ХРАМ ИОАННА КРЕСТИТЕЛЯ
События, о которых здесь пойдет речь, произошли со мной в Грузии в восьмидесятые годы прошлого века. В то время я часто бывал в Тбилиси и, так получалось, что и в его окрестностях, считал этот город уникальным, ни на какой другой не похожим и очень его любил. В последствии, в девяностые годы, мне, как и многим жителям России, довелось много путешествовать. Я бывал в разных городах мира: в Иерусалиме и Афинах, в Париже и Риме, в Венеции и Амстердаме, в Гранаде и Сивилии, Нью-Йорке и Сан-Франциско, и многих других. Но Тбилиси восьмидесятых годов остался для меня совершенно особенным местом, где столкнулись традиции Запада и Востока, царской России и древней Грузии, столкнулись традиции множества народов, населяющих этот город, и, наконец, традиции раннего православия, а оно в Грузии на шесть веков старше, чем в России, и еще более ранних языческих верований и обрядов.
Когда-то в юности, прочитав рассказ Куприна «Гамбринус», я обратил внимание на описание Одессы — города, который я тоже хорошо знал и любил. В рассказе сделан акцент на открытость этого города всем ветрам, многонациональность, многоязычность, веселое смешение многих культурных и народных традиций. Позже, путешествуя по разным местам бассейна Средиземного моря, я обнаружил, что это относится ко всем средиземноморским городам. Да, существует средиземноморский стиль жизни. Жители таких городов мало похожи на трудоголиков, скорее наоборот, на вид они праздные лентяи. Однако при этом они все успевают. Именно эти города, более чем какие-либо другие, давали миру путешественников, музыкантов, поэтов, выдающихся деятелей культуры. Знание пяти-шести языков не считается здесь признаком интеллигентности — это образ жизни. Можно встретить моряка или рыночного торговца, свободно говорящего на разных языках. Цвета здесь преобладают яркие, но и интерьеры и наряды никогда не бывают аляповатыми, все — строго и гармонично. На женщинах много украшений: перстни почти на всех пальцах, бусы и ожерелья.
И опять же — ничего лишнего, все выдержано в строгом вкусе. Нечего и говорить о винах, это в таких городах — целая культура, нам, людям, живущим в других краях, малопонятная.
В городах Средиземного моря мирно уживаются, казалось бы, непримиримые религиозные культы и традиции. Это тоже черта именно этих мест. Несмотря на кровопролитные религиозные войны, этнические конфликты, победители не уничтожали памятники иных верований и культур. И здесь можно встретить порой парадоксальные ситуации. Например в Хевроне, это земля Авраама в Израиле, в одном и том же храме по очереди правят свои службы иудеи, христиане и мусульмане, так как для всех троих эта земля — Святая. Таков, вкратце, удивительный стиль жизни средиземноморских городов.
Все это в полной мере относилось и к столице Грузии Тбилиси, хотя в этом случае следует добавить еще кое-что. Тбилиси, обладая всеми выше- перечисленными чертами города Средиземного моря, был еще и пересечением торговых путей на границе запада и востока. И это тоже многое значило в судьбе города и придавало ему определенный колорит. Нет- нет, да и увидишь на его улицах что-то из восточных сказок.
Но было и еще одно обстоятельство, определившее специфику этого города. Грузия приняла Христову веру от равноапостольной Нины в IV веке нашей эры, и Тбилиси впитал в себя древнее апостольское христианство и был пронизан им. Ни в одном другом городе мира я не чувствовал себя в такой степени в Церкви Христовой. Было в те годы в нем что-то домашнее, семейное.
Мне вспоминается один мой тогдашний разговор с русской богомолкой, жившей в Тбилиси. Среди таких русских верующих женщин многие могли без труда спеть всю литургию от начала до конца. Так вот, на мой вопрос о Христовой вере среди грузин она ответила так: «Они ничего не понимают в Законе, но у них души расположены к Богу».
И действительно, Тбилиси напоминал дом, где ты всегда себя чувствовал в родной семье.
То, о чем я хочу рассказать, случилось со мной в окрестностях этого города, недалеко от станции Дидубе. Я приехал туда с небольшой группой русских паломников, состоявших из нескольких уже немолодых женщин с внешностью, характерной для богомолок. Кто бывал в таких поездках, поймет, о чем я говорю. Русских паломниц без труда можно узнать среди прочих сограждан. Они и в наше время выглядят точно также: замкнутые, нарочито сдержанные, одетые в длинные юбки, с платками на голове, завязанными на шее. В те времена небольшие группы таких паломниц собирались рано утром у русского храма Александра Невского в центре Тбилиси и ехали куда-нибудь в горы для поклонения христианским святыням.
Вот в такой группе и я приехал в это предместье грузинской столицы. Женщины были рады, что в их компании оказался молодой мужчина, так как подобные поездки в горы считались небезопасными. Целью нашего путешествия был храм Иоанна Крестителя. По их словам, храм этот был необычным. Я не понимал тогда чем, но им верил, и, не раздумывая, пустился с ними в это путешествие.
Пригородный автобус, на котором мы ехали, остановился в маленькой грузинской деревне. Грузинские крестьяне с виду были полной противоположностью моим паломницам. Веселые и открытые, они громко говорили о чем-то на своем языке, и мы внушали им явную неприязнь, которую они открыто выражали. Я не осуждаю их за это, так как во многом понимаю. Вид моих спутниц, замкнутый и суровый, едва ли мог располагать к себе, но что поделаешь, таковы были мы — русские паломники двадцатого века.
Миновав деревню, мы вышли на какое-то поле. До гор было еще далеко. И вдруг на нашем пути вырос какой-то амбар. Пожалуй, именно это слово более всего подходило к деревянному строению как будто без окон и с одной только дверью.
— Вот это и есть храм Иоанна Предтечи, — сказал кто-то из наших.
Мы вошли в деревянную дверь. Изнутри этот храм тоже выглядел сараем. Никакой внутренней отделки, одни серые, рассохшиеся от времени, доски.
Перед задней стеной, напротив входа, висела простыня, которая обозначала иконостас и отделяла алтарь. К ней были прикреплены несколько икон. Справа от иконы Спасителя, как и полагается, находилась храмовая икона Иоанна Крестителя. Слева — икона Божьей Матери. Напротив стоял аналой, сколоченный из струганных реек, на котором лежал открытый акафист Пророку и Крестителю Иоанну. А вот перед аналоем я увидел нечто, чего не видел более никогда и нигде. Поперек храма, между алтарем и входом, стоял длинный деревянный стол на крестообразных ножках. Стол был достаточно щедро накрыт. На нем стояло несколько бутылок вина и лежали фрукты: виноград, груши, персики и так далее.
— Это нам оставили предыдущие богомольцы, — сказала мне одна из моих спутниц, — такая уж тут традиция.
Мы подошли к аналою и по очереди прочитали акафист Иоанну Предтече, затем, помолясь, мои спутницы сели за стол и пригласили меня. Мы пообедали чем Бог послал. А Бог послал немало — все то, что стояло на столе. После этого, поблагодарив Бога, мои спутницы тщательно убрали со стола остатки нашей трапезы и заново накрыли его тем, что привезли с собой. Только теперь я заметил, что они тащили сюда довольно-таки большие сумки. Стол опять наполнился фруктами и вином и, как брат-близнец, стал похож на тот, что ожидал нас. Вся эта процедура с едой в храме, казалось бы, не имевшая прямого отношения к вере, подарила мне новый, совершенной уникальный опыт веры, который я ни с чем сравнить не могу.
Вот именно этим, пожалуй, и отличалась грузинская вера того времени. Здесь существовал некий способ общения с Богом, настолько доверительный и теплый, что как-то явственней и понятней становились слова Христа о том, что христиане — друзья Божие.
И опять в моих ушах зазвенела фраза, сказанная русской паломницей:
«Их души расположены к Богу».