Глава XVIII
Этой ночью Надя, убаюканная шёпотом кузнечиков, тихими шагами настенных часов и мыслями о том, что всё, наконец, налаживается, спала так крепко, как давно не удавалось.
Однако, Владу не спалось. Он не раз обходил комнату, приютившую его этой ночью, не раз прикасался ко всем её обитателям: к кружевным занавескам на окне, к лепесткам бегонии на подоконнике, к вазе на столе, к кисточкам на скатерти. Его руки скользили по ситцевой простыне на кровати, по узорам на пухлых подушках. Всё здесь казалось ему знакомым, но не цветом, не формой, а теплом, которое излучали эти незатейливые вещи; таким теплом, которое водится только в счастливых домах. Его сердце помнило это тепло и многие годы тосковало по нему украдкой, а сейчас и радовало себя, и мучило воспоминаниями. Небо за окном уже светлело, когда Влад, совершенно обессилив, присел на кровать.
– Вот и надышался. – Прошептал он. – На всю предстоящую вечность надышался.
Он опустил голову на подушку, закрыл глаза и увидел себя, таким, каким помнил по старым фотографиям – худеньким, светловолосым, задумчивым мальчиком. Он рисовал солнце. В правой руке его была кисть, в левой – многоцветная палитра. Нарисованное солнце было похоже на жёлтую астру, длинные пушистые лепестки которой тянулись по синему небу к земле, к большому человеку и маленькому рядом с ним. Где-то играла музыка. Её звуки становились всё громче, всё ближе и, наконец, коснувшись грани между сном и явью, разбили её. Влад открыл глаза и огляделся. Свет, ещё мгновение назад сиявший в его глазах, потух.
– Время не кинолента, обратно не прокрутить, – сказал он с горькой усмешкой, – но, что это за дивные звуки?!
Влад поднялся с постели, оделся и вышел из комнаты, двигаясь навстречу музыке. В конце тускло освещённого коридора сиял дверной проём. Влад вошёл в него и оказался в просторной, залитой солнечным светом комнате. Надя сидела за роялем. Её пальцы скользили по клавишам с нежной любовью. Увидев Влада, она улыбнулась и, как девочка, подбежала к нему и взяла его руки в свои ладони.
– Как вы спали?
– Это было чудесно. – Сказал Влад, глядя в сторону рояля. – Что вы играли?
– Так, утренние фантазии.
– Сыграйте ещё.
– Непременно, Влад. Я ещё не раз сыграю вам, но сейчас пора завтракать и принимать лекарства.
Надя потянула Влада за руку, направляясь к выходу. Он, не хотя, повиновался.
После завтрака они вышли в сад. Сияющая прозрачность воздуха, высокое небо, близость девушки, как вино, закружили голову Владу. Он покачнулся.
– Осторожно. Давайте присядем. – Надя посмотрела на него с тревогой.
Они сели на скамейку под старой липой. Влад улыбнулся, вспомнив свой сон, и огляделся. Лопухи вытягивали свои головы из-под травы. Вокруг завивались какие-то пёстрые колокольчики.
– Как симпатична здесь жизнь. В этом краю не о чем сожалеть, стыдно печалиться. Здесь невозможно быть несчастливым. Во всяком случае, так мне кажется сейчас. А ещё мне кажется, что это уже было со мной когда-то, где-то. Может быть, в другой жизни?
– И будет, Влад. Так будет всегда. А теперь мы будем сажать цветы. Как вы на это смотрите?
– Положительно. – Влад тряхнул головой, пытаясь освободиться от волнения, охватившего его.
Они подошли к клумбе.
– Я купила цветочную рассаду, фиалки.
Надя опустилась на колени, взяла совок, сделала им углубление в земле и протянула руки. – Дайте мне, пожалуйста, сиреневую.
Влад взял осторожно двумя руками цветок и протянул его девушке. Надя обхватила руки Влада с фиалкой и опустила их в лунку. Её волосы коснулись его щеки. Запах их горячей волной захлестнул его сердце. Оно забилось так часто, что Влад вновь почувствовал головокружение.
– Не думал я, что сажать цветы так сложно. – Пожалуй, я отдохну. – Он прилёг на траву. – Чем я только не занимался с девушками, но фиалки сажать не приходилось, – Продолжил он, прикрывая иронией своё смущение, – так что опыта в посадке цветов – никакого.
– Не беда. Я справлюсь. Цветок, который вы посадили, будет в центре клумбы. Остальные я рассажу сама. – Сказала Надя, будто не замечая тона Влада. – Я очень люблю цветы. Мне кажется, что в них – любовь… – Она замолчала, вдруг смутившись, но тут же продолжила. – Да, любовь всех когда-то живших людей. Я знаю, что вы не любите этого слова, но для меня оно очень много значит.
– Ну, да! А зло, должно быть, прорастает мухоморами и поганками. Выходит, Надя, я с вами тут любовь развожу? То есть, рассаживаю. – Влад с многозначительным видом поднял брови. – До чего же я докатился! У меня – ощущение, что мы с вами играем в куклы. Но самое страшное не это. Самое страшное, что мне это нравится. – Влад замолчал. Насмешливое выражение его лица сменилось задумчивостью. – Вы помните мой дом? – Спросил он вдруг, приподнявшись, опираясь на руку и устремив на Надю потускневшие глаза. – Мы вместе с ним однажды потеряли самых близких людей. Мы осиротели, сломались, но мир вокруг нас оставался прежним. Он веселился, смеялся, оглушал своим смехом. Мне тогда он показался прогулочным катером, украшенным гирляндами огней, переполненным пассажирами, которые ели, пили, веселились, любили; а между тем, кто-то падал за борт, кому-то помогали это сделать. Однако, ничто не омрачало общего веселья. Ещё я увидел себя среди этих пассажиров и понял, что мне с ними больше не по пути. Что было дальше, вы знаете. Я жил только воспоминаниями. – Влад снова лёг на землю. – Не удивляйтесь, что меня вдруг потянуло на откровения. Сегодня – особенный день. Мне, пожалуй, надо исповедоваться перед кем-то. Кроме вас – больше не кому. По завещанию деда я унаследовал небольшой капитал, а ещё рукопись. О ней рассказал мне отец, но, где была спрятана тетрадь, не знал даже он. Мать какое-то время опекала меня. Я получил хорошее образование. История с рукописью пугала и влекла меня одновременно. Потому, возможно, я увлёкся биологией. И в школе, и в институте достиг больших успехов в изучении этой науки. Но в какой-то момент я стал чувствовать постоянное присутствие кого-то за моей спиной. Сначала я думал, что это – плод моего воображения, но, обнаружив однажды случайно у себя в доме подслушивающие устройство, я понял, что мои подозрения были ненапрасные. И вот тогда, возможно, сказались пережитые в детстве потрясения, а, возможно, я попросту оказался трусом, но меня стал преследовать страх. Моя и без того надломленная жизнь, сломалась окончательно. Ночью меня мучили кошмары, я стал раздражителен, боялся выходить на улицу, потому, естественно, перестал посещать институт. А дальше. Дальше было ещё веселее. Один мой знакомый, узнав о моих проблемах, посоветовал мне заменитель счастья! Мне тогда было двадцать четыре года, и я не знал, как жить дальше. Знакомый мой не обманул меня. Я действительно на какое-то время позабыл о том, что я хронический неудачник. Но «счастливым» я почувствовал себя позже. Сначала после трёх лет непрерывного приёма рекомендованного мне лекарства от невезения, я влез по уши в это дерьмо. Сначала был только кайф. Затем вслед за кайфом стали приходить кошмары. Страшная пытка, придуманная людьми. Представьте. Адская боль кромсает вас изнутри, режет на куски, и вы, чтобы заглушить эту боль, впиваетесь зубами в собственное тело, грызёте ненавистную, мучающую вас плоть. Лечение практически не помогало мне. Я тогда пытался найти спасение в книгах. Я буквально глотал их, как умирающий от голода зверь – добычу, которая не могла его насытить, потому что не имела ничего в пользу жизни. До сих пор я был уверен, что весь мир дан мне в награду. Мне казалось, что я и он были всегда. Я помнил себя раскалывающим острым камнем крепкую скорлупу ореха. Я видел себя летящим меж звёздами. Нет, я не был мечтателем и фантазёром. Я даже не думал о том, что только что наговорил вам. Я чувствовал это, как руки свои, как сердце. И, как собственное тело, я не делил этот мир на «со мной» и «без меня». Но тогда вдруг всё сломалось и рассыпалось, превратившись в пыль. Меня больше не было. Я сам себе, прошлый, стал чужим. Я понял, что жизнь – чья-то злая шутка, как та наживка на крючке для рыбы. Её заглатываешь, радуясь подарку, а чья-то крепкая рука, выдирает её из тебя со всем твоим нутром. – Влад с тревогой посмотрел на Надю. – Простите. Я вас не напугал?
– Нет. Я хочу знать всё о вас. Вы столько пережили, столько поняли и потому чувствуете и понимаете так глубоко, как дано немногим. Вы мудрый человек и очень сильный, и я надеюсь многому у вас научиться. Говорите! – Надя тряхнула головой, и каштановые локоны, выбившиеся из узелка волос, упали на её смеющееся лицо.
Влад поднял брови. Глаза его улыбались. – Оценки, конечно, незаслуженные, но всё равно, приятно. – А знаете, я сейчас увидел вас маленькой большеглазой девочкой с двумя косичками. А вы представьте меня белобрысым молодым человеком лет пяти. Жаль, что мы не встретились в этом белоснежном возрасте. Я показал бы вам мои игрушки – целый зоопарк из плюшевых медведей, бархатных зайцев, лисиц, белок; резиновых черепах и крокодилов. А ещё города из лего и многое другое, такое же симпатичное. Родители никогда не покупали мне ни стрел, ни шпаг, ни пистолетов, ни оловянных солдатиков. Я никогда не играл в войну, быть может, потому не пользовался уважением у моих мужественных сверстников. Я нигде и никогда не был "своим парнем". Меня это мучило сначала, но потом я привык. Мы все приходим в этот мир, никому не желая зла, и рисуем в своих первых рисунках лишь небо, солнце, цветы; но потом, взрослея, дорисовываем меж ними друзей и врагов. «Почему мы теряем ангельское?» – Так вы сказали однажды. Действительно, почему?
Тут Надя подняла голову и подставило лицо тёплому солнечному свету, струящемуся сквозь зелёные кружева листвы.
– Как вы думаете, для чего восходит солнце? – Тихо спросила она.
Влад посмотрел на неё пристальным долгим взглядом, словно пытаясь понять, что значил для неё этот вопрос.
– Во-первых, – произнёс он, наконец, с улыбкой, – хоть это и прозвучит банально, чтобы не сломались часы, однажды кем-то заведённые. Каждый винтик в этом мире должен работать ровно столько, сколько ему отведено быть.
– А во-вторых? – С нетерпением спросила Надя, устремив на Влада серьёзный, полный задумчивого внимания взгляд.
– Во-вторых. – Влад сделал паузу, словно подбирая слова. – Во-вторых, думаю, чтобы рассказать нам правду о нас. Каждому человеку – рассказать правду о нём. Это не всегда – приятный разговор, но необходимый. В этом я уверен. Ведь кто-то должен говорить правду в этом мире!
– Как это верно. – Тихо сказала Надя. – Как это верно! – Повторила она уже громче. – Чтобы рассказать правду о нас. Чтобы я… – Она почему-то смутилась.
– Чтобы вы улыбались ему. – Помог ей Влад, глядя на девушку тепло и бережно. – И ещё. – Он убрал со лба светлую прядь волос, и Наде показалось, что в его голубых глазах засияло солнце. – Я думал над вашими словами о Христе, и вот, что надумал. Люди оплакивают Иисуса, распятого более двух тысяч лет назад, но человеческий мир продолжает распинать его в каждом родившемся ребёнке. Однако, я верю; нет, я знаю, что вы спасёте его в подаренном вам судьбой малыше, что… - В этот момент звук подъехавшей машины прервал его. – А вот и Максим. – Влад встал и подал руку Наде.