Перекошенный мир
Прооперированный глаз всё ещё пёк огнём, но с каждым днём мне становилось легче. Ни читать, ни смотреть телевизор я не мог. Была единственная радость – слушать радио, благо оно здесь было трёхканальным. Я начал выходить на улицу и сумел мелкие рубли, которые я привёз с собой, поменять в магазинах на крупные купюры. В столовой я не наедался, и иногда соседи-пенсионеры подкидывали мне свои порции. Вскоре зрение на прооперированном глазе восстановилось, но смотреть двумя глазами было просто-таки невозможно, так как был большой перекос: один глаз уже видел хорошо, а другой всё ещё плохо. Чтобы что-то получше рассмотреть, приходилось закрывать рукой не прооперированный глаз.
Прошла неделя, и мне назначили вторую операцию. Её я воспринял уже более спокойно. Теперь я знал, что меня ожидает и не боялся хирургической ромашки. Ещё с недельку мне пришлось промучиться со вторым глазом, но я был уже уверен, что не ослепну. Домой ехал налегке. В клинике мне объяснили, что тяжести поднимать нельзя, а по месту жительства должны ещё продлить мой бюллетень на месяц. И действительно, если я что-нибудь поднимал тяжёлое, то у меня болели не руки, а глаза. Казалось, что они выпадают или хотят выскочить наперёд, как у рака.
В Киеве во время непродолжительной остановки я сдал оставшиеся рубли уже по 3,5 (таким был уже курс) и немного заработал. Разгонялась инфляция и приходилось изворачиваться, чтобы быть на плаву. Ни читать, ни писать я не мог. Буквы прыгали передо мной, как зайцы в клетке. Однако в поликлинике окулист, который к тому же хорошо знал меня, отказался мне продлевать больничный. Пришлось поскандалить – и чудо случилось: он продлил мне бюллетень. Но я же не требовал ничего противозаконного, я добивался того, что мне было положено. Просто мир начал медленно перекашиваться в сторону оголтелого мздоимства, как будто всем вмиг разрезали глаза. Спасибо уже обесценилось – инфляция! Сочувствие и доброта должны были оплачиваться. На всё теперь была своя такса. Вырванный из нормальной жизни месяц я не потерял даром: помогал отцу торговать на рынке по мере возможности. Теперь начало возмущаться моё районное начальство, мол, как это так: на работу не ходит, а на рынке торгует. Грозили, что уволят по статье. Но я не боялся угроз, так как имел больничный на законном основании и мог обратиться в суд. Читать денежные купюры мне не надо было: я различал их по цвету.
Со временем зрение у меня восстановилось, но глаза ещё долго побаливали, если поднимал что-то тяжёлое. Несколько раз в бане после активного парения лопали сосуды то в одном, то в другом глазу, и я умерил свой банный пыл. Выйдя на работу, первым делом написал заявление на материальную помощь. Мне не отказали, и я получил 5 тысяч купонов. Чтобы понять, что представляли тогда собой эти деньги, объясню, что вся поездка вместе с операцией обошлась мне в 20 долларов, или 60 тысяч купоно-карбованцев. Сумма по нынешним временам смехотворная, но тогда это были большие деньги, и 100 долларов редко кто видел, разве что валютчики. В основном ценилась заморская мелочь – 5 и 10 долларов. Чтобы хоть как-то успокоить возмущённое районное начальство моим нахальством, я согласился на летних каникулах пройти областные курсы повышения квалификации. На занятия я регулярно приходил, но писать реферат поручил своей бывшей сокурснице за небольшой презент. Ничего особенного я не вынес на курсах. Запомнилось только одно изречение: «И всё-таки встречают по одёжке». Я бы ещё добавил, что в нынешних условиях и по тем деньгам, которые ты можешь дать. Новые времена рождали новых героев. Помню, однажды я прочитал, что если человеку одеть очки с такими стёклами, где все будут ходить вверх ногами, то со временем зрение приспособится, и человек будет видеть мир нормально. Но если снять очки, то мир он снова увидит перевёрнутым, пока зрение не восстановится. Сейчас мне казалось, что я надел такие очки, где все ходили вверх ногами. И не было никакой надежды, что мир снова станет привычным. Без фальши, лжи, зависти, предательства и засилья денег.