблюдая за пляшущими языками пламени, я тоже начинал чувствовать странных существ. Бестелесых, невесомых, невидимых человеческому глазу. Возникло удивительное ощущение, что во лбу, в самом его центре, открылись врата, давая узреть Иные Миры – тонкие, как лунные лучи.
Существа что-то говорили мне, а я вглядывался в их образы, но не понимал странную неземную речь. Лоб начал гореть с утроенной силой. Невидимый огонь прожигал его насквозь, словно желал очистить от камней некий канал внутри меня, по которому, как по руслу реки текла плавная, певучая речь высоких красивых созданий. В голове потяжелело. Обжигающая волна пронеслась от макушки до самых стоп и я, не в силах вынести непонятной мне муки, свалился без чувств. Но прежде чем моё сознание провалилось в бездну, услышал голос Манула:
– Придёт время, и ты научишься понимать их…
Но я не хотел учиться. Не хотел слышать и видеть странных существ, называющих себя представителями других цивилизаций. Их присутствие, речь, их попытки влиять на мой разум сводили меня с ума. Они говорили о таких вещах, которые я не понимал, о которых даже не слышал раньше, но их настойчивость не оставляла шансов на выбор.
Манул уверял, что это – существа с других планет и более развитых измерений. Даже показывал мне рисунки на стене своей пещеры, скрытые за шкурами животных.
– Они говорят со мной образами, – объяснял Манул, и его тёмные глаза горели радостью. – Иногда называют странные слова и помогают начертать их, водя моей рукой. Развитые существа. У них есть то, чего нет у нас.
Я вглядывался в выпуклые вытянутые символы разной формы и находил их знакомыми. Словно уже видел эти знаки раньше, но утратил знание. А теперь забытое воспоминание прорывается на поверхность неясным ощущением чего-то родного…
– Это письмена, – сказал Дух внутри меня. – Единый язык Вселенной. Многие Миры уже постигли его, человечеству же это только предстоит…
– Письмена, – повторил я, медленно выговаривая звуки.
Глаза Манула расширились от удивления. Я посмотрел на его Ангелий и они кивнули мне.
– Письмена, – вновь произнёс я, ткнув пальцем в символы. – Можно делать письмена. Свой язык.
Манул подскочил от радости:
– Ты должен остаться, Нохару! Ты должен стать седьмым!
Я промолчал. У меня было достаточно времени, чтобы изучить Закон Духов, и я знал: Седьмым, или Видящим, может стать лишь посвящённый. Я же был не посвящён, поэтому присутствие представителей иных цивилизаций пугало меня. Внутри поднимался страх: мне хотелось убежать, спрятаться. Но Манул питал глубокую надежду на то, что мой дар может пригодиться Шаману – вождю великого племени, которому нет равных среди всех существующих племён. Никто, даже одичавшее племя падальщиков, не смели посягать на Туманную Долину, изрытую разломами. Здесь я мог дышать свободно, не страшась гнева Фара, но ложное ощущение свободы запирало Дух в клетку. Тогда я принял решение.
Спустя три зимы, как только сошли снега и спали туманы, я покинул племя Шаманов. Вернувшись в пещеры близ Грохочущих Гор, на меня впервые обрушилось чувство, что я дома. В моём изболевшемся, израненном сердце вдруг воцарился невероятный покой. Долгожданное облегчение разлилось в груди подобно морю, и светлый Дух заполнил собой каждую клеточку моего тела…
ГЛАВА 10. ЛЮБОВЬ, ЗНАЮЩАЯ БОГА
…Единый язык, на котором говорит Вселенная, созданная Богом – ЛЮБОВЬ. Но любовь не человеческая, подверженная страстям и порокам. Не та любовь, которая жаждет получить власть над сердцами тех, на кого она направлена, а любовь, знающая Бога, знающая саму Его благословенную Суть. Это всеобъемлющее чувство, сравнимое со светом солнца в яркий день, изливающее своё тепло на цветы и травы, на воды и на каждую пылинку. Солнце, осиявшее целый Мир без каких-либо требований ответной любви.
Вот так же любовь Творца – всеобъемлющая, безусловная, овеянная бесконечной заботой – льётся на исстрадавшийся от жажды Дух. Вселяет наивысшую надежду да дарует благодать быть присутствующим на этой удивительной планете. И я, появившийся на свет в безлунную ночь, на мгновение, всего лишь на краткий миг познал Бога, сидя на земле в глубине пещеры возле затухающего костра. Но даже этого оказалось достаточно, чтобы почувствовать: я – это Божественная искорка, отделившаяся от пламени и отправившаяся в далёкое путешествие.
Было холодно. Ветер завывал в ущельях, свистел над вершинами гор, покрытых снегом. Грозовые тучи нависли над землёй, являя зрелище невиданной красоты. Но даже непогода не могла расторгнуть согласие между мной и Богом, который открылся в форме Духа, заполнившего моё тело. Предстояла долгая, одинокая ночь под раскаты грома и звуки дождя, но мне не было страшно, ибо в моём сердце горел огонь вечного Бога. И это пламя внутри разгоралось сильнее, обжигая грудь и давая новую пищу для размышлений. Оно, помещённое в самую мою суть, называло себя Священным Очистительным Пламенем, и мгновенно избавляло от снедающей боли.
В этот миг я испытал невероятное облегчение, будто с моих плеч свалилась гора, а тело освободилось из невидимых тисков. Все чувства, что я испытывал раньше, вдруг растворились в этом сияющем пламени и на их место пришёл благословенный покой. Он обрушился внезапно, вместе с первыми раскатами грома. Глубокий, всепрощающий покой, сумевший победить Дэ Мона внутри меня. И если бы не священный глас Бога, я бы обрушил на Фара всю свою ярость и боль. Я стал бы мстить за то унижение, которому великий вождь подверг меня на глазах сородичей…
Но мои мудрые сияющие Ангелии, сказали:
– Отпусти. Почувствуй любовь Бога и пусть твоя жажда мести растворится в ослепительной чистоте божественного проявления внутри тебя…
Мне нечего было терять. Племя отреклось от меня. Амия не пожелала более меня видеть. Но я, порою скорбящий в своём одиночестве, не пожелал присоединиться к разнузданным падальщикам, устраивающим кровавые пиры и одичавших настолько, что им грозило скорое вымирание. Я выбрал своё одиночество. Пожелал жить вдали от людей, и даже Манул не смог переубедить меня, ибо я не был готов к тому, что он мне показал. Та сила, скрытая за завесой человеческого разума и пластами эмоций, способна творить миры. Но гнев, ненависть, желание отомстить – порождают боль. Горячую, невыносимую, горькую. А за нею стоит отчаяние – огромная, тёмная бездна, засасывающая в свои глубины тех, кто дерзнул посмотреть в её мрачные очи…
Но Дух внутри оказался сильнее. Он разжёг священный огонь, и я целиком отдался ему. Созерцая невероятную красоту, погружаясь вглубь самого себя, тонул в кристально-чистом сиянии и слышал голос Бога ощущениями настолько тонкими, что они казались вымыслом. Мне открылся целый Мир – невероятная, омытая светом безусловной любви, Вселенная, которая позволяет быть в себе всему. Даже боли и ненависти, глубочайшим страданиям и возвышенной радости. Всё это бесконечно любимо и наделено жаждой жить. Так чувства живут внутри подобно цветам. Они распускаются во всей своей красоте и многогранности, но только сам человек решает, ароматы каких из этих цветов ему вдыхать своим сердцем.
– Это есть ВЫБОР, – молвил Дух, обнимая меня тёплым сиянием.
Я выбрал покой. Такой покой, который даже радость не посмела бы нарушить. Счастье опьяняет и кружит голову, будто хмельные снадобья племени Шаманов, но потом наступает болезненное отрезвление: разум возвращается в тело, ибо пребывать в состоянии наивысшего счастья постоянно невозможно. Я испытал всё это. Мой выбор ясен как никогда, потому что покой избавляет от необходимости искать счастье, пытаясь уловить его призрачный свет в окружающем мире.
Моё сердце жаждало освобождения. Оно рвалось на волю, туда, где дыхание Бога наделяет вечной жизнью. И я выпустил его. Моё сердце словно провалилось в бездну, и я летел вместе с ним, а потом воспарил внутри собственного тела, поднимаясь к самой макушке. Перед глазами заколыхалась удивительная белизна, и на меня хлынул покой. Тот самый, которого я давно искал. Сердце переполнилось благодарностью, затем наступило облегчение и моё тело осталось внизу. Сознание растворилось в пространстве, и я вдруг стал собой и одновременно всем, что меня окружало.
Мне казалось, что я слился с Богом, став Его неотъемлемой частью. И любовь, знающая Его, вновь соединила во мне разрозненные аспекты. Она овеяла мой Дух благословенным покоем и всё дальше уносила на своих волнах. Я летел от Земли, ощущая, что меня ждут те, кто зовётся моей Истинной Семьёй. Я видел их свет, их сияющие в ореоле безусловной любви фигуры. И когда они приветствовали меня в своём прекрасном пространстве, я уже знал, что закончил свой первый земной путь.
Я – Нохару, рождённый Амией в ночь Чёрной Луны – прожил двадцать девять зим и, оставив бренную плоть в пещерах близ Грохочущих Гор, вознёсся в чертоги Создателя. В ту ночь, когда над моей обителью разверзлась гроза и потоки воды хлынули с небес, моё сердце перестало биться, и я воспарил. В ту ночь я вернулся домой.