Копыта.
Умные люди утверждают: дескать в античности считалось наличие большого мужского достоинства признаком варваров. А культурный человек имеет маленькое достоинство, чай не варвар. И в пример - скульптуры, да. Я-то в своей сермяжности считал что стыдно им, античным, подчёркивать половые признаки. Дескать душа главное, незамутнённая красота, телесная. Да и нельзя отвлекать наполнение души живительными красотами совсем не уместными любованиями. И потому на мощном, как у жеребца, теле, болталось совсем младенческое достоинство. Ну, думал так, - непросвещённый, интернетом. Собственно размер не имеет значения, к последующему. Почти. Но и имеет...
Как всякий советский юноша мужского пола служил и я, в доблестной СА. Без иронии — доблестной. Тем более отцами-командирами, начиная со старшины роты и кончая командиром части были фронтовики. Настоящие! А у них не забалуешь, и будешь честно преодолевать тяготы и лишения, как в Уставе записано. Причём не щадя… и вплоть...
Месяца через два у меня вес от старательного преодоления упал до 46 килограммов, рёбра выперли как у клячи, «деды» соседних взводов начали косится на наших. А зря! Служба такая! Подсчитали, на редком досуге, - в день пробегали не меньше 40-ка километров. В тяжеленных яловых сапогах, всегда ещё и мокрых, да зачастую с весом в шестьдесят или девяносто восемь килограммов в руках, или на тощих спинах. По службе! И никакой дедовщины! Ну, разве иногда под задницу пнут, для резвости бега. Как я мечтал погибнуть «при исполнении»! Самому-то воспитание не позволяло.
Ничего, втянулся. Ноги только болеть стали. Вернее голени. А уж совсем точно — прикоснуться невозможно. К костям. С чего бы? Но нет ничего тайного — оказалось… Ну, в наряде на кухне, - традиция! На воскресенье — наряд на кухню! Чтобы служба мёдом не казалась, да подкормиться. Рёбра-то спрятать. Так вот, при получении продуктов залез на весы — а что? Вот-вот придёт весенний призыв и я уже не «салага», так что мог позволить. Залез на весы, и… Оказалось, что мой вес почти девяносто килограммов! Вот! Вот где болезнь ног-то зарыта! Вес огромный стал! Точно!
Вечером, в бытовке, подшивая подворотничок, разделся по пояс, да давай жир искать на теле, лишний который. А нет его, совсем. Волос и то нет, и тоже совсем. Даже бриться не надо. Одно мясо, голимое, ну точно — дискобол! Античный! Да… Надо в санчасть… С ногами разбираться...
Утром, на разводе, даю заявку, на посещение. Сержант… А таки он — царь и Бог, и воинский начальник, строго посмотрел, предупредил о тяжести последствий, но записал в журнал. Устав он не только обязанности, но и права даёт. Вот и пошёл в санчасть, к капитану Бучинскому. Оооо! Грамотный! В Москву вскорости забрали. Снял я галифе, да на кушетку, лицом к стене, на коленках, стопы ему показывать. Лицом к стене, а уши! Уши слышат сладостные вещи!
- И как тебя в Армию-то забрали? И права не имели… Плоскостопие у тебя сильнейшее… Не понимаю…
Ах! Голова закружилась! Рот в счастливой улыбке до ушей! Комиссуют! Комиссуют!
Повернулся, уверенный в своём счастье:
- И? Ииии????
- Ну, раз призвали, то служи.
- Нуууу?
- А я твоему сержанту скажу, чтобы нагрузку увеличил, бегать тебе больше надо. Потом служебная нагрузка лёгкой покажется. Не благодари! - вскинул руки.
На мой гомерический хохот — тут сержант бессилен. Устав! Военнослужащий обязан спать! Не менее четырёх часов в сутки! Наша норма — не уменьшишь.
Обломилось… А послевкусие радости осталось. Ага! Пришли разнарядки в часть, для поступления в военные училища. Ну, вкус дома-то манит? А в моём городе как раз есть, училище. Пограничное! И я вспомнил, что с детства, вот сколько помню, мечтал! Мечтал охранять рубежи! В зелёной фуражке, с Карацупой на поводке! Или Джульбарсом? Не важно. Важно, - мечта! Обматерили меня, брешь такая — дембеля ушли, молодые не пришли, кто служить будет? Но Родине нужны офицеры! И повезли меня на медкомиссию. В окружной госпиталь.
Табличка — хирург, подполковник такой-то. Постучался, захожу. Сидит, за столом, в халате, пишет, и не глядит.
- Форма одежды номер… - Значит догола. Разделся. Мне что? Подошёл, в рот мне заглянул, голову пощупал.
- Травмы? Головы? Шрам на животе откуда?
- О сучок поцарапал. Неглубоко!
Сел, записал что-то.
- Кругом! Наклониться! Ягодицы раздвинуть!
Заглянул, издалека:
- Встать! Показать левую ногу! Правую!
Пискнул как-то непонятно, сдавленно. Откашлялся:
- Кругом! Смирно! Стоять тут, и никуда! Вольно!
И куда-то засеменил. Ну, маленький, толстенький. Не лысый!
Стою, приказ выполняю. Руки по швам, правая нога полусогнута, не шевелюсь! Как и положено, по уставу. Открывается дверь, в неё голова, девичья:
- Товарищ подполковник! Ой…
Застряла, голова. Рот приоткрылся. Глаза круглые. Оно и понятно — стоит античная статуя с признаками варварства. Не огромными признаками, но таки явными. Диссонанс! Нехорошо! Культурные души травмирует.
- Ой! - В другой тональности, и исчезла. Но погодя появилась опять, уже на теле. Ну, полгода кроме сапог, так что… Тело хорошее, с попкой, грудкой, и всем прочим. Хорошее тело, и не одно. Несколько тел зашло. И попышнее, и похудее, и погрудастее, и по-попастее попадают… И личики розовые, глаза сверкают! От возмущения, нарушением классических канонов. Стоят, возмущаются варварством, а варварство оно такое — напрягает его внимание, женское. Сильнее и сильнее напрягает, уже и статуя смущаться начинает…
Вовремя, вовремя подполковник привёл коллег. Сразу оттеснили возмущённых, на меня уставились, резко окультурившегося:
- Кругом! Покажи левую ногу! Правую!
Загалдели, перебивая друг друга, но в одном сошлись: за много-много лет службы в Армии таких мозолей на ногах не видели! Копыта, ей-ей копыта!
- Воин, ты как копыта такие набил?
- С моё поносите сапоги, при сержанте Шипове, и больше набьёте!
А в училище я так и не поехал. Зампотех, нехороший человек, документы придержал, в тихую. Но домой всё-таки я попал, в отпуск, за успехи в боевой и политической. Только это совсем другая история.