НИЩИЕ
Он, всеми отвергнутый бомж — попрошай,
Не старец, не отрок, не муж,
Оплеванный миром... Смотри не мешай
Его одиночеству и невзначай
Блаженства его не разрушь!
авторское «Пророк»
От ворот Волковского кладбища до входа в церковь Святого Иова Многострадального, которая, кстати сказать, никогда не закрывалась (во весь период советского строя) метров пятьдесят почти прямой кладбищенской дороги. Примерно на середине этого пути меня обычно встречала большая, белая с черными пятнами собака. Это был пес, конечно же, дворняга, но с какимито благородными предками, вероятно, кавказскими овчарками. Во всяком случае, внешне он более всего походил именно на эту породу. Пес был уже стар и пособачьи мудр, но, что его отличало от кавказцев, очень добр. И, хотя доброта его была весьма избирательна, со мной он подружился довольно быстро. Всякий раз при моем появлении он подходил ко мне с единственной просьбой в глазах: его погладить.
Служители церкви, вероятно, неплохо кормили его. Он не бывал голоден, и просьба его, действительно, всегда была бескорыстной. Он обладал еще одной удивительной способностью. Когда перед вечерней службой начинали звонить в колокола, он выходил на середину дороги.
«Сейчас начнет петь», — говорили нищие.
И действительно, пес поднимал морду и, глядя в небо, подвывал колокольному звону.
«Всякое дыхание да хвалит Господа», — говорили при этом эти же нищие или случайные прихожане.
Звали пса Бим.
«У него была жена, — сказала мне подошедшая сзади девочка лет шести, когда я с удивлением наблюдал за этой сценой, — ее звали Чара. Она недавно умерла. Она тоже пела вместе с ним».
Я вспомнил, что, действительно, какое-то время назад видел на этой дороге еще одну, такую же крупную, но совершенно черную собаку. Помню, что меня поразила тогда эта кладбищенская стража из двух больших собак, белой и черной, величественно сидевших по обе стороны дороги.
Примерно на этом же месте, быть может, чуть ближе к церкви, перед большими службами стояли нищие, два — три человека, которым подходившие к началу богослужения прихожане аккуратно отдавали часть от не слишком больших своих щедрот.
После начала службы нищие обычно оставляли свои места перед храмом, заходили вовнутрь и молились вместе с остальными богомольцами. По окончании же богослужения они так же неизменно, выйдя из храма, занимали свои места на дороге, и теперь уже выходившие из церкви прихожане бросали мелочь в их коробки.
У самых дверей во время всенощных служб стоял один из таких нищих.
Это был высокий мужчина, лет шестидесяти с лишним, несмотря на свой возраст, достаточно крепкого еще телосложения, но с совершенно немощными обеими ногами, ввиду чего передвигался на костылях. Он был лыс и обладал крупными и мужественными чертами лица. Всю службу он стоял на своих костылях и никогда не соглашался сесть.
Однажды во время всенощной службы я подошел к нему, чтобы помочь подойти к помазанию.
«Иди, работай, — грозно, почти грубо сказал он мне, — не отвлекайся, говорю, работай!» После чего он отвернулся от меня и через какое-то время самостоятельно на своих костылях подошел к помазанию.
Я не сразу понял, что значит это «работай» в устах человека, который явно нигде не работает, и только через какое-то время мне стало ясно, что он говорил о молитве. Разумеется, меня поразило такое усердие к молитве со стороны человека, на которого, вероятно, меньше всего обращают внимание окружающие люди, включая прихожан. Ну разве что пожалеют, но уж, всяко, вряд ли увидят в нем пример усердного благочестия. Я стал исподволь наблюдать за ним. И действительно, все службы он стоял как вкопанный и, иногда крестясь, очень сосредоточенно, ни на что не отвлекаясь, молился. Я искал встречи с ним вне храма, и скоро такой случай мне представился.
Однажды (так получилось) я пришел к службе задолго до ее начала и, как обычно, перед входом увидел этого человека. Только теперь он не стоял у дороги, а сидел немного в глубине на скамье около одной из могил. Он сам подозвал меня, и мы познакомились. Звали его Виктор. Больше ничего о нем я так и не узнал, хотя, не скрою, мне интересно было, что он за человек и кем прежде работал. Я даже спросил его как-то, не был ли он военным. Он сказал, что нет. Но более ничего рассказывать о себе не стал. После некоторого количества обычных в таких случаях обязательных фраз, я все же перешел к предмету, который меня интересовал.
— Что ты имел в виду, когда сказал мне «работай»? — спросил я.
— В храме надо молиться, — ответил он сразу же коротко и резко. — В храме ты должен забыть обо всем, что есть вокруг. Ты – перед Царством Небесным. Даже малая мысль о другом — грех.
— Я так не могу, — сказал я, — я постоянно думаю о чемто еще.
— Это бесы тебя водят за нос, — ответил он с явным сарказмом в голосе, — они ребята ушлые, времени даром не теряют. Проси у Бога помощи.
— А ты, хоть и нищий, но большой трудяга, — сказал я ему.
— А ты что думал? — ответил он с неизменной уверенностью и решимостью в голосе.
«Нищий — это не значит бездельник. У Господа все на своей работе. Есть люди, которым положено жить в нищете, но и у них есть работа, может быть, даже более трудная, чем у других. Все до единого люди, и нищие в том числе, будут отвечать за свою работу перед Богом. У нищих — это молитва. Никто не имеет права лениться».
Я смотрел на него и со всем вниманием слушал.
— И вот еще что, — произнес он после небольшой паузы, — храм — это не просто помещение, это живое тело самого Бога, и если ты в нем не молишься, ты больно ранишь этим Господа.
Я достал какую-то мелочь, дал ему и сказал:
— Давай разделим наш братский ужин.
— Давай, — ответил он, взял мелочь, достал флакон, вероятно, с чемто спиртным.
— Будешь? — спросил он меня.
— Нет, — ответил я
— Ну, тогда я сам, — сказал он и, глотнув из флакона, поковылял на своих костылях куда-то вглубь кладбища.
Я с трудом верил своим ушам. Уж я немало разного на своем веку повидал в мире прихожан православных церквей. Но этот случай поразил меня. Я всегда интересовался тем, что такое молитва, читал об этом много книг и статей, но меньше всего я ожидал получить такой урок от кладбищенского нищего.
Сколько людей, повседневно молящихся, читающих умные книги, ездящих по монастырям, отстаивающих многочасовые очереди, чтобы приложиться к святыням, каждый день проходят мимо этих нищих, время от времени бросая мелочь им в коробки, в лучшем случае искренно их жалеют, а чаще надеются на какие-то ответные милости от Бога.
Приходит ли в голову хотя бы комуто из них, что среди этих убогих могут быть люди, у которых многим из нас есть чему учиться и учиться.
«Дивны дела твои, Господи».
Воистину у Бога не забыт никто.