Тиберий Август, непреложно выпрямив воспитанную в кавалерийских манежах спину, чувственно и эмоционально сцепив руки чуть выше того места, где у него начиналось галифе, хотя и щеголял сегодня правитель Империи в стрюцком, расхаживал меж творений человеческого разума, мало обращая внимания на поспешающего за ним ротмистра Шлице, после всех перипетий Тупика Энтузиастов выбравшегося - таки магией тоненькой и кудрявой, так неожиданно повзрослевшей, сохранив точеность нежных черт лица - эко, сырая фразочка, словно бородатый Солж в его " Колесе " с окоемами и увалами Кавказского хребта пристаничной направленности Первого тома, - на свит Божий, где сразу же наткнулся все на того же Тиберия, правившего, кажется, всегда, как жить Глеба Самойлова или умереть, не возвидев Парижа воровской дочурки Песковой, укупившей у Дитушки Тринадцатый округ со всеми юркими френчами и прикованными цепурами сестрами - наркоманками Сирила Рафаэля, скачущего по крышам, откуда улетел последний Карлсон, сын Карла, стал быть, курсом на Дюнкерк.
- Дегенеративное искусство Новороссии, - шептал Шлице, роясь в дерматиновых корочках увеличившейся поширше, поширше ксивы, положенной всякому выходцу из гэдээровских выходцев по завету. Помнится, вышел на Пленум Лаврентий, выпукло покрасовался свежезадавленными немчиками Западного Берлина и повелеть соизволил отныне обычную форму удостоверения в мудизме изображать по лекалам того Папке, о котором столь часто упоминали Ева и Лени, я писал, давно. Конечно, и маленький медвежонок, более известный как Пох, также не исключал факта своего знакомства с Папке, но медведь на то и медведь, чтобы не воспринимать его словоизъявления всерьез. Главное : держаться. Вот Август и держался обеими ладонями друг за дружку, за отсутствием денег наблюдая непосредственно кружку, прикованную тоже цепурой рядом с инкунабулами и летописными оттисками ротапринта. Вгляделся в имя на обложке и сплюнул.
- Прилепин, - услужливо выразился Шлице, выглядывая из - за плеча Тиберия, - собрал Ремарка, Астафьева и Бабченку воедино компиляцией и поставил себя во главу, скромно и чотко, как фурункул.
Тиберий ничего не сказал, но нашел в себе силы пройти дальше, в угол чуланчика, там как раз завиднелись какие - то перья в бойкий цветочек. Они украшали нарядную жакетку одутловатой женщины, чем - то неуловимо напомнившей императору незабвенную культурой запоев Фурцеву, Август еще подумал, что им не хватает Хрущева, как в залу чуланчика вкатился шариком сам Хрущев.
- Это чиво такое ? - с порога принялся громить и разоблачать советский премьер, непринужденно посасывая тыквенную мякоть новомодной заокеанской новации, привезенной Никсоном с делегацией. - Мать вашу так.
- Дегенеративное искусство Новороссии, - повторил уже для младшего из Цезарей Шлице, нисколько не удивляясь анахренистичности повествования, подумаешь, Диоклетиан Домицианов Агенобарбуса, раздел полномочий и четырехзвенная статуэтка Трирского собора готичности Пенелопы Крус. А вот такое ты видел ? - Хы ! - заорал ротмистр, расшибая силикатный кирпич о выпуклый думами лобешник следующего за Хрущевым стремного мужика в краповом берете Французского резистанса дивизии Леклерка.
- А мамыньки, ухойдакали !
Тиберий развернулся на голос и оценил привычный перфекционизм вскричавшей Диты, уже, если честно, немного подзадолбавшейся вскрикивать сценарно в момент ухойдакивания. " Гнида Ивлукич, - мыслила матерая, вновь скрываясь за вишневого цвета портьерой, - вечно ухойдакивает кого, а мне кричи ".
- Какой странный язык, - рассматривая полость рта в серебрящемся начищенностью зеркале, говорил Август, покачиваясь на красных каблуках порфировых сапог еще более анахронистичных Комнинов с Дуками, - " мне кричи ". То есть, - он щелкнул вставной челюстью, устанавливая ее на подобающее ситуации место, - можно подумать, что кричат ей, но на самом - то деле кричит она.
- Вот поэтому - то и нужен Керви, хоть и Кривцов он, сука рваная, самоназвавшийся ненашенским погонялом для вящего привлечения средств не всекающих по - английски, - посоветовал ротмистр, высокомерно отодвигая Хрущева за дитушкину портьеру. Задумался о необходимости прописей, но скоро устал и бросился догонять шагающего вдаль Августа. Он потер глаза, различая по бокам высокой и сухопарой фигуры грохочущего стальными поножами Лотарингского герцога и небольшого компактного медведя, но, решив, что попритчилось, закрыл глаза и двинулся наощупь.
На ощупи тогда неспокойно было. Смеркалось. Прямо посреди ощупи у медного бурливого котла стояла рыжеволосая Моргана и камлала, но не на Дитушку, как привычно вздумается моим читателям, а на ту кудрявую, что и оживила неунывающего коалу, занявшего положенное по мудрости отцов место. На пышных и фальшивых выпуклостях грудей, теплых даже на взгляд непринужденно, Годохмы или, как привычно не знакомым с творчеством некоего Ивлукича, Бэйли Джей, да святится имя ее с аминем всем, кто краями интересовал прихотливого потребителя, как и Дерден знающего, что такое дювэ.