День. Небо чистое – чистое, лишь на горизонте еле заметно проступают неподвижные кудряшки облаков.
Лесную опушку обрамляют сосны, словно бронзовые стволы, прямые, высокие, верхушки кудрявые – кудрявые. Глаз не отвести от красавиц, тёплый свет разливается от них по всей опушке. Двигаться не хочется. Хочется стоять и слушать, и слушать тихий разговор, шум сосен.
Моя душа наполнялась чувством глубокого осеннего покоя.
Я стал внимательно вслушиваться и чего – то ждать…
Где – то совсем недалеко пересвистывались синицы. На одной из веток сосны вертляво передвигались поползни.
Слева у ствола дальней сосны что – то затрещало, треснули сучки, кто – то хозяином, не остерегаясь, ломился на опушку напрямик.
Лось, здоровый и красивый, выступил из глубины молодого сосняка, сразу
загородив собой проход между двумя соснами. Рядом поперёк лосиной тропы стояла крупная, серая, с длинными белесыми ногами лосиха: к вымени матери припали и шустро толкали её два лосёнка. Как славно это у них получалось. Лосята сосали молоко.
Лосиха встревоженно навострила уши в мою сторону, всхрапнула, резко дёрнулась – затрещали кусты. Напролом побежала. Лосята, скаканули вслед за нею.
Лось степенно побрёл в сосняк.
Чуть заметная тропинка змейкой заколесила по сосняку. Несколько раз между соснами мелькал силуэт лосихи с лосятами.
Стало очень тихо и тепло и не верилось, что это середина осени.
Вон как загорелась, покрылась вся позолотой знакомая берёзка, местами совершенно золотая.
Вдруг качнулась ветка рядом стоящей шатровой ели, и на неё ловко присела белка, взметнув хвост вверх веером.
- Здравствуйте! – Не удержался я.
Белку будто ветром подкинуло. С ветки на ветку прыг – скок, прыг – скок и только на самой маковке замерла, следя зорко за мной.
Погрустнели осинники. В последнем золоте великаны – дубы, а кусты ольхи облетели, фиолетовы.
Дышится глубоко, сладостно.
Тропинка пересыпана жёлтыми листьями берёз.
А вот расступились сосны и ели, отпрянул березняк, и показалась округлая поляна. На самом краю нашёл два крепких, серых подберёзовика, чистые, словно куколки, а как было приятно взять их в руки. Спокойная радость середины осени наполняла мне душу, сколько даров припасено ещё у Берендея!
В закройке, где росли кусты алой рябины, стайка дроздов облепили ветки, но не найдя угощения, снялись и полетели дальше.
В лесу гулкая тишина. Только слышен далёкий перестук дятла. Только шуршание листвы, да суета в муравейнике. Муравьи кипели под сосной. Тут была своя жизнь, в которой нет доступа постороннему.
Стою, отдыхаю, наблюдаю, за отшельником – ежом. Ёжик сначала свернулся клубком, что – то его насторожило, нервно задёргал головкой, оглядывался с удивлением, словно искал чего – то, и, не найдя сердито зафыркал, медленно пополз
в кусты.
Чёрные грузди попадались часто, всюду. А подосиновики росли вдоль заросшей тропинки. Когда я нёс последний гриб к корзине, застрекотала громко сорока. Часовой всегда на посту!
Горько пахли опавшие листья, под ногами чавкала болотистая почва. Разные чувства будил этот запах листвы и грибов в душе. В нём как будто соединились и грустное ощущение наступившей осени, и острое наслаждение красотой лесной.