manniskoansikten gled ut ur moerkret och samlades runt bordet eller masker som dolde en hemlighet eller doldes av sin egen hemlighet. lamporna lyste ma°tt och teet doftade svagt men ingen offrade ett ord a°t tystnaden och de blodlosa haenderna la°g stilla och modloesa bland kopparna och faten. na°gon, blek och med en roed blomma i hoegra oegonha°lan, flaemtade oroligt i ett hoern av
sjaelvfoerintelse vid foenstret medan skymningen foell ner pa° gatan. i en askkopp la°g en stubintra°d och gloedde. sjaelv svalde jag och svalde en mening vars meningsloeshet tvingade mig att a°ter och a°ter dra upp den ur strupen som en la°ng la°ng tra°d med knutar: i morgon skall atomen spraengas, doed eller saliv .... i morgon skall atomen spraengas, doed eller saliv ....
Sent pa° jorden. 1932.
Человеческие лица выскальзывали из темноты и собирались вокруг стола или
[то были] маски, что хранили секрет или прятались в своей собственной тайне. Лампы освещали меру и чай источал слабый аромат, но никто и слова не пожертвовал для молчания и лежали бескровные руки спокойно и безнадёжно между чашек и блюдец. Некто бледный и с красным цветком в правой глазнице страшно задыхался в углу самоуничтожения у окна, когда сумерки опускались на улицу. В пепельнице горел бикфордов шнур. Я сам глотал и соглашался с предложением, чья бессмысленность вынуждала меня снова и снова вытягивать это из горла словно за узелки длинную-длинную нить: завтра атомы взорвутся, смерть или слюни... Завтра атомы взорвутся, смерть или слюни...
Опоздавший на землю. 1932.