Глава 17
– "Волшебная палочка в руках ангела"! Как замечательно вы сказали, Влад. – Воскликнула Надя. – Вот, Максим, рецепт спасения человечеств! Опасны не только леность ума, но и леность души. Но где, когда тает в нас ангельское? Почему мы теряем то, что так бережно хранят эти деревья, цветы? Вот у кого нам надо учиться терпимости, щедрости, умению радоваться малому. Нам нужен Иисус, здесь, на земле; и я знаю, что он к нам идёт. А мы должны идти ему навстречу, взявшись за руки, помогая друг другу. Путь будет нелёгким, но, я верю в нашу светлую встречу! А жизнь – величайшее Чудо из всех чудес! И в этой бесконечной её чудесности – и бескрайний смысл, и безграничная ценность её. Не ценить этот дар невозможно. – Надя говорила с энтузиазмом, в голосе её звучала уверенность, но во взгляде, который она периодически обращала то на Максима, то на Влада, этой уверенности не было. Она словно ждала поддержки, будто просила не только поверить ей, но и поддержать в ней веру в то, о чём говорила, в чём ещё совсем недавно не сомневалась. Надя чувствовала, что причина произошедших в ней перемен – пережитое в пустыне. Оно не отпускало. Вот и сейчас немигающее всевидящее око чёрного беркута следило за ней. В нём теперь, как казалось, были насмешка, ирония, и, словно споря с ним, девушка продолжала свою исповедь. - Я люблю этот мир, сложный, несовершенный, но такой прекрасный! Я не могу надышаться им, насмотреться на него. Я готова страдать, если придётся. Я хочу любить, если повезёт, хочу быть нужной кому-то. Хочу детей иметь. Хочу, чтобы, когда меня не будет, они за меня дышали, смотрели, любили. Жили. Хочу, чтобы этот мир был всегда! Господи. Какие краски! Взгляните!
Под лазурным солнечным небом мелькали пёстрые островки леса, и всё казалось лёгким и светлым.
– Я давно не бродил по лесу. – С грустью произнёс Максим. – Мир вокруг – вроде бы рядом, но отдельно от меня.
– Иногда, чтобы что-то увидеть, необходимо в это поверить. Поверьте, что мир этот создан для счастья, помогите ему, и он поможет вам. – Надя, высунула в окно маленькую тонкую руку и помахала ей то ли лесу, то ли небу, то ли далёкому путнику.
– Простите, но я опять поставлю кляксу. – Сказал Влад, но уже без иронии. Взгляд его был сосредоточен. Он будто говорил с самим собой, медленно, вдумчиво, словно человек, ищущий выход из лабиринта и обдумывающий каждый шаг. – Зло существует, не зависимо от того верите вы в него или нет, прямо там, между цветочками и бабочками, которыми вы любуетесь. Здесь всё отравлено человеком. Всё! Воздух, вода, всё живое. Тот, кто назвал королевскую кобру рекордсменом по количеству выделяемого яда, солгал. Человек – самое ядовитое создание на этой планете. Он – виновник множества бед, а которых вы знаете не меньше меня. Вы смотрите на то, что радует глаз, но действительность это не всегда то, что вы видите.
– Мир многоцветен, Влад, и души людские – тоже. В мире – не меньше добра, любви. На них всё держится. – Мягко возразила Надя.
– Оставьте! – Холодно перебил её Влад. – Люди так много любят: кто – свиные отбивные, кто – славу, кто – деньги, кто – бога, но подавляющее количество влюблено во всё, выше перечисленное. Недаром они объединили так много некрасивого и пошлого под словом любовь. В этом – их суть, лицемерная суть. Во все времена человечество делилось на обладающих большим количеством материальных средств, позволявшим жить сытно, комфортно, праздно, и тех, кто не обладал таким количеством и потому много трудился, жил скромно, но мечтал жить сытно, комфортно, праздно. Вот эти неутолимые позывы – трёхголовый монстр, родивший все человеческие пороки, повлекшие множество бед и для обладателей, и для среды их обитания. Этому миру можно помочь, лишь обезглавив чудовище; не усыпив, как предлагает буддизм, не связав, как надеется христианство, а уничтожив.
– На мой взгляд, невыполнимая задача. – Возразил Максим.
Надя обернулась к Владу. Взгляды их встретились. Голубой и каштановый, растерянный и восторженный, они смешались и радужными, стремительными волнами хлынули в оба сердца, не встречая на пути никаких преград. В этом не было ничего чувственного, просто всё совпало: мысли, надежды, биение сердец.
– А я верю. – Произнесла Надя, и глазами, и голосом выражая благодарность. – Я верю, это время придёт. Оно принесёт другие идеи, откроет иные дороги, но заповеди останутся прежними.
– Быть может. – Ответил Влад, испытывая неловкость от этого неожиданного и стремительного вторжения в его давно закрытый для всех мир. Он повернул голову к окну, за которым сияла разноцветными красками жизнь.
Последующие минут десять все сидящие в машине сохраняли молчание. Влад лежал с закрытыми глазами. Надя что-то записывала в маленький синий блокнот. Максим, судя по всему, был погружён в нелёгкие размышления. Он выглядел очень подавленным.
– Почти приехали. – Сказал он, наконец, уставшим голосом. – Третий поворот направо – и дом Егора. А вот и он.
Двухэтажный дом с зелёной крышей и беленькими карнизами, не большой и не маленький, ни то, чтобы новый и не совсем уж старый, улыбался всеми шестью окнами и, как будто был очень рад гостям. Сад, окружавший его, был ему под стать. Не то чтобы заброшенный, но и не так, чтобы любовно ухоженный. Но в этой лёгкой небрежности была особая прелесть его. Как и хозяин, он не желал казаться лучше, чем был на самом деле. Однако, непричёсанный и неподстриженный сад был очень мил. Он, как будто говорил: простите великодушно, но, как мне кажется, нет ничего более скучного, чем приводить себя в порядок. Так что, давайте без заморочек, запросто.
Первой из машины вышла Надя.
– Какое очаровательное место! – Воскликнула она. – А дом, как теремок!
– Я занесу вещи. – Сказал Максим, вытаскивая сумки из багажника.
– Давайте, и я поработаю! – Раздался голос Влада. – Я выспался и полон сил!
Он выглядел уставшим, но во взгляде и голосе появилось нечто новое. Молодой человек явно бодрился.
– Думаю, – Продолжил Максим. – Стоит распределить обязанности. Я занесу и разберу сумки. Надя займётся обедом, а вам, Влад, самое ответственное поручение! Контролировать обстановку.
– Ясно. – Молодой человек изобразил на своём лице разочарование. – Серьёзную работу доверить не рискуете.
Он пошёл вслед за Максимом, насвистывая какой-то марш.
– Дома, как люди. Бывает, в них влюбляешься с первого взгляда, – сказала Надя, обводя смеющимися глазами просторный холл. Все стены его – жёлтая, зелёная, голубая и розовая были расписаны руками маленьких художников, детскими руками.
– Вот это по истине бесценные творения! – Воскликнул Влад. – Я тоже был почти также талантлив, когда мне было лет пять – шесть. Однако, потом мой талант постепенно выдохся по неизвестным мне причинам. А вы, Максим, вы пробывали кисти и перья на стенах своего жилища?
– А как же. И мы были не бесталанны. – Ответил Максим, выкладывая продукты на стол.
– Пора обедать, художники! Предлагаю это сделать в саду. – Надя посмотрела на Максима и Влада умоляющим взглядом.
– Конечно, в саду. – Кивнул Влад – Не в саду, я, пожалуй, отказался бы отобедать.
Когда голод и тревоги были вытеснены сэндвичами, салатами, жаренным на костре хлебом и развеяны тёплым, пахнущим зеленью ветром, все притихли. День переливался в вечер алыми волнами света, растекаясь по небу, листьям, травинкам, воздуху. Надя сидела, положив локти на стол и подперев ладошками лицо. Она смотрела на прозрачный пар, дрожащий над поверхностью чайной чашки немигающими слегка прищуренными глазами, как будто хотела увидеть что-то в замысловатой игре бесконечно меняющегося облачка.
Взгляд Максима скользил по верхушкам деревьев, горящих алым светом, будто свечи. В листве их разговаривали птицы.
– "Нам нужен Иисус, здесь, на земле; и я знаю, что он к нам идёт, а мы должны идти ему навстречу, взявшись за руки, помогая друг другу. Путь будет нелёгким, но, я верю в нашу светлую встречу!" – Почему-то вспомнилось ему. – Красивая утопия, вечные надежды на спасителя человечества. Однако, на трещотке невозможно сыграть Моцарта. – Мысленно произнёс он и посмотрел на Надю. Взгляд его осторожно заскользил по её каштановым локонам, выбившимся из узелка волос на затылке, как цветы из букета, рассыпавшимся по хрупким плечам. Он коснулся ямочек у её рта и удивился, что не замечал их раньше. Чайное облачко кружилось в волшебном танце, а Надя, будто смотрела сквозь него. Максим захотел заглянуть в её глаза, чтобы увидеть отражение того, чему она улыбалась, но вдруг тревога коснулась его сердца. Он повернул голову в сторону, где сидел Влад, и встретился с его пристальным взглядом. Поняв, что молодой человек наблюдал за ним, Максим покраснел и отвернулся.
– Устал я что-то. – Сказал Влад вялым бесцветным голосом. – Пойду спать. Незабываемых снов вам, друзья! – Он встал из-за стола и пошатнулся.
– Я провожу. Вам пора принять лекарства. – Поспешила ему на помощь Надя. – И вам пора отдохнуть. – Обратилась она к Максиму. – Я вернусь и наведу здесь порядок.
– Спокойной ночи. Я всё сделаю сам. – Пробубнил Максим, убирая посуду со стола и поглядывая исподлобья на уходящих. – Чем это я так расстроен? – Сказал он себе мысленно. – О работе, Максим Максимыч следует думать. О работе! Завтра утром в институт, дел накопилось уйма, а вы в облаках витаете.
Оказавшись один в маленькой уютной детской, Максим сел на небольшой кожаный диван и огляделся. На него смотрели игрушечные медведи, обезьяны, зайцы и будто спрашивали: Ты кто и зачем?
– Зачем? – Повторил он. – Я и не знаю, зачем.
Вопросы закружились в его голове:
Почему я поверил совершенно незнакомому человеку?
Почему я не обратился в полицию?
Что делать дальше?
Что значит всё, что со мной происходит?
Максим не находил ответов и не понимал себя. Он вытащил из бокового кармана револьвер и положил его под подушку и в это мгновение, ещё не разжав пальцы вокруг его холодной рукоятки, отчётливо представил, как давит указательным пальцем на курок, как кусок свинца летит и через мгновение входит легко, как в масло, в чью-то грудь, пронзает сердце; как оно, вздрогнув, трепещет в агонии, как стрелка времени, бежавшая до сих пор по кругу чьей-то жизни, остановившись, ещё покачивается раз, другой, третий и останавливается навсегда.
– Что за чушь!? Что за душещипательные картины? Я сделаю это, если будет необходимо. Добро в этом мире - меньшее из двух зол в данной точке пространства, в заданной системе координат.
Он подставил стул под ноги, пожелал спокойной ночи всему игрушечному зоопарку, опустил голову на подушку и погрузился в неспокойный чуткий сон. Не известно, сколько времени он провёл в блуждании между забытьём и бодрствованием. Вдруг совсем рядом раздался скрип, словно кто-то присел на старый расшатанный стул. Максим вздрогнул, открыл глаза и в шагах двух от себя увидел фигуру сидящего человека. Рука Максима скользнула под подушку, пальцы сжали рукоятку оружия, указательный – опустился на спусковой крючок. Через мгновение ветер, прыгнувший в раскрытое окно, приподнял лёгкую занавеску и лунный свет, хлынувший в образовавшуюся щель, осветил сидящего. Это был старик. Длинные седые пряди волос его были в беспорядке рассыпаны по слабым узким плечам, белая косматая борода закрывала большую часть лица и тела. Худые, костлявые руки лежали на коленях, подрагивая. Однако, всё это было как-то неясно, нечётко, второстепенно и казалось лишь обрамлением чего-то более важного. Приглядевшись, Максим испытал волнение, подобное тому, какое испытывает человек, поднявшийся на горную вершину и смотрящий вниз с головокружительной высоты. Под густыми нависшими бровями пронзительным светом блеснули глаза старика, и он вспомнил их.
– Кто вы? – Спросил Максим, чувствуя, что взгляд гостя тяготит его.
– Я? Я это ты. – Ответил старец каким-то глухим, словно издалека голосом. – Ещё я тот, с кем ты разговаривал, когда судьба посылала тебе испытания, кто тебе не давал покоя, о котором ты так мечтал. Ты, как и большинство людей строил стену, чтобы закрыться ею от себя, от мира, в котором живёшь, а я её раскачивал. Она однажды рухнет. То, что было скрыто за ней, чуть не убьёт тебя. Однако, ты выживешь, выкарабкаешься из-под развалин и больше не будешь строить стен. Я пришёл, чтобы сказать тебе об этом.
Сумерки в комнате начали бледнеть, и в глаза Максима вдруг брызнул яркий свет. Он зажмурился. За окном еле слышно свистнула птица. Ей ответила другая. Третья застрекотала, громко, призывно и, тишина треснула. Бисер звуков зазвенел, рассыпаясь и искрясь. Максим открыл глаза и осмотрелся. Игрушечные медведи, обезьяны, зайцы с интересом смотрели на него, словно спрашивая: что случилось?
– Галлюциноз. Так, по-моему, это называется. – Максим потёр виски, пытаясь успокоить бегущее, спотыкающееся сердце. – Так хочется проснуться в своей кровати. Хочется работать. Хочется жить, как прежде, но с каждым днём всё, что было до, всё более и более ломается, а, что будет после – неизвестно. Но, зачем мне это надо: сражения с ветряными мельницами? Я не Дон Кихот. – Он посмотрел на часы. – Пора в институт, Максим Максимыч. Хватит ныть.