Анализ известной в настоящее время письменности даёт основание считать, что письменные знаки «глифы» (единичная буква) не возникают случайно в том или ином языке, а являются следствием культурного заимствования и распространения между контактирующими этносами и народностями, сформированных в разных условиях морфологических особенностей отдельных «гифов», которые в условиях культурной ассимиляции видоизменяются, иногда до неузнаваемости. В приведённой таблице видно как менялись «глифы» под воздействием времени и культурной ассимиляции, прежде чем они стали текстологическими единицами «Велесовой книги».
Особое недоумение и вопросы вызывает «глиф» буквы А в «Велесовой книге», поскольку он нигде больше не встречается, что дало основание подозревать данный артефакт в его фальсификации.
В настоящее время мне не удалось найти какой либо аналог этому «глифу» в других алфавитах. При этом следует обратить внимание, что и «глиф» знака А в скандинавских рунах, так же не имеет себе аналогов в других алфавитах, но это не даёт основание считать раннюю скандинавскую письменность вымыслом.
В тоже время в алфавите епископа Байе (Франция, 1654 - 1659) Франсуа Сервиена мы встречаем «глиф» буквы А в виде современной буквы Я. В целом этот алфавит представляет собой смесь кириллического алфавита с традиционным греческим. То есть, если в середине 17 века во Франции использовался славянский алфавит, в котором первый алфавитный «глиф» отличался от общепринятого, то вряд ли можно исключать, что в 8 – 9 веках могла существовать практика использования особого «глифа» для отличения источника создания текста от прочих. При этом следует учитывать, что использованный Сервиеном «глиф» был введен в гражданский оборот Петром I во время реформы русского языка в 1708 г., то есть спустя 50 лет, после того как он уже использовался во Франции.
То же самое мы видим и в отношении второго алфавитного «глифа» буквы Б, что даёт основание предполагать исключительность использованного алфавита, который вероятней всего не имел в то время широкого хождения, а использовался только в узких культовых кругах. Причём если «глиф» А полостью исключителен, и не имеет морфологических связей с другими известными «гифами», то «глиф» Б проявляет свою связь как с «глифами» скандинавских рун, так и с «глифами» византийского унициала. В одном случае мы видим симбиоз скандинавского рунического «глифа» Л с «глифом» византийского унициала Г. В другом случае это симбиоз двух «гифов» византийского унициала букв Г и В.
Вполне можно понять недоверие специалистов к подобным глифологическим изыскам, при наличии всего одного источника с очень сомнительной репутацией его происхождения и исчезновения, если при этом учитывать творческую инициативу Руэла Толкина (1892 – 1973), у которого была страсть записывать историю вымышленного им мира, Арды, своеобразную летопись древних времён, посвящённую деяниям высоких эльфов, могущественных валар и прочих невероятных существ. Вся эта сказочная карусель, в конце концов, была оформлена в повесть-фэнтези «Хоббит, или Туда и обратно» (1937), принесшую автору необыкновенную популярность.
Чтобы придать своему повествованию иллюзию реальности он на основе известных средневековых рун создал собственный алфавит, в котором, например, «глиф» А имел четыре варианта написания, из которых только один соответствовал реальному «глифу» этой буквы, три других были модернизацией «глифа» П. Этими «глифами» он украсил обложку своего первого издания, которыми было записано: «“Хоббит, или Туда и обратно” - сочинение Бильбо Бэггинса из Хоббитона о его путешествии, длившемся год, - было обработано на основе его воспоминаний Дж. Р. Р. Толкином и опубликовано “Джордж Аллен и Анвин лтд.”».
Кроме этого, Толкин нарисовал множество карт, сопровождающих это повествование, которые полностью подписал текстами на основе своего собственного «а-ля руны» алфавита. При чём, он так его освоил, что к завершению работы над повестью, мог достаточно бегло писать на созданном им фантастическом языке.
Этот пример, часто используется в качестве доказательства, с какой лёгкость можно сконструировать совершенно новый язык. При этом не учитывается то, что Толкин писал рунами, но изъяснялся то при этом на современном английском языке. Все написанные им фрагменты текста «а-ля рунами» ни как не были связаны с какими либо историческими событиями, в отличие от многостраничного текста «Велесовой книги», наполненной огромным фактическим историческим и культурологическим материалом. При чём, материал изложен не как дублирование уже известных информационных фрагментов, а как совершенно уникальное их изложение. Поэтому сравнивать Миролюбова с Толкином, это выдавать желаемое за действительное.
Вообще в сознании большинства критиков «Велесовой книги» морфология «глифов» и их семантика неразличимы, в то время как это совершенно разные пласты культурологического представления информации. Шифрование текста, основанное на изменение «глифов», известно с незапамятных времён, а вот имитация уникального семантического содержания текста неизвестна. Слова, фразеологизмы, отдельные логические конструкции, созданные многовековой этнической практикой, всегда отличаются от лексической имитации сконструированной отдельным человеком. На этом различии основан индивидуальный авторский стиль, который также уникален, как и отпечатки пальцев человека. Его физически невозможно сымитировать. На эту особенность текста «Велесовой книги» сознательно не обращают внимание её критики, внимание которых в основном концентрируется на морфологических особенностях, использованных в ней «глифов».
Анализ «глифов» «Велесовой книги» указывает на их связь с этруской и эбейской письменностями. Так, один из вариантов «глифа» Е велесовицы представляет собой «опрокинутый» эвбейско-этруский «глиф» Ж, Щ. Важная особенность этого «глифа» в том, что он не используется в скандинавских рунах. В то время, как рунический «глиф» К, используется в «Велесовой книге» как «глиф» С.
Рунический «глиф» С, также тождественен одному из вариантов «глифа» С «Велесовой книги», что указывает на прямое заимствование этих «глифов» скандинавскими рунами и «Велесовой книгой» из эвбейско-этруских «глифов». Причём можно говорить не о последовательном заимствовании через скандинавские руны к «Велесовой книге», а о прямом заимствовании «глифов» и скандинавскими рунами, и «Велесовой книгой» от эвбейско-этруских «глифов».
Так, рунический «глиф» К (<), полностью соответствует эвбейско-этрускому «глифу» С, этому же «глифу» соответствует один из вариантов «глифа» С в «Велесовой книге».
Рунический «глиф» С соответствует эвбейскому «глифу» З, этому же «глифу» соответствует и «глиф» С в «Велесовой книге».
В этом свете интересна семантическая трансформация эвбейского «глифа» М. Скандинавские руны восприняли это «глиф» морфологически тождественно, но при этом наделили его иным содержанием, придав ему значение буквы Е. Этруски вообще не восприняли этот «глиф», у них в письменности он вообще не использовался. Зато его по прямому назначению, очевидно через византийский унициал, восприняли и готы (алфавит Вульфилы) и славяне («Велесова книга»), при этом было проигнорировано его семантическое использование в скандинавских рунах. Это указывает на то, что скандинавские руны, очевидно, не выступали прямыми предшественниками алфавитов Вульфилы и «Велесовой книги», а представляли собой естественное лингвистическое ветвление в близкородственных письменах.
Особенность алфавита Вульфилы заключается в том, что он создавался под конкретные цели – перевод христианских текстов на готский язык, при этом, сегодня, не известно существовала ли у готов к этому времени своя письменность или нет. В тоже время, наличие следов рунических «глифов» в алфавите Вульфилы указывает на то, что, скорее всего готы использовали для этого руны близкородственные скандинавским, но перевод христианских текстов на руны, очевидно вызывал в то время обоснованные трудности, что собственно и явилось побудительным мотивом создания нового алфавита.
Вульфила (Ульфила, 311 – 383 гг.н.э.) происходил из «каппадокийского плена» 254 (264) г., поскольку его дед и бабка (уже христиане) были приведены готами из Каппадокии [1] в результате первого готского морского похода. Согласно сохранившемуся в источниках преданию, дед Ульфилы был священником (носил «пресвитерский сан»). В 30 лет Ульфила всё ещё был скромным чтецом в одной из церквей в землях вестготов. Размеренное течение его жизни неожиданно меняется, когда в начале 341 г. вместе с посольством от соотечественников он прибывает в Константинополь. Там простой церковный чтец получает неслыханную честь – его посвящает в епископы Готии сам архиепископ (339 – 341) Евсевий Никомидийский (? – 341), сторонник Ария и противник александрийского архиепископа Афанасия Великого (295 – 373).
Можно предположить, что Евсевий Никомидийский поручил молодому готскому чтецу взяться за перевод христианских текстов, на что тот с удовольствием согласился. Высокий сан, который он получил из рук константинопольского архиепископа был авансом за выполнение порученного задания.
Перед Ульфилой стояла трудная задача не только перевести Библию, но и создать алфавит, которым можно было бы записать готский язык. Греческие буквы были образцом для изобретенных им букв. Пять веков спустя его опыт повторит монах Константин (Кирилл), взяв греческие буквы за основу для записи перевода Библии на славянский язык. [2]
Ульфила блестяще справился с поручением Евсевия Никомидийскиго, сохранив лишь три рунических «глифа»: О, Т, А. При этом «глиф» А был изменён им под латинскую семантику в значение Ф.
Итак, не трудно заметить, что алфавит «Велесовой книги» во многом повторяет византийский унициал. Если для алфавита Вульфила это вполне естественно, то для велесовицы представляется весьма странным, так как к моменту написания «Велесовой книги» христианство ещё только-только осваивало территорию Руси и не стало государственной религией. Это произойдёт более ста лет спустя. Такая тесная зависимость велесовицы от византийского унициала даёт повод критикам сомневаться в её аутентичности. И их можно понять, так как до настоящего времени ни кто из сторонников подлинности «Велесовой книги» не предпринимал попытки объяснить эту связь без привлечения безымянной личности фальсификатора, на которой настаивают критики.
Текстологический анализ материалов «Велесовой книги» не даёт ни каких оснований сомневаться в её подлинности, поэтому версия фальсификации не рассматривается, как явно не правдоподобная. Тогда, как могло случиться, что не христианская ментальность славянского этноса сформировала письменность на основе греческих «глифов»?
Нетрудно заметить, что из 32 «глифов» использованных в велесовице 12 заимствованы из византийского унициала (38%), т.е. приблизительно треть. Пять «глифов» таких широко употребительных знаков как А, Б и Е по сути своей в «Велесовой книге» уникальны. Остальные «глифы» относятся к семантическим фонемам, которые ни когда не использовались в греческом языке, следовательно, они создавались независимо от византийского унициала. Таким образом, вопрос стоит так: было заимствование от унициала велесовицей, или эти «глифы» исторически создавались в славянской среде одновременно с греческой письменностью?
Для того чтобы это понять надо обратиться к соответствующим историческим фактам.
Гомер. Илиада. Песнь вторая; строки 536 – 544:
… народов эвбейских, дышащих боем абантов…
… народ, обитавший в Каристе,
Вывел и в бой предводил Элефенор, Ареева отрасль,
Сын Халкодонов, начальник не трепетных духом абантов,
Он предводил сих абантов, на тыле власа лишь растивших,
Воинов пылких, горящих ударов ясневых копий,
Медные брони врагов разбивать рукопашно на персях…
В приведенном отрывке говорится о народе абантов проживающих на момент описываемых событий (период троянских войн; 1250 - 1150 г. до н.э.) на греческом острове Эвбея. Гомер особо отметил их отличительную особенность: оселец на бритой голове и их исключительную воинственность.
Оселец или как его ещё называют чуб, айдар, бянь-фа традиционный элемент прически кочевых народов Скифии, от которых он был воспринят северными славянами.
Гомер сочинил свою поэму около 800 г. до .н.э. (впервые она была записана в правление Солона около 600 н.э., а до этого передавалась изустно).
Спустя почти 1800 лет византийский хронист Лев Диакон (950 – 1000) в своей «Истории» (кн.9, гл.11) приводит аналогичное описание Киевского князя Святослава:
«После утверждения мирного договора Сфендослав (Святослав) попросил у императора позволения встретиться с ним для беседы. Государь не уклонился и, покрытый вызолоченными доспехами, - подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собою многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников.
Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них.
Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос - признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким.»
Таким образом, мы имеем два идентичных описания национальной стрижки головы разделенных между собой не только временем более 2000 лет, но и расстоянием: греческий остров Эвбея и днепровский Киев. Это можно признать случайностью, хотя я в подобные случайности не верю. Но дальнейшее чтение Гомера приводи к ещё более поразительным открытиям.
Гомер. Илиада. Песнь вторая; строки 819 – 821:
Вслед их дарданцам предшествовал сын знаменитый Анхизов
Мощный Эней; от Анхиза его родила Афродита,
В рощах на холмах Идейских, богиня почившая с смертным.
Гора Ида, место рождения Энея, является высочайшей горой острова Крит. Уже будучи славным героем, он выступает на стороне троянцев.
В октябре 1846 года близ итальянского местечка Креччио было вскрыто погребение относящееся к периоду троянских воин. Классен и Воланский в 1854 г. провели дешифровку алфавита, которым была выполнена надгробная эпитафия, сравнивая его с древнерусским алфавитом. Более углубленная расшифровка текста с учетом велесовицы и древнеславянской стилистики дает следующую трактовку данного текста:
В райские веси вознесен ты богами.
Теперь идешь ты по Ирию русичей.
Опекай теперь дом мой от туда
Из прекрасного нашего Ирия.
Как же далеко и на долгие годы покинул ты нас.
Верно так же, как верно сейчас, царь здесь нашего рода Эней.
Нынче с Ладом сидит он в прекрасном дворце
И флейты поют, заливаются.
Это тебе дорогой и хороший!
Эней один из героев Трои, после ее падения в 1184 г. до н.э. прибыл с уцелевшими троянцами в устье Тибра, где основал новою Трою, которая существовала еще при историке Тите Ливии (59 г. до н.э. – 17 г. н.э.).
Таким образом, Эней вероятней всего был не греческого, а славянского происхождения, а учитывая то, что жители Эвбеи и внешне, и по менталитету так же схожи со славянами, то есть все основания считать, что Средиземноморье, по крайней мере, его островная часть, в середине 2 тысячелетия до н.э. была активно освоена славянами, которые имели свою культуру отличную от греческой, и самое главное свою письменность.
Если обратить внимание на эвбейские «глифы», то мы увидим смесь греческих и этруских «глифов», которые, не смотря на то, что Этрурия как самостоятельное этническое объединение появляется на исторической арене как минимум двумя веками позже эвбейской цивилизации, она воспринимает не греческие «глифы», а «черты и резы», которыми пользовались славяне, о которых болгарский писатель 10 века Черноризец Храбр в своём «Сказании о писменех» пишет:
«Прежде ведь славяне не имели букв, но по чертам и резам читали, ими же гадали, погаными будучи. Крестившись, римскими и греческими письменами пытались писать славянскую речь без устроения.»
Титмар Мерзебургский (976 - 1018 годы), описывая западнославянскую крепость-храм Ретра (Радигощ, Радогост, Радегаст) на острове Рюген, где дохристианские традиции сохранялись до начала 13 века, пишет, что на каждом из имевшихся в святилище идоле было вырезано имя божества:
«Есть в округе редариев некий город, под названием Ридегост, треугольный и имеющий трое ворот… В городе нет ничего, кроме искусно сооружённого из дерева святилища, основанием которого служат рога различных животных. Снаружи, как это можно видеть, стены его украшают искусно вырезанные изображения различных богов и богинь. Внутри же стоят изготовленные вручную идолы, каждый с вырезанным именем, обряженные в шлемы и латы, что придаёт им страшный вид.»
В «Житиях Мефодия и Константина, в монашестве Кирилла», написанных в Средние века на основе ранних церковных документов, рассказывается о путешествии в 860-х годах Константина в Херсонес (Крым), где будущий создатель славянской азбуки готовился к церковному диспуту в Хазарском каганате и обнаруженных им книгах:
«В Херсоне Константину удалось найти «Евангелие и Псалтирь роусьскыми письмены писана», а также человека, говорившего этим языком. Константин, беседуя с ним, научился этой речи и, на основании бесед разделил письмена на гласные и согласные буквы и с помощью Божией вскоре начал читать и объяснять найденные книги.»
Таким образом, ещё задолго до Кирилла (Константина) славяне имели собственную письменность, «глифы» которые можно увидеть в так называемом «киевском письме» - рекомендательное письмо, выданное Яакову бен Ханукке иудейской общиной Киева для предъявления в других иудейских общинах. Датируется предположительно X веком. Кроме этого их можно видеть на пряслицах Старой Рязани (10 в.), Гродно (9 в.), Лецкан (4 в), на керамике черняховской культуры (5 – 7 вв.), в надписи на кистене из Рославля (13 в.) и множестве других артефактах. Эти «глифы» во многом идентичны тем, которыми пользовались в Этрурии.
С другой стороны между Грецией и Скифией существовала тесная связь. Так в 580 г. до н.э. в Афины прибывает сын скифского князя Гнура юный княже Анахар (600 – 530 гг. до н.э.), брат Савела, для знакомства с культурой Греции. Матерью Анахара была гречанка, поэтому он с детства владел двумя языками: славянским и греческим. Из Греции Анахар отправился в Лидию (современная Турция) предварительно написав ее правителю Крезу (560 - 546 г. до н.э.) письмо:
«Царь лидян! Я приехал в эллинскую землю, чтобы научиться здешним нравам и обычаям; золота мне не нужно, довольно мне воротиться в Скифию, став лучше чем я был. И вот я еду в Сарды, ибо знакомство с тобою значит для меня весьма многое».
В 560 г. до н.э. в Афины пребывает гипербореец Абарис (Абарид), посол славянского князя Кальвида. Абарис в Делосе встречается с Пифагором и становится пифагорийцем.
В 540 г. до н.э. в Таркии (Южная Скифия) к власти приходит Терей (560 – 480 гг. до н.э.). Анахар пишет ему письмо:
«Ни один хороший повелитель не губит своих подданных, а хороший пастух не обращается жестоко со своими овцами... Было бы лучше, если бы щадил тех, кем правишь. Ибо, если ты не злоупотребляешь своей властью для увеличения своих владений, то твое государство прочно...»
В том же году в Скифии умирает отец Анахара и Савела князь Гнур, к власти приходит брат Анахара Савел.
По возращении домой из заграничных путешествий Анахар погибает на охоте в результате заговора его брата.
Таким образом, как минимум в 6 в. до н.э., Скифия и северные славяне имели тесные связи с Грецией. Велика вероятность того, что эти связи были ранее и позднее этого периода. Следует обратить внимание, на то, что эпитафия Энею написана не на греческом, а на этрусском языке, который читается в семантическом поле древнеславянского языка, в его культурологических атрибутах (Ирий, Лад). Смерть Энея относится к началу 12 в. до н.э., т.е. к периоду архаической Этрурии.
Итак, если принять по глифологическому анализу, что Эвбея была местом, где осуществлялся «сплав» греческого и славянского этноса, как минимум с начала 2-го тысячелетия до н.э., то появление греческих «глифов» в «Велесовой книге» уже не представляется таким уж невозможным явлением, как его рассматривают её критики. Постоянный контакт с греческой культурой неизбежно должен был привести к ассимиляции обоих языковых культур.
Если на рубеже 15 века до н.э. мы видим практически равноправную ассимиляцию [3], то в дальнейшем происходит сложный процесс разделения культурного влияния. Этрурия воспринимает славянские «черты и резы», а вот Греция от них полностью отказывается и они исчезают из её обихода, но при этом, за счёт более мощного письменного потока, который производила Греция, её «гифы» начинают доминировать в славянском этносе. В Этрурии этот процесс полностью вытесняет «черты и резы» к 1 в. до н.э., заменяя их латинским алфавитом [4], а в Скифии и на сопредельных ей территориях происходит трансформация местных диалектов с освоением греческих «глифов». Так появляется алфавит «Велесовой книги». Поэтому Константин (Кирилл) встретил на территории славян, практически эллинизированные алфавитные «глифы», которые вошли в письменную культовую практику за долго до этого, и его работа по внедрению византийского унициала, фактически сводилась к не большому декоративному усовершенствованию, а не к кардинальной переработке уже используемой славянами письменности.
При этом следует отметить, что «практика «черт и резов» оставалась на бытовом уровне практически до 13 века, когда она уже полностью вытесняется церковной кириллицей.
То, что на бытовых артефактах до сих пор не найдено ни каких следов велесовицы, указывает на то, что, скорее всего, это был кастовый алфавит жреческого сословия, который имел очень ограниченный круг распространения, так как даже надписи имён кумиров в Ретре были выполнены «чертами и резами».
[1] Каппадокия, находилась на территории современной Турции. Область находится в центре полуострова Малая Азия, не имея выходов к морю, находится на высоте 1000 метров над уровнем моря. С юга оно ограничено горами Эрджияс (Аргейская гора) и Хасандаг (хребет Тавр) и простирается на север рядами долин к реке Кызылырмак и солёному озеру Туз.
[2] Константину (Кириллу) не в пример Ульфиле было значительно легче, так как он пользовался уже практически готовым алфавитом на основе велесовицы.
[3] Эвбейские тексты включают в себя в это время и греческие, и славянские «глифы» как равноправные.
[4] Этот процесс хорошо задокументирован на так называемой «иберской табличке» 394 г. до н.э., найденной во время археологических раскопок возле городка Боторитты провинции Сарагоса (Испания) в 1970 г. (Боторитта I). Свинцовая пластина исписана этрусскими «глифами» с элементами латинского влияния, пять первых строк которых дают следующее прочтение:
1. От того засуха поразила землю мою и вокруг неё, ибо мудрость забыли о том, что надо жертву приносить в храм, чтобы избежать гнева божьего.
2. Не так жрецы жертвы приносили и тем вызвали гнев божий. Не так жрецы жертвы приносили. Не так. Ныне днем ждем запоздалого жертвоприношения, чтобы смягчить гнев божий. Принесли много всего.
3. Тридцать дней уже целых ждём. Скот уже нечем поить. Начался падеж. В народе ропот, мне угрожают. Молюсь неустанно. Но у большинства людей разум затемнен гневом.
4. Ярость людей, одержимых наущениями, усиливается. День ото дня. (Многие не выдержав тяжелых условий) уходят прочь, так как нечем поить скот. Ныне затмилось солнце, ибо нет (в людях) веры и знаний предков.
5. Доживем ли до дней, когда дождь прольется непременно, когда радость придет к нам и темные дни эти сгинут. Не ведомо нам. Без дождей нет нам жизни.
6. Дома нет более и ждать правильного жертвоприношения неоткуда. Мокошь надо (просить). Всем. Но те говорят, что не хотят. Ярость их раздирает. Помоги уговорить их. Ждем, и о дождях молю. Принеси нам дожди. (Сил) нет более (ждать). Прошу не оставь, над нами солнце притуши.