15:15
«Ход исторического движения человечества
дает мысль о единстве человечества.
Греки и евреи, например, ее не имели
и потому применяли правила нравственности
только в среде своей национальности.
Эта мысль о единстве человечества
не дается ни физиологией, ни анатомией,
ни какой другой наукой в такой степени,
как языкознанием, как тем фактом,
что каждый человек думает, как и я,
участвует в строении системы языков, как и я,
стремится к одной и той же великой цели познания.
Варваров и не-варваров нет,
как нет для ботаника сорных трав и полезных растений».
Александр Афанасьевич Потебня. «Слово и миф»
- Занятно, - Савва закусил текилу лаймом и поморщился, - множество философских трудов эпохи буржуазных революций было написано в тюрьмах. Получается, если бы их не сажали, они бы не писали, что позволило бы избежать большой революционной крови. Заколдованный круг какой-то.
- История не терпит сослагательного наклонения, ход ее неумолим, - глубокомысленно выдал Антон две банальности кряду.
- Умолим-умолим, - «успокоил» Савва. – Кто-то вполне эффективно с этим справляется.
- С чем? – не понял Антон.
- С «умолением» хода истории, - пояснил Савва.
- Ты про глобальный заговор?
- Я про глобальную дурь, - отрезал Савва. – Вот, например, миграция. Переселение народов – это же серьезный фактор дестабилизации! Свой устав в чужом монастыре - уже потенциальный конфликт. Было бы значительно меньше войн и революций, если бы каждый полол сорняки в своем дворе, а в чужой двор приходил бы только в гости, с подарками. Но всегда найдется какой-нибудь пассионарный Моисей, который подначит следовать за ним доверчивых субпассионариев.
- Так вроде из рабства бежали, - слабо возразил Антон.
- Из рабства, говоришь? – Савва поморщился, как будто вновь опрокинул стопку текилы. – Интересовался, как они вообще попали в Египет?
- Мой отец был учителем истории, но знания не передаются по наследству, - расстроился Антон.
- Передается только тяга к оным, - согласился Савва. – В легенде больше мифа, чем науки. Так вот, фараон Апопи из XV династии «Великих гиксосов», сам в Египте человек пришлый, приближал ко двору таких же иноземцев. Одним из приближенных, согласно книге Бытия, стал правнук Авраама, Иосиф. И таков уж характер богоизбранного народа, что Иосиф и сам устроился при фараоне первым министром, и отца своего, Иакова, вместе с многочисленным семейством в Египет перетащил.
- Ничего не изменилось за тысячи лет, - удивился Антон. – А когда начнется рабство?
- Ах, да, рабство, - Савва очнулся от кратковременного забытья. – Иосиф стал фактически правителем страны фараонов. Его родственникам-переселенцам был выделен один из богатейших районов - местность Гошен, или Гесем, в долине Тумилат, в самой что ни на есть плодородной дельте Нила. Здесь потомки Авраама построили города и забили кладовые богатыми запасами. Одновременно при этом, в соответствии с заветами, стали плодится и размножаться. А «рабство», если его можно так назвать, началось много позже, когда из Фив вернулись законные властители Египта, прогнали завоевателей-гиксосов и установили XVIII династию.
- И бывшие фавориты впали в немилость? – догадался Антон.
- Можно и так сказать, - согласился Савва. – Им намекнули, что нужно работать наравне с прочими гражданами Египта: таскать камни, качать воду, рыть каналы. Возникло недопонимание, обиды и неизбежный исход. Но и в пустыне путники поминали с досадой своему гиду Моисею (читаем «Числа») «рыбу, которую в Египте ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук и чеснок». А перед исходом, как сказано в одноименной части Пятикнижия, по наущению высшей инстанции, «каждый у ближнего своего и каждая женщина у ближней своей выпросили вещей серебряных и вещей золотых, и одежд». Так что уходили не налегке, а с египетским позаимствованным скарбом.
Савва хлебнул пива, подумал и подытожил:
- Вот тебе и миграция. Народная мудрость «где родился, там и пригодился» обладает супрасоциальной семантикой.
15:30
- А вы тут все про мамонтов и птеродактилей.
У стола объявилась Альвина, в кремовых трусиках и целомудренно натянутом желтом топе. Загорать ей надоело. Молодость отказывалась впитывать мудрость зрелых разговоров, молодость требовала задора и действий. Все, что касалось истории – любой эпохи, любого периода, - для Альвины оставалось «сказом о мамонтах и птеродактилях».
- Чем развлечь тебя, радость моя? – обреченно вопросил Савва.
- А ничем развлекать не надо, - обрадовала мужчин Альвина. – Замиля везет нас в магазин. За день мы уничтожили недельный запас закусок и овощей. Не скучайте тут.
- Будем, будем скучать, - заверил Савва и слегка шлепнул девушку по ягодице.
Альвина благодарно подставила другую, после чего облачилась в джинсовые шорты. За забором уже урчал автомобиль – Замиля успела выгнать пожилую иномарку из гаража.
- Вот ты говоришь, что история не терпит сослагательного наклонения, - вернулся к теме Савва, когда его девушка хлопнула вначале калиткой, а после дверцей автомобиля. - А разве не сослагательное наклонение одно и делает историю полезной прикладной наукой? Знание и понимание событий прошлого в соотнесении с «если бы» позволяет избегать ошибок в настоящем и будущем.
- Позволяет избегать ошибок? – Антон театрально поднял брови. – Когда и кому? Сколько крови пролито в борьбе за свободу, но история по-прежнему твердит одно: можно свергнуть царя, но на деле - лишь для того, чтобы признать нового; можно отречься от господина, но на деле - лишь в угоду более сильному, хитрому или беспринципному.
- Мы романтичны, увлекаемся идеями, - сказал Савва. – Этим пользуются циники. Циники всегда вели романтиков. Циник может убедить романтика в чем угодно. Как говорил один мой знакомый батюшка в чине: «Дайте мне достаточно денег и времени, и я сумею основать многотысячную секту уверовавших в Радиатор».
- Все так печально? – Антон огорчился настолько, что обновил текилу в стопках; выпили, помолчали.
- Тебя могут убедить, что небо - хрустальная твердь, и ты будешь бросать камни, чтобы расколоть его, - Савва возвел очи горе, к крыше беседки. - Тебя могут убедить, что солнце - электрическая лампа, и ты будешь искать выключатель, чтобы гасить и зажигать его по своему желанию. Что бы ты ни думал о солнце и небе, мысли твои никак не изменят их истинную природу. Такова история: она способна сформировать мнение и отношение целых поколений, но никак не изменяет природу самих исторических явлений.
- Перечитывал недавно Шопенгауэра, - вспомнил Антон. – Он писал, что история не есть наука, а есть знание. И знание это не раз подтверждало: фундаментальная мудрость и социальная пассионарность обратно пропорциональны. Не выходит из головы твой Моисей…
- Моисей не мой, - отрубил Савва ладонью по воздуху. – Он общий. Мифологема. Универсальный сюжет. И свойства эти, универсальные, активно эксплуатируемы…
- Кем?
Вместо ответа Савва указал взглядом на пустые стопки. Антон понял, подсуетился, наполнил, подвинул солонку и лайм.
- Не задумывался, - наконец смог продолжить Савва, - почему река История превращает в ил забвения имена скромных тружеников-созидателей и возносит на гребнях памяти имена революционеров-разрушителей? Интересно, в какое море, в конечном итоге, впадет эта река?
15:45
Собака спала, женская половина компании укатила в магазин. Двое мужчин сидели в беседке и молчали. Есть было невмоготу, пить стало утомительно. Сидеть и ни о чем не думать было страшно: жить оставалось так мало, тратить время на безделье было бы непростительным кощунством. Вдобавок Антон ощутил присутствие одиночества, что часто наносило визит в те серые моменты, когда рядом не было женщин.
- В политику предложили, - неожиданно озвучил Савва.
- В который раз? – равнодушно поинтересовался Антон.
- В бессчетный, - подтвердил Савва.
- Отказал? – констатировал Антон.
- Безусловно, - нетрезво уронил голову Савва.
- Мотивируешь?
- Грустно, бессмысленно, отнимает время, вредит делам, выводит из зоны комфорта, - перечислил Савва.
- Часто в политику идут, чтобы помочь делам, - сказал Антон.
- От дел зависит, - Савва пожал плечами. – Моим делам помогает аполитичность.
- У тебя нет активной гражданской позиции? – шутливо нахмурил брови Антон.
- Есть, - признался Савва. – Я эгоист.
- Удивил, - усмехнулся Антон. – Там, - Антон ткнул пальцем в крышу беседки, - все эгоисты. Других не держат.
- Человек эгоистичен по природе, - поддержал Савва. - Никогда не сможет он ставить интересы коллектива выше личных или выше интересов своей семьи. Но если человек сумеет отождествить собственные цели с целями коллектива, он станет идеальным руководителем любого масштаба. Хорошо коллективу - хорошо мне и, наоборот, хорошо мне - хорошо коллективу - такова идеальная модель управления. Именно таких людей во все времена история именовала «государственными мужами».
- Как в сети твоих ресторанов, - согласился Антон.
- Или как в сети твоих отелей, - подтвердил Савва. – Мы с тобой и есть те самые «государственные мужи». До тех пор, пока находимся на своем месте. Здесь мы с тобой ферзи, оставляем след в истории, остаемся отцами-основателями в памяти благодарных потомков. А в большой политике мы с тобой даже не пешки – так, зрители. Можем записывать ходы, досадствовать из-за неверных, на наш пьяный наивный взгляд, ходов, предугадывать последствия комбинаций. Но не участвовать. Пусть им, гроссмейстерам, наиграться вдоволь. У нас с тобой свои игры.
Антон вспомнил стихотворение, которое еще в Антоновом детстве читал гостям отец. Крепка мальчишеская память. Убедившись, что Савва завершил монолог, Антон быстро, чтобы не растерять строки, продекламировал:
Мы всегда служили королям,
Цезарям, царям – какая разница?
Я всегда рисую по средам
И всегда стихи пишу по пятницам.
Фараоны, конунги, князья
Требуют, чтоб дань платили вовремя.
В понедельник я не пью – нельзя,
Но зато в субботу я – на полную.
Залезать на трон мне не под стать,
Я не горд, склонюсь, скажу вам: «Здравствуйте!
Дайте пить, писать и рисовать
И
Василевствуйте и императствуйте».
- Объемно и познавательно, - кивнул Савва. – Отвечу историей из жизни. Купили мои знакомые квартиру в элитном новострое, захотели пристроить верандочку мансардного типа. Обратились к управляющему домовладением. Он говорит, что не против, но надо спросить у хозяина. Напросились на встречу к хозяину в Одессе. Он говорит, что не против, но надо спросить у собственника. Поехали собственнику в Киев. Он говорит, что не против, но нужно спросить у владельца. Слетали к владельцу в Москву. Он говорит, что не против, но нужно спросить у инвестора. Дозвонились к инвестору в Мюнхен. Он говорит, что не против, но нужно к бенефициару. Написали электронное письмо бенефициару в Нью-Йорк. Он говорит, что не против, но нужно к конечному бенефициару в Лондон... В Лондоне было не пробиться, но наверняка бы отправили к Мойше из все той же Одессы. А вы спрашиваете, за кого буду голосовать...
16:10
Шорох шин возвестил о возвращении дам-добытчиц. Антон быстро, как ему казалось, ринулся на помощь, но не успел: Альвина и Замиля успели перетащить кульки с продуктами из багажника на кухню. Скорость – неоспоримое преимущество молодости.
Антон придал лицу скорбное выражение и получил в утешение огромный ананас. Пока точил нож, чтобы подступиться к разделке душистого плода, подоспел Савва. Опытный ресторатор отобрал нож у Антона и расправился с ананасом в несколько уверенных ловких движений. Пара минут, и на блюде уже теснились четыре изящные лодочки, наполненные шахматной мозаикой желтых долек-треугольничков.
- Есть корица? – деловито спросил Савва.
- Где-то была, - озадачился Антон.
- Молотая нужна или палочкой? – пришла на помощь Замиля.
Разжившись пакетиком молотой корицы, Савва решительно направился в погреб. Антон обреченно двинулся следом.
- Как я уже говорил, я монархист, - вещал Савва по дороге через плечо. - История монархизма доказательно демонстрирует, что короли должны бояться своих народов. История демократии откровенно выпячивает обратное: народы должны панически бояться собственных лидеров.
- Ты придираешься, - Антону приходилось говорить в спину собеседнику. – Афины лет триста дышали демократическим духом. Не такой уж это ублюдочный строй. Я древним грекам доверяю.
- Не смеши! – Савва был уже на нижней ступеньке и шарил по стене в поисках выключателя. - Век назад Освальд Шпенглер назвал деятельность журналистов и демократических политиков «интеллектуальной мужской проституцией в устном и письменном виде». Ничего не изменилось за столетие, разве что в указанных сферах деятельности теперь торгуют собой не только мужчины. Демократия превращает политиков в цирковых артистов, а страну – в бордель. Хотя в борделе устав построже и беспредела поменьше.
- Зачем тебе корица? – перебил тему Антон.
- Вот зачем, - Савва торжествующе указал на полку с биттерами. – Давно хотел сравнить немецкий «Егермейстер» и венгерский «Уникум». Полсотни трав в основе.
- Здесь будем сравнивать? – Антон указал на маленький столик и два неудобных стульчика.
Савва посмотрел на товарища с подозрением: шутит, что ли?
- Нет, конечно. Вернемся к ананасу, посыплем его корицей, будем вкус перебивать между шотами. Да и дамы могут заскучать.