Самая середина осени. Второе Бабье лето.
День стоял погожий, но не жаркий, дул свежий и прохладный ветерок и это ощущалось по трепету листьев осин, берёз, ольх. Всё так же голубело небо, а по горизонту медленно плыли светлые от солнца белесые пухлые облака.
Вокруг лес, стоял какой- то гордый, загадочный, таинственный. Заполненный весь до самых краёв задумчивой тишиной.
Уже шёл, шумел во всю листопад. Осень шла всё – всё разделяя на острова, на земле сплошные цветные ковры. Горели, как факелы рябины по опушкам. Жаркими языками пламени пламенели листья осин.
Притягивали взгляд буровато - жёлтые кроны дубов на фоне мелколесья.
С опушки смешенного леса доносился гулкий перестук дятла, да громко стрекочут сороки.
Хорошо в это время растут грибы: подберёзовики, подосиновики, маслята, боровики, грузди и конечно опята.
Я шагал по набитой грибниками тропинке, пьянея от лесного воздуха, дышалось легко, во всю грудь.
Вдруг из кустов важно вышла белка, помахивая пушистым хвостом. Всё понятно: грибы искала.
Спустился в низину, перечёркнутую ручьём, где во мху, росли толстоногие подосиновики.
Прилетел тетерев с правого берега речушки Липенки, сел на осанистую ель, забормотал:» Чур – бур, чур –бур, тур – тур».
Тут к речушке Липенки - пологий спуск. Тут и разбежалась тропинка, вывернув, вынырнув
из объятий пожелтевших метёлок папоротника. Ни колдобин с чёрной торфяной водой, ни размокших листьев опадающих ольх.
Прямо передо мной открылись берега речушки Липенки, освещённые пожелтевшими ивняками. Правый берег отбит зелёными строчками юных ёлочек (самосев).
Чёрный, словно из чёрной нефти селезень поднялся с воды, сразу за этим послышалось сварливое кряканье утки, она с шумом взмыла ввысь.
Свист утиных крыльев и шёпот, шелест тростника, камыша – всё это было знакомо и привычно в середине осени.
Далеко виднелись жёлтые, словно золотые паруса береговых берёз. На зелёных островках кустов – марлевые повязки. Это пауки развесили свои ловецкие сети сушить. Желтизной отливают листья прибрежных ивняков, глаз не оторвать от них.
Вода в речушке Липенки остудилась с первыми холодными утренниками, стала чистой, просвечивающей до дна. Мне было видно всё: как из –за островка куги, снизу вверх, против течения, стайками выплывали окуньки, плотва, голавли.
Какой – то зверёк шуршал у берега рыжими былинками камыша. И опять глубокая тишина. По руслу, как карасики плывут палые листья.
Дикий хмель развесил свои багряные плети над тропинкой. Трава под берёзами ещё такая зелёная, да тут ещё опавшие золотые листья на ней, и такой густой запах прели, грибов и дождевой воды. Листья береговых ольх с шорохами ложатся на изумрудную скатерть травы. Таинственная тишина завораживает.
Внезапно ветер подул порывистый, затрепетали листья берёз, и как – то сразу померкли яркие краски листвы. Лишь жарким пламенем пламенели, трепетали кроны молодых и стройных осин.
В ельнике отчётливо слышится резкий покрик клестов:» Цок … цок… цок». Это клесты подзывают друг друга, недалеко от просеки, снуют с жёлтыми головками крошечные корольки. Весело тенькала синичка, вскрикивала осторожная сойка в сосняке. В метрах пятидесяти шумно фыркнул лось.
Журавли углом летели в поднебесье и жалобно, протяжно кричали, трубили, словно оплакивали ушедшее лето.
Корзина наполнилась, стала оттягивать руку – подосиновики, маслята, еловые грузди, а поверху два боровика, тугие, с коричневыми шляпками, как пропечённые пряники.
Дух захватывало от красоты лесной – очаровательное время середины осени.
В лесу действительно наступает время чудес.