Когда из Новосибирска кататься в Москву я стал чаще, ландшафты за окном поезда приелись. Предпочитал из вагона не выглядывать, а читать, укрывшись шерстяным одеялом. Тепло и уютно. И Бунин под настроение.
В очередную поездку случилось отвлечься. Проводница пыталась говорить с моей соседкой. Соседка – худая дама в возрасте говорила по-английски, а проводница языками не владела. Понадобилось помочь. Дама оказалось профессором социологии из Барселоны. Потом пришлось помочь в общении с группой студентов из Нидерландов, которые говорили на фламандском, но меня понимали. Я, правда, понял их с трудом: их специальность – польдеры, то есть, студенты-гидротехники. Остальные иностранцы в вагоне оказались французами. Английского они не знали. Перебрав возможные варианты с немецким, испанским и итальянским, и даже с латынью, все прочие пассажиры от французов оступились, так как те не собирались ничего понимать, кроме общеизвестных слов типа «кофе».
Краткая беседа с профессором об архитектуре Новосибирска и новосибирской опере, - профессор познавала Россию, путешествуя по разным её весям,- удовлетворила и моё любопытство о проблеме испанских властей с баскской автономией, дав мне возможность блеснуть познаниями о Барселоне, её достопримечательностях (о, Барселона, я никогда тебя не видел и не увижу!). Узнал нечто новое для меня. Оказывается, самой большой проблемой для Испании являются китайцы, которых якобы уже почти 10 процентов от всего испанского народа. Я живо представил себе испанский народ лет через тридцать, такой замечательный народ с китайским фенотипом. Разве это не здорово?!! Я читал Льва Гумилёва и представление некоторое об этноформирующих процессах получил. Считаю, что противиться этим процессам нет возможности. Но свой взгляд я выразил с осторожностью, приведя пример, что в одной известной мне глухой новосибирской деревне китайцев уже пятая часть и есть семья казахов. Работают в деревне только китайцы, выращивают овощи – тем и живут. Детей у них много. Они ни во что не вмешиваются. За Путина не голосуют. Русские же не работают, пропивают детские пособия и живут в долг у местной продавщицы продмага, которая ведёт толстую тетрадь долгов каждого. Спорить с правильностью её записей они не могут. Она единственная царица в деревне и вся власть, а кто против – вмиг останется без хлеба и макарон. Но за Путина все исправно голосуют, однажды даже было 107%. Сей феномен подсчёта голосов остался необъяснённым избирательной комиссией.
Прибытие на станцию Барабинск, которую местный начальник содержит в образцовом порядке (чистенько, покрашено и побелено), дало возможность поговорить о скульптуре времён сталинского соцреализма. Вся станция уставлена фигурами а-ля «девушка с веслом». Всяконькие есть там гипсовые шедевры агитпропа. Выглядят как новенькие.
Оказалось, что есть о чём поговорить. Параллелизмы в искусстве времён Сталина и Франко просто поразительные. Но пришли к одному выводу. Такое искусство более доступно для понимания простых людей, чем, например, Пабло Пикассо. Государство тоталитарного толка обеспечивает, прежде всего, потребности масс.
Хорошо это или плохо? Ответ никогда не будет нравиться всем. Более хорошо, чем плохо. Ведь проще для режима совсем не заботиться о культурных потребностях простого люда.
Этот разговор вспомнил, гуляя по парку Аполло, когда оказался в Кирове. Теперь уж мало кто помнит это название парка, которое известно с дореволюционных времён потому, что был там одноимённый синематограф, один из нескольких в Вятке. Теперь это просто детский парк.
Девушки с веслом на вятской земле теперь редки, но кое-где в райцентрах ещё сохранились и другие произведения массовой пропаганды труда и физкультуры.
А вот «девочка с тисками и мальчик с дрелью» - вообще редкая композиция. Недавно её отреставрировали учащиеся местного профтехобразования.
Я знаю, что в пятидесятых девочек учили работать напильниками и прочим грубым и тонким инструментом. Моя учительница английского Татьяна Павловна Маишева рассказывала, что ей дали в школе специальность краснодеревщика. Кажется, она даже гордилась этим. По-моему, рабочая специальность действительно украсит любого. Даже тем, кто работает головой, так сказать в умственных усилиях труда, не худо бы уметь шить башмаки. Мой отец умел. И тоже был научен в школе. Обувь у домочадцев никогда не была рваной.
Традиции советской школы утрачены. Вместо них теперь глупости.
Ожидая автобус в магазине у автостанции в Арбаже, я невольно рассмеялся, услышав о том, как покупательница делилась с подругой-продавцом последними новостями о детях.
В школе запросили письменное разрешение матери на то, чтобы её дочка могла бы тряпкой стереть мел с доски. Оказывается, это детский труд. Из РОНО требуют, ибо детский труд запрещён.
Я вмешался своим вопросом: «Я не ослышался?»
- Правда. Ей богу, так. Совсем очумели, - завозмущались товарищи-женщины.
Они тоже из Советов. Воспитаны также как я.
Какие уж теперь девушки с веслом, тем более девочки с тисками. Мальчик с дрелью – и тот – сущая фантастика.
Поэтому гипсовые фигуры нынешним детям совсем непонятны.
Я не хожу голосовать на выборы Путина. Но если он вернёт труд в школы, я согласен проголосовать за его пожизненное президентство.
Но только за это.
Впрочем, и без меня будет…