- не плачь, - сказал я ему когда на моё лицо упали первые лёгкие капли. Я тебя люблю и мне с тобой было хорошо.
Мы больше не увидимся. Давай так лучше думать? Ведь все это "я вернусь" - брехня полная. Какая нибудь очередная эпидемия, или кирпич на голову, вино не в то горло, да просто проблемы с документами (мой вариант). Война с соседями (твой вариант). И мы больше никогда не увидимся. Так же чесней, а я тебе так за все признателен, что хочу быть честным.
Мне тобой не надышаться, не налюбоваться, не накатать не набродить километры под гигабайты музыки которая тебе так идёт. Господи, блин, родной, спасибо что укрыл. Спас и сохранил, сделал то о чем я не просил, но что было нужно. Спасибо за твою дружескую, ненавязчивую любовь и такую яркую страсть под настроение. За все эти нарядные случайности, за ощущение присутствия.
Я попросил не плакать а он обрушился истерикой небес. Кричал, рвал рекламные плакаты, разбрасывал мебель уличных кафе, сметал велосипеды и самокаты, беспечно оставленные на тротуарах. Лил реки прямо по улицам, орал и ревел ветром, срываясь в своем грозном неистовстве. Гнул пальмы, обрывал пока еще зелёные листья на деревьях, на утро был молчаливый, взъерошенный и смотрел в сторону, гоняя по сумасшедше синему, великолепному небу облака, отражающиеся в небоскрёбах. Сменил парфюм на чистоту и смертность осени.
Я сказал: наверно, в воскресенье. Он хмыкнул и вслед за этим тайфуном прислал оповещение о следующем, ещё более мощном. Столько дождей и столько ураганов здесь не было последние лет 20, если не больше.
Погости ещё немного. Я не хочу отдавать тебя ему. Мы, конечно, вроде как братья и вроде как похожи, но он это он, а я это я. И я ревную. Мне, оказывается, так хорошо с тобой было, успел привыкнуть к этому. А теперь надо прощаться, прощаться насовсем и это больно, ведь ты так естественно просто и приятно был со мной.
Начинает как бы говорить он а заканчиваем мы одними словами и хором.
Что мне сказать? Я знаю, что он отпустит, покричит и перестанет, смирится.
А за это время, возможно, смирюсь и я с тем, что никогда больше его не увижу.
Вроде же и так старался жить каждый день как последний, любить каждый момент, жадно, яростно наслаждаться, забивая на сон и каждый день говорить спасибо и прощаться. Потому что дни мои изначально здесь были сочтены. Но когда факт оказался неопровержимым - внезапно выяснилось что нельзя быть готовым проститься навсегда с тем, кого любишь. И надо бы легче, спокойней. А не выходит. Застревает в горле это подлое "прощай". Душит, банально, шкаребает яжелые как от влаги этой дождевой лёгкие, сжимает сердце.
Потому что поднимаешь глаза и видишь баннер на здании, на фоне беснующегося неба "I feel you dream", в местном районе, среди корейских надписей, где английский ни в хрен никому не упёрся. И если бы не эта злоебучая неделя карантина, когда все закрывается в 9, метро не работает ночью, и вообще сложно - я бы разделся и окунулся в горячую воду бани на рассвете. Что бы никого, пахнет мылом, капает в душевых, изо рта каменных лягушек фонтанами бьёт ярко-бирюзовая вода, в ледяной воде бассейна бликует зелёный мрамор. Потом сидеть на улице, ещё мокрым, за столиком комбиниен стора, есть рамен с кимчи и смотреть на то, как просыпаются твои окраины. Конечно так же прекрасно одется во все подчеркивающее, сексуальное, зайти в хороший ресторан с понарамным видом и поднять за тебя бокал, чокаясь с отражением. Да ты такой разный, и мне так это нравится и я вижу, что ты так доволен тем, что я тебя понимал и чувствовал, что теперь страдаешь. Понимаешь, что бессмысленно уговаривать и поэтому просто устроил истерику и держишь последние часы и минуты, предательски летящие и такие страшно короткие. Невозвратные. А я смотрю вокруг, пытаясь запомнить все эти станции кольцевой, красоту нумерации Гангнам, вечернюю артистичность Синсы, тяжёлую роскошь Чоннам и замиксованность Итэвона. Двуединость разделенную рекой: даунтауна и модернового Йоидо где так прекрасно встречать закат, глядя на мосты. Артовость Инсадонг, и этот район за дворцом, название которого я так и не выучил. Холмы эти твои, путанность переулков, кофе бесконечный, такой вкусный почему то вечно, такой дьявольски гостеприимный. Круассаны в французском районе, блины в русском, бесчетное число пожаренного на гриле мяса в традиционном стиле и песни в караоке до хрипотцы. Спасибо. Ты дал мне то, что никто до тебя не давал. Жизнь. Это самое страшное и самое прекрасное лето моей истории. Опасное и такое люто перенасыщенное.
Потом ты захворал. Я задержался ещё на 4 дня, но это было как пара после ссоры или после развода, понятно что вы уже не будете вместе, но какое то время живёте вдвоём, подыскивая другие варианты. Сеул старательно отворачивался и прятал глаза. Хандрил, был обессилен и тосклив.
Потом уже, в пару последних дней одумался, отменил тайфун, на прследок улыбался печально, порывисто обнимал и дарил все что попрошу: вечерние дождливые виды, бары, в которых, прости Господи, можно сидеть и слушать музыку, протягивая что то похожее на искристую и лёгкую сангрию но с розами и металлическим привкусом. Моя кровь - подсказывает мне что то на ухо. Просто выпей, ты ничего кроме лёгкого головокружения не почувствуешь, но мне будет спокойней за твою ранимую тушку. Уж возьму на себя твои хвори и горе, разотру в порошок, развею над Хан ривер.
А взамен?
Взамен ты мне уже все дал.
На пoследок меня толкают в спину, злостно шипят о том, что я персона нон грата и больше никогда не смогу вернуться в Корею.
И вроде бы-да никто никогда никуда не сможет вернуться, глупости это, строить планы человеческие. А звучит это ударами приговора. Больно. И как всегда при столкновении с бюрократией так уныло. Если б помер то понятно, а так, странные людские законы, стремные обыденные проблемы.
Сеул дал добраться до аэропорта любуясь пейзажами в утренней дымке нагло золотого оттенка, такого дорогого и ясного. А потом посерел. Заволокся смогом, бросил на прощанье пару - тройку грустных сообщений и обещался проводить до ворот. Стоял, красивый и грустный, весь в какой то органзе, смотрел вслед и обещал разразиться грозой на страну, в которую я никогда не вернусь.