ПРЕДИСЛОВИЕ
Мечта, побывать на Памире в путешествии родилась у меня еще в 1985 году. Это были грезы у развернутой карты СССР, практически ничем не подготовленные. Но вот я уже дважды побывал там, в командировке и имею теперь представление о Памире, правда, только о Западном. Теперь я решил проехать на велосипеде по всему Памиру.
Восточный Памир очень резко отличается и по климату, и по растительности, и по этнографии от Западного. В хорогской гостинице я часто по местному радио слушал прогнозы погоды. К примеру, в конце февраля, в Душанбе уже можно днем вполне обходиться без куртки и пальто. В районах Западного Памира погода была тогда ранневесенней, хотя в Хороге кое-где лежал еще снег, и было холодно. А вот по Восточному Памиру сводка погоды была такова: -20°С, -30°С и ветер. Этим я хотел бы подчеркнуть большую разницу хотя бы в температурах в каждом из районов. Проблема проникновения на Памир была затруднительной потому, что вся территория ГБАО )Горно-Бадахшанская Автономная область) является пограничной зоной. Тракт вначале проходит невдалеке от Китая, а затем практически вплотную идет вдоль афганской границы. Получить вызов, а по нем и пропуск в ГБАО мне помог обком комсомола ГБАО. Маршрут наш был таков: Ош – Хорог – Душанбе. Это 1250 км пути через 11-ть перевалов, многие из которых превышают 4000 метров.
ДНЕВНИК
6 июля 1988 г.
Еду путешествовать по Памиру вместе с сыном на одном велосипеде. Сыну еще не исполнилось и восьми лет. Ворошиловград. Аэропорт. Встретил бывшего декана машиностроительного факультета КФ КГМИ Мясниченко Юрия Васильевича. Он провожал жену с внуком в Москву. Сейчас работает там же, но только на вечернем факультете горного отделения. Хороший был декан, душа студентов. Был авторитетен и пользовался уважением студентов.
До Москвы долетели нормально. Затем переезд из аэропорта «Внуково» в аэропорт «Домодедово». Из Домодедово самолеты летят во все концы Азии: на Дальний Восток, Крайний Север, в Среднюю Азию. Залы ожидания забиты пассажирами со всех концов Советского Союза. Даже сесть негде. Пришлось ждать, пока освободиться место.
Вылет на Ош в 2 часа ночи. Нашли место на втором этаже, в зале ожидания для пассажиров с детьми. Там свободней, но очень душно.
7 июля 1988 г.
Летели в Ош четыре часа самолетом ТУ-154. За час до посадки нас покормили, и Юре очень понравился этот «легкий завтрак». Светало. При подлете к Ошу видны предгорья Тянь-Шаня – голые рыжие и серые холмы.
Приземлились. Аэропорт небольшой. Расположились на газоне собирать велосипед. Я и сын собираемся пересечь Памир на одном дорожном велосипеде. У нас уже есть двухлетний опыт путешествий по Кавказу. Сын будет ехать на раме, на которую намотано одеяло. На багажнике рюкзак-баул. К нам сразу же начали проявлять интерес. Подошли парни из Москвы – альпинисты. Держат путь к пику Ленина. Подходили и другие люди.
Приехали в город. Ну, а в любом городе Средней Азии все дороги ведут на базар. А базар в Оше своеобразный. По размеру и богатству с ним не может сравниться даже знаменитый ферганский. Положение города на стыке гор и котловины влечет сюда и горцев, и равнинных жителей. На базаре можно изучать географию, этнографию, местные ремесла и, конечно же – богатейское сельское хозяйство Ферганского оазиса. Здесь можно съесть жирный кашгарский лагман или сочный шашлык из гиссарского барашка, запить еду алайским кумысом, без мыла у узбекского цирюльника, купить маргеланский нож и памирские джурабы, послушать наманганских зургачей, сторговать за полтинник ведро местных помидоров, а при желании узнать судьбу у гадальщика, ловко кидающего кости. Нас поражало обилие овощей, фруктов. Торговали здесь арбузами и дынями, которых у нас на рынке еще нет. Правда, сезон на них и здесь только начинался. Лежал на прилавках и ранний виноград.
Купили арбуз и дыню. Привлекали своим запахом пышные горячие лепешки, всевозможные печенья, пряники, булочки, пампушки, коржики, чебуреки, пирожки. Много было экзотического кушанья. Например, продавались белые шарики разных размеров, похожие на конфеты. Мы подумали, что это какие-то сладости. Оказалось, наоборот. Эти шарики сделаны из кисло-соленого сыра и высушены. Называют их курт.
Затем наше внимание привлекла пожилая киргизка, которая наливала в стаканы покупателям из кожаного мешка что-то белое. Это был кумыс. Отведали и его.
Правда, одна старушка нам посоветовала воздерживаться от таких покупок, т.к. продавец стаканы не мыла.
Ходили мы по базару долго, пока не осмотрели все. Купили еще конфет-лединцов и книгу-энциклопедию «Ошская область».
Затем мы поехали осматривать город. Так что же это за город? Ош это областной центр южной Киргизии. Расположен он на юго-восточной окраине Ферганской долин, у северного подножья Кичиалайского хребта на высоте 700-1000 метров. Здесь протекает река Ак-Буура (Белый верблюд). Над наклонной поверхностью равнины возвышается Сулейман-гора. По данным сейсмологов территория города относится к девятибалльной системе. По климату город принадлежит к северной окраине субтропического пояса горной области Памиро-Алая. Зима мягкая, с частыми оттепелями. Средняя температура января – 3,5°С. Весна ранняя, теплая. Лето жаркое, сухое со средней температурой 11,2°С. Средний безморозный период 212 дней. Весенние заморозки прекращаются обычно в конце марта, осенние начинаются в конце октября. Средне количество осадков 350 мм. Естественные ландшафты отличаются большой засушливостью почвы с полупустынной растительностью. Развита оросительная сеть. Растут карагач (вяз), ива, тутовник (шелковица), тополя, грецкий орех, чинар (платан), белая акация. Плодовые: абрикос (урюк), гранат, алыча, яблоня, груша, персик, виноград.
Население города 214 тысяч. Ош один из древних городов. Легенды связывают его основание с именем Македонского и даже пророка Саламона (Сулеймана). В древние времена Ош, расположенный на Великом шелковом пути, служил перевалочным пунктом для торговых караванов. Из Оша начинаются Киргизский тракт (Ош – Фрунзе) и Восточно-Памирский тракт (Ош-Хорог). Местные жители говорят, что такого города, как Ош нет нигде в мире. Дело в том, что разместился этот город на разного рода стыках. Сам расположен в Киргизии, но в трех километрах к западу от него проходит граница Узбекистана. Народ здесь проживает разный: киргизы, узбеки, русские, украинцы, уйгуры. Ош – город интернациональный.
Расположен он также на стыке знойных пустынь, хлопковых плантаций Ферганы и ледников Алайского хребта. По периферии город расплывается и незаметно переходит в сельскую местность. Тоже стык. Ош это город и село одновременно.
Он такой же зеленый, как и все города Ферганского оазиса. Вдоль арыков растут акации, тутовник, тополя, чинары, тоже как везде в Средней Азии. Но здесь они не выстроены в аллеи, а растут как бы сами по себе, в небрежности, но пышно. Ош – это запущенный парк.
Ош это огромная перевалочная, транспортная и экспедиционная база. Здесь многие тысячи машин, и всё потому, что город находится на стыке между Памиром, Тянь-Шанем и Ферганской впадиной. Самая распространенная профессия здесь шофер. В столовых, чайханах, парках то и дело слышатся разговоры о состоянии тракта, о запчастях, горючем, грузах… Ош – город шоферов. На втором месте – работники экспедиций. Обросший человек с огромным рюкзаком может оказаться академиком, а милая девушка – бывалым геологом. По городу разъезжают машины разных марок с надписью «экспедиционная».
После рынка мы отправились на Сулейман-гору, видную отовсюду в городе. Велосипед оставили во дворе какой-то организации. Попросили присмотреть. Восхождение начали по довольно крутой тропе. На горе Тахта-и-Сулаймон – «Трон Сулеймана» в 13 веке шах Бобур, основатель империи великих Моголов, построил мечеть, потом завоевал Индию и там часто тосковал по ошской прохладе, о чем и писал в знаменитых «записках». Разрушена она была уже в советское время. От неё не осталось даже камня, а на её месте установили плакат. Но это место все равно почитается до сих пор святым, о чем свидетельствовали привязанные к кустам полоски тканей. Ниже места, где стояла мечеть в скале есть пешера. Её расширили, и теперь там располагается музей.
Был полдень, жара. В пещере же была приятная прохлада. Экспонатов немного: чучела птиц, архара, козла-киика, снежного барса, старинная посуда, юрта и др. Юре понравилось.
Спустились низ по тропе. Опять захотелось пить. По пути к велосипеду пили квас, газ-воду, напитки. Купили пакет сухарей – продукт, незаменимый в путешествии. Еще покатались на велосипеде по городу. Существенных памятников архитектуры нет. Город, хоть и с древней историей, но выглядит современно и по-европейски. В городском парке присмотрели место для ночлега. Там зелено, недалеко протекает река, а рядом легендарный источник с холодной и чистой водой.
Поставили палатку. Начали на костре готовить ужин. К нам «привязался» подвыпивший киргиз. Начал он, как обычно, с вопросов о нашем путешествии. Затем угостил кумысом. В парке колхоз поставил юрту, и в ней продавали кумыс. Этот алкоголик уговорил меня дать ему 1 рубль 50 копеек. Пообещал принести сувенир, но больше мы его не увидели. Ночь прошла спокойно.
8 июля 1988 г.- 3 день.
Еще вчера провели разведку, как выехать из Оша на Памирский тракт. Весь наш маршрут можно разделить на четыре участка: Алайский хребет, Восточнй Памир, Западный Памир и путь от ущелья Обихингоу до г. Душанбе.
Алай. Сразу же за Ошем начались желтые, выгоревшие предгорья. Чтобы застать их не выгоревшими нужно приезжать сюда в апреле, не позже. Жара несносная. Благо, что вдоль дороги тянулась небольшая речушка и арык, одетые в бетонные русла. Мы дважды купались. Первый раз в небольшом озерце, а другой раз в реке. Приятно было окунуться, но и это мало помогло нам в борьбе со зноем. Долина, по которой мы ехали, довольно плотно заселена. В одном из кишлаков, на топчане в чайхане мы долго отлеживались, выпив три чайника зеленого чая, который и спас нас от теплового удара и перегрузки. Отдыхали около часа. Хотелось есть, но обед в чайхане еще не был готов. Шурпа (суп) в казане только варилась. Наверное, я «сильно рванул» и потому «спекся». У меня тряслись руки, а мышцы ног задубели. А ведь знал, что в первые дни нужно себя щадить, да и переаклиматизация еще не прошла, хотя процедуру переаклиматизации нашим организмам придется проходить на маршруте чуть ли не каждый день. Будут резкие смены температур и высот. По пути сыну местные жители дали возможность покататься на осле и лошади.
Однако пора было обедать, а кишлака, в котором бы была чайхана, впереди не намечалось. В одном небольшом кишлаке заметили, что хозяева пасеки качают из ульев мёд. Спросили, продадут ли они мёд. За литр свежего горного мёды заплатили всего четыре рубля. У нас дома это стоило бы в два раза дороже. К тому же нас ещё угостили помидорами, лепёшкой и несколькими шариками сухого творога – курта. Выехав за кишлак, мы остановились в тени под деревом и немного подкрепились.
Плавные холмы постепенно становились выше, и нет никакой возможности уловить, где кончаются предгорья, а где начинались горы. По дорогам тянулись отары овец. Их перегоняли на летние пастбища в горы. Везти Юру и рюкзак на многокилометровом «тягуне» было тяжело. Ведь мы ехали вдвоем на одном простом дорожном велосипеде марки ХВЗ.
Остановилась легковая машина. Её водитель предложил подвезти сына до 47 км тракта. Там была чайхана, и именно там меня ждал Юра, пока я преодолевал налегке 10- 12 км подъёма. В этой чайхане мы славно пообедали, запив еду кумысом. Чайхана – это юрта, украшенная различными предметами быта киргизов.
Постепенно мы поднимались всё выше и выше. Стало не так жарко. Склоны холмов и гор стали зелеными и цветущими. Здесь уже не было селений, но зато всюду, где это было возможно, стояли временные домики и палатки, а возле них пчелиные пасеки. Их было так много (сотни пасек, тысячи ульев). Мы были в том месте, где начинался подъем на Чиирчикский перевал. Там стоит первый на Востосно-Памирском тракте контрольно-пропускной пункт пограничников. У нас проверили пропуск и паспорт. Здесь мы провели ночь. Палатку поставили у небольшой, но шумной горной речушки. Стали готовить в котелке суп. Ребятишки-киргизы сказали, что мы можем здесь купить молоко. Послал сына с литровой флягой к домику, и он вернулся не пустым. Мы поставили палатку рядом с пасекой и фанерным домиком. Там было двое парней лет по 14-ть. Спать мешали шум горной речки и ночная прохлада.
9 июля 1988 г. – 4 день
С рассветом к домику и палатке подъехал грузовик и начал «рычать» двигателем. Приехал хозяин пасеки, молодой мужчина. Как выяснилось позже, он немец - из тех потомков, которых по приказу Сталина выселили с Поволжья и расселили по всей Азии. Был он пьян. Откровенно высказывал нам свое презрение к киргизам, ругал их. Мимо проезжал на коне мальчик-киргиз. Немец подозвал его и грубо приказал: «Езжай и привези мне кумыса. Ты меня понял!?». Его хозяйский тон меня возмутил. Но мальчик выслушал его спокойно и уехал, но кумыса ему, конечно, не привез. Думаю, что вот такие «чистокровные арийцы» вызывают справедливую ненависть у местных жителей. Переселенцев в Средней Азии много: русских, украинцев, немцев, евреев, татар, турков, уйгуров, китайцев и др.
Перевал Чиирчик уже совершенно зеленый. Преодолели мы его легко. Подъем не крут, а серпантин вообще нет. Кругом масса цветов, зелень лугов, юрты, отары овец, всадники.
Но вот тракт круто серпантинит вниз, уходит в узкую щель, поворот – и все уже не то. Вокруг раскинулись пожелтевшие под солнцем окрестности Гульчи.
Поселок Гульча, это центр Алайского района Киргизии. Дорога тут разветвляется. У перекрестка стоит кафе в виде трех юрт, но только обтянутых не шерстяными кошмами, а металлической жестью. Здесь мы пообедали и немного отдохнули. Кафе расположилось у самого края берега реки Гульча.
Таким образом, мы перебрались из длины Ак-Бууры в бассейн реки Гульча.
Опять наверх по долине. Дорога петляет по ущелью, и по горизонтали, и по вертикали. Еще раз поели в придорожной столовой, сфотографировались на осле. Остановились у небольшого озерца, искупались. У Юры начал болеть живот. Хозяин рядом стоящего дома дал выпить ему кислого молока, а я таблетку бесалола. Но боль у Юры не проходила, и когда взобрались на высоту свыше 2000 м, у Юры появилась тошнота. Похоже, что у него отравление. Я дал ему выпить чаю с левомицитином (антибиотик). Он долго лежал на лавке у кишлака и рвал. Местный киргиз принес айрану (кислого молока) и горячего свежезаваренного чаю. Сыну стало легче. Скорей всего он отравился котлетой в кафе Гульчи. Но ведь и я ел то же самое, что и сын.
Поехали медленно дальше. Часто можно было видеть вдоль реки обрывы, промытые рекой Гульча в древних моренах. Но вот вдруг появилась черная грозовая туча. Приближался дождь. Туча долго сопровождала нас, не решаясь вылить на нас свою влагу. Начали накрапывать крупные капли дождя. Мы одели куртки, полиэтиленовые плащи и продолжили путь. Спрятаться было негде. Дождь всё не начинался, а лишь накрапывал. Нам стало жарко, мы сняли плащи и укрылись под навесом недостроенного дома, где было сложено сено.
Сено приятно пахло разнотравьем. Просидели там около часа. Вечерело. Нужно было ставить палатку. Рядом с домом неплохая поляна. Мимо проходил парень. Мы спросили его, где лучше поставить палатку.
- Зачем ставить палатку. Пойдем ко мне домой, - предложил он.
Вот так мы попали в дом семьи киргизов. Приняли нас гостеприимно. Покормили и напоили чаем. Спали на полу. Кроватей нет совсем. Дом украшен всевозможными коврами из плюша с вышивкой. Мебели тоже нет. Нет ни шкафов, ни стульев, ни кроватей, ни диванов. Подушки, матрасы, коврики, портреты родственников – это все, что было в комнате.
10 июля 1988 г. – 5 день
Утром чай и легкий завтрак. Отъехав километров пять, мы остановились на живописной поляне у реки. С одной стороны поляну ограничивал высокий обрыв, с другой – беснующиеся горная река. Поляну пересекает тихий ручей. Были там еще и колючие заросли кустарника. Остановились мы там для того, чтобы накипятить чаю и привести себя в порядок. Разожгли костер, хорошо помылись, запаслись на дорогу чаем. Тут же стояли палатки экспедиции по борьбе с эпидемическими заболеваниями животных.
И вот вновь дорога монотонно тягуном поднимается вверх. На горизонте показались три резко выделяющихся горных вершины. Местные жители называют их Три брата. С увеличением высоты природа становиться лучше и красивей. Склоны гор зазеленели, на них появились заросли кустарника. В одном из удобных мест здесь для шоферов стоит столовая. Людей в ней, на удивление, оказалось много. Пришлось постоять в очереди, а место для еды мы нашли только на топчане, хотя здесь были и столы.
Дальше дорога стала еще круче. У крупного ручья мы остановились и наполнили фляги водой. Остановилась тут же и машина, груженная химическим удобрением. Шофер предложил подвезти Юру до пос. Сары-Таш. Мне же места в кабине не было, да и велосипед с рюкзаками не положишь в кузов с порошковым удобрением.
- Через два-три часа ты доедешь до Сары-Таш, - сказал шофер. – А мальчика я оставлю в чайхане на въезде в поселок.
Однако добраться туда даже за три часа, как я потом понял, было невозможно. Дорога вначале шла по широкой долине с неизменным затяжным подъемом. Пешком идти долго, а ехать тяжело. У дороги в арыке местный киргиз пытался запустить погружной насос, но у него это не получалось. Я дал ему пару деловых советов, и был приглашен им на чай. Киргиз оказался шофером, постоянно совершающим рейсы в Хорог. Он мне немного рассказал о этом нелегком тракте Памира. Интерьер в этом доме был приблизительно таким же, как и в доме, в котором ночевали. Дом глинобитный. В комнате кошмы, коврики, подушки, ватные матрасы.
Перевал Талдык. Подъехал к его подножию. Перевал тяжелый. С каждой сотней подъёма все зеленей луга, а река у подножия выглядела ручьём. У одной из чабанских юрт сидела группа мужчин, и стояли две машины. Попросили меня сфотографировать их, а затем предложили доехать с ними на машине до пос. Сары-Таш, где меня ожидал сын. Я согласился. В кузове автомобиля была юрта и прочие вещи для жизни на джейлоо (летнем высокогорном пастбище). Ведь сельские киргизы и сейчас ведут полукочевой образ жизни. Зимой они со скотом живут внизу в кишлаках, а летом семьями выезжают в горы, живут, пася скот, в юртах.
На перевал Талдык (3615 м.) даже на автомашине пришлось подниматься в три этапа. На остановках у ручьев каждый раз приходилось сливать из радиатора горячую воду и заливать в него холодную. Вода здесь из-за высоты закипает уже при 80°С. Теряет мощность двигатель - в разряженном воздухе меньше кислорода. Вынужден я был сесть в машину еще и потому, что отдал рюкзак с теплой одеждой и курткой Юре. Не подумал в спешке, что остался в шортах и майке. В высокогорье в солнечном свете много ультрафиолетовых лучей, и кожа у меня уже обгорела. И если бы я продолжил путь на велосипеде, то, наверняка, получил бы ультрафиолетовые ожоги.
Тракт проложен по склонам серпантинами. Мотор автомашины воет на первой скорости. 3000 м: трава становится еще ниже и сочнее… 3600 м: кругом альпийская растительность. Яркие желтые лапчатки, мохнатые эдельвейсы, голубые горечавки, белые ясколки… Машина влезает на перевал Талдык. Остановка: мотору нужно остыть, холодной воды здесь нет. Выхожу из кабины. Сверху серпантины дороги образуют странный узор на зеленом фоне. Остановился здесь и автобус ПАЗ с иностранцами. Их сопровождает машина ГАИ.
И вот мы уже спускаемся с перевала Талдык (3615 м.) в необитаемую межгорную ложбину. И вновь вверх. Но это был уже небольшой подъём на перевал «40 лет Киргизии» (3554м.). А дальше плавный спуск в Алайскую долину. Поворот – и вдали открывается белая стена Заалайского хребта. Двухсоткилометровый хребет отрывается сразу и поражает своей грандиозностью. Видны все вершины: пик Заря Востока, пик Курумды, пик Ленина. Эти пики не выделяются над уровнем гигантского хребта. Разницу в высоте на 300-400 метров в этом масштабе на глаз не уловить.
Поселок Сары-Таш лежит на большой высоте. Пробирает холодок. В этом небольшом посёлке нет ни деревьев, ни кустарника. Стоит он у перекрёстка Северо-Памирского и Восточно-Памирского трактов. Пообедал с сыном в чайхане, где он ждал моего приезда, и, не теряя времени, двинулись пересекать Алайскую долину. Здесь лучшие пастбища во всей Средней Азии. Расположилась она между Алайским и Заалайским хребтами и по сути дела отделяет Памир от других горных систем. Местами её ширина достигает двадцати пяти километров. А длина – все двести. Высота дна от 3400 до 2400 метров. Долина серовато-зелённая, цвета хаки. Это цвет здешних лугостепей. По ним петляет река Кызыл-Су (Красная река). Она и, правда, красная. Вода течёт среди красноцветных отложений и становится розовой, а к вечеру и вовсе красной. Синее небо, белоснежный хребет, зелёная долина и красная река сильно впечатляют.
Посреди долины пограничный контрольно-пропускной пункт. Проверка документов. Невдалеке погранзастава. Поговорили с солдатами. Сфотографировались на память.
В долине всюду видны большие отары овец и юрты чабанов. Наступал вечер. Мы свернули с дороги и подъехали к группе юрт. Спросили разрешения поставить рядом свою палатку, на что сразу же получили добро. Оказалось, что в этих двух юртах живет весь семейный род. Тут были и дети, и старики. Нас пригласили на ужин. Побывать в настоящей юрте, в жилище кочевников-киргизов - это было здорово.
Весь пол юрты был устлан тёплыми и мягкими кошмами. Посредине стоит печь-буржуйка. Здесь мы впервые увидели, как делается настоящий конский кумыс. Молоко с кобылиц, которых специально для этого держат, выливают в большой кожаный мешок, изготовленный из конской ноги. В это молоко добавили коровье и ячье масло, влили закваску, т.е. дозу вчерашнего кумыса, и палкой с плоским круглым наконечником начали интенсивно взбивать. Затем всё это оставили до утра. Утром кумыс был готов.
Сын Юра никак не мог взять в толк, как это можно доить лошадей. Он не верил, что это можно делать, и считал, что молоко дают только коровы. Тогда хозяйка сказала ему: «Иди, посмотри сам». Я пошёл с ним тоже. Кобылицы стояли привязанными к натянутой между двумя металлическими кольями, верёвке. Мы попросили дать попробовать парного молока. Но нам сказали, что попробовать можно, но много пить его свежим нельзя.
- Может заболеть живот, - сказала киргизка.
Недалеко стояло несколько юрт ещё одной семьи киргизов. У них, таким же образом к веревке, были привязаны ещё и яки. Конечно же, мы не могли упустить случай поближе рассмотреть этих удивительных животных.
Один из первооткрывателей Памира Д.В.Наливкин о них писал: «Кутас (як) – король Памира, животное необыкновенное. Рога и голова у него как у быка, шерсть как у козы, хвост как у лошади, грудь как котёл паровоза, а хрюкает он как свинья».
Вышли из юрты хозяева животных. Пригласили нас к достархану. Узнав, что нас будут угощать ячьим молоком, маслом и сметаной, мы не смогли отказаться, хотя только что поужинали.
Ячье молоко вкусное и очень жирное. Хорошие сметана и масло получаются из него. Молока ячиха даёт мало, но оно по жирности не уступает никому из домашних животных.
Сфотографировать яков мы не смогли. Уже был вечер.
Вернулись к палатке. Попросили у соседей кошму. Земля в Алайской долине даже летом холодная и сырая. Забрались в палатку. Оделись потеплее. Долго ещё при свете фонарика слушали радиопередачи из Китая. Но усталость взяла своё, и мы уснули.
11 июля 1988 г. – 6 день.
Лишь только утренние лучи солнца осветили снега и ледники Заалайского хребта, мы вылезли из палатки, схватили фотоаппараты и побежали фотографировать яков, пик Ленина и юрты.
Все обитатели юрт ходили тепло одетыми. В жару Ферганы, из которой мы сюда прибыли, здесь верилось с трудом.
Позавтракали в юрте. Нас снабдили в дорогу чаем, кумысом, лепёшкой. Впереди был тяжелейший подъём на перевал Кызыл-Арт. Но каков он есть на самом деле, мы могли только догадываться. За перевалом уже Памир, страна ещё совсем недавно загадочная и труднодоступная.
Лишь в последней четверти 19 века он стал доступен русским исследователям. Шли они, как и мы, через северные его ворота – перевал Кызыл-Арт. Кызыл-Арт переводится как «красный перевал». И в самом деле, горы, обступающие долину, сложены из пород красновато-бурого цвета, иногда серого или зеленого. Вначале ущелье имеет вид широкой песчано-галечной долины. Подъём был долгим и тяжелым. То и дело приходилось останавливаться, вентилируя легкие из-за недостатка кислорода и разреженности воздуха. Ноги не слушались. И чем выше, тем чаще приходилось останавливаться и как рыба, хватать ртом воздух. Высота нарастала, ущелье сужалось. Бурные ручьи, которые берут начало в горных ледниках, размывая попутно породы, окрашиваются в красный, зеленый, серый цвета, а если вода прозрачная, то имеет бирюзовый цвет. Все они смешиваются затем в общий бурный поток.
Когда-то через перевал пролегала древняя тропа, имевшая славу трудного и опасного пути. «Тропа была устлана скелетами и высохшими трупами павших верблюдов, лошадей, ишаков»,- так в марте 1894 года шведский путешественник С. Гедине писал о перевале. «Караванщики перед подъёмом пали на колени в снег, вознося аллаху мольбу о счастливом перевале через опасный Кызыл-Арт, где часто раздаются внезапные гибельные бураны».
В наши дни о молитвенном ритуале никто не вспоминает: автомобильный тракт вычеркнул его из жизни. Однако о суровом характере перевала стараются не забывать и сейчас.
Поднимаясь на перевал, мы не раз видели зверьков с рыжеватым мехом. Это горные сурки, серых родственников которых в Украине называют байбаками. Завидев нас, они подбегали к холмикам у нор, становились на задние лапки и наблюдали за нами, издавая при этом свистящие звуки. Потом сурки исчезали в норах. Красный сурок занесен в Красную книгу СССР.
Крутой подъём. Дорога засерпантинела. Сражение ремонтников со стихией здесь идет постоянно. Поэтому для дорожных рабочих здесь построен дом, возле него стоит бульдозер, навалены кучи щебня. Видно, что дорога раньше проходила иначе. Через реку был мост, но его снесло горным потоком. И старый и новый путь без асфальтового покрытия.
Натянули на лицо марлевые повязки, солнцезащитные очки, Юра надел перчатки. Но, вероятно, мы опоздали с этими мерами предосторожности против ультрафиолетового облучения. Особенно от облучения у Юры пострадал нос, а у меня губы. Позже мои губы покрылись коркой, они кровоточили, и вылечить их удалось только дома. Руки тоже обожгло. Перчаток у меня не было. Пришлось их бинтовать. Весь подъем на перевал занял у нас шесть часов. На высшей точке перевала стоит могила, а чуть дальше каменная фигура архара и символическая карта Таджикистана. Это значило, что мы въехали в Горно-Бадахшанскую автономную область Таджикистана, географически расположенную на Памире. Киргизия и Алай остались позади.
Поражало удивительно синее небо. Вот и Восточный Памир – самое высокое после Тибета нагорье в мире. Это мир разряженного воздуха, бездонного неба, и, словно заснувших вечным сном, гор. На сотни километров здесь тянуться каменистые пустыни, где почти ничего не растет, где нет ни зверя, ни человека, где влаги выпадает меньше, чем в Сахаре. Впереди Маркансу. В этой долине только безжизненный галечник и пески. Ни дерева, ни кустика, ни даже травинки. Высокогорная памирская долина Маркансу издавна считалась самым гиблым местом на Великом Шёлковом пути. Расположена долина на высоте 4000 м. Она являет собой начало памирского нагорья и почти на 30 км широко и плавно тянется на юг. С запада её ограждают отроги хребтов Зулум-Арт и Заалайского, а с востока – хребет Сарыкол. Долина открывается взору с перевала Кызыл-Арт и сразу создает неприятное впечатление: угрюмые безжизненные боковые склоны, серое увалистое, местами ровное днище долины, сплошь покрытое галечником и песком вперемешку, нигде ни куста, ни травы.
Сразу же за перевалом пограничный КПП. Граница с Китаем здесь близко. Далеко тянуться проволочные заграждения и взрыхленная полоса. Они препятствуют проникновению людей в нейтральную зону. Сама же граница проходит по вершинам хребта Сарыкол.
Начали спуск с перевального места в долину. Дорога грунтовая. Ехать по ней тяжело: песок, галька, небольшие валуны.
О долине Маркансу и её суровом климате написано немало. Все бывавшие там в один голос говорят, что в ней, как в гигантской аэродинамической трубе, постоянно дуют ветры, достигающие штормовой силы, возникают пыльные и песчаные смерчи, в воздух поднимается даже мелкая галька, из-за чего участок древней тропы по долине Маркансу считался самым трудным и опасным. Очевидцы пишут, что вдоль бывшей топы во множестве валялись груди старых костей и скелетов. «Долина смерти» и «долина смерчей» - так её чаще называли путешественники.
Несколько минут мы стояли на спуске в долину, смотря, как то там, то здесь вдруг возникали небольшие смерчи и неслись по долине. В один из таких смерчей мы попали потом внизу, неприятно хлестнуло песком. Был и ветер, но к счастью дул он нам в спину. Дорога, вода в реке и ручьях, горы – все имело серый цвет. От горной болезни у нас разболелись головы. Дорога усыпана неутрамбованной галькой с песком. Песок и ветер хлестали нам в спины. Нам пришлось преодолевать реку вброд, т.к. мост внезапным паводком, случившимся раннее, был разрушен.
К своей южной оконечности долина Маркансу мягко повышается и заканчивается у невысокого перегиба – перевала Уй-Булак (булак – источник; уй – закапывающийся, уходящий в землю). Сам родник находится ниже перевала. Возле него нам посоветовали остановиться на ночь. Нам повезло. У родника Уй-Булак стоял тогда передвижной вагончик дорожных рабочих. Оставив велосипеды, мы вошли в вагончик. Он был разделен на две части. В правой половине стояли двухъярусные кровати. Во второй - стол, горела печь. На печи в котле варилось что-то мутное и черное. Лишь по запаху можно было угадать, что это мясо барана. Там же варились и голова, и кишки, и желудок.
Когда нам предложили поесть этого варева, меня чуть было не стошнило. Но голод не тётка, а консервы нам изрядно надоели. Пришлось есть мясо. Но как ел голову барана «повар», я старался не видеть. Затем пили чай с сахаром.
Спали на втором ярусе коек, не раздеваясь. И все-таки это было лучше, чем мерзнуть всю ночь в палатке.
12 июля 1988 г. – 7 день.
С Уй-Булака открывается вид на озеро Каракуль. Каракуль или «черное озеро» сегодня было не черным, а бирюзовым. За озером белеют гребни Зулум-Арта, правее виден сияющий массив пика Ленина, а совсем вправо купол пика Красных Командиров. Пики и гребни гор белые, а склоны серые, желтые, оранжевые, лиловые от разных пород их слогающих. Внизу голубая вода Каракуля в обрамлении зеленых лужаек и белых солончаков. Пейзаж какой-то неземной, тревожный.
Здесь самое сухое место на Памире, а может быть и во всем СССР. Осадков выпадает всего 70 мм в год. Дно котловины лежит на отметке 4000 м. Котловина просторная и сверху видно, как по ней бродят столбы смерчей. А вокруг горная холодная пустыня. Свистит холодный сухой ветер. Губы сохнут. Высушенная ветром и опаленная свирепым ультрафиолетом кожа лица и губ саднят. Не курорт.
Мы приехали в поселок Караарт. Выглядит он неуютно, даже как-то странно для нашего глаза. Низкие домики и дувалы выглядят убого и голо. Ни деревьев, ни кустов. А всё это опутано проводами и торчащими столбами.
Пообедали в столовой для шоферов. Пошли к берегу озера. Никто, конечно же, никогда здесь не купается, даже в июле. Вода холодная и соленовато-горькая. Кое-где неглубоко под землей открыты даже залежи ископаемого льда. Озеро не имеет стока. Глубина превышает 230 м. Озеро Каракуль самое крупное в Таджикистане. Меня удивило, что здесь летало несколько чаек, а в воде плавали небольшие рыбешки. Чем же они питаются в озере?
И вот опять, то серой и пыльной, то черной асфальтовой лентой вьётся тракт на 4-х километровой высоте. За поселком вновь проверка документов пограничниками.
В южную часть озера впадает река Музкол. Долина этой реки образуется от слияния рек Кизил-Джик и Ак-Байтал, замечательна тем, что в ней еще недавно круглый год лежал лед, толщиной 2 м. «Ледовая долина» - таков перевод названия реки. По пути один за другим открываются виды на широкие ровные долины, смыкающиеся с котловиной озера. Далеко отступившие горы выглядят невысокими, округлыми. Вдоль дороги и теперь еще тянуться проволочные заграждения. Тракт по мосту пересекает реку. Здесь мы встретились с двумя мужчинами из Петропавловска, ехавших на велосипедах нам встречно.
От урочища Суок-Чубыр тракт незаметно входит в широкую долину небольшой реки Акбайтал, которая перпендикулярно вливается в Кизил-Джиик. Акбайтал неторопливо течет по своей долине узкой полоской, образуя местами небольшие разливы. Здесь мы и заночевали. В урочище два домика щитового типа, а невдалеке, на небольшой лужайке – юрта. Бегали собаки, с которыми мы быстро подружились. Хозяевам юрты мы, очевидно, не понравились, и они к нам не подходили. Поскольку дров здесь взять было негде, то мы попросили вскипятить воду на печи-буржуйке, которую топили киргизы высушенными кизяками.
Быстро поужинали и влезли в палатку, предвкушая мучительную ночь от холода. Но пришел парень-шугнанец и пригласил заночевать в общежитии для дорожных строителей. В комнате горела печь-буржуйка, стояли кровати с чистым бельём. Мы выпили чаю и легли спать, но теперь уже окончательно, и в тепле.
13 июля 1988 г. – 8 день
Выехали рано утром. Впереди штурм самой высокой точки тракта, перевала Ак-Байтал. Это еще и высшая автодорожная точка в СССР. Долина реки Акбайтал полого уходит вверх. Но перевал находится не в верховьях долины. У маленькой лагуны дорога круто пересекает речку и начинается подъем на перевал. Он начинается сразу от речки и тянется вверх по маленькому распадку восточного склона долины навстречу сбегающему рядом ручью. Поднявшись на свою высшую отметку, дорога довольно ровно бежит вниз. Перевал сравнительно несложен, если не считать его высоту 4655 м. Это лишь на 152 м. ниже Монблана, самой высокой вершины Западной Европы в Альпах. Отсюда открывается прекрасная панорама на горный хребет Музкол. Мы поднялись еще выше на 150 м. Оставили велосипеды и полезли вверх. Этот подъём у нас занял полтора часа. Мы лазали по скалам, фотографировали панораму гор.
Теперь от Ак-Байтала (перевод – белая лошадь) до самого Мургаба спуск. Продвигались мы теперь довольно успешно. Небольшой уклон в нашем направлении – это все, что нам было нужно. Мы отсчитывали километры по дорожным столбикам, и вот доехали до средины пути к Хорогу. Это значит, что мы проехали 364 км. Ландшафт однообразен, и шел вдоль реки, которая, то терялась в галечнике и песке, то вновь появлялась на поверхности. Интерес мы проявляли только к мазарам (небольшим кладбищам). По обычаям мусульман, покойника не закапывают в гробу, а, обернув в ткань, ложат в неглубокую яму, делают перекрытия из жердей, а на жерди ложат плоские камни, которые затем немного присыпают грунтом. Некоторые могилы обнесены прямоугольной стенкой, сложенной из камней и глиняного раствора. Перекрытия здесь долго не гниют из-за сухого климата. Но все-таки со временем какой-нибудь камень с перекрытия падает и тогда можно увидеть сохранившиеся останки трупов. Не знаю, что у них за обычаи, но часто можно было видеть на мазарах кучи старой одежды, тюбетейки, лоскуты тканей или привязанные полоски полиэтиленовой пленки. На некоторых могилах стоят шесты с ячьими хвостами. Валяются там и множество старых рогов архаров.
Мы проехали уже довольно много, когда нам стал мешать ехать боковой ветер. Особенно сильным ветер был там, где цепь гор разрывают долины. И тогда воздух по долинам устремлялся из Китая на наши тела.
Проехали селение Чечекты, возле которого ответвляется дорога к озеру Рангкуль и легендарной пещере Мататаш. здесь было довольно тепло, даже жарко. Мы остановились у небольшой речушки, пересекающей дорогу. Тут мы покупались в небольшом углублении, в котором вода хорошо прогрелась. По сравнению с долиной Маркансу и озером Каракуль здесь рай. Мы очень устали, но купание придало нам бодрости, а обед прибавил сил. Решено было сегодня доехать до Мургаба. Еще два часа пути, и мы приблизились к самому высокогорному райцентру в СССР.
Поселок возник на месте русского военного укрепления вблизи стойбища Ша-Джан. Сам поселок перенял имя реки Мургаб, протекающей здесь в заболоченной просторной травянистой пойме. Эта необычная для высоты 3600 м. картина реки с зелеными берегами и запечатлена в её названии – «травянистая река» или «луговая река».
Местные жители называют поселок городом. Лучше всего сюда прибыть после странствий по Восточному Памиру, пробираясь из одной долины в другую, пропитавшись пылью смерчей Маркансу. Вот тогда Мургаб покажется вам столицей, огни его в черной темноте засверкают алмазами, обещая отдых и приют. Маленькая гостиница с телевизором, горячий чай в столовой, и скромные магазины покажутся раем. Говорят, зимой здесь трудно: дуют сильные ветры, морозы под пятьдесят.
Первое, на что обращаешь внимание – какая-то особая оголенность его домов и улиц, нет здесь ни сквера, ни парка, ни просто дерева. И всё же здесь есть зелень. Этот кустарник на центральной улице является предметом гордости жителей. Ведь вырастить и сохранить здесь их тяжело.
Прибыли в поселок засветло. Быстро оформились в гостиницу. Народ, видно, здесь дикий и воровитый, потому что гостиница с тыльной стороны обнесена металлической сеткой. Мы поужинали в кафе. Мясо и картофель недоварены. Известно, что на такой высоте мясо должно вариться очень долго. Ведь температура кипения воды здесь гораздо ниже 100°С. К тому же на зубах потрескивал песок. Там же мы купили несколько банок тушенки из конины, а в магазине – сахар, печенье, чай и арбуз. Это было невероятным событием. Здесь, и вдруг арбузы, хотя, если вспомнить, мы ведь в Средней Азии и вокруг нас южные субтропические страны с «морем» овощей и фруктов на базарах. Но здесь Восточный Памир – Арктика в центре знойных азиатских пустынь.
Питание жителей однообразно, и мало содержит растительной пищи. Чай, хлебная лепёшка, мясо, сыр – их основные продукты питания. Чай на Памире пьют черный, ибо считается, что чёрный чай согревает, а зеленый лишь утоляет жажду. Жители внешне не блещут здоровьем. Все худые, с черными от ультрафиолета, лицами. Говорят, что средняя продолжительность жизни здесь всего пятьдесят лет. И в этом ещё один парадокс природы. Всем известно, что горцы Абхазии славятся долголетием. Чистый горный воздух Кавказа, спокойный образ жизни, экологически чистые продукты питания, овощи, фрукты и вино способствуют этому.
Но на Восточном Памире условия жизни не те. Плохо здесь с овощами и фруктами. Умирают люди в основном от порока сердца. Оказывается, щадящий режим для организма, при котором окислительные реакции в организме замедляются и, тем самым, снижают скорость старения организма, полезны лишь до высоты 2000 метров. На Восточном Памире при высоте 3500 – 4000 метров и более при пониженном атмосферном давлении и нехватке кислорода учащается пульс сердца и его «моторесурс» вырабатывается значительно быстрей, чем внизу. Подавленное настроение, головная боль, кровотечения из носа – результаты горной болезни. А если учесть, что безморозный период длится здесь всего 40 – 50 дней, да и в это время не жарко, а люди живут в плохо отапливаемых хижинах долгую зиму? С топливом здесь трудно. Ведь всё завозится автомашинами из Оша.
Вообще, всё начальство Таджикистана живут внизу, где тепло почти круглый год, а тут круглый год холодно, и получается, как в пословице: «Сытый, голодного не понимает». Одно слово «Таджикистан» - жаркое, знойное, благодатное – перечёркивает, убивает все доводы. А Памир, особенно Восточный, край по климату арктический. В этом и заключается весь парадокс и все трудности жизни местных жителей.
Для климата Восточного Памира характерны крутые перепады суточной температуры. Её контраст в тени и на солнце известен всем. Здесь говорят: «Лицо горит от жгучих солнечных лучей, а спине холодно. Одна щека мерзнет, а другой жарко».
14 июля 1988 г. – 9 день
Покинув высокогорный поселок Мургаб, мы пересекли реку Мургаб, которая уходит в самый центр Памира к озеру Сарез. Наш путь пойдет по иному направлению, к перевалу Найзаташ (4137 м.). Вначале наш путь врезался в древние морены, затем пошел по широкому плоскогорью невдалеке от каньона, в котором течет один из притоков Мургаба. Каньон этот глубокий, но самое интересное, что внизу виднелись какие-то деревца, похожие на ивы, зеленела трава. Это похоже на оазис в пустыне. На самом краю, у обрыва каньона, кладбище.
Затем дорога долго и монотонно, достаточно с большим углом встречного уклона шла всё еще вверх. Долина, то расширялась, то сужалась до ущелья. Дул встречный ветер и ехать было тяжело. По пути заходила на мазары, лазали по пещерам, рассматривали старые потрескавшиеся рога архаров, во множестве валявшиеся на могилах и вдоль дороги. Горы в этом месте выше и скалистей. Иногда у реки мы видели юрту, яков и овец. Здесь мы увидели большое стадо яков, пасшихся россыпью у самого подножия горного хребта. Но ехать туда мы не стали, было далековато.
Яки это единственное домашнее животное, которые приспособились к жизни в таких суровых условиях. Каждая зимовка стада на Восточном Памире – это риск и огромный. Они умеют добывать корм из-под снега – страшна для них весьма частая холодная и бесснежная зима. Не только от бескормицы – от жажды страдают яки. От голода они гибнут, когда снег замерзнет толстой ледяной коркой. В эту зиму погибло около двух тысяч яков.
Памирские яки мельче и смирней своих диких сородичей. Живут они, впрочем, почти на вольном выпасе, перемещаясь в поисках корма на довольно большие расстояния, сами без понукания приходят к чабанскому становищу, идут в загон.
Верхняя граница жизни яков неограниченна, был бы корм, нижняя ограничивается 2 – 2,5 тысячами метров. Ниже этого уровня они становятся вялыми, малоподвижными. Громадная высота местности и глубокий снег не составляют для яка существенного затруднения. Не хуже козла як едёт по утёсам.
Пора было что-нибудь поесть. Но у нас не было ни хлеба, ни воды. Вдруг недалеко от дороги мы увидели глинобитный домик и юрту. Оказалось, что там живут дорожный мастер с семьёй. Мы без стеснения попросили угостить нас чаем и лепешкой, открыли банку тушеной конины и пообедали. Нам посоветовали не ехать дальше на велосипеде.
- Все можно увидеть из кабины машины. Ехать далеко, поселков на пути нет, - сказал мне и моему восьмилетнему сыну местный киргиз.
Мы последовали совету и сели на попутную машину. Незаметно миновали перевал Найзаташ (4137м). Вокруг была степь, и лишь вдали были видны невысокие горы. Машина мчалась по высокогорью с большой скоростью по хорошо накатанной прямой дороге, совсем не похожую на горную.
В поселке Аличур мы сошли с машины, проехав около ста километров пути. Свинцовые облака совсем низко шли над нами, задевая за вершины невысокого горного хребта. Дул пронизывающий ветер, и казалось, что вот-вот пойдёт снег. Но осадки здесь редки. Киргизы ходят одетыми в пальто, кирзовые сапоги и шапки. И это в средине июля, в самый разгар лета. Здесь нет ни веточки, ни даже сухого куста травы для костра. Нет и воды. Река ушла от дороги в глубь широкой Аличурской долины.
Миновали без затруднений сразу группу перевалов: Тагаркаты (4108м), Курук (4106м), Хоргуш. Они высоки лишь относительно уровня моря, а над окружающей местностью особо не выделялись. На них не было даже табличек с названиями.
Проехали мимо озера Яшилькуль. Геологи не советуют брать воду из здешних речек и ручьев из-за её радиоактивности. Говорят, что есть здесь гора, на которой ночью видны светящиеся пятна радиоактивных пород.
За перевалом Койзетек (4272 м) тракт засерпантинил круто вниз. Это значило, что мы начали спуск на Западный Памир, в Шугнанский район. Там живут уже не киргизы, а иной народ – шугнанцы. Язык шугнанцев не похож ни на киргизский, ни на таджикский. Говор у них мягкий с необычным ударением на определенное слово в предложении.
Поселок Джиланды. В нем столовая и гостиница для шоферов, казарма для военных, несколько автобоксов и домиков местных жителей. В километре от поселка бьют горячие ключи. По киргизки долина называется Тогуз-Булак, что значит «тысячи ключей». В нескольких местах источники забраны в бетонные ванны, огорожены от ветра каменными дувалами и крышей. Горячая вода смешивается с холодной, сбегающей с ледников.
Накупались. Смыли дорожную пыль. Поблагодарили шофера, сфотографировались и разъехались в разные стороны. Водитель в Хорог, а мы возвратились в Джиланды. Пообедали в столовой. Интересно, что хлеб в поселок не возят, и нужно в столовую приходить со своей лепешкой. Нам дали хлеб шоферы. Шоферская гостиница была на ремонте, и поэтому мы устроились в пустующую воинскую казарму. До нас там поселились трое членов офтальмологической экспедиции, занимавшихся отловом и изучением бабочек. Офтальмологи были командированы с биологического факультета университета Харькова. Мы с интересом наблюдали и слушали их беседы и споры о бабочках, о их популяциях, разновидностях, группах и подгруппах, о том, откуда они здесь появились: с Индии, Китая, Пакистана; с Тибета, Гималаев, Гиндукуша. Один из них выглядел как Паганель из фильма «Дети капитана Гранда». Он такой же длинный, худощавый, увлеченный своей наукой, но только у него не было очков. Другой, маленький, тихий и уже в преклонном возрасте. Днем они бродили по ущельям, распадкам, склонам гор, добираясь до снегов, а вечером, отловленные экземпляры тщательно рассматривали и помещали в коллекцию.
Казарма типа финского домика со стеклянной верандой. В кухне газовая плита, в спальном отделении два яруса коек. Была еще одна комната – для офицеров. Мы решили пожить здесь пару дней. Во-первых, нам хотелось побродить по округе и подняться к альпийским лугам и снежникам. Во-вторых, отдохнуть после тяжелого недельного пути по Восточному Памиру. В-третьих, ступенчато изменить спуск с высоты. Разница высот между перевалом Койзетек и Хорогом 2 тыс. метров. Мы спустились пока только на 1000 метров.
15 июля 1988 г. – 10 день
В пос. Джиланды растут тополя, и есть зеленые склоны гор, но все же по утрам здесь холодно. Позавтракали в столовой, немного спустились вниз по тракту, перебрались по подвесному мосту через бурный Гунт, и тут наткнулись на несколько горячих источников, бьющих из-под земли. Тут же сбегали ручьи от расположенных выше снежников с холодной, как лед, водой. У источников выложены небольшие ванны из валунов. Там эти два ручья со столь контрастными температурами воды смешивались. Вода в горячих ключах, как кипяток. Напротив, вода из снежников близка к нулевой температуре. Искупались.
Рядом с ваннами выложены из таких же валунов загоны для скота. Мы закатили велосипед в один из загонов, навесили рюкзак с едой, куртками и фотоаппаратом на плечи и пошли вверх.
Вначале шли по неширокой долине, заваленной огромными валунами. Наверное, древний ледник вынес и обточил эти камни еще в ледниковый период, а сейчас здесь тек среди валунов лишь небольшой ручей. Еще в казарме молодой офтальмолог сказал мне, что по этой долине можно дойти до озера Турумтайкуль. И впрямь, когда мы поднялись выше по склону горы, увидели, что долина расширилась, и пошла очень далеко, насколько хватало глаз, а дальше были видны заснеженные вершины гор какого-то хребта, наверное, Южно-Аличурского. «Вот бы пройти по этой долине!» - подумал я. Но путь туда нам был заказан. За день не дойти. Ведь даже по глазомеру туда было километров десять, а ведь зрение в горах расстояние скрадывает. Наша цель – ближайший снежник. Снизу он казался совсем рядом. Но поднимались мы к нему долго и тяжело. На довольно крутом луговом склоне паслись коровы горной породы. Они худощавые, маленькие и молока дают мало, но зато хорошо ходят по горам. Наши, равнинные коровы, грузны, и им бы туда не взобраться. Пастухи угостили нас ширчам. Это напиток из смеси молока, крепкого чая, соли и масла. Он очень питательный, хорошо утоляет жажду и бодрит. Напиток традиционен у памирцев, как кумыс у киргизов.
Мы еще долго карабкались вверх к снежнику и вершине, а потом были награждены величественной и обширной панорамой гор. Это была не самая высокая вершина ближней округи. Рядом с ней стоит гора повыше. Хотелось подняться и на неё, но уже не было ни сил, ни времени. Походили по снежнику, сфотографировались. Снег летом также необычен, как и жара зимой. А ведь только неделю назад мы страдали от жары.
Спускаться было легче, но все равно от напряжения дрожали колени ног. Вернулись в долину к горячим источникам, еще раз искупались, перешли по подвесному мосту реку и прибыли в казарму. Очень устали, но остались путешествием довольны.
16 июля 1988 г. – 11 день
Утром мы покинули Джиланды и покатили по долине и ущелью Гунта вниз. Но вначале еще раз покупались в целебном горячем источнике. Мы катили вниз, и природа менялась у нас на глазах. Полный цикл весны мы проследили за пол дня. Вначале мы видели снежники, сошедших в долину лавин. Видели цветущие кусты шиповника, в то время как под Хорогом уже зрели его плоды.
Вначале лишь изредка стояли отдельные жилища скотоводов. Затем возле таких глинобитных домиков стали появляться небольшие участки с поливными травами. Чем ниже спускались, тем больше селений, а потом появились и кишлаки. Вдоль дороги у реки появились заросли ивняка, арчи, облепихи и др. Росли они прямо из воды. Такие заросли здесь называют тугаями.
У кишлака Чартым, приблизительно в семидесяти километрах от Хорога, в далекие времена произошел обвал, загородивший реку. Теперь Гунт низвергается через завал мощным водопадом. Там же проложен уникальный подвесной мост из жердей. Таких мостов в наше время не строят.
Чем ниже мы опускались, тем выше поднимались горы, тем теснее ущелье. Лишь на древних галечных выносах и террасах расположились кишлаки, утопающие в зелени деревьев. Растут там даже абрикосы, но плоды еще были зелеными. А в жарких долинах Таджикистана они уже давно созрели и отошли.
А одном из кишлаков, на берегу реки нас пригласили к чаю. Дехкане ждали машину, чтобы погрузить вещи и отправиться на летовку, т.е. летнее горное пастбище.
В живописном Кишлаке Вир мы купили в магазине консервы и свежих спелых абрикосов. Фрукты – этого нам очень хотелось поесть. Организм требовал витаминов. Это были первые фрукты после десяти дней путешествия. Мы тут же, у дороги под деревом сели уничтожать их. Тут нас опять пригласили в гости в дом. Мы сытно отобедали. Хозяин учитель. Жена его брата русская, с Брянщины.
Не успели мы проехать еще и десяти километров, как нас опять пригласили отобедать. В общем, я насчитал восемь приглашений на небольшом участке пути. Но наш желудок не безразмерен. Таких гостеприимных людей мне еще не приходилось встречать нигде. Эту долину населяют шугнанцы – очень добродушный, дружелюбный и приветливый народ. Они искренне, без хитринки, дружески относятся к русским.
Ниже ущелье сузилось. Там прекрасные виды со снежными вершинами, отвесными скалами, зеленью растений и бурным Гунтом. Мы вначале хотели остановиться на ночь где-нибудь перед Хорогам, т.к. я знал, что там негде будет поставить палатку, а гостиница всегда переполнена и мест в ней нет. Остановились в одном кишлаке, не доехав до Хорога 10 км. Начали искать место. Но всюду всякое ровное место было залито водой из арыков. И тогда я вспомнил, что велотуристы из Казахстана ночевали на въезде в Хорог в шоферской гостинице. Мы проехали через единственный на тракте акведук, у нас еще раз проверили пограничники на КПП документы и пропуск, и оказались на окраине Хорога. Были сумерки, когда мы подъехали к общежитию. Водители смотрели телепередачу, но, узнав, что приехали те, которых они видели на тракте на велосипеде, окружили нас и стали угощать чаем и ужином. Нам выделили отдельную комнату с настоящими кроватями, белоснежными простынями и мягкой подушкой. Мы хорошо выспались. Денег за ночлег с нас не взяли.
17 июля 1988 г. – 12 день
Рано утром мы уже были в городском парке Хорога. Там достали из рюкзаков лучшее, что у нас было из одежды, принарядились и поехали к обкому комсомола. Ведь у меня там немало знакомых. В феврале этого года я был здесь в командировке, хорошо знаком с І-м секретарем, и зав. орг. отделом, а также со всеми сотрудниками отдела учащийся молодежи и пионеров. Но, к сожалению, сегодня было воскресенье, т.е. выходной день.
Поехали к почте. Написал письмо жене. Нашли дом Олимшо, инструктора обкома. Он в феврале обещал мне достать рога архара. Приняли нас гостеприимно, накормили, извинился, что не может принять нас на ночлег (в квартире был ремонт). Рога он мне подарил, и даже не архара, а козла-киика, а они ценнее, т.к. это животное на Памире встречается реже, да и подстрелить его не так-то просто. «Козел-киик хитер, ловок и наблюдателен, живет высоко в горах» - сказал мне Олимшо.
Олимшо взялся оформлять нас в столичную гостиницу. Велосипед поставили в мастерскую плотника. В этот же день я показал Юре Хорог. Мы побывали в музее, на двух подвесных мостах через Гунт, на озере в парке, сходили в кинотеатр и посмотрели фильм, посидели за чаем в чайхане, были и на рынке. Купили виноград, помидоры. Рынок в Хороге в здании, и небольшой. Все товары привозные.
18 июля 1988 г. – 13 день
Понедельник. Зашли в обком комсомола, к Виктору Харину, секретарю обкома, в орг. отдел и, конечно же, в отдел учащейся молодежи. Поговорили. Шофер Харина съездил домой и привез в подарок нам рога старого барана.
Увидев мои губы, покрытые коркой ран, он спросил:
- Вас избили?
- Нет. Это от ожогов ультрафиолета, - был мой ответ.
Выехали мы из Хорога только в 11 час. 30 мин. За Хорогом Гунт вливается в Пяндж. Дорога поворачивает и идет вдоль Пянджа вниз по течению. Пяндж имеет пять крупных притоков, рождающихся на ледниках Памира: Ванч, Язгелём, Бартанг, Гунт, Шахдара. Отсюда и название реки («пяние» - пять). В верховьях река называется Памиром. При впадении в неё афганской реки Вахандарья переименовывается в Пяндж, а когда в Пяндж вливается Вахш, её уже называют Аму-Дарьёй.
Проехали хорогский аэропорт. Отсюда полторы тысячи километров граница с Афганистаном проходит по Пянджу. Западно-Памирский тракт проходит вдоль Пянджа от Хорога только до Калай-Хум. На левом, афганском берегу дороги нет, а проходит тропа, часто переходящая в опасные овринги. Тропа стелется то у самой воды, то поднимается по скалам вверх. Вдоль Пянджа стоят афганские кишлаки. Как только ночь опускается в ущелье, на советской стороне вспыхивают электрические лампочки, афганская же сторона сразу тонет во мраке ночи.
Плоские крыши жилищ, аккуратные небольшие поля на склонах и в долине, разделенные каменными межами, собранных с этих же полей, тополя и тутовник, кипы сена на плоских крышах, детишки, женщины в широких синих шальварах и больших ярких платках; мужчины, шествующие с нагруженными на ослах и лошадях – такая картина памирского Афганистана мне запомнилась.
Иногда мужчины идут с оружием или везут верхом на лошади женщину. Едут или идут одинокими странниками или целыми караванами. Там идет война. Что везут? Муку, которую наши сотнями тонн переправляют им или оружие, мины, патроны для душманов, чтобы убивать наших солдат – этого нам не видно? Они рядом, два века: век средневековья, религиозного фанатизма, богатства и нищеты, и век современный. Хочется крикнуть, поговорить, поделиться впечатлениями, но нельзя, граница. Мы иногда махали рукой купающимся в реке детям, женщинам, стирающим в реке одежду, мужчинам. Дети всегда отвечали, взрослые – не часто.
Язык афганских и советских памирцев одинаков. И у них и у нас Бадахшан. У них провинция, у нас автономная область. До войны граница практически отсутствовала. Общение было беспрепятственным. На обеих сторонах долины у них и сейчас есть много родственников. Да и сейчас обмен на их наркотики идет запросто. Достаточно примотать пакетик к гальке и можно кое-где докинуть через реку. Ведь нет ни проволоки, ни полосы. Есть просто бурная река, а доступ к реке свободный. Нельзя, правда, плавать по реке.
Дорога вдоль реки небезопасна, часто стреляют, иногда ставят мины, поэтому с 22 часов тракт закрыт для движения.
Небезопасно движение по тракту и потому, что случаются обвалы, дорогу смывает вдруг взбесившаяся река, опасно слететь вниз с обрыва. Часто встречаются предупреждающие надписи: «Осторожно! Возможен камнепад», «Возможен обвал», «Водитель! Проверь тормоза».
Западно-Памирский тракт был построен методом народной стройки. Ранее на месте дороги тянулась узкая тропа с оврингами, как на афганской стороне. На непроходимых скалах в трещины забивали деревянные колья, на них клали ветки, которые сверху присыпали камнями или щебнем. Некоторые «небесные тропы» тянулись на двести-триста метров. Надо было иметь привычку и ловкость, как уместных жителей или недюжинную смелость и хладнокровие, чтобы передвигаться по такому шаткому настилу. Существует здесь поговорка: «Путник – твоя жизнь в горах, что слеза на реснице. Ныне на Памире оврингов почти не осталось, а вот на афганской стороне их можно еще и сейчас увидеть.
Мы начали свое движение по тракту. У кишлака Поршнев, не уступающему по численности населения Хорогу, мы полакомились крупным белым тутовником (шелковицей). У нас её никто не собирает. Ягоды просто падают на землю или дорогу, обваливаются в пыли, засоряя улицу. На Памире эти ягоды считаются ценным продуктом. Их собирают, подвесив под деревом марлю, затем сушат, а зимой это прекрасный продукт к чаю.
В Поршневе есть фабрика по обработке добываемых ювелирных камней в горах Памира, в том числе известного на весь мир лала (шпинель).
За кишлаком, в небольшом искусственном озере, плотиной для которого было насыпное полотно дороги, мы искупались вместе с ватагой мальчишек. А дальше пошли немногочисленные кишлаки с крошечными лоскутами полей, к которым тянуться ниточки арыков. Зеленый клочок всегда обложен аккуратной стенкой из камней и валунов. На приусадебные участки воду пока насосами не качают и, потому здесь, как впрочем, и на противоположной афганской стороне, в первозданности сохранился древний тип высокогорного орошения, как всё, прошедшее тысячелетний отбор, - отсеявший лишнее, экономичный и красивый, что не может не восхищать. Едешь по долине, и всюду видишь зеленые горизонтальные пути по склонам. За два, три километра, где-нибудь вверху забирают воду у бешеного ручья, несущегося вниз от ледников по ущелью. Течение воды в этом арыке успокаивают и доводят до полей. Для того, чтобы вода не уносила с поля грунт, делают всевозможные повороты, ловушки, шлюзы. Арыки обходят поле по периметру, а поперек склона проложены борозды. Математики, знатоки программирования не сумели бы лучше распределить эту воду по полям.
На Памире возделывание культур невозможно без искусственного орошения. Даже к стоящему вдоль дороги тополю, тутовнику или абрикосу тоже непременно подведена вода.
По Западному Памиру можно путешествовать неспешно. Здесь благодатный климат, тепло. Колебания суточных температур невелики. В кишлаках можно пополнить продукты, особенно консервами, но покупать их нужно с особой осторожностью, т.к. они могут быть многолетней давности.
До Рушана нам сегодня уже не доехать, потому мы, облюбовав абрикосовый сад у реки, сделали привал на ночлег. Сразу же собралось много ребятишек. Они таскали нам хворост для костра. Но вот проблема – у нас не было ничего из овощей. А так хотелось сварить суп с картошкой, луком. Здесь, в саду было много урюка. Мы попросили ребятишек, чтобы они сбегали домой за картошкой и луком. Они разбежались по домам, но оказалось, что ни у кого этих продуктов не было. Новая картошка еще не выросла, а старую уже съели. Огороды здесь маленькие. Я думал, что мальчишки мою просьбу не поняли. Пошел сам. У магазинчика на бревне сидела группа мужчин. Я поздоровался и без стеснения спросил о картошке и луковице. Они ответили, что лук есть только перовой, а картошки нет. Вот такая скудность в продуктах питания у памирцев.
- А ты сходи в школу. Там живут твои земляки – геологи, - посоветовали они.
И я пошел в школу. Школа походит внешне на обычный сельский дом. В ней действительно жили земляки из львовской области, но не геологи, а топографы. У себя дома я бы не назвал их земляками, но здесь, за несколько тысяч километров все европейцы земляки. Они дали нам куль из газеты, наполненный картофелем, луковицами, болгарским перцем и красной свеклой. Мы сварили замечательный овощной супчик с тушенкой, и при свете фонарика поужинали. Ночью шумел Пяндж, и снилось, что к палатке крадутся душманы.
19 июля 1988 г. – 14 день.
В этот день мы проехали остаток пути к Рушану. Путь короткий, и мы ехали не спеша. Сфотографировались у пограничного столба, всматривались в афганский берег. В одном месте дорога поднялась метров на пятьдесят, врезавшись в склон горы. Внизу, на афганской стороне, прямо у реки стоят дома афганцев. Пяндж в этом месте не широкий, и мы с интересом наблюдали собрание вооруженных мужчин в гражданских одеждах.
- Может это душманы, - сказал я сыну.
Даже если и нет, то всё равно есть доля риска получить пулю. У них своя психология и отношение к советским людям. Сегодня он революционный солдат, а завтра за деньги будет воевать на стороне душманов. Случаев перехода на сторону противника много. К примеру, возле Хорога есть кишлак, который бомбил самолет АН-26 афганских ВВС. Сбросил бомбы, одна из которых угодила в здание школы. К счастью детей в это время в школе не было. Погибло восемь мирных жителей, и восемь человек было ранено. Вот и мы, понаблюдав немного за сходкой мужчин с оружием, поспешили от них удалиться.
К полудню мы доехали до живописной местности, там и решили пообедать. Здесь был большой каменный завал. Наверное, когда-то при землетрясении была обрушена часть скалы. Завал – это огромные каменные глыбы. Между ними и под ними было множество пещер и гротов. Мы облазали их все в надежде найти что-нибудь древнее, но, увы, ничего такого не обнаружили, хотя кое-что свидетельствовало в пользу этого. На древней тропе такие гроты служили местом для ночлегов при дальних переходах. В одном из пещер обнаружили длинный шест. Думаю, что с его помощью кто-то преодолевал в прыжке горную реку. А иначе, зачем было прятать его.
Когда мы развели костер, готовили обед, то услышали выстрел с афганской стороны. Пообедав, мы быстро убрались оттуда.
В Рушане остановились в гостинице. Поселок является районным центром. Растянут он вдоль узкого берега реки. Центральная улица, которой является проходящий асфальтированный тракт, обсажена высокими пирамидальными тополями. В Рушанском районе есть долина реки Бартанг, самая недоступная на Памире. Река течет в такой глубокой и узкой щели, какую трудно встретить где-либо еще. Жители редких кишлаков живут там почти изолированно. Они говорят на собственном наречии, отличного от других. Более того, жители верхних кишлаков раньше не понимали нижних. Путь по Бартангу был столь труден, что в некоторых кишлаках еще недавно не было скота, его нельзя было туда провести по оврингам.
В гостиничном номере с нами поселился почтовый чиновник. Он что-то долго писал, и у него была толстая папка с кучей канцелярских бумаг. В республиках Средней Азии каждый хочет выглядеть солидным начальником, хоть самым маленьким. Мы познакомились. Посидели в чайхане у шумного ручья, где было не жарко. Чиновник дал нам свой домашний адрес и пообещал подарить рога архара, когда я буду вновь на Памире в командировке в августе-месяце этого же года. Хотели сходить в кино, но в клубе шел индийский двухсерийный фильм, а я не люблю их смотреть. У местных жителей наоборот индийские фильмы пользуются успехом и популярностью.
20 июля 1988 г. – 15 день
Ехали мы теперь совсем в иных климатических условиях. Вокруг зелень, тепло. Кончилась фотоплёнка, а жаль. Были такие виды!
Проехали самый опасный участок тракта – Тугак. В этом месте неделю назад река снесла дорогу. Сейчас, когда самый жаркий период, таяние ледников наиболее интенсивное и воды в Пяндж поступает очень много. Еще на Восточном Памире шофера нас предупреждали, что дорогу смыло, и мы там не проедим. К счастью насыпь к этому времени восстановили, но зато сейчас там был завал. Скопилось большое количество машин. Завал бульдозеры уже почти разгребли, но машины проезжать еще не могли. Нам легче. С велосипедом мы пробрались по завалу, с трудом пересекли бурный ручей, когда вдруг высоко на горе заметили какой-то дым или туман. То был обвал. Мы успели проскочить место, куда посыпались камни. Задела нас лишь мелочь.
Миновав этот участок, остановились на недолгий привал под развесистой чинарой. Рядом тек ручей с прозрачной водой. Умылись. Отдохнули. Закрепили, свернутый на завале, руль.
Вдоль дороги стоит много памятников погибшим шоферам и пассажирам. У мраморного карьера попили в чайхане чаю. Потом дорога пошла на подъём. Встретились с пограничниками. Попросили у них воды. Они дежурили на боевой позиции в каменном доте. Таких дотов вдоль границы с Афганистаном выложено много, а районе Ванчской долины стоят бетонные доты, и есть проволочные заграждения. Это сделано на случай обороны при возможной попытке прорыва банд душманов в богатейшую Ванчскую долину. Мы спросили пограничников:
- Не беспокоят?
- Сейчас им не до нас. У них сейчас уборка урожая.
Доехали до кишлака и решили здесь остановиться на ночлег. Места хорошее: родник, зелень. Но вот только одно плохо – сыро, везде полив. Выехали за кишлак. Там нашли очень хорошее место среди табачных плантаций и фруктовых деревьев. Насобирали вишен, из которых сварили компот. Деревья заплетены виноградными лозами. Невдалеке родник с чистой водой, а ниже, ближе к реке крестьяне соорудили детям для купания небольшое озерцо. Пянж здесь был настолько бурным, что искупаться в нем было невозможно и опасно. Мы покупались, постирали одежду в озере. Благодать. Рай. Местные ребята принесли нам булку хлеба. Приготовили на костре ужин. Виноград и гранаты были здесь еще не зрелыми. Ужалили меня необычная красная, большая оса. В палатку налетело много мошек, и они нас ночью беспокоили.
21 июля 1988 г. – 16 день.
Поставили задачу – доехать до Калай-Хума. В этом районе живут уже настоящие таджики. Есть там у меня хороший знакомый по имени Мирзо. Веселый парень. Ранее работал в Хороге, в обкоме колсомола инструктором. В феврале ехал вместе с ним сюда из Хорога на УАЗе. В Калай-Хуме он теперь занимает должность І-го секретаря райкома комсомола.
Калай-Хум был когда-то столицей Дарвазского ханства. Расположен поселок на высоте 1260 м. Высота для Памира небольшая. Это единственный район в ГБАО, где растут субтропические растения: гранат, инжир, хурма, виноград, фисташки, миндаль. Из-за жары ехать сегодня было тяжело. Потом еще поднялся ветер. При подъезде к поселку на афганской стороне из бокового ущелья вышел ослиный караван. Мы ехали с ним параллельно, но по разные стороны реки. Перед поселком долина расширилась, по ней разгулялся ветер и песок. Этот караван двигался в этой пляске песка и ветра, как в тумане.
Подъехали к райкому комсомола. Мирзо пригласил к себе домой. Живет он с родителями, и хотя еще молод, у него уже трое детей. Дом стоит у реки. Двор был полон детворы и родственников. Нас усадили на топчан и стали угощать экзотическими национальными блюдами. Некоторые я пробовал впервые. К примеру, вишни посыпанные солью. Был и плов, и шурпа, и дыни, ну и, конечно, чай. Здесь уже пьют чай зеленый.
После ужина мы слушали национальные песни, которые напевала семья. Спали на том же топчане, на котором ужинали, на открытом воздухе у реки. Курорт: шумит река, тепло, тихо, кисти винограда висят над нами.
22 июля 1988 г. – 17 день.
Утром выпили чаю. Мирзо собрался идти на работу в райком, а мы – на штурм перевала Хабуработ (3270 м), который лежит на гребне Дарвазского хребта. Собравшись, поехали вместе в РК. Там сфотографировались у знаменитой чинары. Ей лет пятьсот, может больше. Когда-то возле неё стоял дворец шаха Дарвазы. В дореволюционный период рядом была построена крепость русского военного отряда, а сейчас находится райком партии и комсомола. Затем мы опять вернулись к дому Мирзо. Забыли там нож. Нас накормили, и мы двинулись в путь. Через Хабуработ я уже проезжал на автомашине в начале июня. По высоте перевал не высок по сравнению с перевалами Восточного Памира. Но там трудны только те перевалы, которые являются граничными, а остальные, хоть и имеют большую высоту, но на фоне общей поднятости они не высоки, более того их можно проехать на автомашине не заметив. Перевал Хобуработ имеет подъём крутой, затяжной, серпантинистый от 1260 м. до 3270 м.
За Калай-Хумом мы миновали последний пограничный КПП. Проверяли здесь документы тщательно. Ведь дорога уходит от границы в глубь страны. Этот перевал закрывается в ноябре, а открывается только в июле. И сейчас на перевале был снег, но только в ложбинах. А преодолели мы перевал на грузовике. При подъёме мы шли пешком. Остановился ЗИЛ-130 и водитель сам предложил нам не мучится, а сесть в машину. Вначале мы хотели доехать только до перевала. Машина ревела, медленно продвигаясь по серпантинам вверх. В Хороге, на автовокзале есть картина этого перевала. Есть и аэрофотоснимок перевала в буклете о Памире. Это впечатляющая картина. С перевала видны вершины хребта Петра І. Прошло всего два часа, и вот из зеленой долины и субтропического тепла мы прибыли опять в холод. Юра ехал в кабине, а я в кузове грузовика. На перевале пришлось надеть теплую куртку.
Спустились вниз до кишлака Тавильдара, который окружен скалами из пород бурого цвета. Мост. За рекой Обихингоу уже не ГБАО. Ехали долго. Вначале тракт шел по ущелью Обихингоу. Река бурная, вода в ней мутная, вымыла глубокий каньон. На склонах в ущелье – дикорастущие орехи, яблони, груши, клен, береза, арча. Кишлаков в долине почти нет. На лугах много овец.
На перекрестке дорог, идущих в трех направлениях: на Джиргиталь, на Душабе, на Памир, стоит столовая для путников. Мы там поужинали. Время подходило к вечеру. Миновали Комсомолабад. Здесь простояли два часа из-за размытой дороги. Пока взрывали скалу и разгребали завал, стало темно. Вода в реке, которая размыла дорогу, почему-то горькая. Дальше ехали мимо стоящейся Рогунской ГРЭС, Файзабада. Здесь много садов, виноградников. Этим маршрутом я проехал уже трижды.
В Душанбе прибыли глубокой ночью, и нам показалось, что мы свалились с луны. Не верилось, что вокруг нас настоящий большой город, с огнями светофоров, придорожными фонарями, телефонными будками, троллейбусами и современными многоэтажными зданиями. А мы были в пыли, с загрубевшими, обветренными лицами. Еще не залечили губы, опаленные ультрафиолетом. Город велик, много в нем людей, домов, а вот заночевать нам было негде. Поехали на велосипеде в аэропорт. Но там милиционер не разрешал спать даже сидя в кресле. Решено было ехать к общежитие ПТУ, в котором я жил в командировках. Ехали на велосипеде довольно долго. Улицы пустынны.
Постучали в двери общежития. Нам не открывали до тех пор, пока я не назвал имя коменданта. Дежурная русская. Поселила нас в комнату, где я жил при первой командировке. На наше счастье в душевой была теплая вода. Мы с удовольствием смыли с себя дорожную пыль и завалились спать.
23 июля 1988 г. – 18 день
Утром у Юры температура поднялась до 39°С. Причина неясна. Возможно, просквозило в машине? Но ехал он в кабине. Возможно, сказывалась переаклиматизация или переутомление. Вызвал скорую помощь. Врач сказала, что у него ангина. Наверное, застудил он горло, когда пил воду из ледниковых ручьёв. Вставать с постели я сыну не разрешал. Сам сходил на рынок и накупил того, чего нам больше всего хотелось на Памире. Купил дыню, помидоров, огурцов, зелени, винограда и даже клубники. На электроплитке поджарили картошку, нарезали салат. Сашка-комендант раздобыл бутылку водки, и мы очень сытно пообедали. Температура у Юры снизилась до нормальной, но к вечеру опять поднялась.
24 июля 1988 г. – 19 день
Поехал в аэропорт за билетами. Взять билеты на самолет было невозможно. В железнодорожной кассе взял билеты в спальный вагон. Очевидно, кто-то сдал их в кассу или их придерживали для начальства. Стоят билеты в СВ-вагон дороже, чем на самолет. Билеты на завтра, на вечер.
25 июля 1988 г. – 20 день
Состояние здоровья у Юры улучшилось. Быстро он выздоровел. Температура нормальная. Поблагодарили всех за гостеприимство и выехали из общежития. Решил немного Юре показать город. Душанбе мне хорошо знаком. Бывал здесь уже трижды в командировках. Посетили зоопарк. Походили по центральному рынку. Затем осмотрели немного центр Душанбе. На Зеленом базаре пообедали в чайхане, полакомились виноградом, какого у нас не купишь. В комсомольском парке взяли на прокат водный велосипед. Час катались. Я искупался. За это время у нас из рюкзака украли алюминиевую флягу. Времени до отправления поезда было еще много. Часа полтора сидели в тени сквера у площади Айни. Приехали на вокзал. Разобрали велосипеды. К перрону подошел наш поезд. Втащили вещи в купе. В вагоне жарко. Вышли на перрон купить лимонада и булочек.
Отправление. Проводник объявил, чтобы пассажиры приготовили билеты для проверки, и тут выяснилось, что нет сумки, которую мы положили под сиденье. В ней были самые ценные вещи: 345 рублей, фотоаппарат ФЭД-10, проездные билеты, документы, записная книжка с адресами памирцев, карта, пропуск в ГБАО и др. Пропажа сумки для нас была ударом. Нас обокрали, и думаю не без участия проводника. Мы потеряли бдительность, пока путешествовали в глубинке. Здесь же, в Душанбе, да и не только в Душанбе, а и в других городах республик Средней Азии народ воровитый. Работая в училище, я видел, как азиаты, уезжая, домой на каникулы, тащили все, и своё, и чужое, и государственное: полотенца, простыни, наволочки, одеяла, одежду своих же товарищей. Однажды они ночью выбили двери в камере хранения общежития и растащили оттуда всё кто, что мог ухватить.
А вот еще один случай. Двое ребят попросили у меня, у руководителя фотокружка, фотоаппараты, чтобы сделать снимки в нашем городе самому. Потом выяснилось, что они бросили учебу и уехали с фотоаппаратами домой. Их домашние адреса были известны, да и документы находились в отделе кадров. Я написал письма родителям с предупреждением, что если не вернут фотоаппараты, то сообщу о краже в милицию.
В Коканде, когда я и парторг училища только сошли с автобуса, продавец морса (смесь фруктового сока с водой) предупредил меня, чтобы я убрал из заднего кармана брюк бумажник.
В поселке Нау у меня украли даже пустую авоську, пока я примерял туфли.
Сказанное не относится к памирцам и особенно к шугнанцам.
Да! Средняя Азия - не Кавказ. Там тоже есть подонки, но они редкость. Мы оставляли велосипед, палатку где угодно, и никто, никогда ничего не тронул. Более того, когда мы высказывали опасения по поводу воровства, то это даже оскорбляло грузинов. «Кому нужен твой велосипед? Месяц стоять будет – никто не возьмёт» - так нам отвечали.
И вот теперь в поезде мы оказались в очень сложном положении: без билетов, денег, документов. Проводник предложил нам сойти на следующей станции и вернуться в Душанбе.
- Может найдете свои вещи там, - сказал он.
Но я отказался. Шансов найти сумку с содержимым не было никаких.
- Мы предъявляли Вам билеты при посадке в вагон, и потому мы не покинем поезд, - заявил я проводнику.
В кошельке у нас было всего 12 копеек. А впереди три дня пути только до Волгограда. Ехали в СВ-купе мы вдвоем. Шикарно. Кондиционер, ковры, зеркала. Но теперь всё это обернулось против нас. Если бы мы ехали среди людей в плацкартном вагоне, то нам хоть чем-то помогли, а так сидели в полной изоляции.
Пришел милиционер. Написал заявление и объяснительную записку, чтобы не высадили с поезда как безбилетных. Ночью проехали Термез.
26 июля 1988 г. – 21 день
Из вагона не выходили - не за чем было. Больше спали. Съели и выпили все припасы. Одна русская женщина принесла нам две банки тушенки, два яйца, банку сгущенного молока и хлеб. Миновали Бухару, Чарджоу и въехали в казахские степи.
27 июля 1988 г. – 22 день
Весь день за окнами вагона мелькали высохшие соленые озера, верблюды, одинокие хижины скотоводов у железнодорожных разъездов.
28 июля 1988 г. – 23 день
Восемь часов утра. Поезд прибыл в Волгоград. Высадились. Поплелись в отделение милиции, но там нас не поняли и вежливо выпроводили вон. Пошли в комнату инспекции по делам несовершеннолетних. Там сидела солидная женщина. Она пообещала нам помочь.
- Ваш поезд в 17 часов 30 минут. Ждите. Встретимся в 16 часов. Я вам выпишу справку и посажу в поезд до Дебальцево, - пообещала капитан милиции.
Уселись в зале ожидания. Позавтракали двумя пирожками, купленными на последние 12 копеек. Подошло время обедать. Есть хотелось все сильней. Я подумывал, что бы мне продать. Но кому здесь были нужны наша палатка и прочее барахло. И тут неожиданно за окном на перроне промелькнула знакомая личность. Это был коллега из г. Макеевки, Донецкой области. С ним я жил в общежитии, в Душанбе, когда набирали учащихся для учебы в ПТУ. Ну, я, как говориться, уже и «губы раскатал». Думаю, у него-то я смогу занять хотя бы рублей десять на еду. Но не тут-то было. Знакомый человек, педагог, оказался из того племени хохлов, которые считают, что «своя рубаха ближе к телу», и отдать червонец без полной уверенности, что его возвратят, он не захотел. Я ему обещал за каждый рубль возвратить два, но он упорно твердил: «Сам без копейки почти остался». В конце разговора мы сошлись на том, что он покормит меня в вокзальном буфете. Купил он мне кусок курицы и стакан напитка. И на том, спасибо.
- Ну, земляки! Ну, хохлы! Половина купленной еды я оставил сыну. Приношу ему её, а он уже ест огурец с хлебом. Угостила какая-то бабулька.
Однако приближалось время прибытия нашего поезда Казань-Симферополь, а инспектора не было, и её кабинет был закрыт. Что делать? Я побежал в отделение милиции, а там: «Раз обещала, то должна прийти». Она пришла, когда поезд уже стоял на перроне. Быстро написала справку, и мы едва успели сесть в поезд, как он отправился. Устроились неплохо, в плацкартном вагоне. Ночь прошла голодно.
29 июля 1988 г. – 24 день
Утром высадились в Дебальцево. Собрали велосипед и поехали к родному Красному Лучу своим ходом. У нас в Украине никто бесплатно не повезет. «Спасибо на хлеб не намажешь и в карман не положишь» - говорят у нас.
- За три часа с нами ничего не произойдет, с голоду не помрём. Мы почти дома, - сказал я сыну.
По пути сорвали несколько яблок. Приехали домой. Искупались. Пообедали домашним борщом, и всё «как рукой сняло». Жаль только, что лишились фотоаппарата и адресов памирцев. Будут ждать обещанные фотографии, и думать, что я их обманул.
Так закончилось еще одно наше дальнее путешествие - на Памир.