Здоровенный котяра сидел на коврике у двери Вовкиной квартиры и, задрав морду вверх, смотрел почти не мигая. Нет, он не мух считал и не за птичками наблюдал - он смотрел на всех, кто входил в подъезд. А может и не на всех, а только на Вовку.
Когда Вовка вошел в подъезд, котяра муркнул так, что слышно было, наверно, до третьего этажа. Похоже, что только одного его кот и ждал.
- Ага, Васька пришёл? - воскликнул Вовка.
- Мур-р-р, - уже негромко, как будто скромничая, ответил кот.
Никто из редких входящих или выходящих на улицу не замечал никакого кота, хотя он ни от кого не прятался. Просто он сидел ниже уровня входа в подъезд, метра на полтора — то есть даже больше, чем на Вовкин рост.
Вовка с мамой, папой и младшим братом Гонькой жили в однокомнатной квартире в полуподвале. Лестница от подъездной двери к их квартире вела не вверх, как у других жильцов, а вниз. Некоторые папины и мамины друзья удивлялись — как это с двумя детьми им дали «однушку», да ещё и в полуподвале, но мама с папой отшучивались — мол, всё впереди.
Подоконники их квартиры со стороны улицы возвышались над асфальтом всего-то сантиметров на сорок — Вовке чуть выше колена, наверно. А верхняя площадка уличной лестницы была гораздо выше Вовкиного роста. В итоге, образовался такой уголок, закрывающий от ветра и посторонних взглядов, в котором иногда набивалась ребятня, где играл сам Вовка, когда в одиночестве в стенку метал шайбу хоккейной клюшкой перед тем, как пойти домой.
Вовка помнил, как однажды летом какие-то мужички пришли к ним под окна с умкой полной бутылок с пивом и мешком с сушёной копченой рыбой.
Вовка смотрел на них сквозь колыхающийся на окне тюль и видел, как они тайком наливали в стакан водку — Вовка уже много раз видел, как её пьют мужики, а потом некоторые падают и валяются пьяные — и запивали её пивом из бутылок.
В тот день на улице было жарко, уголок между стеной и подъездной лестницей был как бы затенен и в нём было прохладней, чем на солнце. Окно в комнату было открыто, чтобы она проветривалась. Мама с папой должны были вот-вот прийти с работы, но пока Вовка был дома один. Он целых три раза сказал дядькам, чтобы они не матерились под окном и вообще уходили отсюда. Но дядьки не обращали на него внимания, а один вдруг попытался ухватить Вовку за ухо. но он не дался и отошел от окна вглубь квартиры. А когда дядька начал требовать, чтобы Вовка дал ему стакан, а если не даст, то он сам залезет в окно и возьмёт, то испугавшись Вовка взял на кухне большой столовый нож, чтобы защищать и себя и в квартиру.
Дядька в квартиру к Вовке не полез — его другие отговорили, а просто уселся прямо в окне и закурил, и дым от его папиросы все время летел к ним в квартиру.
Ещё раньше мальчишки звали Вовку на улицу играть в футбол, но он не пошёл, потому что боялся, что без него дядьки непременно залезут в квартиру и что-нибудь тут набедокурят.
В это время с работы пришёл папа. Он подошёл к дядькам и стал с ними разговаривать. Дядька,который сидел в окне, встал и стал грубо отвечать папе, сильно матерясь.
Вовка услышав папин голос, высунулся в окошко и рассказал папе про то, как дядьки его напугали, как вот это требовал ему стакан и хотел залезть в окно, а потом курил, специально пуская дым в их квартиру.
Папа сказал Вовке, чтобы он ушёл в комнату и пока он слезал с подоконника, а потом с дивана, папа сделал так, что двое дядек упали на асфальт, третий — присел, держась за живот, а четвёртый побежал прочь от их окна, но запнулся и тоже упал, только сам.
Папа на него посмотрел и не стал его догонять — он просто что-то ещё раз объяснил тому гаду, который пугал Вовку. Даже показалось, что папа ему врезал кулаком еще раз. По лицу папы было видно, что он рассердился, и рассердился очень сильно, совсем не так, как когда от него доставалось самому Вовке, а по-настоящему.
Вовка после этого случая немножко побаивался оставаться один дома, особенно, когда были открыты окна. А потом, когда лето кончилось, так и перестал.
Да, наверно, не очень приятно жить, когда у тебя окна так низко над землей и в них может заглянуть любой прохожий. Но, ничего. Зато по их лестничной площадке кроме них и соседей Трегубовых никто никогда не ходил. А потому там всегда было чисто — чище, чем на других этажах, не натоптано. И у них на две семьи было еще одно классное место, которое никому, как говорил папа, не мозолило глаза - под лестницей. Это было только их место и больше ничьё. У Трегубовых там стояла только старая коляска — одна из девчонок была еще маленькая и её на коляске возили в детские ясли. Но зато было ещё море места! Там можно было спрятать целый велик — хоть «Школьник», хоть «Орленок» - они помещались запросто! Да и «Спутник», если бы он был, тоже можно было бы приютить.
Летом Вовка прятал там их общий с друзьями - дворовыми мальчишками - самокат. Он и сейчас лежал там на боку на привычном месте, но уже была поздняя осень, почти зима, и на самокате кататься было холодно и мокро. Из большущего переднего подшипника, который, собственно и был передним колесом самоката, прямо под коленку летели холодные мокрые брызги из грязных луж. Штаны от колена и вверх, и вниз становились грязными и мокрыми, и от того было ещё холоднее. А потом можно было простыть и лежать больным и пить горькущий хлористый кальций и противный рыбий жир. А еще и таблетки, намятые мамой в столовой ложке. Кому это понравится?
А так-то самокат был ничего себе так — из деревянных досок, к которым были прикреплены подшипники, на которых он, собственно, и катился по асфальту, дребезжа и гремя на всю округу. Вот только по мягкой земле на нем долго не покатаешься — подшипник забивается грязью и никуда не едет. Так что, ездить на этом самокате надо было только по асфальту, чтобы не сидеть потом, грязь из него не выковыривать...
И вдруг под их лестницей поселился и уже больше месяца или двух жил кот. Здоровенный такой, гораздо больше многих котов, с которыми Вовка был знаком. Вот он-то Вовку и поджидал.
Странно, папа никогда не любил кошек. Нет, он их не обижал, просто был к ним равнодушен. Но когда узнал, что этот кот поселился у них под лестницей, он даже ему подстилку соорудил из старого одеялка - живи тут.
А всё потому, что папа с этим котом был уже знаком. Как-то однажды ночью, это ещё весной было, мама не закрыла форточку на кухне, а котяра влез к ним на кухню, чтобы поживиться какой-нибудь едой. Папа, услышав шум, бросился на кухню и поймал кота, крепко прижав его к столу. Папа потом рассказывал, что чуть было в гневе не отрубил коту хвост — топорик-то с длинной ручкой был тогда на кухне, но папа до него дотянуться не мог. Кот вырывался и орал благим матом, но вырваться не мог — папа же у Вовки очень-преочень сильный, вон какие мускулы у него на руках. Но потом папа успокоился — как он сказал, остыл — и отпустил кота. А тот - пулей через форточку вылетел обратно на улицу — хорошо хоть, что ничего не разбил и сам не повредился.
Но папа на него зла не держал. Да и кот, наверно тоже. Потому что потом-то они подружились.
А еще папа ему как-то положил на картонке от старой коробки много мелкой рыбы из речки Патрушихи, которую ему отдал кто-то из соседей.
Вовка знал, что взрослые дядьки и даже большие мальчишки в Патрушихе ловили раков на особую сетку - «морду». В неё, набитую размокшим в воде хлебом, раки заползали и вылезти назад не могли. И набивалось их в «морду» много, наверно штук по десять или больше. Да и сами раки были большущие и страшные, с твёрдыми клешнями. Но в этой «морде» ещё оказывалась и рыбёшка, в основном пескари и гальяны. Раков-то, говорят, варили и съедали, при этом они почему-то становились красными. Вовка пробовал, но ему, если честно, не очень понравилось. А рыбёшку никто не ел кроме кошек — из неё нормальную уху не сваришь, да и мало её на уху-то. Вот и принесли этих рыбок папе - для Васьки.
Кот эту рыбу съел почти мгновенно — видимо был очень голодный. А папа стоял и смотрел, и Вовка тоже смотрел, как кот, почти не жуя, проглатывает рыбинок одну за другой.
Папа сказал, что будет этого кота называть Васькой. Он даже погладил его по голове и несколько раз произнес: Васька, Васька. Кот, жмурясь, закрывал глаза и пригибал голову к земле, но не сопротивлялся, и даже немножко замуркал. Вовка сначала хотел спросить папу — разве коты знают, как их зовут? Но потом, когда папа сказал: Васька, пойдем, и Васька не медля встал и пошел, Вовка понял — умные коты запоминают и знают, когда к ним обращаются по имени. А Васька явно был из умных котов.
Васькина голова была всегда в красно-коричневых царапинах. Такие царапины обычно украшали Вовкины локти и колени. Но это летом. Правда, некоторые царапины не до конца зажили и по сей день, и их можно было разглядеть в виде светлых полосок на коже. Вовка знал каждую царапину — вот это он упал, когда гоняли в футбол, а ему подставили подножку, а это, когда они с Сережкой из соседнего дома немножко подрались и оба упали на землю и даже катались по ней. Но так, не сильно. А царапины на животе и груди у него были от того, что когда Вовка с мальчишками лазали у бабушки на Широкой речке на черемуху за ягодами, он не удержался на ветке и, падая с неё, умудрился ухватиться за ствол, обнять и съехать по нему вниз, обдирая живот, шею, ноги и даже лицо. Мама потом долго мазала его больнючим йодом, ругала, но наказывать не стала, радуясь тому, что всё обошлось. А потом так и вообще поцеловала. Мама — она всегда так, сначала занервничает, поругает, потом успокоится, обнимет и поцелует.
Про кота и его царапины мама говорила, что это у него от драк с другими котами. И хоть Вовка никогда не видел, чтобы этот кот с кем-то дрался, но маме он верил. А ещё мамины слова подтверждало то, что у Васьки и ушей-то на голове почти не было — какие-то обрубки, как-будто их обкусали или обрезали ножницами, но неровно.
Васька вел себя странно — он мог прожить под лестницей неделю, никак особенно себя не выказывая. Но какой-нибудь ночью мог начать громко мяукать и не утихать до утра, или до тех пор пока ему кто-нибудь не принесёт еды.
Потом он уходил и не возвращался неделю или даже две, а когда появлялся, то лежал на подстилке, тяжело дыша и снова вымяукивая покушать. В гулком, как труба, подъезде пятиэтажки его скрипуче-противный голос эхом долетал до пятого этажа и был слышен всем жильцам. Тем более ночью, когда во всех квартирах все спали и была тишина. Но в их подъезде жили и люди, которые работали в разные смены и уходили на работу или возвращались с неё даже ночью. Наверно, они и приносили Ваське ночью еду.
И всё равно — его никто не прогонял из подъезда и даже не ругал, словно про него знали что-то такое, что делало его вполне себе авторитетным котом и зачем-то нужным жильцам подъезда.
А еще у него стояло большое блюдце с немножко оббитым краешком, в которую мама наливала воду, чтобы Васька мог попить. Или молоко. Но иногда это делал кто-то из девчонок Трегубовых из квартиры напротив. Их было трое — Верка, Надька и Любка. Нормальные были девчонки, не противные, не жалобщицкие.
Сейчас кот сидел на коврике у Вовкиной квартиры, словно поджидая кого-нибудь, кто ему откроет дверь и впустит внутрь. Вовка по ночам спал — как говорила мама - «пушкой не разбудишь» и не слышал никаких котовьих мяуканий. Но однажды он проснулся от какого-то воя, утробного и пугающего. И испугался. Потом Вовка снова уснул и на утро про свой испуг уже не помнил, но Ваську, если честно-пречестно, стал немного побаиваться. Почему-то. Не так, чтобы очень побаиваться, совсем немножко. Но все-таки.
Спускаясь по лестнице, Вовка разглядел сквозь лёгкий полумрак, живописно расцарапанную морду кота и недовольный вид, как бы говорящий,
- Ну, где ты там ходишь, долго тебя ждать? - Давай, открывай.
Кот был оживлен и подвижен. Его обычная меланхоличность и показная медлительность куда-то делись. Было похоже, что он хочет прорваться в квартиру вслед за Вовкой, а то и впереди него.
Вовка про себя даже улыбнулся — наверно кот себе придумал, что как-будто бы живет в их квартире.
- Ага. Так вот живёт себе, потом вышел из дому, наверно, погулять, а ключи дома забыл…И вот дождался, наконец-то дома, - думал Вовка и улыбался собственным шутливым мыслям.
Вовка осторожно и аккуратно ногой отодвинул кота от входа — мама категорически запретила пускать его в квартиру, особенно, когда их с папой нет дома. Кот недовольно ворчал и сопротивлялся, но понял, что в квартиру его не пустят, и с важным видом — а не очень-то и хотелось - проследовал к себе под лестницу.
Вовка снял с шеи шнурок с нанизанным на него ключом от квартиры и открыл входную дверь.
В квартире, как всегда было тепло и сыро, и стоял характерный запах, к которому, Вовка давно привык и не особенно замечал, но всё-таки ощущал, когда приходил с улицы, где свежий воздух и иногда пахло какой-то резиной.
А вот что его удручало, так то, что от сырости в квартире болела мама. Летом еще куда ни шло, особенно, когда на улице была жара, а в их квартире было прохладно. Да и проветривать летом можно было просто открыв окна. Но зимой проветривать было невозможно — очень холодно становилось, поэтому от сырости зимой мама болела чаще и сильнее.
У мамы был ревматизм. Просто так, на слух, слово ревматизм Вовка даже сначала считал красивым таким словом, звонким и внятным. Но вскоре он понял, что этим словом называется то, от чего у мамы болят не только суставы рук и ног, но и сердце. И у Вовки иногда болела рука или нога, даже попа, когда он ударился о железяку, когда с мальчишками ползал по трактору, но сердце у него никогда не болело. Если честно, Вовка никак не мог себе представить, как это, когда болит сердце, но все равно - слово ревматизм он прямо возненавидел.
Квартира, в которой жила вся их семья, была не очень большая. Даже можно сказать — маленькая. Но отдельная. Кроме их семьи в этой квартире больше никто не жил. А-то еще недавно они жили в комнате в доме напротив, где гастроном. Там у них была только одна комната, но большая. В самом же доме жило много, даже очень много людей. Мама говорила, что такой дом устроен, как коридорная система.
В их квартире была одна комната и в ней они всей семьей и жили, и кушали, и спали, и ходили в туалет. Коридор в квартире был не огромный, как в доме напротив, а маленький и в нём никак не поиграешь. Зато у них была еще кухня. И не с какой-то маленькой электроплиткой с раскаляющейся докрасна спиралью на столике в углу, а с настоящей газовой плитой на две конфорки и даже газовой духовкой, в которой мама пекла настоящие вкуснятинские пироги с картошкой или с яйцами, капустой и луком. В коридоре на полу папа уложил зеленый с пёстринками линолеум, а вдоль стены соорудил классную вешалку для пальто и шуб и тумбочку для обуви.
Ещё была ванная комната с высоченным пузатым железным «титаном». В нижней части «титана» была печка, а верхней — бак с водой, который наполнялся водой из водопровода. От огня в печке внизу вода в баке нагревалась и была сильно горячей, можно сказать кипятошной. А если надо было сделать её тёплой, надо было только открыть два краника — горячей воды и холодной и они разбавляли друг друга, когда текли Вовке на руки. Горячей или тёплой водой можно было мыться, как в бане — и в взрослым и детям. А утром вода в баке ещё не остывала и можно было умываться теплой водой и не морозить руки под краном одной только холодной, которая была холоднее снега.
Вовке их отдельная квартира, конечно, нравилась. Но в старом доме, где у них была только комната без кухни и ванной, было много детей, и много места. Они играли с пацанами в войнушку, в прятки и еще во всякие игры. А девчонки даже в классики играли, нарисовав их мелом на каменном полу между этажами. Правда, взрослым не нравилось, что дети играли слишком шумно и они делали замечания, и в конце концов разгоняли всех по домам, но все равно было весело.
Не все мальчишки там были друзьями, были и враги, и даже дрались иногда, но не сильно. Если сильно, то можно было ещё получить и от папы, если сам виноват в драке.
В Вовкиной квартире туалет был всегда чистый и никогда ничем не пахнул, разве только мылом или «Недой» — такой пастой для мытья туалетов и раковин. А в том доме туалетов было в каждом конце коридора по два — мужской и женский. Вовка не знал, как там было устроено в женском — он там никогда не был, а в мужском было несколько кабинок, чтобы могли зайти сразу несколько человек, и все кабинки жутко воняли какой-то противной кислятиной. И Вовке и брату — он же еще совсем маленький - разрешалось «ходить» на горшок прямо в комнате, у входной двери.
Вовку тогда водили в детский садик и мама обычно следила, чтобы он еще днем сходил на горшок, пока в садике. Потом Вовке стали разрешать бегать пописать в дальний общий туалет, где от вони даже глаза щипало. Ему там совсем не нравилось, но от того, что ему разрешали ходить во взрослый туалет, то Вовка и ощущал себя как взрослый.
А ванну для мытья, в том старом доме, заменял эмалированный большущий таз, в котором мама мыла их по-очереди с братом, грея воду в белом - тоже эмалированном - ведре здоровенным серебристым кипятильником, втыкаемом прямо в электрическую розетку. Но это было как-то неуютно и хлопотно. Зато, когда мама мыла его в их новой квартире, прямо из титана, это было здоровски и по-настоящему. Иногда папа наливал полную ванну теплой воды и в ней можно было нырять и плавать. Хотя бы чуть-чуть.
Вовка еще в коридоре увидел на столе мамину записку. Раздевшись, он зашел в комнату и прочитал — «Лёша, пришлось вызывать скорую. Если смогу, позвоню из больницы».
А внизу было приписано — «Вова, папу не дожидайся, в пять часов забери Гошу из садика. Осторожно через дорогу. Обед приготовишь — ты большой, ты умеешь! Банка с тушенкой открыта, картошка в сетке под подоконником. Слушайся папу. Целую мама».
Вовка прочитал мамину записку и все понял. Он ещё раз с удовольствием почувствовал себя большим, потому что уже умел читать по-письменному. Но пока только мамин почерк. Папин был красивый, с завитушками, но читать его было трудно и не всегда получалось. А мамин — запросто. Он вообще, хоть и учился в первом классе, но уже во второй четверти, и потому много чего знал.
Мама писала красиво и ровно и учила Вовку писать так же. Он даже завидовал маме, как здоровски у нее получалось, прямо так же как в прописях. А у него, как в прописях, не получалось совсем.
- Ещё научишься, какие твои годы, говорила мама, когда Вовка из-за этого расстраивался!
Вовка, конечно, понял, что если маму увезли на скорой, значит - в больницу и её сегодня дома не будет,а забирать Гошку из садика надо будет ему. А во сколько? - Мама же написала — в пять. Мама всегда, когда идет с работы в пять, его забирает.
Тут Вовкино внимание привлек звук, как будто кто-то где-то чего-то царапал или точил. Вовка уже слышал похожий звук, только не такой громкий. Тогда мама сказала, что это, наверно, мышки грызут что-то под полом, наверно просто кушают.
- Чего же они такого твердого могут кушать? Да еще так громко — они же такие маленькие, - подумал Вовка, но не сразу, а потом, когда лежал в постели, засыпая.
А тогда вечером, когда папа пришел с работы, мама рассказала ему про звук и сказала, что надо вызвать дератизаторов. Вовка запомнил тогда это слово. Он вообще любил узнавать и запоминать новые слова, особенно те, значение которых ему было сразу непонятно, и про которые он потом может много чего нового узнать.
Но — это было тогда, а сейчас Вовка топнул ногой и прикрикнул — чисто машинально, как бы отпугивая мышку на всякий случай. А потом нагнулся и заглянул под кровать, но там было темно и Вовка ничего не увидел. Тогда он полез в шкаф, где в нижнем ящике лежал папин фонарик — длинный и блестящий с кругленькой коричневой кнопкой, которую трудно было нажать, чтобы фонарик засветил. Но Вовка справился и посветил под кровать. Скрежет стих и Вовка спокойно оглядел пространство под кроватью. Он с трудом отодвинул чемодан, в котором у мамы лежало всё совсем не интересное — какие-то скатерти, наволочки, бывшие Гошкины пеленки, старые одеялки и прочие тряпочные вещи — и заметил в самом углу что-то вроде квадратной палки, вставленной прямо в угол, где сходились плинтусы от разных стен. Понятно, что этот клин туда вколотил папа — ну не мама же. А раньше его здесь не было.
В это время из подъезда, из-за двери, громко и властно мявкнул Васька, словно настаивая — а ну, открой мне дверь!
- Ещё тебя тут не хватало! - подумал Вовка и дверь открывать не стал.
Убедившись, что всё в порядке, он выключил фонарь, положил его на место, и посмотрел на часы, висевшие на стене.
Вовка уже умел разбираться во времени. Читать он научился давно, когда ему еще и пять лет не исполнилось. В детском саду ему давали в руки какую-нибудь книжку, усаживали вокруг него ребят из его группы и он читал им всякие сказки и рассказы. Но это было очень давно, целых два или три года назад.
С тех пор Вовка стал гораздо умней — он прямо чувствовал, как он становится умнее. Он всегда сравнивал дни - вчерашний и сегодняшний, и оставался доволен, если ему удавалось сделать всё правильно, без ошибок и оплошностей. Но, иногда не получалось, и Вовка из-за этого расстраивался. Но не сильно. Он знал, что завтра будет еще один день, потом ещё один, и ещё, и он всё равно справится. Потому что научится.
Но это еще что! Вовка умел вычитать одно число из другого и умел их прибавлять. И у него всегда получалось правильно. Но главное — он понимал, как надо складывать или вычитать время! Он гордился тем, что умел прибавить к восьми часам утра еще восемь, чтобы получилось четыре часа. Так мама работала на работе. и еще один час, когда она приходила на обед. И у него спокойно получалось пять вечера. А ведь если просто складывать цифры, восемь и девять получится семнаднать, а если время, то — пять. Это же целая тайна, как получается правильное время, и Вовка ее знал. И друзьям про нее рассказывал.
Вот и сейчас — Вовка посмотрел на часы - время еще мало, всего-то около одного часа. А надо пойти в пять. Это целых четыре часа. Нужно будет сделать уроки, и обязательно правильно и красиво все написать в прописях, чтобы папа прямо удивился, когда будет проверять.
Вовка снял школьную форму и переоделся так, чтобы потом пойти на улицу, а потом можно было пойти погулять и прямо с улицы пойти в садик за братом.
Мама всегда говорила, что, пришел из школы — вымой руки, пообедай, сделай уроки и иди гуляй. Вовка подумал, что руки сейчас можно и не мыть — все равно картошку чистить — и пошел на кухню.
На кухне вкусно пахло чем-то мясным. На столике в углу он увидел прикрытую тарелкой банку с китайской тушенкой, на которой были написаны китайские буквы, которые называют иероглифы. А посередине было написано нормальными буквами «ВЕЛИКАЯ СТЕНА».
Мама его научила варить суп из тушенки и сейчас он собирался использовать свои знания. Мама обычно хвалила Вовку за то, что он все делал внимательно и у него получалось вкусно. Даже папе. Обычно папа удивлялся — как это у Вовки так вкусно получается — и хвалил его. И Вовке его похвала нравилась. И вообще, папа у него был классный, особенно, когда не ругался и не порол его ремнем за всякие Вовкины выходки, как говорила мама. Вовка знал, что всякий раз он был сам виноват в том, что ему доставалось от папы. Да и чего — совсем и не больно. Да, кстати, не каждый раз и доставалось.
Сварить суп из тушёнки было совсем не трудно. Вовка всегда сам чистил картошку и ему это нравилось — вот только очистки получались очень уж толстые, совсем не как у мамы. Но мама его за это нисколько не ругала и говорила, что если почаще тренироваться, то всё получится как надо.
Потом он наливал из-под крана воду в большую кастрюльку - так, не очень много, примерно половину. Потом надо было «выбухнуть» в неё всё из банки, но осторожно, чтобы не расплескать и не залить всё вокруг мокрою водой, и не собирать её потом тряпкой с пола и со стола. Поэтому Вовка проделывал это прямо на газовой плите. Затем надо было осторожно зажечь газ — Вовка гордился, что ему разрешали чиркать спичкой и зажигать газ. Он даже умел запросто его уменьшать и увеличивать, но иногда получалось, что газ мог погаснуть, если уж совсем маленький огонёк делать. Но это — ничего, можно снова зажечь газ и осторожненько так его уменьшить.
Сначала Вовка почистил и порезал на дольки три довольно большие картофелины. После этого налил из-под крана воды в кастрюлю, поставил на плиту, бухнул в неё тушенку, туда же отправил нарезанную картошку, тщательно помешал всё это ложкой и стал ждать, когда вода закипит, чтобы уменьшить огонь на плите.
На подоконнике в кухне лежала его любимая газета — Пионерская правда. Вовка взял её и уселся читать, как папа — он всегда, когда надо было подождать чего-то, читал газету, только свою — Известия.
Вскоре вода закипела, Вовка уменьшил огонь, и стал ждать, когда сварится картошка в супе, читая газету. Её принес папа.- он всегда приносил «Пионерку», когда шёл с работы мимо газетного киоска. Он всегда покупал себе Известия, Вовке Пионерку, а маме Работницу — журнал такой. Гошке он покупал «Весёлые картинки», но это — не каждый день, как получалось. А мама сказала, что с нового года они все это будут получать прямо домой, в почтовый ящик, что у Вовки всегда будет своя газета и даже журнал — Пионер, хоть его ещё только-только приняли в октябрята. И у Гоньки будут свои журналы - «Весёлые картинки» и «Мурзилка». И не надо будет покупать их в киоске — пусть приносит почтальон.
Вскоре картошка сварилась. Вовка тыкал ее вилкой и она мягко протыкалась и даже немножко разваливалась.
Вовка выключил газ, поварешкой налил суп себе в тарелку и, прихватив через кухонное полотенце, поставил на подоконник, чтобы он немножко остыл. Потом он вспомнил, что не вымыл руки и пошел в ванну исправлять свою ошибку.
Вернувшись из ванной, он отрезал себе хлеба — у него это вообще-то здорово получалось, но не всегда, потому что иногда не хватало сил, если хлеб был засохший.
- Так, - подумал Вовка, - за хлебом сегодня идти не надо — он его вчера покупал и сегодня ему бы его не продали. У них в посёлке совсем ещё недавно отремонтированный хлебный магазин снова почему-то закрыли, как буто на ремонт, и стали продавать хлеб не в магазине, а в соседнем доме и почему-то по карточкам.
На одного человека полагалось пол-булки хлеба, а их в семье четверо, значит две булки на семью. Мама поручала Вовке, купить хлеб и оставляла ему деньги — 36 копеек на две булки, потому что днём очередь была поменьше и хлеб был свежий. Только любимых Вовкиных пирожков с повидлом за пять копеек и маминой любимой сайки за семь, почему-то больше не продавали, и от этого было грустновато.
Папа в разговоре с мамой почему-то тихо ругал Хрущева, и называл его во всем виноватым. Вовка знал, что это тот Хрущев, который нарисован в Азбуке - почти в самом конце - где про него написано, что он самый великий борец за мир. Вовка однажды даже хотел заступиться, чтобы папа его не ругал, но не успел — мама повела его мыться в ванну. А потом он и забыл.
Пока Вовка готовил обед и ждал, когда остынет суп, он сперва почитал газету, а потом достал учебники из портфеля. На часах стало еще не два часа, но больше пол-второго - где-то по середине. Мама называла такое положение минутной стрелки «без пятнадцати». Но почему именно без пятнадцати, Вовка пока не знал.
Суп получился вкусный и тарелку его Вовка съел с удовольствием.
Потом Вовка поставил тарелку в раковину, помыл ее тряпочкой с мылом, поставил на обтекалку и пошел в комнату делать уроки.
Уроков было не много — надо было написать в тетрадке в косую линейку несколько строчек букв, потом написать из Азбуки всего-то шесть слов и правильно вставить буквы, там, где вместо них были нарисованы точки. В общем — это была легкотня и Вовка справился с заданием быстро.
Потом он писал в прописях целую страницу. Получалось даже хорошо и Вовка немножко помечтал, представляя, как папа смотрит прописи и хвалит его за хорошую работу.
По арифметике задание было и того меньше и тоже легкотня.
Вовка посмотрел на часы и увидел , что все его домашнее задание заняло чуточку больше, чем полчаса.
Вовка снова, как час назад услышал, как кто-то скребется под кроватью и он снова топнул ногой и громко крикнул. Скрёб прекратился. Вовка посидел с минутку, подождал, но не он возобновлялся.
Всё, можно было собираться и идти на улицу. Там было еще светло — всего-то пол-третьего. Вовка посмотрел в окно и разглядел, что на площадке около дома на улице Завет Ильича, его друзья уже заиграли в хоккей. Вовка быстренько оделся и уже потянулся за клюшкой.
Тут его внимание привлекло какое-то движение около кухонной двери, будто кто-то за нее шмыгнул. Чуткий Вовкин слух уловил легонькое такое цок-цок-цок и тут же всё стихло.
Вовка подошел к кухонной двери и приоткрыв ее на себя осторожно заглянул. И тут же чуть не закричал! Там сидела крыса! Не такая уж и большая, гораздо меньше кошки, раза в три, наверно, но всё равно Вовка испугался. Он не знал, что надо делать, и надо ли ее бояться, опасна ли она для него, когда ни он на неё не нападает, ни она на него. Крыса никуда не убегала, ничего не делала — просто смотрела на Вовку круглыми глазками, а он на нее. Вовке даже показалось, что крыса как бы сидит в засаде, что он сейчас отвернется и пойдет, а она на него напрыгнет и укусит, чего доброго. Вовка стоял и внимательно смотрел на крысу, пытаясь сообразить, как выходить из этой ситуации, а крыса сидела и таращила на Вовку свои бусинки-глазки и, похоже, ни о чем не думала, просто сидела и смотрела, совершенно Вовку не боясь. Всё бы ничего, но Вовке надо было идти, там за дверью была куча дел и друзья ждали, когда он выйдет. Но и уйти из дома, оставив крысу здесь хозяйничать, он тоже не мог.
Постепенно страх у Вовки как-то сам собой прошел и он уже ничего не боялся, вот только честно - не знал что делать.
И тут за дверью протяжно завыл кот. Он видимо что-то слышал или чувствовал, но заныл он как-то по-особенному, не так, как обычно, когда он выклянчивал поесть. И Вовка понял, что надо делать. Он захлопнул дверь в кухню, чтобы крыса не могла вбежать в комнату и побежал к входной двери, чтобы впустить Ваську в квартиру. Конечно, думал Вовка, Васька и есть тот самый кот, который умеет расправляться с крысами — он слышал, как мама с папой разговаривали про крыс и кошку. Как же это он раньше не догадался, что они говорили про Ваську.
Вовка провернул ключ в скважине и чуточку приоткрыл входную дверь, как Васька своим круглым исцарапанным лбом надавил на нее и прорвался в квартиру с диким воем настоящего боевого зверя, перед которым не может устоять никакая крысиная сила.
Васька сразу усек, где находится крыса и набросился на кухонную дверь пробивая ее все так же лбом. Дверь хоть и была прикрыта, но Васькиного напора не выдержала и распахнулась как милая, а крыса, не особо церемонясь пронырнула под Васькиным брюхом и кинулась прямо под кровать, где Вовка совсем недавно осматривал пространство с папиным фонариком. Васька тут же бросился за ней под кровать, но видимо не смог протиснуться между чемоданом с мамиными тряпками и стеной.
Васька из под кровати не вылезал, а как бы затаился в засаде, в надежде на то, что крыса сейчас снова вылезет и пойдет на кухню.
Вовка опять залез в шкаф, взял фонарик, нажал трудную кнопку, отодвинул чемодан и посветил в самый угол. Самое интересное, что та заглушка, которую папа вколотил в самый угол, мирно лежала на полу, а в углу зияла дыра, сквозь которую, видимо, и пролезла крыса, прежде чем добраться до кухни.
Вовка улегся на пол, дополз до угла, взял заглушку и вставил ее в дыру. Заглушка, конечно, всего лишь прикрывала крысиный лаз, но никак не могла противостоять крысе, если она захочет вновь проникнуть в квартиру. Единственное, что мог сделать Вовка, это заставить эту дыру чемоданом, чтобы крыса не могла просунуться. Конечно, это было — как сказала бы мама - только для успокоения совести, но хоть что-нибудь должно было стать препятствием для этой крысы.
Ну, да ладно, скоро придет папа, он сумеет сделать так, чтобы никакие крысы не пролезли…
Вовка вылез из-под кровати, выключил фонарик и стал вытаскивать Ваську. Васька почти не сопротивлялся, но он был такой тяжелый, что Вовка с трудом его одолел. Он схватил его в охапку и понес к входной двери отпустил его на пол уже там, за дверью. Кот недовольно потряс лапами, изобразил потрясывание хвостом и удалился к себе под лестницу. Вовка закрыл за котом дверь и пошел на кухню. Вслед себе он услышал заунывное мяукание, которым кот обычно выклянчивал еду. Вовка оторвал от своей любимой «пионерки» листок с фотографиями и картинками, где читать было нечего и свернул его кульком. Потом поварешкой выловил из супа кусок свиной тушенки, уже немного остывшей, сложил его в кулек и стараясь не накапать на пол, понес кулек коту.
Кот принял угощение с недовольным видом, но поедать его стал немедленно и сразу… Вовка еще не успел отойти от голодного кота, как куска тушенки на газете уже не было. Он подобрал газету понес ее домой -выбросить.
- Ладно, давай, жди. Папа придет он тебя накормит. Или я, если приду раньше — сказал Вовка.
Хоккейный матч он застал в самом разгаре, если не сказать, что он уже близился к концу. Вовка и не заметил, что воюя с крысой, он потратил почти полчаса своего времени или даже больше.
Мальчишки стали потихоньку расходиться — кто уроки делать, кого родители позвали. Темнеть, как бы еще не начало, но солнца не было видно и небо в той стороне, где улица Самолетная, начало приобретать расцветки, характерные для закатов последней декады ноября.
Скоро мальчишек почти не осталось, они с одним из его друзей- одноклассников кидали шайбу в деревянную стенку сарая, на которой были нарисованы мелом хоккейные ворота, а потом и это надоело.
Вовка пошел домой, поставил в угол коридора хоккейную клюшку, глянул на часы — было еще полпятого — заглянул под кровать и за дверь кухни. Всё было спокойно, крыс не было, только где-то слышался характерный узнаваемый звук — кто-то что-то с аппетитом грыз-перегрызал.
Вовка попил воды из носика металлического чайника и пошел на выход, за братом в детский сад.
Кот под лестницей совсем не орал, а вел себя тихо и спокойно, наверно даже спал. Но Вовка не стал заглядывать, а поднялся по лестнице и вышел на улицу.
В детский садик идти было не далеко, дорогу Вовка, конечно, знал, он и сам в него ходил еще в этом году, до того, как пошел в школу.
- О-о-о! Вот Ольга Ефимовна-то удивится, когда я приду в садик не как какой-нибудь детсадовский, а как взрослый, забирать из садика брата.
На улице был снег, погода была похожа на зимнюю, но было не холодно, хотя снег лежал плотно и не таял.
Вовка начал было еще мечтать о том, как он вообще всех удивит, но тут он увидел папу, идущего навстречу и ведущего брата за руку. На брате была цигейковая черная шубка, в которой когда-то ходил Вовка, круглая тоже цигейковая шапка, обхваченная резинкой и ярко зеленый шарф — тоже когда-то Вовкин.
Папа и Вовка обрадовались друг другу, не обрадовался только брат, который увлеченно рассказывал папе что-то важное из детсадовской жизни и, наверно, подумал, что Вовка сейчас будет ему мешать.
Но Вовка не мешал, а шел рядом и помалкивал, потому что видел, что папе интересно, что ему рассказывает брат. Он уже сообразил, что раз папа зашел в садик за братом, значит про маму он всё знает, значит мама ему дозвонилась, и папа скорее всего в столярку нынче вечером не пойдет.
Так они дошли до дома, и папа сказал Вовке идти домой, отвести домой брата, дома его переодеть в домашнее и дать попить из чайника кипяченой воды, если есть.
Сам папа пошел в гастроном чего-нибудь купить, но Вовка сказал ему, чтобы он не задерживался, потому что есть серьезное дело дома и без папы его не сделать.
Папа посмотрел на Вовку спокойно и пристально, переспросил — что, на самом деле серьезно? И не дожидаясь Вовкиного «угу», пообещал, что сразу же вслед за ними придет домой.
Вовка не стал брать брата за руку — большой уже, четыре года, может и сам дойти, но зато брат подскочил и сам взял Вовку за руку. Пошли.
Кот всё также лежал под лестницей и громко урчал.
- Хорошо, что он на месте, - подумал Вовка, но трогать кота не стал.
Войдя в дом, Вовка сразу же налил брату воды в стакан, но тот заныл, что он хочет попить из носика и стакан был тут же отставлен в сторону и заменен на чайник. Вовка держал чайник наклонив его, а брат, присосавшись к носику долго мелкими глотками пил воду, пока не запыхался. Вовка понимал брата — он тоже любил пить воду из носика чайника, если она не была горячей.
Они еще не успели переодеться, как пришел папа и ссыпал на кухонный стол множество пакетиков сушеного супа. Там было много еще чего, но Вовка обратил внимание в первую очередь на суп. Такой суп он умел варить запростулечку, потому что, как ни крути, но банку с тушенкой открывать труднее, чем отрезать ножницами угол пакета. И открывать банку должен был кто-то из взрослых, Вовке пока еще сил не хватало.
Пока папа разогревал на плите суп, резал колбасу, сыр и хлеб, Вовка рассказал про кота Ваську, который ждал его у двери, который выклянчил немного тушенки из супа и бегал по квартире за крысой. Папа слушал очень внимательно и молчал, что-то обдумывая. Потом папа сказал, что Вовка молодец и вел себя правильно. Что именно так и надо было действовать. Что не беда, что не поймали крысу — она уже здесь и никуда от Васьки не уйдет и обязательно будет поймана и наказана.
Проверять Вовкины уроки папа не стал, сказал, что он полностью доверяет старшему сыну, который правильно и честно делает свое дело. Вовка сначала хотел обидеться, что папа не смотрит в прописях, как он красиво все написал, но потом понял, что обижаться здесь не на что, а скорее можно немножко погордиться, что папа сказал такие важные слова, оценивая Вовкины дела. В конце концов Вовка остался доволен и собой, и папой.
Потом был вечер. Братишка смотрел какую-то взрослую передачу и уснул прямо на стуле, чуть с него не упав. Папа перенес его на диван, аккуратно снял штанишки, кофту, лифчик с пристегнутыми к нему на резинки чулками, уложил в кроватку и укрыл одеяльцем.
Вовка, сидя за столом, читал толстую взрослую книжку в коленкоровом переплете с мудреным названием «Русское народное поэтическое творчество». Книжка хоть и была взрослой, но там были и сказки и былины про Илью Муромца и Святогора, и всякие пословицы, стихи и даже загадки. Вовке было очень интересно. В этой книжке было много всего, что можно было прочитать и даже запомнить, чтобы после рассказать друзьям или даже на уроке.
Потом они еще разговаривали с папой о том, о сём. Вечер как-то постепенно подошёл к концу и надо было ложиться спать.
Вовка пошёл в ванную комнату и умылся перед сном. В ванной припахивало дымом - папа растопил печку в «титане». Наверно, папа будет мыться в ванне, - подумал Вовка.
Когда он выходил и ванной комнаты, он увидел, что входная дверь приоткрыта, а папа, стоя у лестницы и наклонившись, вытаскивает Ваську из его убежища.
Папа с Васькой на руках вошел в квартиру, закрыл за собой дверь и зашёл в ванную. Перед тем, как закрыть дверь, папа сказал Вовке, чтобы тот ложился спасть и поскорее засыпал.
Вовка слышал, как из крана течёт вода, как недовольно взмяукивает Васька и понимал — папа моет кота в ванне, значит Васька будет у них жить. Ну, хоть немножечко.
Вовка улёгся на огромном диване и как обычно начал о чём-нибудь мечтать. Сегодня он мечтал о том, чтобы почувствовать, как он засыпает. Ему казалось странным, что человек не чувствует этой границы между тем, когда он ещё не спит и даже разговаривает и тем, когда он уже спит.
Когда он приезжал в гости к бабе Пане на Широкую Речку, он спал на мягкой перине из настоящих лебяжьих перьев рядом с бабушкой в её кровати. Бабушка всегда рассказывала ему перед сном какую-нибудь сказку. И что было Вовке интересно: вот только что она говорила громко и с выражением, и вдруг начинала произносить всякие разные слова, причем совсем не из сказки, а через несколько секунд уже засыпала и даже похрапывала. Вовка её будил, напоминал на чем она остановилась, бабушка с готовностью продолжала, но, спустя несколько секунд, снова засыпала.
Утром Вовка спрашивал бабушку, что она чувствует, когда засыпает. Бабушка смеялась и говорила, что ничего — уснула и уснула. И вообще — это тайна, как человек засыпает и просыпается. Что по-настоящему этого никто не знает.
Вовка заметил, что и сам он тоже не ощущает момент, когда засыпает. Он очень хотел узнать как это происходит. Но и в этот раз он уснул, так и не почувствовав заветной границы сна.
Проснулся Вовка ночью от шума, как-будто по комнате кто-то бегал, даже носился туда-сюда. Он слышал как кто-то пищал и громко мяучливо кричал. Он увидел, что папа огородил диван, на котором спал Вовка, стульями а спинки стульев обложил подушками. Стулья с подушками ограждали и кроватку брата. Папа Папа так никогда не делал и Вовке стало немножко любопытно — зачем. Он даже присел на диване и увидел, что на одном из стульев сидит сам папа и, наклонившись, что-то делает на полу. Сквозь дырочку между подушками Вовка увидел, что по комнате со всех ног гоняет кот Васька и при этом громко и недовольно мяучит.
- Пап, а что там такое, чего Васька орёт?
Папа повернулся к Вовке и строго сказал,
— Спать! Давай, ляг на подушку, вот так, и спи дальше. Я тебе потом всё расскажу. Давай, спи. Вовка согласился и закрыл глаза. Он немножко еще полежал, вслушиваясь в то, что происходит, но тут что-то негромко хрустнуло, шум прекратился и Вовка опять - не ощущая как - заснул.
Было ещё темно, когда папа разбудил Вовку, чтобы идти в школу.
Пока Вовка с трудом разлеплял глаза, чтобы совсем проснуться, папа склонившись над братом, целовал его в щеку и говорил ласковые слова, чтобы тот побыстрее просыпался и не куксился, когда проснётся.
Вовка слез с дивана и пошел в туалет.
Вода в «титане» была еще тёплой и Вовка с удовольствием умылся, потер мокрыми руками по телу, чтобы взбодриться и почистил зубы. Он делал это быстро и ловко — так его научила мама, потому что все в их семье просыпались примерно в одно время и практически одновременно уходили по своим делам — взрослые на работу, Вовка в школу, а брат в детсад.
Кота Васьки в доме не было и Вовка спросил папу — где он.
Папа ответил, что Васька теперь может гулять смело. По крайней мере несколько дней. Вовка сообразил, что папа имел в виду его любимую пословицу «сделал дело - гуляй смело». Её Вовка слышал от папы много раз и был с нею полностью согласен. Он всегда, когда выходил на улицу гулять, гулял смело, никого не боясь, и был доволен тем, что у енго это получалось.
- Пап, а какое дело сделал Васька?
- Полезное. И не одно. Несколько полезных дел.
- А сколько, - спросил Вовка.
- Много, целых шесть!
Ух ты, подумал Вовка и уже не знал, как спросить папу, что именно сделал Васька. И как спросишь, если видишь, что папа не очень хочет тебе это рассказывать. Но Вовка ошибся — папа охотно ответил на его вопрос.
- Много, сыночка! Васька поймал и загрыз за ночь целых шесть крыс. Одну даже утащил к себе под лестницу. Я хотел забрать и выбросить, но он зарычал на меня, прямо как наш Урал.
Вовка знал, что Урал — это собака овчарка. Он пока был маленький щенок, жил у Вовки дома, а как стал подрастать, начал становиться злым таким. И непонятно почему — его все любили, все баловали, а он стал такой злюкой. Слушал только папу, а ни Вовку, ни маму не слушал. Вообще не слушал. А маму так даже укусил, только не сильно — видимо знал, что если сильно, то ему от папы достанется.
- Ну, ладно, про Урала я потом вспомню, а пока надо про Ваську узнать, а то уже пора в школу, а я еще ничего про него не знаю, - думал Вовка.
- Пап, а он эту крысу съел уже или еще сейчас ест?
- Не знаю, может съел, может — нет.
- А ты говоришь, что он поймал шесть, одну забрал, а где остальные?
- Вон, в углу в пакете. Только ты не вздумай трогать, я их выброшу по пути на работу.
- Пап, а ты их на помойку выбросишь?
- Ну, куда же ещё. А почему ты спрашиваешь?
- А я там на помойке тоже видел крыс. Но мало. Одну и потом ещё одну. Они чего-то искали. Я знаю, что они там живут. Если ты выбросишь крыс этих, которые Васькины, то те крысы, которые на помойке, их могут найти.
- Ну и пусть, - сказал папа и пошел одевать брата, чтобы отвести в садик.
- Папа, а Васька их, этих крыс убил? Ну, которые у нас тут были.
- Конечно.
- А тебе их не жалко?
- Кого, крыс? Ни капельки! Зачем они в наш дом пришли? Мы же не пришли в их дом, мы же не пытались у них ничего украсть. И Васька тоже их не трогал.
- А те крысы, что на помойке, они были знакомы с нашими?
- Не знаю, а почему ты спрашиваешь? Тебя что-то беспокоит?
- А я подумал, те, помоечные крысы не придут нам отомстить за тех, которых Васька… ну, того… убил?
- Ты не думай ни о чём — всё в порядке. И не бойся никого. Если днём заслышишь крысу — выйди за дверь на площадку, позови Ваську или затащи в дом, а уж он сможет справиться с любой крысой, если что… Это мы с тобой сегодня видели. И даже не с одной.
- Это ты видел, пап, а я только от тебя узнал. Я ночью только видел, что ты сидел на стуле перед моим диваном, и еще другими стульями загораживал. Это ты меня защищал, да?
- Тебя. Тебя и Гоньку. Чтобы не напугали вас.
- И ты их отогнал?
- Да, пришлось. Но, я тебе скажу, бой был страшный. Крыс было несколько, а Васька один. Но как он дрался!
- Их было шесть?
- Мне показалось, что было больше, а некоторые просто убежали, когда поняли, что с Васькой им не справиться.
- А откуда они взялись? Из под кровати?
- Да. Я там заглушку ставил, но они ее то ли вытолкнули, то ли сгрызли. А скорее — и то и другое. Знаешь, Васька бьется с ними, а они все прибывают, на помощь спешат, наверно. Я даже, честно говоря, забеспокоился, что одолеют они Ваську.
- Но ты же не испугался? Правда, папа!
- Ну, конечно, нет. Я если и могу испугаться, то только за вас. И то, пока вы маленькие. Потом вырастите, я за вас пугаться уже не буду — сами будете справляться со всем.
- А ты эту дыру закроешь?
- Сейчас, вас отправлю в садик и в школу, вернусь и займусь этой дырой. Да и другие углы проверю.
- А Васька сейчас под лестницей? А ты его снова позовешь? А пусть он у нас поживет!
Папа усмехнулся и сказал,
- Ты, когда подрастешь, прочитаешь книжку про кота, который гуляет сам по себе. Есть кошки, которые совсем домашние - живут всегда дома, и на улицу носа не кажут. А есть, которые свободолюбивые и их никакими коврижками, точнее колбасками, в доме не удержишь. Васька — именно такой кот. Его дома не удержать. А где он там ходит, какую заразу на себе носит — никому не известно. Поэтому, жить он будет под лестницей, а если понадобится его помощь, так мы его быстренько позовем. Если он будет рядом. Если он не станет гулять по улице и шарить по помойкам, сможем взять его домой. Ну, поживем — увидим.
Это была вторая любимая папина пословица, которую он часто произносил. Но Вовка все равно почувствовал, что папа к Ваське относится хорошо, и если что, может взять его к ним домой.
Тут Вовка увидел, что около стенки стоит папин топорик на длинной ручке, которым он летом рубил всякие деревяшки и даже кусты у бабушки на огороде. Но спрашивать про топор Вовка не стал — ну, понятно же, зачем он здесь.
Вовка за разговорами с папой уже полностью собрался и оделся идти в школу. Осталось только позавтракать. А завтрак ему сделал папа и тоже пока они разговаривали. На столе для него лежал бутерброд с любимой докторской колбасой и стоял горячий чай, в который оставалось только насыпать сахар.
- Пап, а колбасу ты ему дал?
- Ну, конечно, я. А как же я отпущу его без колбасы — он настоящий боец, охотник, можно сказать профессионал по истреблению крыс. Заработал. А работа должна оплачиваться, сам понимаешь...
Вовка жевал колбасу и запивал ее сладким чаем, а папа ушел одевать младшего брата, чтобы вести его в садик. Вовка вспоминал про то, как он проснулся среди ночи, как смотрел на ограду из стульев и подушек, которую соорудил папа, чтобы его защитить. Да, конечно, думал Вовка, повезло ему с папой. Вот уж кто — кто, а папа-то его всегда защитит. И он уже давно не вспоминал, как папа выпорол его ремнем за то, что Вовка курил за сараем с мальчишками стыренные у папы папиросы «Казбек». И главное, он за это на папу совсем не был в обиде.
Дожевывая последний кусочек колбасы, когда вспомнил про шум и возню на полу, про звуки, как будто кто-то шипел и пищал. А это было оно - самое настоящее сражение, которое учинил Васька. Вовка даже немножко расстроился, что пропустил самое главное - не увидел, как Васька победил этих противных крыс.
Вовка допил чай, забрал портфель и пошел одеваться, чтобы идти в школу. Потом он вышел из квартиры и заглянул под лестницу. Васьки под лестницей не было.
- Наверно придёт ещё, - подумал Вовка, - вот бы пришёл! Я бы ему свою колбасу отдал, только бы пришёл.
Вовка в школу бежал бегом. Нет, совсем не потому, что опаздывал. Ему не терпелось рассказать своим друзьям - Варяну и Садове — про Ваську и про сражение, которое сегодня ночью было в их квартире. Он шёл по привычной дороге и обгонял своих сверстников - первоклашек, которых родители вели в школу.
- Вова, а ты почему один, а где мама?
- А её в больницу положили.
- Когда?
- Вчера!
Вовка не любил, когда его расспрашивали про кого-нибудь и старался пойти быстрее, чтобы оторваться от вопрошающих.
- Я пойду, ладно?
- Ну, беги, беги. Осторожно только.
Вовка уже не отвечал. Он думал про своё — про Ваську. Он почему-то почувствовал, что Васька нравится ему всё больше.
- Он наверно даже друг, - думал Вовка, - по крайней мере, он мог бы быть другом. Настоящим.
До начала уроков, как всегда, была кутерьма, шум и крики. И случай, который можно было бы использовать для рассказа, никак не подворачивался. И на переменах тоже. А, когда все вместе шли домой, он немножко рассказал про Ваську. Но только немножко. А потом даже пожалел, что рассказал. И не потому, что ему не очень-то и поверили, а потому, что понял — не надо рассказывать. Васька — это его друг, а не всехный.
Мальчишки гурьбой ввалились в Вовкин подъезд и устроили галдёж, спускаясь под лестницу. Одеялко лежало на месте, блюдце со сколотым краешком, поставленное папой, чтобы Васька мог попить воды или молока, стояло рядом. На одеялке лежала нечто похожее на верёвочку, только коротенькое. Кто-то из мальчишек взял верёвочку в руки и тут же бросил на пол — все поняли, что это крысиный хвостик.
Тут, кто-то из взрослых — Вовкиных соседей — сделал замечание, что мальчишки очень громко себя ведут, а потом и вообще приказал всем — Марш на улицу! Мальчишки с таким же гвалтом, толкаясь и бузя, вывалились из подъездной двери и сбежав с уличной лестницы стремглав побежали вдоль двора. Вовка остался один и, сняв с шеи веревочку с ключом, начал открывать дверь в квартиру.
Дома был папа. В квартире всё было отодвинуто и перемещено. На полу лежали какие-то доски, брусочки и вся просверленная дырочками металлическая лента. Папа присел на кровати, поздоровался с Вовкой, улыбнулся, спросил про отметки в школе и вновь углубился в работу, подрезая пилой доски и брусочки. Потом снова сел там, за кроватью, на пол и начал что то приколачивать и прикручивать. Вовка немножко постоял, посмотрел, как папа заделывает дырку, прогрызенную крысами под кроватью, не стал задавать лишних вопросов, взял карточки и пошёл в соседний дом на улице Завет Ильича за хлебом. Хлеб он купил быстро — всего то полчаса прошло, как он вернулся домой с двумя мягкими и пахучими буханками. Папа еще работал там в углу. Вовка переоделся и стал заниматься своими делами.
Потом папа закончил работу и они вместе пообедали тем, что он успел ещё утром приготовить, и заодно доели вчерашний Вовкин суп из тушёнки. Вовка быстро сделал уроки, показал папе, как он классно пишет в прописях, получил похвалу, а когда совсем закончил, собрался и пошёл на улицу играть в хоккей. В этот раз он не опоздал.
Вечером, когда папа забрал брата из садика, они дружно играли и веселились.
Брат был совсем еще маленький — всего четыре года — но папа устраивал им настоящие конкурсы. Вовка с упоением читал стихи, которые знал — и те, что задавали в школе, и те, что он самостоятельно вычитал в «Родной речи», по которой ему еще только предстояло учиться после нового года. И братик тоже читал какие-то стихи и пел песенки. Побеждали они непременно по очереди, и главным призом за победу была ложка варенья. Брату папа давал чайную ложку клубничного варенья, а Вовке — целую десертную, да еще и любимого Вовкой малинового.
А Васька в этот вечер так и не пришёл. И на следующий день не пришёл, и ещё на следующий.
Появился он под лестницей недели через две. Весь поцарапанный и какой-то поникший. Это уже когда маму выписали из больницы. Вовка знал, что мама будет категорически против того, чтобы Ваську пускать к ним домой и поэтому не звал его в гости, да Васька и не просился. Он целыми днями лежал на одеялке и спал.
Мама, вообще-то, хорошо относилась к Ваське. Это на папу она ругалась, что он устроил крысиное побоище, когда в доме были дети, и не просто были, а спали… Она говорила, что никогда не простила бы ему, если бы с детьми что-нибудь случилось. И ещё она говорила, что нельзя же так, без ума рисковать детьми.
- Да, ничего, мам, всё нормально, - заступался за папу Вовка, - мы же победили. А кто не рискует, тот не пьёт шампанского.
Про шампанское Вовка услышал в кино по телевизору, которое было недавно, и эти слова ему очень понравились.
А Ваське мама наливала молока и давала рыбки из магазина, но маленькой такой, мойвы, кажется. Или кильки. Нет, не соленой — простой. И Васька был доволен жизнью — он щурил глаза и мурчал. Мама даже помазала зеленкой Васькины царапины на голове, но Васька уворачивался и не давался, чтобы его мазали.
А потом он ушёл. И опять надолго.
Он еще приходил раз два или три, а весной и пропал. Совсем.
Но самое главное, что в их квартиру крысы больше не приходили. И к соседям в квартире напротив, и в другие квартиры в их подъезде. В соседнем подъезде они еще были, шуршали под полом, а в их подъезде — нет.
А потом крысы и вообще ушли, когда убрали эту вонючую помойку, которая была недалеко от их дома.
А все равно жалко, что Васька ушел. С ним можно было дружить. Как с человеком. Почти.