Иван Петрович сидел в кресле у телевизора и смотрел старый чёрно-белый фильм.
Тут на экране Мамочка свистнул и закричал: "Эй, голоногий, бубен потеряешь!"
А вокруг все смеются, кричат, радуются и руками машут.
А у Ивана Петровича вдруг потемнело в глазах, голова закружилась и появилось ощущение падения куда-то вбок и вниз.
Понесло Ивана Петровича, закрутило в трубе с туманными серыми стенками...
Иван Петрович не особо-то испугался - такое уже с ним случалось несколько раз...
Проваливался, какие-то цветные сны видел, потом выныривал.
Ничего - продышишься, сходишь на кухню, наглотаешься периневы и валерьянки...
Отпускало, однако.
Что поделать?
Шестьдесят пять с гаком лет...
Одну перестройку, щучья лапа, пережить чего стоило?
Гипертензия, одышка, пенсия в двадцать тысяч рупий...
-И то, спасибо Лужкову! С этими, новыми начальниками - поди, проживи... -успел привычно мысленно поблагодарить Иван Петрович бывшего мэра.
А ещё мелькнула мысль в голове: -Как бы не к Юрию Михайловичу на свидание, в этот-то раз ...
Вертело-крутило Ивана Петровича, наконец отпустило, перестало кружить и стало ему легко-легко.
------
Проснулся Ваня рано - за окном ещё серели предутренние сумерки.
В комнате было тихо, только еле слышно скреблась за шкафом мышь.
Родители ещё спали - рано.
Вот затрезвонит, зайдётся, задребезжит под конец завода старый, бабушкин ещё, будильник на столе и начнётся новый интересный день.
А сегодня...
О, сегодня необычный, замечательный день!
Ваня заволновался: -Не забыл ли за ночь?
И стал повторять про себя, в голове, торопясь и глотая от волнения окончания слов:
" Я, Иван Сидоров, вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Свято соблюдать Законы Пионерии Советского Союза...."
Ой! А если спросят про эти законы?!
Тут в голову Ване полез Тимур со своей командой, а потом и эпизоды из "Коменданта снежной крепости"...
Но, где-то на втором уровне сознания, Ваня помнил эти вызубренные слова Закона пионеров:
"Пионер — юный строитель коммунизма — трудится и учится для блага Родины, готовится стать ее защитником.
Пионер — активный борец за мир ...
Пионер равняется на коммунистов ....
Пионер дорожит честью своей ......
Пионер — надежный товарищ .....
Пионер имеет право ...."
На этом мысли Вани Сидорова спутались и он задремал.
В этой дрёме Ваня среди развевающихся алых полотнищ поднимался по белым каменным холодным ступеням высоко вверх, где было светло-светло...
Грудь Вани стеснило ожидание радости, вот только....
Только очень мёрзли у Вани ноги.
Хотелось писать, но для этого надо было встать; нашупать под железной кроватью плоские стоптанные тапки из кожимита; просунуть в них ноги; тихо прошаркать по дощатому полу мимо кровати родителей к двери; найти пальцами руки и потянуть в сторону рычажок английского замка; приоткрыть тихо скрипнувшую дверь в общий коридор; а там уже, не таясь, поспешить в конец длинного коридора, мимо закрытых дверей соседских комнат, к серому свету утра, сочащегося сквозь стёкла двойной рамы большого окна.
Там, в конце коридора, слева от окна, была тёмная умывальная комната с одной жестяной раковиной и отдельный ватерклозет с окном, из которого открывался вид на низкую крышу соседнего дома и монастырские постройки, еле видневшиеся во мгле за рекой.
Пару раз, когда Ваня был ещё совсем маленьким, он так сладко спал, что ....
В общем, мама его не очень ругала...
Это явление по-семейному называли "Ваня вспотел"...
Но тут зазвенел будильник!
Ваня вскинулся, по-быстрому, раньше взрослых сделал все утренние необходимые дела в конце коридора и прибежал обратно в комнату.
Вихрем пронёсся Ваня по комнате, вешая на спинку кровати мокрое после умывания-вытирания полотенце; бросая в шаркнувший деревянными полозьями ящик старого тёмного комода мокрую зубную щётку и круглую жестяную коробочку с надписью белым по синему: "ОСОБЫЙ"...
Тьфу, до сих пор у Вани во рту этот пресновато-мятный привкус зубного порошка!
А потому, что надо хорошо зубы полоскать после чистки!
А ты пополощи, пополощи - вода-то какая холодная из крана хлещет!
Потом Ваня скинул с ног тапки, снял с себя полосатые пижамные куртку и штаны и, оставшись в одних чёрных сатиновых трусиках и синей бумажной майке, босиком пробежался по прохладному полу к окну, где мама ещё с вечера повесила на спинку стула отглаженную школьную форму.
-Эх! Всё ничего, -думал Ваня, натягивая на себя белую рубаху и поглядывая на куртку и брюки мышиного серого цвета, -Жаль только что брюки коротковаты....
... Сколько себя помнил Ваня, с того момента когда пришла пора одевать не короткие штанишки на бретелях и не шаровары (сатиновые или байковые с начёсом - по сезону), а форменные брюки, были они ему коротки.
Ваня по этому поводу иногда переживал.
Это когда на переменах на него обращала свой взор классная красавица, Ирочка Афанасьева,
Ирочка была похожа на Мальвину с картинки в книжке, которую Ване много раз читала бабуля, пока не заболела и не умерла.
Ваня до сих пор помнил бабушкины ласковые руки...
У Ирочки было кукольное личико, голубые глаза, русые волосы и большой белый бант на голове.
Этого было вполне достаточно для того, чтобы сердце Вани каждый раз сладко млело при взгляде на Ирочку.
Ещё Ирочка была всегда чисто и опрятно одета.
Ирочка была отличницей по учёбе и поведению.
И жила она в новом кирпичном девятиэтажном доме-башне, рядом со школой, а не в огромной коммуналке, как Ваня.
Несколько раз Ваня даже зачем-то носил Ирочкин портфель до подъезда её дома.
Но...
Каким же чучелом был в глазах Ирочки Ваня, в своёй мешковатой серой куртке с вечно оттопыренными карманами; в своих вечно коротких брюках с пузырями на коленках, открывающих взору короткие полосатые носки и стоптанные туфли.
К тому же, в начале весны Ваня после школы не переоделся в дворовую одежду, а принялся играть с мальчишками прямо в школьной форме.
Делалось это так: придя домой после школы (родители в это время были на работе), Ваня с порога зашвыривал портфель с учебниками-тетрадками на свою, застеленную мамой с утра покрывалом, кровать.
Как всегда Ваня промахивался, портфель с грохотом падал на пол рядом с кроватью.
При особо удачных бросках портфель скользил по крашенным доскам пола и скрывался под кроватью, где, по-справедливости говоря и по мнению Вани, ему и было самое место.
Стянув с себя ботинки (если на дворе было грязно и сыро) или прямо в ботинках Ваня бежал (в те времена почти всё у Вани получалось делать бегом) к столу, где под полотняным полотенцем мама оставляла Ване обед.
Ну, обед...
Как правило, это была гречневая каша, молоко, пару кусочков хлеба с заранее намазанным маслом.
Ваня по-быстрому проглатывал пищу, натягивал на ноги туфли и бежал во двор гулять с ребятами.
Вот и в тот злополучный день Ваня, прибежав домой после школы, метнул свой портфель прямо от двери; схватил что-то съедобное со стола; проверил наличие ключей от двери, которые всегда должны были висеть у него на шее на веревочке; выскочил в коридор, захлопнув дверь и с грохотом скатился по лестницам с третьего этажа, давясь и пережёвывая бутерброд.
Собственно, грохотал он только два марша, с третьего до второго этажа, ниже лестница была каменная.
Ваня жил в заводском доме.
До революции в этом доме жили хозяева завода.
После революции хозяева куда-то подевались (убежали за границу, был уверен Ваня), а хозяйский дом надстроили и расселили в нём семьи рабочих.
У Вани на заводе работала мама.
Вырвавшись на волю, сбежав с высокого крыльца во двор Ваня сразу позабыл об уроках, кстати - ещё не приготовленных на следующий день (если он вообще о чём-то помнил); позабыл и об обещаниях родителям (мало ли чего им пообещаешь - а они-то и рады).
Во дворе были дружки и началась игра.
В какие только дикие игры тогда не играли...
Прелесть, когда вспомнишь!
Но сейчас не о них...
В один из эпизодов игры Ваня, перелезая через деревянный штакетник, что имелся вокруг соседского дома, порвал школьные брюки.
Когда Ваня отцепился от ржавого гнутого гвоздя, ему стало очень страшно...
На левой штанине, чуть выше колена зияла треугольная дыра.
С одной стороны дыры нагло высовывался кусок выдранной брючины.
Ваня ладошкой прижал этот кусок в брюкам.
На мгновение Ване померещилось, что ничего небыло - вот сейчас, он уберёт ладонь и брюки станут целыми.
Ваня убрал ладонь, треугольный кусок серой ткани отошёл в сторону, сквозь дыру молочно засветилась кожа на ноге.
Ване захотелось повернуть время вспять.
Он зажмурился: вот, он открывает дверь в комнату; аккуратно снимает ботинки; надевает тапки; проходит к кровати; кладёт на покрывало портфель; потом он обедает, а после обеда садится за тот же стол, открывает учебник и начинает готовить уроки на завтра....
Ваня открыл глаза.
Безжалостная реальность просвечивала через безобразную треугольную дыру в штанине.
Вы знакомы с чувством обречённости?
Ваня знал, что сегодня вечером его будут пороть ремнём.
Больно пороть.
И за дело.
Тут, как водится, появился тот, кто всегда стоит за спиной некоторых школьников и шепчет им на ухо что-нибудь типа: -Подложи училке Марьванне на стул кнопку! Посмотришь, как будет весело!
Среди дружков-гуляк был один мелкий, но точно знающий все тонкости искушения и его последствий для искушаемого.
Мелкий бес Колька посоветовал: -Отрежь этот лоскут, никто не заметит!
Эх, Ваня, простота, простота...
А Колька уже стоит рядом и протягивает Ване ржавое и тупое лезвие безопасной бритвы...
И где только нашёл, ведь играли все вместе?
Ну, отпилил Ваня этот лоскут и...
И выбросил....
Дырка осталась, но ничего не торчит.
Доиграл Ваня свои игры, а вечером мама каким-то материнским чутьём нашла оскоплённые тупой бритвой школьные брюки.
После короткого расследования мама выпорола Ваню папиным ремнём.
Было больно, и Ваня по привычке поорал и поплакал.
Собственно, если бы Ваня не отрезал тот лоскут и не выбросил его, то всё бы обошлось без применения "ременного привода", с помощью которого передаётся опыт из поколения в поколение..
Мама объяснила Ване, что ничего не надо было отрезать, и тогда она, мама, аккуратно бы пришила оторванный кусочек и ничего бы не было заметно.
А так - заштопать не заштопаешь, придётся ставить латку.
Латку мама пришила, но она бросалась в глаза.
Вот на что Ирочка и смотрела - на эту дурацкую латку, да на короткие брючины.
Так думал Ваня....
......
-Эх! Всё ничего, -думал Ваня, натягивая на себя белую рубаху и поглядывая на куртку и брюки мышиного серого цвета, -Жаль только что брюки коротковаты....
Сегодня был день, которого Ваня ждал долго.
Сегодня Ване должны были сказать, когда будут принимать в пионеры - пора, третий класс!
А, что?
Носить октябрятский значок хорошо, но стать пионером - ещё лучше!
Школа, в которой учился Ваня, находилась в районе с давними пионерскими традициями.
Если кто читал повесть Рыбакова "Кортик", тот поймёт о каком районе идёт речь.
А потому, и пионеры в школе все были как на картинке.
Особенно в праздничные даты - все с алыми галстуками на груди; мальчики в белых рубашках под куртками; девочки в нарядных белых передниках, с белыми бантами в косичках.
Обязательно - строгая с виду, но, на самом деле, добрая пионервожатая - комсомолка, но тоже, с алым галстуком.
И её помошники - звеньевые, старосты, члены совета пионерского отряда, с красными прямоугольными нашивками на рукавах (чем больше нашивок, тем более горделивее внешний вид).
А тут ещё недавно построили на Ленинских горах Дворец пионеров и сегодня, как раз должны сказать, кого будут принимать из Ваниного класса в том самом Дворце, о котором школьники друг другу рассказывали всякие чудеса.
Ваня не заметил, как добежал по набережной до моста, а там - под мостом, через улицу...
И, вот она школа, рядом с большим домом, что углом на набережную реки выходит!
Эх, второпях забыл Ваня дома мешок со сменной обувью!
Остановили Ваню дежурные на первом этаже...
Пустить в школу-то пустили, да записали эти дежурные Ванину фамилию и класс на какой-то бумажке.
Откуда же было Ване знать, что и эта запись будет кем-то учтена в его пионерской судьбе.
Взлетел Ваня вверх по лестнице в класс, а там, жужу-жужу, только и разговоров о пионерах, Дворце и кого там будут завтра принимать.
Еле успокоила учительница ребят.
Уроки в тот день пролетели незаметно, в ожидании...
Это потом будет: "В школьное окно смотрят облака, бесконечным кажется урок..." и далее по тексту.
В те дни эти штуки только начинались, не став ещё для них главным...
Обычно после уроков школьники с криками покидали класс, толкались в дверях, выбегали из дверей школы и начинали с воплями носиться по двору друг за другом.
Носились все, и отличники и остальные, которые кто-как учились.
Ваня был тогда в средних рядах, но чуть ближе к "камчатке", к задним партам, чем к первому и второму ряду парт в классе.
Потому он носился после уроков самозабвенно, но сегодня...
Заголосил заливистый звонок в коридоре, но не грохнула ни одна откидная крышка на партах, никто не заорал от радости, что кончились уроки.
Все ждали.
Потом пришла строгая пионервожатая, встала рядом со столом классной руководительницы и с листа бумаги начала читать фамилии.
Класс замер, слушая её голос.
Ваня ничего не понял.
Вожатая зачитала список, ещё раз рассказала как надо завтра одеться и что надо знать....
Вот только Ваню это уже не касалось.
Его фамилию, и ещё с десяток других вожатая не упомянула.
Дыхание у Вани перехватило, глаза заблестели...
Ах, беда подступила, как слёзы к глазам....
Ваня приплёлся после собрания домой и завалился, как был в форме и ботинках на свою кровать.
Он даже свой портфель с порога не метнул, а тихо поставил рядом с порогом.
Ваню приняли в пионеры недели через две, в актовом зале школы, вместе со всеми оставшимися октябрятами.
Но осадок в Ваниной душе остался.
А Иван Петрович "вынырнул"...
Полегчало ему, вот он и вынырнул.
Только не помнит ни хрена, старый пионер.