АВТОРСКАЯ САМОРЕКЛАМА НА САЙТЕ ПРОЗА.РУ
Издательство DELIBRI(Москва 2020) недавно выпустило в свет новую книгу автора Егора Убарова "Вторая Заповедь, или Золотой Венец Прокуратора". Вниманию читателей сайта автор предлагает ознакомление с одной из глав сборника...
Мастеру и Поэту — писателю Михаилу Афанасьевичу Булгакову посвящается...
Обращение к читателю.
После издания «поэмы» «Шизофрениада, или Операция S», Автор искренне полагал, что его долгий кропотливый литературно-лабораторный труд по обработке записей стенограмм заседаний «А. М. Лиги» горбольницы выполнен им в полной мере. Но жизнь и в этот раз, как и всегда, распорядилась по-другому,по-своему.
Прототипы литературных героев: Сан Сергеич, Егорша и Ваня Бессонов необычайно критически отнеслись к манере Автора слишком вольно трактовать слова и мысли пациентов, не соотнося их с записями имеющихся стенограмм собраний «Лиги». И справедливо потребовали основательной доработки.
В итоге... «утерянные», казалось, навсегда страницы стенограмм были чудесным образом «обнаружены», доработаны, и прочно легли в основу написания Второй Книги. И уж теперь-то безо всякой авторской «отсебятины», но строго согласуясь с текстом стенограмм собраний «А. М. Лиги» и записями профессора Сергеича!
— «Ну, не горят они... рукописи-то, никогда!»
Ох, и верно же сказано!
Из Главы
"О кольце с нарезкой, бессмертии и о том, как избавиться от свидетелей"
Нарушая Вторую заповедь
— Но, если все же представить себе, что вы правы отчасти, мой друг поэт, и Некто — кто сам назвался Мастером, все же существовал, то роман приобретет дополнительное звучание и смыслы!
— Да, Александр Сергеевич. И сам роман, и персонажи в таком случае приобретают новые грани, и это неизбежно предполагает дальнейший анализ поступков героев... вновь и вновь.
— Конечно, Ваньша! Давай-ка хором затянем: «Эта песня хороша, начинай ее сначала!» Так у вас получается?
— Егор Алексеевич, отнеситесь к нашей совместной работе, как... как к важному для нас, необходимому и просто... интересному процессу тренировки памяти и мозга, если таковое обозначение вам больше нравится.
— Вот ты и тренируй свои мозги, Сергеич, коли больше заняться нечем! А у меня с этим хозяйством все в порядке пока.
— Вы в этом абсолютно уверены, наш нигилист и вечный оппозиционер? Ладно, не отвечайте... А между прочим, Воланд — он и есть олицетворение той «силы», которая порождена нашим «избыточным» человеческим умом. Разве мы сами не наделяем высокие свойства нашего ума мистическими эпитетами, вроде: божественный или дьявольский? Ванюша, мы, кажется, уже как-то обсуждали с вами эту «проблематику»?
— Ух ты! Сергеич, так ты к чему клонишь, езуит? Меня в Воланды записать норовишь?! Ну, коли у меня мозги нарастут не в меру, допустим?
— Вам абсолютно не о чем беспокоиться, Егор Алексеевич!
— Егор, ты успокойся, это же не о тебе профессор говорит! Тебе, друг, прирастать нечем!
— Это в каком таком смысле, журналист? Типа, у меня и...
— Типа, у тебя с мозгами полный порядок, Алексеич! А вот выдержки и терпения — нуль!
— Это, Жорик, у меня терпения-то нету? Эх, сказал бы я тебе! Ну, да ладно... «спокойствие, только спокойствие, Егор Батькович»... Придется автотренингом подзаняться, видать...
— «Ауто», Егор Алексеевич, аутотренингом! И это весьма кстати. А способностей у вас и так — хоть отбавляй, коллега. И высокие способности даже у политиков, ученых и философов, мы также нарекаем высокими эпитетами. Но, к сожалению, нам знакомы и другие последствия этого изощренного «антипода» — второй стороны «божественных» качеств ума человека. И вот тогда-то «божественный» нимб разума является нам в страшном рогатом «сатанинском» образе войн, разрушений, подчинения огромных масс людей небольшой группе — деятельной, активной группе таких же «гомо сапиенс». Я готов принять ваши упрёки в излишней... конспирологии, коллеги. Но вы оглянитесь вокруг, всмотритесь пристальней в картины прошлого, в себя... наконец! И, к счастью или несчастью, человеческое общество, увы, приговорено идти по этому пути.
Мы негодуем и радуемся, мы испытываем горечь за свои прошлые ошибки и гордимся своим особым проникновенным умом, умом человека — царя природы! Вот именно по этой причине нас страшит всесильный Воланд в романе Булгакова. Но одновременно мы восторгаемся остроте его проницательного ума и даже своеобразной «справедливости», в конце концов.
Что это? Удивительная магия Сатаны? Нет! А лишь «дьявольского», «божественного» ума. И называйте эти качества, как вам будет угодно!
— Ты чего расхорохорился, Сергеич? Нам-то чё пыжиться, коль народ-то уж давно окрестил такое дело нужным словом?!
— Я и не спорю с вами, Егор Алексеевич! Рискну предположить, что даже все справедливые упреки читателя в адрес Воланда и возможное недовольство его поступками, мы вправе адресовать и самим себе! Мы — человечество и породили эту «силу». Сами не осознавая или... не признавая этого факта!
И все же... как люди сумеют распорядиться такой «силой» или «божественно-дьявольским» даром или... «наказанием»? Каким будет мир будущего — покажет время.
Выскажу лишь свое предположение, что даже все предвидящий, смекалистый Воланд — отнюдь не застрахован от роковой ошибки, друзья мои! Ведь «игры ума» — это весьма опасная забава и при том... с непредсказуемыми последствиями!
— Ну, вот... все верно! Сергеич, а ведь я тебя всегда предупреждал, чтоб ты шибко не умничал! Смотри, ох и доиграешься, ох и договоришься!
— Александр Сергеевич, вы во многом правы. Этот дополнительный «эмбрион» ума или души может сыграть злую шутку не только с человеком, но со всеми нами — обществом, руководимым такими людьми или такой «силой». Изощренный ум таких воландов и пилатов готов воспротивиться не только природе, но и презреть всяческие понятия и законы человеческого сообщества!
— Что вы имеете в виду, Ваня?
— Непомерное тщеславие и мощные мыслительные способности, порой могут подвигнуть сильных мира сего к опасным экспериментам над людьми. Ну, вспомните наш недавний разговор о так называемых «трех повозках» и о том, в каких условиях происходило погребение бродячего проповедника — «подкидыша», человека блаженного и не причинившего никому никакого зла. Обратите внимание на то, как Афраний ловко обставил процедуру погребения!
— Врубаюсь, Ваньша! Жми на газ, поэт! Дуй дальше!
— Не торопитесь, Иван, дайте нам припомнить этот эпизод из романа!
— Ну, скажите же наконец, профессор, вы можете логически объяснить: почему Афраний пригласил к участию в погребении Левия Матвея? Ведь еще в самом начале рассказа о палестинских событиях, автор Михаил Булгаков представил нам этот персонаж, как личность малоуправляемую, подверженную искаженному восприятию не только слов, но и поступков людей. Как не совсем... адекватного адепта учения Иешуа. С собственными личными представлениями о долженствующем устройстве жизни и общества в целом. Он дерзок, упрям, смел и... фанатичен, наконец! Вспомните характеристику Левия из уст самого допрашиваемого проповедника?
— Вы меня интригуете, мой друг! Поверьте, что смысл приглашения на погребение Иешуа такого пассионарного «ученика», мне не совсем ясен...
— Если бы это было так, профессор? Насколько я помню, Иешуа вовсе не считал его своим учеником, и даже попенял Пилату на то, что записи Левия далеко не верны и расходятся со словами и рассуждениями Иешуа. Так, может быть, план сценария Пилата и Афрания заключался в другом?
— Сдаюсь, но не могу найти достаточно веских аргументов для объяснения, Ваня!
— А сколько об уме распространялся-то, боже ты мой! «Тренируйте, мол, свои мозги, Егор Алексеевич! Как это полезно и увлекательно!» Вот теперь мне видно, как ты, Сергеич, свои натренировал! Видать, перестарался маненько! Мы же тебе и Жорику, нашему журналисту, про повозки с «шанцевым инструментом» разве не сказывали? Ну, соображай теперь, профессура!
— Александр Сергеевич, вы не обижайтесь на нашего Егора и подумайте. Если вы согласны были с нашим мнением и поняли причину странных вечерних приготовлений Афрания после захода солнца и то, с какой целью был отправлен необычный тайный конвой с рабочим инструментом к месту погребения казненных, то...
— Ну же, Сергеич, не роняй академического престижа! Не буксуй!
— Конечно же, друзья! Кажется, вся хитроумная конструкция плана по обретению «бессмертия» Пилата на хрупких плечах нового героя, мне становится понятной! А возвестить о «чуде», явления которого он так жаждал, должен был, по не божескому плану Пилата и Афрания, верный... ученик?!
— Не являвшийся таковым учеником, профессор!
— Что, ловко ли задумано, брат журналист? Не отвечай, а записывай все подробно и четко!
— А все же я выскажусь, Егорша! Ну, конечно же, друзья и коллеги, картина описываемых в романе событий, приобретает, наконец, ясные очертания.
— Ишь как говорить научился?! Ну, прямо, как наш Сергеич, по-профессорски...
— Итак, все, что было задумано изощренным мозгом прокуратора и его помощника, все сработало — и погребение учителя на глазах у «не случайно» выбранного свидетеля Левия, и операция под названием «Пустая могила» — все оказалось не зря!
— Да... эти циничные деляги от веры, совести и гуманитарных законов все-таки сумели нарушить вторую заповедь! Остается надеяться, что на такое святотатство рискнули отважиться только лишь литературные герои романа «Мастер и Маргарита» писателя и мистика Михаила Булгакова...
— Ну, вот сиди, Сергеич, и надейся, оптимист ты наш! А я им, Иродам, не верю!
— И все же... все же, друзья! Зная манеру писателя никогда всуе не употреблять ни единой лишней фразы или случайно оброненного слова, я никак не могу понять одной подробности из доклада Афрания Пилату о погребении казненных...
— Я даже догадываюсь, о какой детали погребения идет речь, Александр Сергеевич...
— Неужели, Ванюша, вы догадались, о чем я хотел вас спросить?
— Думается мне, что речь, скорее всего, идет о... кольцах со специальной нарезкой. Я угадал, профессор?
— Именно это и не давало мне покоя долгое время! Ведь, казалось бы, разобрано все: детали и обстоятельства, персонажи и время событий, даже характеры героев и особенности их подсознания?! Но эти злополучные погребальные кольца?!
— Мне кажется, профессор, что если я задам вам всего лишь один-единственный вопрос, то вы моментально придете к разгадке такой, казалось бы, не понятной никому детали доклада Афрания.
— Я весь внимание, коллега! Задавайте ваш вопрос!
— Что ж, итак... казненные были похоронены вместе, профессор? И Афраний не поехал вместе с отрядом и повозками...
- Сергеич! А ведь я считаю! Это был вопрос номер "раз"! Ты чего, только с третьей попытки шарики там у себя привык раскручивать в профессорском мозгу?
— Егорша, не сбивай! Нам с профессором нужно подумать!
— Думай, думай, Жорик! Ванюша, поддай жару, выкатывай вопрос номер два!
— Вспомните, коллеги, как выглядели жертвы казни. В романе это описание было даже чересчур натуралистично. И не забывайте, что был приглашен нужный свидетель, и он наверняка не упускал даже мельчайших деталей действий палачей! Ну же, Александр Сергеевич! Каждой жертве соответствовало свое кольцо, с нумерованной нарезкой?!
— Ну, как же я упустил эту подробность из виду, как я мог, коллеги?! План был продуман до мельчайших подробностей! Команда, посланная в субботнюю ночь с тайным приказом, не имела права допустить ни малейшей ошибки! И если бы Левий — подозрительный и фанатичный ученик Иешуа, заметил на одном из оставшихся в общей могиле кольцо под номером «один», то вся тайная операция могла пойти прахом!
— Теперь вы понимаете, друзья, что те погребальные кольца служили ориентиром не только для спецотряда Афрания...
— Но главным образом для «правдивого» свидетеля тех событий и чудесных явлений, Левия Матвея?!
— Думается мне, Александр Сергеевич, что наш «ученик» смог предположить лишь одну свою версию исчезновения тела казненного учителя...
— Да, теперь я в этом не сомневаюсь, Ваня!
— Что, писатели-журналисты, задал вам всем перцу наш поэт? Молодец, Ваньша! Моя школа!
"...в первый же час его стали поражать обмороки,
а затем он впал в забытье, повесив голову в размотавшейся
чалме. Мухи и слепни поэтому совершенно облепили его так,
что лицо его исчезло под черной шевелящейся массой.
...и открылось лицо повешенного, распухшее от укусов,
с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо."
( Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»)