Наступает Рождество. Стучит еловыми ветками в окна, рассыпается снегом по улицам, гремит хлопушками и подмигивает елочными фонарями. Радостно, празднично! А почему так? Убери елку, снег, мороз и, где Рождество? Здесь оно! Никуда не делось. Рождество – это же младенец Христос, Вифлеемская звезда, пастухи. Ну и что, что звезда у них на небе, а у нас на елке. А вместо хрусткого снега - колючий песок. Ну и что, что вместо пастушечьего рожка, колядочное пение. Праздник-то здесь! Христос с нами! И волхвы вот. Ну, не волхвы, не волхвы, а мы вместо волхвов. И пусть мы не волхвы, и о Персии только в новостях слышим, хотя и страны с таким названием нет давно. Но дары-то мы до сих пор Христу несем. Пусть не золото, не смирну, не ладан. Ну, и что?! Главное, что дары – Христу. То есть близким своим. Ради кого Он и воплотился. Поэтому и праздник, что самое главное, тут, с нами!
***
Елизавета Похлепнева с любовью оглядела ряды, высторенных, как шеренги солдат, подарочных кульков. Кажется все тут, весь приход. Никого не забыла. Елизавета прошлась вдоль ряда, критически вглядываясь в каждую деталь. Вот какой-то кособокий пакет, это кому? А-а-а-а, Варварьюшке. Ну, да. Там же резательная доска, вот набок и клонит его. А это что такое, что за сморчок? А! Батарейки для Петеньки Зубова. Красота! Как же радостно Елизавете и от того, что праздник скоро, и что подарки для всех успела сделать. Однако, время-то уже далеко за полночь. Быстрее в кровать. Денек завтра – ого-го! Силенок сколько понадобится.
Елизавета еще немного полюбовалась елочным игрушкам, щелкнула выключателем и вмиг оказалась в непроглядной темноте. За окошком, в черном насупившемся небе выглядывала звездочка. «Вифлеемская», - подумала Елизавета и закрыла глаза.
Вы как ко снам относитесь? В сны верите? Елизавета, например, в сны не верила и их не помнила. И этот сон, в Рождественский Сочельник, запоминать не собиралась, но вышло все по другому.
В этом удивительном сне, Елизавете вдруг приснилось, что оказалась она в далекой стране. Далекой не только по расстоянию, но и по времени. То, что страна далекая по расстоянию, она поняла по странным восточным одеждам окружавших ее людей. А то, что страна далекая по времени, Елизавета определила по отсутствию электрического освещения.
Елизавета с удивлением и страхом смотрела на трех важных мужчин, сидевших на подушках, разложенных вокруг уставленного блюдами с едой и кувшинами круглым низким столом. Вдруг Елизавету кто-то больно толкнул под локоть. Оглянувшись, она увидела потное одутловатое лицо. Свирепо раздувавшиеся ноздри казалось вот-вот извергнут пламя. Густые черные брови сдвинулись и голос незнакомца властно произнес:
- Ревекка, отнеси еще вина этим уважаемым гостям. Да, что ты стоишь, как соляной столп! Двигайся поживей! – и незнакомец сунул в руки Елизаветы большой, украшенный чеканкой, медный кувшин.
Елизавета, почему-то сразу поняла, что Ревекка – это она и что это ей нужно пошевеливаться и отнести кувшин тем троим, сидящим на подушках. Мелко семеня она подошла к обедающим и стала подливать вино из кувшина, в высокие, стоящие на столе чаши.
Обходя возлежащих, Елизавета украдкой рассматривала гостей. Один – укутанный в золотой парчевый халат, седой старик с длинной бородой. Пальцы обеих рук его были сплошь унизаны золотыми и серебрянными перстнями и кольцами. Второй был моложе, но, впрочем, тоже был мужчиной в возрасте. Его кожа была самой смуглой и борода самой черной из всех троих. Он подхватывал огромные куски баранины и они тут же исчезали за рядами широких крепких зубов. Богатсво его одежды заключалось в добротном стеганном камзоле, малиновых шароварах и перстне, украшенном невероятно большим изумрудом. Третий спутник был самым молодым из них, и менее всего выделялся богатством одеяния, за исключением, пожалуй, тяжелой золотой цепи, мерцавшей на синем фоне бархата его куртки. Все трое были заняты бараниной с фруктами и пряностями. Внезапно старик, отхлебнув из чаши, откинулся нам подушки и произнес, глядя на носок выставленного вперед сафьянового сапога.
- Итак, Харашим, ты вполне уверен, что Валтасар, Гаспар и Мельхиор, эти три несчастных выдумщика, дерзающие ставить себя в один ряд с мудрейшими людьми Востока, еще в дороге?
- О, да, мудрый Ганеш. Я сам слышал, как они остановились в трех днях пути отсюда, потому что звезда, за которой они следовали, стала вдруг невидима. – ответил путник с черной бородой и в малиновых шароварах.
Ганеш усмехнулся, поглаживая бороду.
- Ну, что ж, пусть ждут свою звезду. Пока они там сидят, мы сами разыщем Царя Иудейского и вручим ему наши дары.
- Но, мы же не знаем, где он, - воскликнул третий, самый молодой путешественник.
Ганеш опять усмехнулся.
- Ты еще очень молод, Кипут. Зачем нам искать какого-то младенца, если даже младенцу известно – кто настоящий царь иудейский. – ответил Ганеш, довольный своим каламбуром. – Мы пойдем к единственному царю иудейскому и принесем ему свои дары.
- Прости, мудрый Ганеш, - воскликнул юноша, - но я все равно ничего не понимаю!
- Мы принесем дары Ироду Великому, а он прославит нас, как истинных мудрецов. – наставительно сказал Ганеш. – Только такие глупцы, как те трое, могут искать Царя Великого, следуя за какой-то звездой. Конечно, увидеть в звезде знамение, тут, конечно, нужна проницательность. Но зачем следовать за ней, если и так ясно, кто владыка Иудейский.
Харашим закивал головой и зачмокал в знак согласия и уважения к словам мудрого Ганеша.
- А дары, дары наши, о великий Ганеш, думаешь наши дары и впрямь обрадуют царя Иудейского? – не унимался юноша.
- А почему нет? – воскликнул мудрый Ганеш. – Очень хорошие и полезные дары, от всего сердца! Подстать величию царя Ирода. Я везу позолоченый ларец тонкой работы. Скажу вам, друзья, что я очень удачно приобрел его у Рамжеша, когда тот закрывал свою лавку. Правда, позолота нанесена на деревянные стенки ларца тонким слоем, но тогда, если ларец вдруг потеряется или недруги царя, да продлятся его годы, выкрадут ларец, Ирод не будет так горевать о пропаже. А если нет, то может царь Иудейский туда вещицы разные складывать: огарочки свечные или палочки тростниковые для письма. Да, мало ли, что можно в ларец этот сложить. Тут, дорогой Кипут, главное – не стоимость, а та забота, которую я вложил в этот дар.
Харашим опять зачмокал и покачал головой. Почмокав, он сказал:
- а я, вот, везу великому Царю благоуханья. Посмотрите, я приобрел вот этот сундучок с набором благоуханий всего за один динарий. Ирод Великий, да непомеркнет солнце над его державой, подивится моей мудрости и бережливости.
- А где ты купил его, этот сундучок, уж не у Рамжеша ли? – поинтересовался Ганеш.
- У него, о, мудрый. Я купил его, когда Рамжешь распродавал свою лавку в прошлом году.
- С того времени, - опять влез в разговор нетерпеливый юноша, - все благоухания могли выветриться, и, к тому же, завистливые люди, которым я не верю, говорят, что Рамжешь делает свои благоухания из верблюжьего навоза и потому он такой дешевый.
- И что с того, - поморщился Харашим, - цена-то хорошая и выглядит солидно. Потом может и врут, про навоз-то. Тем более, что ты сам сказал, что может все и выветрилось за год. А, если не выветрилось, то Ирод Великий может это благоухание в конюшнях своих жечь, чтоб воздух там услаждать. А у тебя самого-то, что? Что ты ты везешь великому царю Иудейскому – повернулся Харашим к Кипуту.
В ответ юноша пододвинул к себе лежавшую неподалеку дорожную сумку, и отвязав кожаное покрытие, вытащил стеклянный сосуд, наполненный какой-то зеленой жидкостью.
- Вот, благоуханная смирна! Я приобрел ее по случаю у Рамжеша, когда тот распродавал товары своей лавки перед закрытием. Рамжешь уступил мне ее всего лишь за один медный обол, хотя настоящая цена этой смирны десять золотых динариев! Рамжешь сказал мне, что смирна эта сделана для царей и что только великие правители, такие, как Ирод Великий, да неоскудеет его казна, достойны умащивать себя ей. Только Рамжешь просил быть осторожнее и опасаться, чтобы капли смирны не попали на одежду.
Харашим одобрительно зачмокал,
- Да, самое главное, - как сказал мудрый Ганеш, эта та забота, которую мы вложили в эти подарки. А так, и нам не накладно, и царю подношение.
Все трое закивали головами...
***
Елизавета вздрогнула и открыла глаза. В бледном свете поднимающегося над крышами домов солнца она увидела выставленные вдоль стены кульки и пакеты подарков. Вдруг ей показалось, что в углу кто-то зачмокал и покачал головой. Елизавета трепеща вгляделась в темный угол. Нет, показалось...