Главная святыня полка – полковое знамя.
Под знаменем воины дают присягу на
верность Родине. Со знаменем они идут в
бой. Полк считается непобедимым до тех
пор, пока с ним его знамя. Утрачено знамя
– нет и полка.
В июле 1914 года началась первая мировая война. Президенты, короли, цари, султаны, императоры разных стран вступили в борьбу за новые переделы своих территорий.
Призваны были на войну и казаки 40-го Донского казачьего полка, проживавшие на берегах небольшой реки Чир и её притоков. Девять дней ехали они на поезде в далёкую Польшу, а по приезду сразу выступили к германской границе.
Очень многое в бою зависит от командира. На все времена прославили Россию полководцы Суворов, Кутузов, казачий атаман Платов. Но не было на этот раз во главе армии такого командующего.
Несколько дней, подвергаясь нападению врага, преодолевая болота и буреломы, русские отряды блуждали по лесам области Мазурия, а немецкие отряды – всё прибывали и прибывали по удобной железной дороге. Пользуясь новинками чудо-техники, без всякой шифровки, отдавали царские генералы свои приказы по телефону, а германские специалисты, подключившись к российской линии спецсвязи, передавали содержание этих приказов своим генералам.
В результате, русская армия понесла большие потери и оказалась в окружении.
Не выдержав груза ответственности за поражение, генерал Самсонов застрелился, а принявший после него командование генерал Клюев, не нашел ничего более подходящего, чем объявить о сдаче 70-тысячной армии в плен.
Но не пожелали казаки с Чира терпеть позор.
– Казаки не сдаются! – заявили они горе-генералу, а подъесаул Ведерников, обратившись к солдатам из соседних пехотных полков, сказал:
– Вырываемся из окружения! Неволить никого не буду. Кто хочет – пусть идёт с нами.
Тяжелыми были бои 29 и 30 августа 1914 года. Много казаков с Чира осталось навечно лежать среди мазурских озёр и болот.
Со всех сторон наступали немцы, чтобы уничтожить выходившие из окружения разрозненные части полка. Не в силах сдержать натиск германских войск, группа, находившаяся при знамени, отчаянно пошла в лобовую атаку на густые линии вражеской пехоты. В числе наступавших был и офицер, подъесаул Пушкарёв.
Оставшиеся в живых казаки, надеялись добраться до своих частей узкими лесными тропами. Для этого им предстояло преодолеть огромное поле, которое днем и ночью насквозь простреливалось вражескими орудиями. На открытой местности люди видны как на ладони, поэтому преодолеть этот участок пути почти невозможно, но другого выхода не было. Казаки, обстреливаемые со всех сторон ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем, пошли на прорыв.
Возле первой линии окопов к Пушкарёву подбежал казак с погонами урядника на плечах.
– Ваше благородие, господин подъесаул, разрешите обратиться?
– Это ты, Арженовсков? – узнал офицер знаменщика полка. – Где знамя?
– Вот оно, на мне.
Казак поднял гимнастёрку, и подъесаул увидел под ней шелковую темно-синюю ткань с вышитыми на ней серебряными буквами.
– Держись за мной! – приказал Пушкарёв знаменщику и поскакал по полю к темнеющему вдали лесу.
Никто из казаков не достиг спасительного леса, за исключением подъесаула Пушкарёва и урядника Арженовскова; последние же, едва добравшись до первых деревьев, увидели наступающую пехотную цепь противника. Не растерявшись, они отпустили своих лошадей, зарыли в землю полковое знамя, а сами, притворившись убитыми, легли возле трупов. Германские солдаты, не заметив их среди погибших, прошли мимо.
Спустя некоторое время, Пушкарёв и Арженовсков выкопали знамя и, спрятав его под гимнастеркой, вошли в чащу леса…
Вот уже несколько часов подъесаул и урядник бредут напролом по сосновому лесу. Смеркается. Стараясь придерживаться одного направления, идут на восток, навстречу наступающей темноте. Неровная местность, состоящая сплошь из бугров и ям, заставляет постоянно спотыкаться. Заросли кустарника и постоянно преграждающий дорогу валежник сбивают с пути.
Окончательно стемнело. Небо затянуло тучами. Ни луны, ни звёзд. При себе ни компаса, ни карты. Наткнувшись в очередной раз на сваленные деревья, решили остановиться и на этом месте переночевать.
Остановились. Прислушались… В кромешной темноте, словно леший из страшной детской сказки, угрожающе ухает сова. Приглушенный собачий лай предупреждает о находящемся в нескольких верстах жилье. Прислонившись к куче валежника, казаки легли, закутавшись в шинели. И погрузились в тяжелый сон.
Проснулись на рассвете, среди раскинувшегося на несколько десятков саженей бурелома. Со стороны растущей на пригорке молодой сосновой поросли услышали отдаленное пение петуха.
Осторожно, таясь, взошли на гору. Внизу, всего лишь на расстоянии двухсот саженей увидели маленький хуторок, за ним реку.
– По-видимому, Омулёв. Будем держаться этой речки, - решил подъесаул Пушкарев. – Так и выйдем к нашим.
Сперва шли по нависшей над берегом горе, поросшей густым лесом. После того, как отошли на порядочное расстояние от хутора, спустились к реке, умылись; пустив на воду листок, определили направление течения.
Через пару вёрст река повернула налево. С обеих сторон её обступил густой лес.
- Не приведёт ли эта Омулёвка нас к германцам, ваше благородие? – спросил офицера Арженовсков.
– Не должна. Как видишь, идём по течению. А все реки здесь текут к польской Висле.
И, действительно, не пройдя и двух вёрст, река повернула направо, а еще вёрст через шесть снова резко сделала поворот в том же направлении.
Внезапно лес кончился. С горы казаки увидели расположенный в речной долине, чуть ли не с версту шириной, луг. За лугом, на пригорке, большая деревня из домов с красными черепичными крышами. Посреди деревни возвышается звонница католического храма.
Совсем рядом раздался заливистый собачий лай.
Пушкарев и Арженовсков мгновенно упали наземь, в густую траву. Осторожно подползли к краю горы.
Внизу, в полусотне саженей от казаков, пробежали люди: на головах изогнутые охотничьи шляпы, на ногах щегольские короткие сапоги, в руках поводки от бегущих впереди собак.
– Кого, интересно, загоняют: зайца, лису, или кого покрупнее? – прошептал Арженовсков.
– Да нет, – внимательно вглядываясь вдаль, ответил Пушкарёв. – Это охота на людей.
Подъесаул показал на бегущие к реке фигурки нескольких человек в зеленой форме. За ними погнались спущенные с поводков собаки.
– Ведь это наша пехота! Травят сукины сыны нашего брата, как зверя.
– Уходим, урядник! Уходим как можно дальше, пока нас собаки не учуяли. Не забывай, с нами знамя!
Сделав крюк по лесу, изрядно проплутав, Пушкарёв и Арженовсков вышли снова к реке, обойдя деревню с охотящимися за русскими солдатами бюргерами. Снова пошли вдоль берега. Пройдя около пятнадцати вёрст, увидели раскинувшийся в широкой долине по обе стороны реки город: прямые полосы улиц из высоких красно-коричневых зданий, изящную остроконечную башню костёла, выходящую из темнеющего вдали леса на другом берегу и ныряющую в лес, всего в трехстах саженях от казаков, железную дорогу.
– По всем приметам, Вилленберг, старое прусское гнездо, - произнёс Пушкарёв. – А отсюда совсем рядом и русская граница. Но только как нам кордоны немцев пройти?
Словно в подтверждение слов подъесаула, из леса послышались отрывистые гортанные голоса.
Посовещавшись, решили дождаться ночи. Несколько часов, почти не разговаривая, пролежали, затаившись, в заросли ивняка. Когда стемнело, подобрались ближе к железнодорожному пути, вслушиваясь в непонятную речь охранявших дорогу немцев. Когда услышали, что часовые отошли друг от друга на приличное расстояние, неслышно переметнулись через шпалы. Дальше шли, стараясь не шуметь, короткими переходами. Удалившись от железной дороги, переночевали.
На рассвете снова увидели внизу реку. Спустившись к болотистому берегу, наткнулись на заросли кустов ежевики. Долго, пока не свело от оскомины челюсти, набивали рот кисло-сладкой ягодой.
Пройдя с полтора десятка вёрст, увидели деревню. Перед деревней светлая полоса просёлочной дороги. По дороге шагает к перекинутому через речку мостку колонна людей, одетых в светло-зеленые гимнастерки.
– Слава богу, пришли, ваше благородие! Наши…
На четвертые сутки скитаний по лесам Восточной Пруссии подъесаул Пушкарёв и урядник Арженовсков пришли в город Прасныш, доставив в штаб армейского корпуса знамя своего полка.
Более половины состава потерял 40-й донской казачий полк в боях 29 и 30 августа 1914 года. Но, при этом, помог избежать плена солдатам трёх других русских полков. Только 323 казака и 6 казачьих офицеров вышли из окружения. За спасение знамени и проявленные при этом храбрость и мужество подъесаул Пушкарёв был награжден Георгиевским оружием, а урядник Арженовсков – Георгиевским крестом 4-й степени.