Была бы моя воля – прошел бы я мимо того переулка и старого домишки, где в окне заметил свет. Выбираясь из дачных хитросплетенных улочек и тропинок, я не заметил, как начало темнеть. Сотовый в кармане пискнул, я вытащил его и убедился, что вот-вот сядет зарядка. Я слабо представлял, сколько сейчас времени, назад идти было прилично, оставалось одно: попытаться дозвониться. Я выбрал номер, нажал на дозвон и начал ждать.
Потянулись гудки.
- Давай уже…
- Да? – отозвался наконец-то голос.
- Володя? Здорово. Слушай, ты где сейчас?
- А ты сам где?
- Да в общем… - телефон выключился.
Я посмотрел на погасший экран.
- Приплыли – сказал я умершему телефону.
Медленно наступала ночь. Здесь я раньше никогда не был, дача друзей, с которой я вышел с полчаса назад, осталась где-то там, среди облетающих садов.
В последнее время дела шли что-то не очень. Последний рассказ, который я принес в редакцию, вызвал… Да ничего он не вызвал. Эдвард поднял на меня взгляд, дочитав последнюю страницу, вздохнул, и не мигая долго смотрел на меня.
- Александр Валентинович, - веско, как бывало у него каждый раз, когда я писал вместо рассказа полную фигню, произнес он. – Ну шедевр, конечно.
- Эдвард…
- Да не просто шедевр. Хоть в камне каждую букву высекай.
- Слушай, хватит уже…
- Это тебе хватит. Вообще всего хватит. Ты загнался, понимаешь? – он наклонился вперед, я, оценив его взгляд, начал смотреть на поверхность стола, заваленную всем на свете. – Я все понимаю. И развод твой понимаю, и усталость, и еще кое-что… Но писать-то ты еще не разучился? Куда я это пристрою?
- Неужели все настолько плохо? – подняв на него глаза, спросил я.
- Плохо – ответил Эдвард. Он почесал лоб, видимо, соображая, что еще мне сказать, потом уже мягче произнес:
- Вылезай из своей берлоги. Собери друзей и напейся. Лучше всего – на природе. Просвежи мозги. И чтобы в следующий раз вместо этого… - он запнулся, чуть позже продолжил, - Ты мне принес нормальный рассказ. Тебя же только начали всерьез воспринимать, сам-то понимаешь?
Я кивнул, обводя взглядом кабинет.
- Съезди куда-нибудь, - подытожил Эдвард. – Как поправишься – жду.
Я стоял посреди дачного поселка, постепенно утопающего в ночи, и соображал, что делать. Внутри начал ощущаться неприятный холодок. Так бывает, когда оказываешься в незнакомом месте и не вполне понимаешь, что произойдет через минуту.
- Так .. – я огляделся. Как назло, ни в одном окне не горел свет, за заборами никто не разговаривал и ни одного человека на горизонте.
- Приплыли, - повторил я. Стоять не месте было глупо, и я, нерешительно сделав несколько шагов, свернул наугад в первый попавшийся переулок.
Темнело уже стремительнее, холодало. Я поднял ворот куртки, поежился. Пройдя переулок до конца, я вздохнул с облегчением: прямо передо мной стояла, в окружении ветхих яблонь, ветхая дача, в окошке горел свет.
- Ну, слава Богу… - я поднялся на крыльцо, помедлил секунду и постучал в облупившуюся дверь.
Ответа не последовало.
- Эй… - я постучал еще раз.
- Чего эйкаешь? – донесся из-за двери сиплый голос. – Заходи уже.
Я открыл дверь и вошел внутрь.
Было внутри не прибрано, пахло старьем и сыростью. Дача состояла из двух комнат, не считая крохотной прихожей, где я сейчас стоял, озираясь. В углу: телевизор советских времен, явно неработающий, кухонный стол, заваленный немытыми сковородками. Во второй комнатке, тесной, куда вмещался диван, два стула и обеденный стол ровно посередине, на одном из стульев сидел старик. Возраст его был неопределенным, седым он не был, но лицо было морщинистым.
Подняв на меня глаза, он снял очки и положил их на стол, отложив в сторону газету. Мельком взглянув на нее, я остолбенел: газете было лет тридцать, не меньше.
- Ты кто? – спросил он напрямик.
- Здравствуйте, -чувствуя немедленное желание выйти отсюда, сказал я. – Телефон у вас можно зарядить?
- Чего зарядить? – настороженно спросил старик. Свет, который я видел в окне, изливала единственная лампочка под потолком.
- Телефон, - повторил я. – телефон разрядился, позвонить не могу.
- А, вон чего, - понимающе кивнул старик. – Попробуй, почему нет то.
Я поискал взглядом по сторонам: увидел древнюю, как и сама дача, розетку, вытащил из кармана телефон и зарядник.
- Чего-то не работает, - сказал я через минуту, так как с телефоном никаких изменений не произошло.
- Наверное, не работает, - согласился старик, так и не встав со стула. – Давно уже не работает, розетка-то. Поэтому и телевизор не смотрю.
- А другая есть?
- Нету. Куда мне две-то?
Мысленно выругавшись, я поднялся на ноги.
- А сколько времени сейчас – не подскажете?
- Да поздно уже, - с видом человека, которому задали до невозможности глупый вопрос, ответил хозяин дачи. – Ночь же на дворе. Ты сам чего тут забыл?
- Да… на дачу к друзьям приезжал. Заблудился вроде как.
- Так назад иди.
Я помолчал.
- Не помню, куда идти, - признался я наконец. - Я первый раз тут.
Старик спокойно наблюдал за мной.
- Вот ведь, потерялся, - покачал он головой.
- Похоже, - согласился я. – А до вокзала далеко?
- Километра четыре, так где-то, - прикинул в уме старик. – Как с дач выйдешь, иди налево, все прямо, так и выйдешь.
Идти через ночной лес четыре километра – эта мысль мне привлекательной не показалась.
- Я присяду?
- Садись.
Я сел на шаткий стул напротив старика.
- Вот я вперся… - сказал я тихо.
- А?
- Да вперся я, говорю, - повторил я. – Неловко получилось.
Старик кивнул и вновь принялся читать газету. На лице его не отразились вообще никакие эмоции, словно все происходящее его вообще не касалось и меня здесь не было.
- Я пойду, наверное, - сказал я, поднимаясь.
- Иди, раз нужно, - сказал старик, перелистнув газетный лист. – Дорогу-то помнишь?
- Да вроде. До свидания. – и я вышел в дверь.
Было темно, довольно холодно, дул несильный, но пронизывающий ветер. Скрипели ветки яблонь. По сравнению с улицей внутри старой дачи был просто курорт. Повсюду угрюмо спали бесконечные дачные постройки.
Я застегнул куртку и пошел в обратном направлении. Вокруг не светило ни одно окно, даже фонари на столбах нигде не горели.
- Да что ж такое… - я пошел быстрее.
Я дошел до конца переулка, свернул, шел метров двести. Лес маячил прямо впереди и я, двигаясь наугад, шел туда, где, ориентировочно, был выход из этого лабиринта домишек.
Никто не попался на пути, ни одного человека. Я был бы рад встретить даже бродячую собаку.
Не знаю, сколько времени прошло, казалось – не так и много. Я снова куда-то свернул и оказался в том же самом переулке. Горело одинокое окно.
Я прищурился: это была та же самая дача.
- Да не может быть. Черт, темень-то какая…
Под стук веток я постучал в су же самую дверь.
- Заходи.
Я до того замерз, что даже не удивился.
- Чего там на улице-то делается? – спросил старик.
- Холодно, - признался я .
- Опять, что ли, заблудился?
Я кивнул, потирая озябшие руки.
- Так всю ночь проходишь. Давай, заходи.
Я снова сел на тот же самый стул.
- Замерз?
- Есть маленько.
- Вот под столом возьми, выпей.
Я заглянул под стол: наполовину пустая бутылка и стакан, изрядно пыльный.
- Это что?
- Сугрев. Пей, не бойся, не отрава.
Я вытер стакан платком, плеснул туда мутной жидкости и принюхался. Жидкость почти не пахла спиртом, чувствовался лишь слабый запах яблок.
- Чего нюхаешь-то? Пей давай.
Я выдохнул и выпил. Тепло полились внутрь.
- Ну как? – в первый раз проявил интерес хозяин.
- Самое то.
- Еще бы, - оживился старик. – Для себя изготовлял.
- А вы?
- Нет, не буду, - шурша газетой, отозвался старик.
Мы молчали некоторое время.
- Ты сам из города?
- Из города.
- Где работаешь?
- Да нигде пока… Писатель я.
- Чего?
- Книгу пишу.
- Ух… восхитился старик. – Книги пишешь?
- Ага, - я всерьез прикидывал, не выпить ли еще. Ветка яблони скребла в стекло.
- Книги – это хорошо. Я тут 50 лет проработал, а по вечерам читал всегда. Стихи вот, опять же, люблю. А стихи пишешь?
- Да нет, не мое. Не получается.
- А я вот писал в свое время, - горделиво сказал старик. – Вот с той полки возьми-ка тетрадь.
Я послушно встал и взял с книжной полки старую общую тетрадь зеленого цвета. Положил на стол и открыл ее, полистал. Она вся была исписана убористым аккуратным почерком.
- Почитай вслух, а? – попросил старик. – Даже в очках уже ничего не вижу.
Я откашлялся и прочитал, выбрав стихотворение наугад:
«Быль и небыль. Вы поверьте –
Ночь тянулась, не дыша,
Я вчера ходил до смерти –
А она гулять ушла.
Где там ходит? Докричись-ка,
Я вернулся, думал спать,
Но она все время близко,
И никак ей не отстать».
- Как? – настороженно спросил старик?
- Ну… как сказать… сильно…
- Как?
- Сильно, - честно сказал я. – Вы прямо поэт.
- Ну, хватит уж, - старик, казалось, смутился. – так уж. Просто мысли свои описывал. Давай еще.
Я вздохнул, открыл тетрадь и прочитал:
«Чего-то помню, а что – напротив
Хочу погнать метлой под зад,
Полжизни – словно на охоте,
А дичь – ушла. Пойду назад.
Но как-то выдалась охота,
Да не на дичь, а на людей,
И оттого тревожно что-то:
Вдруг не забьют мне в гроб гвоздей?»
Я дочитал и затих. Молчал и старик.
- Да, это ты прямо по0живому копнул, - сказал он наконец. - Я же воевал. Ну и вышло там всякое…
- Когда воевали?
- В Великую Отечественную.
- Сколько же вам лет?
- Мне-то? - старик сложил газету вчетверо и в упор посмотрел на меня – Хватает…
Я закрыл тетрадь и положил ее на стол.
- Хочешь – еще приложись? – предложил старик.
Я безмолвно налил себе еще полстакана и выпил.
- Давай-как еще почитай? – предложил хозяин
- Только в последний раз, ладно?
В окно глянул лунный свет. Я на секунду отвлекся на него, потом перевел взгляд на старика. Тот усмехнулся.
- Испугался, что ли?
- Так, есть немножко.
- Да не бойся. Читай.
Я открыл тетрадь на самой последней странице. Она вся была испачкана чернилами и почерк стал кривым и почти неразборчивым.
«Сидишь один и размышляешь:
А что снаружи, как оно?
И сам себя же и печалишь,
Вот кто-то постучал в окно.
Смотрю: стоит себе, не вздрогнет,
Я извинился бы, да он
Похоже, накрепко все помнит,
Придет и завтра, и потом.
Но он-то ходит, а я буду
Сидеть, как- будто гвоздь прибил,
И не уйду уже отсюда,
Раз неповинного убил.»
Я отложил тетрадь и встал.
- Ладно, мы же договаривались. Пойду я.
- Куда же ты пойдешь? – засуетился старик. – Ночь на дворе непроглядная.
- Пойду… - я подошел к двери, на пороге обернулся и сказал:
- А стихи у вас действительно хорошие. Только чего всё про смерть-то?
- Стыдно мне. – сказал старик. Место, где он сидел, стало какие-то расплывчатым, а может, это уже действовало его угощение.
Пройдя до поворота с переулка, я не удержался и обернулся: окно дачи больше не светило. Еще через пару шагов я вздрогнул: слабо мигнув, а потом разгоревшись в полную силу засветили повсюду фонари.
Еще через пару минут я встретил молодую женщину, которая снимала с забора мяукающего кота.
- Извиняюсь, - спросил я. – Как к лесу выйти?
- Прямо иди, да и выйдешь, - с подозрением сказала женщина. – Чего тут ходишь в такую темень?
- Заблудился.
- Чего тут блудить-то? Как не иди – всё к лесу дороги ведут.
- Да я тут… в переулок какой-то свернул…
Женщина какое-то время смотрела на меня, потом вдруг рассмеялась.
- Куда свернул?
- В переулок.
Она просмеялась, а потом спросила:
- Никуда не заходил?
- Заходил.
- К Егорычу, наверное?
- Куда?
- К Егорычу, - повторила она. – Стихи ему, небось, читал? Сам-то уже не может, старый хрен.
- Да, читал, - мало что соображая, ответил я. – А что такого?
- Да он всех заставляет, кто не из местных. Говорят, кого-то аж до смерти зачитал. Тоже мне, сочинитель.
- Так вы его знаете?
- А кто же его тут не знает? И ведь как помер, я тогда еще маленькая была, так и спасу от него приезжим нет, как только к себе в хоромы затащит. Давно пора его домишко сносить.
- Как – помер?
- Так и помер. Лет уже десять как. Нам-то что до него? Убил он священника, когда воевал случайно, с тех пор и не успокоится никак. А ты вон прямо там и иди к лесу и выйдешь. Ну , Егорыч, ну, дурак старый… - и, прижав к себе кота, она ушла.
- Ты откуда этого набрался? – с интересом спросил Эдвард.
- Да так… есть места…
- Мда, любопытно. «Дневники приведения»… Нет, ну сильно, конечно… сильно, конечно…
- Чего не так-то?
- Ты где сейчас живешь?
- За городом, на даче одной.
- Чего так?
- Да так… Для вдохновения…
23 апреля 2019 г.