По ту сторону снов

Роман

1

Так уж вышло, что с женой Антон Сушков разошелся. Как и почему? Да кто ж его знает! В таких случаях принято говорить – не сошлись характерами. Наверное, так оно и есть. Оставил ей двухкомнатную квартиру, всю мебель и прочее имущество. Сложил в «дипломат» тетрадки со своими стихами, пару нижнего белья да носки. И ушел. На счастье, именно в то время его маленький бизнес был на подъеме, и, выкружив пару-тройку удачных заказов, он смог прикупить себе однокомнатную квартиру на девятом этаже панельного дома. Дом стоял на окраине Екатеринбурга, и с верхних этажей открывался великолепный вид на убегающий вдаль дублер  Сибирского тракта, по которому он столько раз ездил раньше, когда еще жил в городе энергетиков.

По роду своей деятельности Антону часто приходилось бывать в различных фирмах, проектных институтах и в крупных строительных организациях, общаться с очень грамотными, а порой и просто незаурядными людьми. И это приносило ему, кроме заработка, огромное удовольствие. Для середины девяностых это была большая удача, ибо большинство толковых специалистов из профессии ушли в бизнес, в свободное плавание. А среди оставшихся найти близких по духу людей было непросто. Но Антону как-то всегда везло на встречи с неординарными личностями. Был, правда, один минус. Организм тридцатилетнего, вполне здорового мужчины, требовал выхода своей энергии. А вот с этим были как раз проблемы. Дело в том, что работа отнимала практически все время Антона, и на личную жизнь почти ничего не оставалось. Кроме того, он решительно не представлял, где и как можно познакомиться с какой-нибудь приличной девушкой. Все его знакомые представительницы прекрасного пола, - в основном по работе, естественно, - давно были замужем и вполне себе счастливы в браке. Либо уж совсем не в его, Антона, вкусе. Словом, личная жизнь отсутствовала как таковая.

Однажды, когда Сушков уже собирался уходить из своего маленького, но очень функционального и уютного офиса, раздался телефонный звонок. «Это кто так уработался, - подумал Антон, поднимая трубку, - времени-то восьмой час вечера уже».
- Ой, братишка, привет, привет, - защебетал в трубке голос его младшей сестры Татьяны, - ты что, все еще на работе?
- Да как раз собирался уезжать. А ты специально звонишь так поздно, надеялась, что не застанешь? – огрызнулся Антон.
- Нет, миленький, нет, любименький, просто знаю, что ты допоздна задерживаешься, - все эти эпитеты «миленький», да «любименький» начали  настораживать. «Опять просить чего-то будет», - решил Антон и не ошибся.
 - Выручи, родненький, - продолжала напевать Танька, - мы с Саней в отпуск улетаем, а Мотю оставить не на кого. Ты же знаешь, мы обычно на соседку нашу, Светку, всегда рассчитывали, а тут она в больницу попала с аппендицитом. Ну, просто тупиковая какая-то ситуация. А у нас уже и билеты, и путевки. Возьми к себе Мотю недельки на три, а?
- Тань, ты пойми, мне собака в доме не нужна. Тем более такая, как ваша. Давай поступим по-другому. Ты мне ключи оставь, я каждый день буду заезжать к вам, Мотю кормить и выгуливать. Все одно мне по вечерам делать нечего, - предложил Антон.
- Ой, выручил, ой, спасибо тебе. Только ты ключи сегодня забери, мы завтра уже улетаем.

Был конец марта. После отчаянных весенних снегопадов, наконец-то выглянуло солнце, становилось по-настоящему тепло. Возле офиса Антона, расположенного на первом этаже жилой пятиэтажной «хрущевки», в густом кустарнике заливалась синица, радуясь первому весеннему теплу. Сушков подошел к машине, остановился, послушал веселый свист птахи, посмотрел, прищурившись на вечернее солнце, на абсолютно безоблачное небо и поехал к сестре. Та встретила его необычайно радушно:
- Садись, миленький, поешь. С работы, как-никак, а дома-то, поди, шаром покати. Готовить-то ленишься, наверное? Поешь, давай, а я тебе пока покажу все: вот корм для Моти, варить ничего не надо, вот лоточек у нее. Она же маленькая у нас, если даже и задержишься, она в лоток сходит, подстилку только поменяешь потом, и все, чтоб не воняло на всю квартиру. Давай, родненький, выручай.

Мотя, - маленький мохнатый комочек породы «померанский шпиц» с черными пронзительными глазками, - сидела тут же, посреди кухни, и внимательно слушала наставления хозяйки, настороженно поглядывая то на нее, то на гостя.
- Ну, что, Мотя? Остаемся мы с тобой на хозяйстве, - обратился Антон к собаке. Мотя гавкнула коротко и, понурив голову, ушла в свой домик, стоявший в прихожей. Обиделась, что ее с собой не берут, да еще и оставляют на попечение этого противного дядьки, который вечно не дает ей лишний раз побаловаться, а главное, никогда не разрешает грызть его ботинки.

На другой день Антон закончил работу пораньше. Надо было заехать на квартиру сестры, разобраться там, что к чему. К удивлению Антона, входная дверь оказалась запертой лишь на один замок из двух, причем, на самый слабенький, с защелкой.  Основной же, ригельный замок, оказался отомкнут. «Вот раззявы, - подумал Антон, - видимо, так спешили, что и квартиру толком не закрыли. Такая халатность может однажды и боком  выйти». Мотя выбежала в прихожую, завиляла хвостом и для порядка пару раз тявкнула. Антон прошел на кухню, достал собачий корм, развел водой, как указано было на упаковке.

- Ну, что, Мотя, пойдем пока гулять? – Антон вернулся в прихожую.
- Вот, дьявол! А где же твой поводок? Еще удерешь от меня, Танюха же меня потом с потрохами съест и не подавится. Мотя, где поводок?
Мотя засеменила своими коротенькими лапками мимо Антона в приоткрытую дверь спальной. «Туда утащила, что ли?» - Антон пошел за собакой. Войдя в спальную, Сушков, мягко говоря, несколько опешил: на заправленной покрывалом хозяйской кровати лежала прямо в одежде, лицом вниз какая-то дамочка. 
- Алле, гараж, - Антон потрепал девушку по плечу, - хорош спать, вставай пришел.
Та не шевельнулась. Антон еще раз, но уже чуть сильнее потряс плечо девушки. Никакой реакции. Тогда он аккуратно перевернул девушку на спину. Глаза ее были закрыты, лицо мертвенно бледное, дыхания не ощущалось.
- Да что за черт! – выругался Сушков, наклонился, прислушался – дышит ли?
Дыхание, хотя и очень слабое, но было. Антон взял руку спящей, попытался нащупать пульс. Сделать это оказалось крайне сложно – пульс еле прощупывался. Только тут Сушков обратил внимание на валяющиеся подле кровати упаковки от каких-то таблеток.
- Едрить твою через кочерыжку! Траванулась, кажется. Как раз этого нам еще и не хватало! – вслух произнес Антон, - и что теперь делать?
Первой мыслью было – вызвать скорую помощь. Но пока добежишь до телефона-автомата, пока дозвонишься, пока приедут… Эта дамочка тем временем «двинет кони», а отвечать кто будет? Устанешь объясняться потом с нашими доблестными правоохранителями. Антон потряс девушку за плечи, дал несколько легких пощечин, снова потряс. Девушка медленно открыла глаза. Взгляд ее был, хотя и мутным, но заметно удивленным и даже немного ошарашенным.
- А ты… а вы кто? Как вы здесь оказались? Что вам от меня надо?! -  с заметным переходом от удивления к испугу забормотала дамочка. Антон максимально спокойным голосом и очень членораздельно произнес:
- Я Танин брат. Старший. У меня есть ключи от квартиры. Я пришел покормить собаку. А вот вы кто такая и что вы здесь делаете?
Слабым голосом, часто останавливаясь, чтоб перехватить воздуха, девушка произнесла:
- А я Танина подруга. Приехала к ним в гости, а Таня с Сашей уже как раз-таки в дверях с чемоданами стоят. Они на юг улетели.
- Да что вы говорите? Улетели? Вот так новость! Вопрос в другом: если они улетели, вы-то почему остались?
- А мне некуда больше пойти. И я попросилась у Тани здесь пока побыть.
- Час от часу не легче! Решили погостить без хозяев, а заодно таблеточками побаловаться?
- Нет, вы не поняли. Я хотела… Мне надо было… Ох! Мне надо… Мне плохо! Я, пожалуй… Можно, я в туалет пойду? – девушка попыталась встать, но тут же потеряла равновесие, и Антон едва успел ее поймать и усадить обратно на кровать.
- Ладно, потом поговорим. А сейчас займемся вашим здоровьем, - с этими словами Сушков принес из ванной ведро для мытья пола, потом с кухни трехлитровую банку чистой воды.
- Пейте. И как можно больше. Будет тошнить – вот ведро. Никуда не ходите. А я пойду, позвоню, вызову скорую.
- Ради Бога, ради Бога, не надо скорую, я вас умоляю! – вдруг горячо заговорила девушка, - я прошу вас, не надо никуда звонить. Сейчас все пройдет…
- Но почему? Вам же плохо. Отравление, я полагаю?
- Да, я пыталась как раз-таки отравиться. Но умоляю, не звоните в скорую, иначе у моего мужа могут быть серьезные неприятности!
- Неприятности, по-моему, пока только у нас с вами. Надеюсь, муж ваш не отравился вместе с вами?
- Нет. Дело не в этом. Вы не понимаете…
- Да что вы заладили: «не понимаете» да «не понимаете»! Давайте, пейте воду, потом поговорим. Я сейчас.
Антон вышел на кухню. Начинало смеркаться, и он включил свет. Достал из настенного шкафчика Танькину аптечку, открыл, порылся в содержимом.
- Вот, леший бы их побрал, этих медиков! Ни черта у них дома лекарств нет! Сапожник вечно без сапог! – бормотал он себе под нос, - а, нет, кое-что да есть, слава Богу.
С этими словами Антон отложил в сторону упаковку активированного угля и таблетку димедрола. Набрав в стакан воды и захватив таблетки, вернулся в спальную:
- Выпейте лучше вот эти таблетки. Они явно полезнее, чем те, с которых вы начали сегодняшний вечер.
Девушка послушно взяла несколько таблеток угля и одну димедрола. Посмотрела на стакан:
- А это зачем?
- Запивать. Ах, да! – Антон покосился на трехлитровку, - что-то я переборщил с водицей. Ничего, пейте и эту, хуже уже все равно не будет.
- Так мне воду пить или таблетки?
- Сначала воду. Потом ее в ведро. Потом таблетки. Вас как зовут, кстати?
- Оля.
- Вот что, Оля. Делайте все по порядку, как я сказал, а я быстренько погуляю с Мотей, а то у нее уже тоже отравление начинается. От переизбытка чувств и мочевины в организме.

Антон нашел поводок с ошейником и шлейкой, которые оказались в гостиной под креслом, - Мотина работа, - как смог прицепил собаку к поводку и вышел на улицу. Не столько ради Моти, сколько ради Ольги, чтоб не мешать своим присутствием промывать человеку желудок. Прицепил он не поводок к собаке, а именно собаку к поводку. С учетом размеров того и другого. Проходя мимо магазина, Антон подумал, что неплохо было бы перекусить после работы. Наверняка Татьяна никаких продуктов в доме не оставила. Да и Оле после лечения надо бы что-то поесть. Но как с собакой в магазин идти? «А ведь нет худа без добра! – пришла Антону неожиданная идея, - Мотя, конечно, не совсем собака, в полном смысле этого слова, зато с ней можно хоть куда!» С этой мыслью он подхватил Мотю на руки и зашел в магазин. Купив хлеба, курицу и еще кое-каких продуктов, Антон вернулся в квартиру сестры. Ольга сидела на кухне, ведро было чисто вымыто, банка с водой почти пуста.

- Как самочувствие? – поинтересовался Антон.
- Лучше. Голова только немного кружится.
- Слушай, Оля, а что ты там приняла? Я к тому, что, может быть, антидот какой-то надо тебе применить? Я куплю, пока аптека не закрылась.
- Нет-нет! Это как раз-таки довольно безопасные таблетки. Ничего не надо. Пройдет.
- Будем надеяться. Сейчас я приготовлю что-нибудь на скорую руку, поужинаем, и я поеду домой. Могу тебя подвезти, куда скажешь.
- А можно… мне…
- Меня Антоном зовут, - догадался Сушков о причине заминки, - и давай на «ты», так проще будет. Особенно с учетом сложившейся ситуации.
- Хорошо, Антон, давай на «ты». Я хотела бы здесь остаться. Если можно. Хотя бы до утра.

За разговором они перебрались на кухню.
- Так, бульон куриный вариться я поставил, картошка тоже закипает. Пока ужин готовится, давай, рассказывай все как есть. Иначе выгоню. На улице будешь ночевать. Если не подберет кто, - полушутя, полусерьезно сказал Антон, - что там у тебя стряслось?
- Меня муж бросил. Ушел к другой, - с места в карьер начала Оля, - я сына с мамой оставила, взяла пистолет и ушла в лес на конечной остановке автобуса. Хотела застрелиться, но не смогла, - голос у Ольги задрожал, на глазах проступили слезы, - мне хотелось именно как раз-таки из его пистолета застрелиться, чтоб он мучился потом.
- Погоди, погоди. Он у тебя что, военный?
- Нет. Он большой чиновник в правительстве области. Он как-то по работе с нашим военным  округом связан и с милицией тоже, вот ему и подарили однажды на юбилей пистолет Макарова с дарственной надписью. Именной. Мы раньше с ним часто в лес ездили пострелять. По банкам, по мишеням.
- Так вот почему ты запретила скорую вызывать?
- Да, если эта история станет всем известна, его репутация сильно пострадает. А я этого как раз-таки не хочу. Я не собираюсь ему мстить. Я только хотела умереть, чтоб ему было больно, и чтоб он понял, кого он потерял.
- А от того, что он семью бросил, его репутация, значит, не пострадает?
- Ты не понимаешь. Не знаю, как объяснить. Ну, не совсем он меня бросил. То есть, брак расторгать он как раз-таки не собирается. Просто сказал, что полюбил другую и ушел. Через неделю вернулся, и как ни в чем ни бывало. Через две недели опять ушел. Снова вернулся. Вчера сказал, что взял отпуск и поехал к своей сестре. Собрал сумку, вещи и уехал, а я, дура, взяла да и позвонила его сестрице. Нету, говорит, его, да и разговора даже такого не было. Я тогда взяла и поехала к той женщине, ну, к любовнице его. Антон, я, наверное, совсем дура, да? Я, видимо, от горя совсем голову потеряла, да? Словом, приехала я к ней, а он там. В домашнем халате, в кресле. И спокойно так говорит мне: «Ты сюда не езди, не унижайся. Я пока здесь поживу. Потом вернусь». Устала я. Нашло на меня отчаяние какое-то, вот я и решила. Когда поняла, что не смогу в себя выстрелить, поехала к Тане. Выговориться хотелось, поделиться, посоветоваться, а они уже на пороге, уезжают. Я домой пока не могу пойти. Я, дура, перед тем, как в лес поехать, Володе, мужу то есть, позвонила. Попрощаться как бы. Наверняка он как раз-таки дома сейчас. Я не могу с ним пока видеться. Можно, я здесь переночую?
- А таблетки – это вместо ПМа что ли?
- Да, после того как Таня с Сашей уехали, я у нее в аптечке хотела валерьянку взять, чтоб успокоиться, а наткнулась на фенобарбитал. Вот и решила, что так проще будет со всем этим покончить. А тут ты.
- Ладно. Бульон готов, картошка тоже. Я вот еще салат порезал. Давай перекусим, и ложись спать. Утро вечера мудренее. Завтра встанешь утром, тогда и решай. А сейчас поешь и спи.

Они поужинали. Ольга ушла и закрылась в спальной. Антон помыл посуду, покурил на балконе, постелил себе на диване в гостиной, но уснуть не получалось. Вся эта история с Ольгой и пережитый стресс прогнали сон. Вдруг он вспомнил о пистолете. «Едрить-кудрить! А если она стрельнется среди ночи? Кто ж его знает, что у нее на уме». Антон тихонечко вышел в прихожую. На вешалке висела женская куртка, причем, явно не Танькиного размера, заметно меньше. Антон потрогал карманы снаружи. В одном из них явно было что-то тяжелое. Он сунул руку в карман – пусто. «Во внутреннем», - догадался Антон. Страшно неудобно было ему шариться в чужих карманах, но и оставлять боевой пистолет без присмотра, тоже было нельзя. Пересилив себя, Сушков залез в карман, достал пистолет из Олиной куртки. Действительно, это был самый настоящий ПМ, причем, даже не на предохранителе. Антон вынул магазин, патроны были все на месте. Вернулся в гостиную, сунул пистолет подальше под диван, снаряженный магазин – за шкаф. И только после этого уснул чутким, тревожным сном.

Проснулся посреди ночи. Вспомнил события прошедшего вечера. «Черт, вдруг ей плохо совсем? Надо бы проверить». Антон встал, тихо, на цыпочках прошел в прихожую, оттуда, приоткрыв дверь, в спальную. Подошел к кровати. Ольга не спала. В слабом свете, проникающем с улицы от уличных фонарей, он увидел бледное ее лицо и широко открытые глаза, смотрящие на него в упор.   
- Ты как? – почему-то шепотом  спросил Антон.
- Присядь ко мне, - тоже шепотом ответила Ольга. Антон присел на краешек кровати. Ольга взяла его за руку, притянула к себе и поцеловала, обхватив за шею. Дважды Антону предлагать было не надо. Он откинул одеяло и лег рядом. В разгар любовных утех Антон случайно поднял голову. Прямо перед ним возле кровати стоял какой-то мужик в строгом костюме и в галстуке, держал двумя руками пистолет, направленный Антону в голову. Сушков понял сразу, что это Олин муж. «Нашел-таки, гад, ПМ свой. Плохо я его спрятал. Ха, а магазин-то с патронами за шкафом! Пистик-то у него без патронов! А если это другой пистолет? Сейчас стрельнет, - и поминай, как звали!» Мужик прицелился и нажал на курок. Раздался странный, но резкий, пугающий звук.
Антон проснулся, огляделся, не совсем понимая, что происходит. Мотя ворочалась на кресле, пытаясь поудобнее устроиться. Рядом на полу валялась кружка из-под чая, которую Антон забыл унести на кухню и случайно оставил на кресле возле дивана, на котором он спал. «Надо же, какая бредятина может присниться, - подумал он, - а вот Олю проведать, действительно, не помешает». Антон посмотрел на часы. Половина седьмого утра. Он встал, оделся, прошел в спальную. Оля мирно спала. Дыхание ее было ровным и глубоким. «Аки агнец Божий! Будто и не было ничего. То ли психика у нее такая устойчивая, то ли таблетки все еще действуют», - подумал Антон. Хотел было разбудить, но передумал. Умылся, поставил чайник, написал Ольге записку: «Я приеду в 18-00. Дождись меня. Если будешь уходить, захлопни дверь на верхний замок». Сушков залпом выпил чай с небольшим бутербродом и умчался по своим рабочим делам.

Перед обедом Антон заскочил в институт «Гражданпроект» к своему знакомому, Григорию Борисовичу Клетному, который трудился там главным инженером проекта, то есть ГИПом. Клетный был почти на пятнадцать лет старше Антона, но они были добрыми приятелями, что называется, «родственные души», ибо их интересы и увлечения во многом совпадали.
- О, на ловца и зверь бежит, - встретил его Григорий Борисович, поднимаясь навстречу со своего кресла, - ты-то мне как раз и нужен. Разговор есть. Кстати, ты уже обедал?
- Нет, не успел еще.
- Вот и отлично, пойдем в «Витязь», перекусим, заодно и поговорим.
Сделав заказ, Клетный обратился к Антону:
- Ты как себя чувствуешь? Вид у тебя какой-то усталый. Работы много или сна мало?
- И то, и другое. Еще сон сегодня приснился, – не приведи, Господи.
- Сон? Это любопытно. Ты же знаешь, эта тема меня очень интересует. Расскажи, если что-то помнишь.
- Да, помню. Такое не забудешь, - заметил Антон, - познакомился я вчера с одной девушкой, подругой моей сестры. При довольно-таки странных, надо сказать, обстоятельствах. Впрочем, это не суть. У девушки кое-какие неприятности в семейной жизни. Ну, познакомился и познакомился. Поболтали немного на сон грядущий. А ночью, представляешь, захожу я к ней в комнату, укладываюсь рядом, ну и… Сам понимаешь, начали мы любовью заниматься. Хотя с вечера и мысли об этом даже не было, честное слово, да и не до того вчера было. Тут откуда-то появляется ее муж, навел на меня пистолет и стрельнул. В этот самый момент я и проснулся. Звук, который я за выстрел принял, оказался звоном упавшей кружки. Собака Танькина кружку уронила, а во сне – выстрел. Откуда муть такая берется в голове – не пойму.
- Все очень просто. Впечатления вечера сидели у тебя в оперативной памяти коры головного мозга. Звук упавшей кружки взбудоражил их, активизировал. А все остальное – сложилось в определенный сюжет. Это легко объяснимо.
- Да подожди, Борисыч. Сон же очень подробный был, как наяву все. Значит, длился он довольно долго.
- Ничего это, мил человек, не значит. Сон твой возник после падения кружки и длился ровно столько, сколько прошло времени от удара предмета о пол до твоего полного пробуждения, то есть несколько мгновений. Остальное мозг уже сам дорисовал. Такая штука довольно часто встречается. А вот скажи мне теперь, каков был общий фон сна? Общее настроение, скажем так?
- Ну, не знаю. Во-первых, за Ольгу тревога. За ее самочувствие. У нее же пистолет Макарова заряженный был с собой. Это, знаешь ли, тоже фактор. Во-вторых, понравилась она мне, чего греха таить. Все было здорово во сне, пока муж ее не нарисовался.
- Хочешь, я тебе сон этот растолкую? Давно я этим занимаюсь. На любительском уровне, конечно. Но, тем не менее, кое-чему научился уже. Так вот. Все у вас с этой девушкой будет. И отношения, и любовь. Только запомни, ее супруг, какой бы он там ни был, он ее тебе не отдаст. Ты должен это иметь ввиду. Так что постарайся быть поаккуратнее со всем этим делом.
- Свежо преданье, да верится с трудом, - усомнился Антон в такой трактовке своего сна.
- Значит так. Приходи завтра, я тебе книжечку одну полезную подарю. Почитай, тебе будет небезынтересно. 
- Уж не сонник ли?
- Упаси, Боже! Такую дрянь, как сонники не читай никогда. Я их в свое время перебрал кучу с грудой. Бред полный! Примитивизм! Увидел во сне мальчика – к прибавлению семейства или к добрым вестям. Увидел деньги – к потере. Увидел зубы – к болезни. Чушь! Из серии «что вижу, то пою». Уровень безграмотного чукчи. Для толкования сновидения важен даже не сюжет. Важнее всего – общее настроение, подтекст, подоплека. Сюжет – это чаще всего впечатления прожитого дня. А вот подтекст! Но его еще отловить надо, понять, а потом уже только толковать. Впрочем, в той книге все это подробно расписано. Прочтешь – поймешь.
Ладно, давай к делу. Несколько моих давних приятелей и бывших коллег затеяли интереснейший проект. Я, кстати, по мере сил и возможностей тоже принимаю участие. Суть проекта в следующем. Мы пытаемся создать уникальную установку для защиты от града. Ты, вероятно, в курсе, что наша страна, несмотря на все передряги последнего десятилетия, впереди планеты всей в создании уникальных ракетных двигателей. Так вот. Мы задумали создать ракету с твердотопливным пороховым двигателем. Маленькую, восемьсот семьдесят миллиметров длиной, сто двадцать пять в диаметре. Легкую, из облегченных сплавов на основе алюминия. В топливо добавляем реагент, а двигатель рассчитан на выведение ракеты на определенную высоту, а дальше – горизонтальный полет в грозовом облаке с распылением реагента в составе уходящих газов. Плотно контактируем с оборонным заводом, который все это может делать. Другой завод будет выпускать стационарные пусковые установки. Пороха и реагенты – завод в Перми делает. Но самое уникальное – это программное обеспечение и особенной конструкции радарная установка. Радар исследует грозовое облако, следит за ним, а компьютер вычисляет вероятность образования в этом облаке града. Мощнейшая штука, доложу я тебе. Но самое интересное, что это уже все есть. Профессор один изобрел, изготовил и опробовал. Ни у кого в мире такого нет! Только вот все компоненты этой системы разбросаны по стране. Радар и программа – в Нальчике, пороха и реагенты – в Перми, пусковая и сами ракеты – у нас, в нашей области. Кто двигатели делает, пока не скажу. Очень уж они секретные, такие производства. Но контакт поддерживаем, работы опытно- исследовательские идут полным ходом. На полигоне «Старатель» пробные пуски провели. Результат – стопроцентный!
- Погоди, Борисыч, - прервал Антон жаркий монолог Клетного. Видно было по всему, что эта тема его полностью увлекает, - ужель у нас на Урале такая уж беда с этим градом? Кому нужна эта установка?
- На Урале – да. У нас градозащита не особенно актуальна, - согласился Клетный, - а вот в Испании и в ряде стран Латинской Америки до восьмидесяти процентов урожая ежегодно погибает безвозвратно именно от града.
- То-то испанцы в очередь за такой установкой выстроятся, - съязвил Антон.
- Тут все намного интересней. Мы провели переговоры с представителями сельскохозяйственного бизнеса  некоторых стран, в частности, Испании. Но главное не это. Больше всего подобными системами интересуются крупные международные страховые компании. Весь урожай на Западе страхуется в обязательном порядке, поэтому основные убытки несут как раз страховщики. Вот они-то и готовы сотрудничать с нами ради сохранения хотя бы какой-то части урожая, потенциально обреченного на гибель от града. С ними мы тоже плотно общаемся.
- Классная идея, согласен. Только я-то чем могу быть полезен? – удивился Антон.
- Ты как-то заикался, что с журналистикой дело имел, верно?
- Совершенно в ёлочку. Я же после стройфака УПИ еще и журфак в университете закончил. Правда, оба диплома теперь на полке пылятся, но грех такой был по молодости.
- Вот и отлично! – воскликнул Клетный, - нужен нам человек, контролирующий деловую переписку, коей все больше и больше становится, а главное – нужны контакты с прессой. Некоторые вещи просто необходимо засвечивать в СМИ. Здесь, видишь ли, кроме технических вопросов возникают еще и вопросы политические. Свою пресс-службу создавать пора. Смог бы ты взяться за такую работу? Много платить, к сожалению, пока не можем, но и не на голом энтузиазме живем. А когда проект развернется, тут, я думаю, зарабатывать начнем уже совсем по-человечески.
- Скажи, пожалуйста, а как с точки зрения министерства обороны ваша эта идея выглядит? Ракеты, все-таки, установки пусковые. Это же оборонка отчасти.
- Резонный вопрос. Дело в том, что мы не собираемся этими системами торговать, как колбасой. Эти установки – всего лишь инструмент. Продаже подлежит не железо, а услуга по защите  сельхозугодий от града. Поставили в поле установку, зарядили ракетами, подключили радар и электронику. Все работает полностью автоматически. Отработали сезон, собрали монатки – и домой. Это все равно, что, скажем, инструмент у сантехника. Когда засор канализации случается, люди же у слесаря вантуз не покупают, а покупают услугу по прочистке трубы, верно? То же самое и здесь.
- Логично. И очень интересно. Что ж, если я чем-то смогу вам помочь, я готов, - подытожил Антон.

До Татьяниной квартиры Сушков добрался только в половине седьмого вечера, за что получил от Ольги молчаливый, но укоризненный взгляд.
- Мотю я покормила. Маломальский ужин сделала. Гулять с собакой по понятной причине как раз-таки не ходила. Давай, перекуси и отвези меня, пожалуйста, к маме. Что-то загостилась я тут, - доложила Оля ситуацию.
- Так что ж ты раньше не уехала? Защелкнула бы замок, и делу край.
- Хорошо. А Макаров?
- Ох, ты, ёшкин корень! – воскликнул Антон, - я же забыл совсем! Извини, Оль, закрутился.
Сушков с Ольгой наскоро перекусили, Антон собрал пистолет, поставил его на предохранитель:
- Обещаешь не баловаться больше с этой штукой? – спросил, строго глядя Оле в глаза.
- Обещаю.

2

На выходные Антон поехал в небольшой областной город, на малую Родину, к родителям. Помочь по хозяйству, да и просто навестить. Как-то так получилось, что добрался он до родительского дома уже затемно. Сели ужинать, точнее, ужинал только Антон, а родители сыночка с дороги скорее кормить, да и поговорить заодно. Вдруг за окном раздался какой-то жуткий гул. Антон с отцом выскочили на улицу. По ночному небу двигались разного цвета и размера огни, направляясь преимущественно в одну сторону, туда, где находился Екатеринбург. Некоторые объекты, впрочем, то зависали, то делали виражи со снижением, освещая прожекторами целые улицы и кварталы городка. В некоторых из них угадывались в темноте очертания самолетов, другие же, те, что двигались быстрее и много выше, скорее всего, были ракетами. Все ракеты уходили в сторону областного центра. Вскоре там, на востоке, небо озарилось ярчайшими вспышками, и чуть позже донесся  страшный грохот, земля содрогнулась под ногами Антона.
- Все, началось, - выдохнул Сушков-старший, - война.
Не сговариваясь, они с Антоном бросились домой:
- Мать, все, что съестного в доме есть, всю еду собирай, и в подпол! – скомандовал отец, - да, вещи теплые и одеяла, все туда же. Антон, за мной.
Они выскочили во двор, отец быстро достал из сарая картофельные мешки и лопаты:
- Быстро на огород, нагребай землю в мешки, тащи в дом и раскладывай на полу. Какая-никакая, а от радиации защита.
Антон с отцом наполнили землей мешки, перетащили в дом. Сушков старший на секунду задумался, потом снова скомандовал Антону:
- Так, берем тряпки, срочно затыкаем все щели, а главное, слуховые окна в подвале. Ничего, солений-варений у нас в достатке, сколько-то продержимся, а там видно будет. Воды еще надо побольше запасти, без воды не выжить.
Когда все было сделано, Антон с отцом не удержались, снова вышли на улицу. По небу бешено носились огни, все вокруг гудело и ревело, небо на востоке полыхало адским огнем…

Антон проснулся. Поворочался с боку на бок, пытаясь снова заснуть. «Нет, без воды не выжить, прав ты, батя», - пробормотал он про себя, отправляясь на кухню, попить. «Надо же, чего только не приснится! – думал Антон, сидя с кружкой за кухонным столом, - интересно, как Клетный такой сон истолковал бы? Похоже, пора и в самом деле родителей навестить». Но в выходные Антон к родителям не поехал. Были кой-какие дела. Мотя, например, леший бы ее побрал! Да и автомобиль требовал в очередной раз внимания к себе: долить, поправить, отрегулировать. Это женщина любит ласку, а автомобиль – уход и смазку. Плюс ко всему, Клетный подарил-таки обещанную книгу, и это полунаучное, полу-эзотерическое чтиво так захватило Антона, что прерываться очень не хотелось.

Погода стояла великолепная. Весна окончательно вступила в свои права. Остатки снега растаяли на глазах, буквально за несколько дней. Настала любимая пора Антона – апрель. Листьев на деревьях еще нет, мух и комаров тоже. Это время очень напоминало Антону редкие, но по-своему прекрасные теплые и солнечные дни позднего октября. Разница лишь в том, что осенью после краткого тепла неизбежно придут первые снегопады, сырость, промозглость, а там и до серьезных морозов недалеко. А дальше – долгая, нудная, холодная зима. После таких же точно дней редкого тепла и солнца в апреле, предчувствие близкого лета рождает в душе скрытую радость, пусть и не всегда оправданный оптимизм и надежду на что-то хорошее, что обязательно скоро придет, как обязательно и неотвратимо придет долгожданное лето. Эта похожесть картин природы засыпающей осенью и готовой вот-вот проснуться весной и придает апрелю невероятный шарм и состояние ожидания чего-то прекрасного  и светлого в скором будущем. Ранняя весна – это как детство, когда веришь в сказки с непременно добрым концом.

То ли погода нашептала, то ли пытаясь сбежать от одиночества, Антон отправился ближе к вечеру на «плиту». «Плитой» называли вымощенный тротуарной плиткой пятачок в крохотном сквере в центре города, возле ЦУМа. Сквер этот в свое время облюбовали художники. В основном самодеятельные, любители. Но частенько рядом с ними продавали свои картины пусть и молодые, но уже вполне состоявшиеся и профессиональные живописцы. С одним таким художником Антон случайно познакомился около года назад. Был по работе в мастерской генплана Главархитектуры в администрации города, зашел к знакомому архитектору по делу, а у того в кабинете сидит худощавый, скромно одетый молодой человек. Оказалось, это известный в творческих кругах художник и однокашник хозяина кабинета, Анатолий Пасека. Очень быстро случайное знакомство переросло в дружеские отношения. Толя оказался удивительно тонким, интеллигентным человеком, безусловно одаренным художником и приятным, эрудированным собеседником. Через Пасеку Антон перезнакомился почти со всеми завсегдатаями «плиты», в том числе со Славой Плюсниным и Толей Вяткиным, которые нередко приносили на «плиту» для продажи свои порой просто шедевральные произведения. Помимо разговоров, а временами и жарких споров о живописи, здесь почти всегда звучали стихи, негромко пелись под гитару песни Галича, Визбора, Дольского, Окуджавы, ну и, конечно, Высоцкого. Никто не орал, не матерился, не прыгал петухом перед оппонентом даже во время самого отчаянного спора. Нередко общение проходило под стаканчик-другой недорогого вина.

Антон купил бутылку портвейна «Три семерки», прозванного в народе «Три топора», пачку печенья «Соломка» и пришел в сквер. На «плите», не смотря на вечер субботы, на удивленье почти никого не было. В дальнем уголке, скорбно склонившись перед своей картиной, сидел на скамейке в задумчивости Славка Плюснин.
- Чего, добрый молодец, не весел? Чего головку ниже колен повесил? – бодро спросил Антон.
Слава поднял голову:
- А, привет, привет. Где пропадаешь? Давно тебя не видно было.
- Работа, мил человек, работа проклятущая заела. А ты чего грустный такой?
- Да вот, смотри, - Слава кивнул на картину. Там был изображен осенний пейзаж. Земля, покрытая первым снегом, потерявший уже почти всю листву лес, на берегу нетронутого еще льдом озерца стоит одинокий, слегка покосившийся домишко.
- Вот, хотел написать печаль покинутого на зиму дачного дома. Или садового домика. Словом, хозяева уехали и оставили его в грустном одиночестве…
- И, надо признать, это тебе удалось в полной мере, - сказал Антон. Действительно, от картины так и веяло тоской, одиночеством и безысходностью, - только вот…
- Что? – повернулся к Антону Плюснин.
- Только вот на этом белом фоне дом у тебя как будто висит.
- Так и я о том же! Когда писал, казалось все ясно и хорошо, и понятно. А сейчас смотрю,  повис домик-то в воздухе. И понять не могу, как его к земле привязать. Снег, понимаешь? Кругом снег. Вроде ясно все. А с другой стороны посмотришь, дом висит, опоры нет. Как же его приземлить?
- А ты поленницу пририсуй к нему, - вдруг родилась у Антона мысль, - поленница уж точно обозначит некую опору всей композиции.
- Хм, а в этом что-то есть! Как думаешь, сюда ее, или вот так? – Славка обратной стороной кисточки, что держал в руках, стал водить по картине.
- Слава, тут без ста грамм никак не обойтись. Доставай стаканчики.
Плюснин раскрыл свой саквояж, с которым никогда не расставался, порылся там в скопище кистей, коробочек и тюбиков с красками, достал два пластмассовых складных стакана:
- Тебе какой: зеленый или сиреневый?
- Слава, ёшь твою, какая разница? Мне, чтоб не протекал, а цвет не имеет значения.
- Темный ты человек, Антоха, - вздохнул Плюснин, - в этом мире имеет значение абсолютно все. И цвет – в первую очередь!
Они выпили, захрустели «соломкой».
- А Пасека где? – поинтересовался Антон.
- Толик ушел уже. Плохо себя чувствует. Ты, кстати, в курсе, что он безнадежно болен?
- Кто?! Толик Пасека?! Как так?
- Да вот так. Не знаю, как там по-научному эта болезнь называется. Что-то типа туберкулеза костей, что ли. А тут еще одну болячку у него нашли. С позвоночником что-то. Как бы гнуться он перестает.
- Неужели «Бехтерева»? – охнул Антон.
- Да, точно, точно, «Бехтерева». Жалко парня. Безусловный талант. Мы все по сравнению с ним так, детская мазня. Ты последнюю работу его видел?
- «Око Вселенной»?
- Да нет! Он же переводную книжку в стиле «фэнтази» полностью проиллюстрировал для русскоязычного издания. Автора не помню, «Муха» называется. Я книжку не читал еще, а работы его видел. Это что-то с чем-то!
- Вот тебе и на! Мы же с ним выставку собираемся замутить. Это секрет пока, но тебе скажу, ибо и тебя привлечь планируем. Эдакую передвижку современной живописи в исполнении молодых художников. Недавно встречались с ним на эту тему, так он ни слова, ни полслова про болезнь. Весь горит прямо идеей этой выставки.
- Торопится. Пишет сутками просто. Боится не успеть сделать все, что задумано. И с выставкой, видимо, тоже.
- Да, я обратил внимание. Только быстро такие дела не делаются. Все надо продумать, организовать, профинансировать, наконец. А он все гонит и гонит. «Давай, говорит, сделаем, как получится, главное быстрее, а последующие выставки уже спокойно подготовим». А оказывается, вот в чем дело.

Домой Антон вернулся поздно, не лег, а упал от усталости и тяжелых новостей, провалился в сон.

В понедельник выяснилось, что в работе у Антона возникла непредвиденная пауза по всем направлениям. В одном случае надо было подождать подготовки постановления Главы города, а это недели две, как минимум, в другом – земельный комитет готовит договор аренды участка, тоже не скорое дело, ну и, наконец, в третьем – разрабатывается проектная документация по одному из объектов строительства. Это еще дольше. Проект, правда, как правило, приходится постоянно контролировать, иначе проектировщики такого набуровят, чего свет не видывал. Но это так, текучка. Поэтому Антон решил пока плотнее заняться вопросами по теме градозащиты, о чем продолжал постоянно общаться с Клетным. Но не с пустыми же руками к Борисычу ехать. Долг платежом, как известно, красен. Поэтому Антон решил привезти Клетному довольно редкую, но крайне интересную и полезную книгу Л.Г. Пучко «Многомерная медицина или биолокация для всех», которую он сам недавно прочитал с большим интересом. Пришлось объехать полгорода, пока в одном из неприметных книжных магазинов Антон не наткнулся, наконец, на искомую книжку.

- Здорово, все просто здорово, - встретил его Григорий Борисович, - проект продвигается семимильными шагами! Наш главный руководитель по этому направлению – Вячеслав Алексеевич Строганцев – улетел в Москву. Если все вопросы решатся там как надо, начинаем собирать все части и разделы проекта в одно целое, потом полевые испытания, потом получение разрешений и официальных бумажек всяких и – вуаля! Начнем настоящую работу. Давай, подготовь пока пресс-релиз небольшой. Продумай оформление, чтоб текст был простым и понятным, фотоматериалы подбери поярче, покрасочнее, ну и так далее, не мне тебя учить. Надо, чтоб любому безграмотному все понятнее понятного было. Да, в июне мы со Строганцевым летим в Париж на симпозиум ЮНИДО, это подразделение ООН по вопросам природы и климата, постараемся там нашу идею озвучить с высокой, так сказать, международной трибуны, ну, и материалы тебе какие-нибудь дополнительные привезем.
 
Антон забрал исходную документацию и фотографии для пресс-релиза, вручил Клетному книгу Пучко и отправился к себе в офис.
За работой, заботами и делами Антон и не заметил, как пролетело время. Танюха с Саней уже вернулись из отпуска, чему Сушков был несказанно рад, - отвык за период холостяцкой жизни после развода от домашних обязательств и хлопот. Поэтому избавление от ухода за Мотей воспринималось как сброшенный с плеч тяжкий груз. И тут опять звонок от сестры:
- Антоша, какие планы у тебя на пятницу?
- К родителям хотел съездить. Месяц уже собираюсь, да все никак не соберусь, а что?
- Съездишь, значит, в субботу, - приказным тоном сказала Татьяна, - а в пятницу после работы давай к нам. Хотим отблагодарить тебя за домоводство твое, да еще дельце одно есть. Словом, часикам к шести ждем.
«Дельце, видишь ли, у нее есть, - проворчал Антон про себя, - опять чего-то придумала».

Тем не менее, в шесть прибыл к сестре. Там шло нешуточное приготовление к застолью. К удивлению Антона, на кухне Татьяне помогала Ольга.
- Привет, братишка, познакомься, это Оля, моя подруга. Ах, да, забыла. Вы же уже знакомы, - Таня лукаво улыбнулась, в голосе звучала откровенная ирония. Антон смутился. Сзади его за руку ухвати Саня:
- Пойдем, покурим.
- Да, пойдем, - с некоторым облегчением согласился Антон. Они вышли на балкон.
- Что за праздник у вас намечается? – поинтересовался Антон у хозяина дома.
- Черт его знает, сам не пойму. Приехала Ольга, пошептались чего-то с Танькой на кухне, потом в магазин сгоняли. И вот. Чего затеяли? Вроде как, встречу после отпуска отметить решили, что ли. Ты за рулем?
- Как всегда, а что?
- Эх, значит опять мне бабскими напитками давиться. Танька не разрешает мне крепкое спиртное в одиночку употреблять. «Чтоб не привык», - говорит. Может, поставишь машину на стоянку, а? Тяпнем по-человечески?
- Ну, даже не знаю, - замежевался Антон.

Открылась дверь, на балкон выглянула Татьяна:
- Мужчинки, хорош курить, давайте к столу, все готово. Антоша, ты машину на стоянку поставил уже?
- И ты туда же! Нет, конечно. Я же не думал, что у вас тут так по-взрослому все.
- Так, даю тебе две минуты. Одна нога здесь, другая там, - распорядилась Танюха.
- Тогда уж так: «Нога здесь, колеса там», - поправил ее Антон. Ольга, слушавшая весь этот диалог, откровенно расхохоталась:
- Я думала, у нас одна только Таня такая хохма ходячая, а у вас это, как раз-таки, семейное!

Антон поставил машину на стоянку и вернулся. Сели за стол.
- Антоша, тут Оля меня пытает, а кем же ты работаешь? – обратилась к Антону Татьяна, - а я так и не смогла ответить, просвети нас уже.
- Сестра, называется, - усмехнулся Антон, - ни черта про родного брата не знает, - ладно, объясняю. Работаю я переводчиком. С русского на русский. Смешно? Смешно! Только вот представьте себе, что часто люди друг друга не понимают. Вот есть дядька с деньгами, и он чего-то хочет построить. Неважно что: дом ли жилой многоэтажный на продажу, офис ли, загородный  ли коттедж себе лично. Да что угодно. Это – инвестор. Есть строитель, который готов кирпичики в нужном порядке сложить, чтоб инвестору угодить и себе на хлебушек с маслом заработать. Все просто, казалось бы. Но проблема в том, что понять друг друга они не могут! Строитель зачастую не очень понимает, чего хочет инвестор. А тот, в свою очередь, не владея техническим языком и не понимая  технических нюансов, не способен строителю объяснить, что же ему надо на самом деле. Хуже того, тут появляется еще один непременный и очень интересный персонаж – проектировщик. Вот он-то, казалось бы, как раз и должен все задумки инвестора прорисовать в проекте так, чтоб у строителя не осталось вопросов. Ан, нет! Как раз зачастую именно проектировщик-то и вносит вместо ясности основную сумятицу во всем этом деле. Он, видишь ли, начинает задавать наводящие вопросы инвестору, чтоб лучше понять, что тому надо. Инвестор, повторюсь, дядька с деньгами. И больше ничего. Он на эти вопросы ответить не в состоянии. Или отвечает так, что любого специалиста в глухой тупик загоняет. Проектировщик рисует в проекте так, как понял. Тут уже строитель в ужас приходит. Начинает проектанту вопросы задавать. Ну, эти-то хотя бы оба на техническом языке говорят, так и то иногда друг друга не понимают. А инвестор-то – тот  вообще к технике отношения не имеет. Он же ростверк от ригеля не отличает. Но денежку платить готов. За денежку проектировщик ему черта лысого готов нарисовать. А строитель спрашивает: и как я это должен построить, если все СНиПы и ГОСТы такую белиберду строить запрещают? Короче говоря, без меня им не обойтись никак. Я разговариваю с одним, потом объясняю другому. Разговариваю с другим, объясняю первому. И, кроме того, есть масса бумажек разных, которые надо подписать, согласовать, оформить надлежащим образом. Кто это будет делать? Строитель? Нет, его дело кирпичи укладывать, да раствор мешать. Проектировщик? Тоже нет, он нарисовал картинку, снеговую и ветровую нагрузки посчитал, и айда. Проект есть? Есть. Деньги давай, и гуд бай! Все остальное – забота заказчика. А заказчик у нас кто? Дяденька с деньгами, который чего-то там за сто процентов купил, сто два процента добавил и другому дяденьке продал. Вот на эти два процента и жирует. Что он согласует и оформит? И тут появляюсь я на белом коне. Во-первых, без меня эти трое друг друга понять в принципе не способны. Я им с технического на человеческий и обратно перевожу. Во-вторых, всю бумажную волокиту беру на себя. В администрацию города, особенно в Главархитектуру, в Архстройнадзор, да и в земельный комитет, хожу как на работу. Ежедневно, а то и не по разу в день. Со мной уже Глава города в коридорах власти как со старым знакомым здоровается, я уж не говорю о рядовых сотрудниках администрации. А с районными архитекторами, так мы и вовсе почти собутыльники. Такая вот работа. 
- Ничего не поняла, - сказала Татьяна, - твоя работа с архитекторами водку пить в администрации города что ли?
Все засмеялись.
- Ну, примерно так, - согласился Антон с такой трактовкой своей работы.
- А мне кажется, это невероятно интересно, - вдруг заявила Ольга, - это с каким же количеством самых разных людей тебе как раз-таки приходится общаться! И архитекторы, и проектировщики, и чиновники там разные.
- Есть такое дело, - подтвердил Антон.
- Ну ладно, давайте выпьем за моего брата! За то, что он есть, за то, что выручает меня иногда. За его успехи, в конце концов.
Все подняли бокалы и рюмки, стали тянуться к Антону, чтобы чокнуться. Антон несколько смущенно улыбнулся:
- Брось ты, Танюха, лучше за вас с Сашкой давайте выпьем, за вашу благородную профессию. Я-то просто деньги зарабатываю, а вы с Саней людей лечите. Это великое дело.
- Ага, зато почти бесплатно! За выпивон с архитекторами тебе деньги платят, а нам за лечение и здоровье – шишь с маслом, - засмеялась Татьяна.
- Нет, Тань, профессия ваша, как раз-таки, действительно самая благородная, самая нужная, может быть, - заявила Ольга.
- Да и твоя не хуже, - сказала Таня, обращаясь к подруге, - учителя тоже самые нужные, но при этом и самые бедные, как и врачи. Ладно, давайте не будем о грустном.
- Ты что, учителка? – спросил Антон у Ольги. – И что ты преподаешь?
- Физкультуру, - ответила та.
- Ого, а у нас с Таней тетушка, тоже учитель физкультуры.
- Да, я знаю, Таня говорила. А еще у вас мама учительница.

За милой болтовней время пролетело незаметно.
- Так, ладно, ребята, - вдруг заявила Татьяна, - мне с утра на сутки заступать, выспаться надо, так что извиняйте, вечеринка закончена.
Антон с Ольгой стали собираться.
- Мадам, Вы позволите Вас проводить? – обратился Антон к Ольге.
- Позволю, - улыбнулась она.
- Пардонов прошу, - вышел в прихожую Саня, -  а на посошок? На ход ноги, так сказать.
Он протянул Антону полную рюмку коньяка, Ольге – бокал вина, тут же метнулся в комнату, принес себе и Татьяне.
- Алкаш, - проворчала Танька, залпом хлопнула бокал, - все, уматывайте.
- Пока, пока, - сказал Антон, и они с Ольгой пошли к лифту.
- Ничего не понимаю, - сказал Антон, когда они вышли на улицу, - что за мероприятие сегодня было? То давай приезжай, то на дежурство ей, уматывай. Ничего не понятно.
Оля виновато посмотрела на Антона:
- Это я все придумала, прости меня, если что. Мне просто хотелось как-то отблагодарить тебя за тот вечер, когда я в Таниной квартире оказалась. Ты же спас меня тогда.
- Бог ты мой! А я-то голову ломаю, что за пьянка средь бела дня! – улыбнулся Антон, - так могла бы просто позвонить мне и спасибо сказать. Делов то!
- Нет, я как раз-таки хотела тебя увидеть и поблагодарить. И увидеть. Ну, просто встретиться. Чтоб увидеть тебя снова. Что-то я запуталась…
Антон рассмеялся:
- Вино, всему виной! Слушай, а пойдем погуляем. Такая погода чудесная!
Они отправились в дендрологический парк, что был неподалеку от Татьяниного дома. Погода стояла на удивление благодатная. Радуясь теплу, природа оживала прямо на глазах. Яблони покрылись отчаянно белым, черемуха набирала цвет и наполняла воздух чарующим ароматом, готовилась зацвести сирень.
Ольга с Антоном забрели в дальний уголок парка, сели на скамейку.
- Ты знаешь, - заговорил Антон, - однажды Владимира Высоцкого спросили, какой у него любимый запах. Он ответил: «Запах жженых волос». Не знаю, то ли пошутил, то ли в самом деле нравился ему этот запах. Но вот если бы меня спросили, я бы честно сказал: мой любимый запах – это когда совсем молодые, еще влажные, смолянистые листочки тополя по весне только-только проклевываются из почек, вот тогда они издают такой великолепный, ни с чем не сравнимый аромат, такой запах от них, такая благодать! Запах молодых тополиных листьев – это запах весны, запах возрождения и самой Жизни!
- Поцелуй меня, - тихо произнесла Ольга.
- Что? – не понял Антон.
- Поцелуй меня, - снова повторила Оля, - пожалуйста.
Антон нежно притянул ее к себе и поцеловал в губы долго, ласково и чувственно. Когда он оторвался от Олиных губ, та судорожно и глубоко вздохнула, открыла глаза и прошептала:
- Я чуть не умерла от счастья! Я весь вечер хотела тебя поцеловать!
Антон внимательно посмотрел на нее:
- А пойдем ко мне?
- Да, - не сказала, а выдохнула Ольга.

Когда они добрались до дома, Антон медленными, но уверенными движениями снял с Ольги всю одежду, не переставая целовать ее, уложил на расправленный диван. Все его существо требовало скорейшей развязки, но Антон, сдерживая себя невероятным усилием воли, нежно и неторопливо ласкал и целовал ее прекрасное тело везде, стремясь найти те места, прикосновения к которым доставило бы ей наибольшее наслаждение. И только тщательно изучив «карту» эрогенных зон, Антон позволил себе перейти к основной части сексуального действа. К тому времени Ольга уже была настолько возбуждена и чувственна, что глаза ее закатились куда-то под верхние веки, из груди периодически вырывался глубокий стон, по всему телу пробегали сладостные судороги… Потом они долго лежали молча, крепко прижавшись друг к другу.

- Ты знаешь, я уже пять лет замужем. Ни до, ни после у меня других мужчин, кроме мужа, не было. А секс с ним для меня просто мучение. Ничего приятно, представляешь?  Даже больно как раз-таки иногда. А потом, как он закончит свое дело, сразу отворачивается и спит. Я всегда думала, что так и должно быть. Но однажды твоя сестра рассказывала мне, как у них с Саней все это классно бывает. Я даже не верила ей сначала. Потом завидовала, что у нее такой муж. А вот сегодня я поняла, что это такое. Спасибо тебе, – с этими словами Ольга обняла и поцеловала Антона, - я еще хочу.
Уговаривать Антона было излишне. Они повторили все снова. Потом еще раз и еще. Антон после долгого воздержания отрывался по полной. Ольга была нисколько не против, испытывая каждый раз все новые и новые неведомые доселе, но такие замечательные и приятные ощущения. Заснули они совершенно изможденными только под утро.


3


Антон и Клетный сидели у того в кабинете, обсуждая только что написанный пресс-релиз. По текстовой части пробежались быстро, тут все было нормально, а вот по иллюстрациям – фотографиям, схемам и диаграммам – у Клетного появились вопросы.
- Динамику фазовых переходов ты отразил, конечно, правильно, но не достаточно наглядно, - говорил Клетный, - обывателю будет не очень понятно.
- Так ведь не для рядового обывателя этот материал. Он рассчитан на более или менее грамотных людей, - возражал Антон.
- Да ты пойми, скажем, те же страховые компании. Там же одни финансисты, им все досконально разжевывать надо, иначе не поймут.
- Но и в страховых компаниях эксперты есть. Они-то должны разбираться в предмете, - отстаивал свой взгляд Антон.
- С точки зрения разумения, оно конечно. Но кто может поручиться, что тамошние эксперты достаточно хорошо разбираются именно в этих вопросах, чисто технических?
- Когда кругозор человека сводится к минимуму и превращается в точку, человек говорит: «Это моя точка зрения», – пошутил Антон.
В дверь после короткого стука вошел среднего роста мужчина с аккуратной, окладистой, слегка тронутой сединой бородкой и едва заметной лысиной.
- О-о! Михалыч, - поднялся ему на встречу Клетный, - сто лет! Рад тебя видеть. Вот, познакомься, мой добрый приятель, а теперь и в некотором роде коллега, Антон Сушков.
- Иван Михайлович, - протянул тот Антону руку, - подпольная кличка «Михалыч», приятно познакомиться.
- Взаимно, - привстал Антон с кресла.
- Как дела твои, Михалыч? – поинтересовался Клетный.
- По оси абсцисс пока не очень, зато по оси ординат – прет на всю катушку.
- Ну, по оси ординат у нас у всех прет. Время идет семимильными шагами, а вот по абсциссе, тут да, амплитуды частенько не хватает! Тут еще постараться надо!
Все трое рассмеялись.
- Кстати, рекомендую, - обратился Клетный к Антону, - ты знаешь, кто такой наш Михалыч? Ученый, можно сказать, с мировым именем. А того больше – великий изобретатель! Такое может придумать, что ахнешь.
- Наш Федя с детства связан был с землею, таскал домой и щебень, и гранит, он иногда притаскивал такое, что папа с мамой плакали навзрыд! – процитировал Антон песню В. Высоцкого.
- Всю помнишь? – вдруг заинтересованно спросил Михалыч.
- Всю. И не только эту. Многие помню назубок, а что?
- Так, ничего. Я тоже страстный поклонник Владимира Семеновича. По этой причине даже гитару освоил в свое время. Правда, медведь на ухо наступил, так что играть-то умею, но петь не берусь.
Все опять рассмеялись.
- Ладно, Антон, давай, покумекай еще насчет доступности и наглядности графического материала, потом еще раз обсудим. Чует мое сердце, не просто так Михалыч появился, надо нам с ним, видимо, пошептаться, извини уж.
- Да какие дела, - поднялся Антон, - мне и так пора уже. Давайте, мужики, пока, созвонимся.

Они попрощались, и Антон поехал к себе в офис. Закончив самые срочные и неотложные дела, Антон отправился к своему дяде – родному брату своей мамы. Анатолий Павлович был известным на весь город доктором. И не просто врачом, а Врачевателем с большой буквы. Занимался он и мануальной терапией, и рефлексотерапией, и иглоукалыванием. Да много чем еще. Главное – умел помочь и исцелить от любой, практически, болячки. Врачеватель, словом, целитель. Антон давно уже обещал дядьке заехать, да все откладывал, все дела срочные. Просьба у дяди к Антону была примитивно простой: ему надо было установить на его «жигуленок» фаркоп, а как это сделать, Палыч не знал, вот и попросил племянника пособить в этом мудреном деле. То, что для доктора было сложно, Антону не составляло никакого труда. По пути он заехал в автомагазин, купил фаркоп и отправился к дядьке. Поковырявшись в гараже с машиной около часа и закончив «монтажные работы», Анатолий Павлович с Антоном вернулись домой, сели за стол. Между делом Антон спросил:
- Дядь Толь, я тут любопытную книженцию на днях прочитал. О снах, точнее, о том, что такое сновидения и что они собой представляют. Там самые разнообразные теории сна описаны. Но все в виде предположений да теорий. Что, неужели современная наука так и не знает, что такое сон и зачем даны человеку сновидения?
- Вот представь себе, - да. Наука в этом случае до сих пор блуждает в потемках. А тебе какая теория больше понравилась?
- Я думаю, ближе всего к истине гипотеза о том, что во время сна организм проводит самодиагностику, выявляет слабые места и зарождающиеся болезни, о чем сообщает человеку в форме соответствующих сновидений. Только вот не всегда мы правильно расшифровать их умеем.
- Точнее, вовсе не умеем. Да, есть такая теория. Правда, ничем практически не подтверждена, как, впрочем, и все остальные, коих множество.
- Там, в этой книге, что-то об аутотренинге говорилось и о его роли в самоисцелении во сне. Я в самых общих чертах представляю себе, что такое аутотренинг, да и из самого термина понятно. Но хотелось бы подробнее о нем почитать. Есть у тебя какая-нибудь литература на эту тему?
- Ха, ты бы еще у академика таблицу умножения попросил бы, - усмехнулся Палыч, - это же альфа и омега здорового образа жизни. Сейчас, принесу. Дядя Толя ушел в свой кабинет, все стены которого от пола до потолка были уставлены самодельными стеллажами с книгами по медицине. Через минуту он вернулся с толстенной книжкой, на обложке которой Антон прочел название: «Практическое руководство по психотерапии».
- Там, где закладка, глава как раз об аутотренинге, - сказал Анатолий Павлович. Есть у меня и другие книжки по этой тематике, просто в этой  практическая часть наиболее полно отражена. И написана хорошо, доступно. Без лишней специальной терминологии. Хотя книга чисто медицинская.
- Ну, спасибо, ну, выручил. А то я в книжный магазин зашел, глаза разбежались, а что взять – не знаю.
- Да, литературы много, но эта книга, еще раз повторю, наиболее доступно написана, ориентирована на практическое применение методов психоанализа и аутотренинга. Ток что бери и не сомневайся.

Они тепло попрощались, и Антон направился домой. Попил чай, открыл «Практическое руководство», хотел почитать, но усталость, накопившаяся за день, навалилась тяжким грузом на веки, и Антон уснул глубоким, спокойным сном.

Перед Антоном был высоченный забор, и надо было во что бы то ни стало через него перебраться. Зачем? Да черт его знает! Надо, и все тут. Антон с разбега запрыгивал на этот забор, но каждый раз срывался и падал на землю. Оглядевшись, он увидел небольшую кучку соломы. Принес, положил возле забора, разбежался, прыгнул. Но снова сорвался и упал рядом с соломенной кучкой. «Черт! Знал бы, где упадешь, соломки бы подстелил!» - подумал он. Так вот же солома, вот тут я могу упасть. Так. Переместим солому чуть левее. Ага. Теперь точно на нее, если что, шмякнусь. Разбег, прыжок… Опять неудача и, что обидно, опять упал мимо соломы. Подвинул еще. Прыгнул, упал. И опять мимо. «Знал бы, где упадешь…» Так вот же солома. И почему я каждый раз мимо падаю?

Антон проснулся. На губах все еще была улыбка – смеялся над собой во сне. «Интересные дела. – подумал Антон, - знал бы, где упаду… И ведь солома есть, что характерно, и где упаду знаю, а все одно мимо. Знать бы где, соломки-то и подстелил бы. Знать бы… И это, видимо, главное, главная тема сна». Так рассуждал Антон, лежа на диване и закинув руки за голову. Будильник показывал четверть седьмого утра. В окно били первые лучи утреннего солнца, комната была ярко освещена. «Что-то рановато я выспался. Ладно, буду вставать. Ха! Да сегодня же суббота! На работу не надо, делов у меня срочных нет, чего проснулся? Спать бы еще да спать. Так ведь нет!» с такими мыслями Антон продолжал нежиться в постели. И вдруг раздался звонок в дверь. «Ну, это уже слишком! В субботу, да еще в такую рань! Кого леший принес?» Антон лениво встал, подошел к двери.
- Кто там?
- Милиция, откройте!
- Чего надо? – через дверь спросил Антон.
- Открывайте, открывайте, сейчас все объясним.
- Секунду, - Антон вернулся в комнату, накинул спортивные домашние штаны и открыл дверь. Вместо милиции в прихожую вошел крепкий, коренастый мужик с аккуратными усиками и слегка седой шевелюрой.
- Сушков Антон Петрович? – официальным тоном спросил незваный гость.
- Точно так, - в тон ему отрапортовал Антон, - в чем дело, товарищ?
- Я войду?
- Так вы, собственно, уже вошли. Чему обязан, простите?
- Разговор у меня к вам, Антон Петрович, серьезный есть, пройдемте, - мужчина указал на дверь комнаты.
- Пардоньте, у меня не заправлено, лучше на кухню.
- Можно и на кухню. Чайник, кстати поставь.
- Мы уже на ты? На брудершафт, вроде не успели еще, - заметил Антон.
- Ничего, успеем. Чай поставь.
Антон поставил чайник на плиту.
- И все же, чему обязан? И кто ты, собственно, такой?
- Я то? Я муж Ольги Леонидовны, с которой вы, молодой человек вступили во внебрачную, порочную, любовную связь!
    У Антона оборвалось сердце.
- О как! И что же вы, любезный, приперлись? Никак на дуэль вызвать норовите?
- Да брось ты. Сядь. Поговорить надо. Давай уже без шутовства, – предложил Владимир, - извини, что в такую рань, боялся тебя дома не застать.
- Ну, валяй, выкладывай, с чем пожаловал, - вздохнул Антон.
- Никакой дуэли и никакой сатисфакции я не требую. Сам я, дурак, во всем виноват. Не виню ни тебя, ни Ольгу. Все логично и закономерно. Я нашел другую, она – другого. Все логично. Я с тобой о другом хотел потолковать.  Понимаешь, развестись я не могу, по крайней мере, сейчас. Может быть позже… Не знаю, видно будет. Я, в принципе, не против, что Оля нашла мне замену, так сказать. Но ты должен понимать, что она мне жена, пусть и формально. А главное – Андрей, сын мой. Ведь испортите хлопца. Дети же очень остро все чувствуют. Ладно, пока он маленький, три с половиной ему. Так он и то уже вопросы задает. А подрастет? Что вы ему скажете? Вот ты кто ему будешь?
- Я, Володя, так далеко не заглядывал. Не знаю. Да и пойми ты, все как-то спонтанно получилось. Я же не женился еще на Ольге. Пока, по крайней мере. О сыне вашем и не думал совсем. Но и ты хорош, бабу завел на стороне и живешь на два фронта. А об Ольге подумал? Каково ей? А о сыне? Вот говоришь, вопросы задает. Ты-то готов на них ответить?
- Я отвечу. Всему свой черед. А к тебе пришел, чтобы сказать: не лезь ты в наши дела. Сами как-нибудь разберемся. Будь ты мужиком. Я зла на тебя не держу, сам я виноват, но и ты давай, отвали по-хорошему. Оставь Ольгу в покое.
- Мне кажется, ее саму спросить неплохо было бы, а не решать вот так вот у нее за спиной.
- Не дури! О чем бабу спрашивать? Место ее на кухне или под мужем. Как скажу ей, так и будет. Ты – другое дело. Тебе я приказывать не могу, но по-человечески прошу, оставь ее в покое!
- Давай, Володя, так. Я обещаю никаких шагов со своей стороны не предпринимать, но и прогонять Олю не буду, коли придет. Вы уж там сами разбирайтесь и решайте, кому с кем жить. А вообще, я бы на твоем месте либо в семью вернулся, либо уж совсем ушел. А нашим и вашим, и там и сям – это нечестно, по-моему.
- Еще раз: мы разберемся сами, без советчиков. Словом, я тебя предупредил. Будь здоров, не кашляй.
- И тебе не хворать.

Антон закрыл за Володей дверь, сел на диван и задумался. Бредятина какая-то получается. Его только что обвинили во вмешательстве в чужую семью. Чуть ли не жену увел у хорошего такого, положительного со всех сторон человека. «Не лезь, не твое дело!» Так, значит, вопрос ставим, что ли? А лез ли он куда-то? И потом это Вова из семьи ушел, а не Оля. При этом ни нашим, ни вашим. Собака на сене, честное слово! «А, пусть сами разбираются! Ей нравится, ему не нравится. Этих Гусевых не поймешь!» - решил Антон и закрыл для себя эту тему.

Тема открылась тем же вечером – к нему приехала Ольга.
- Ну вы, Гусевы, даете, - съехидничал Антон, - утром ни свет, ни заря – один, вечером другая. Не сидится вам дома!
- Кто утром? – изумилась Ольга.
- Володя, муж твой приходил.
- К-кто? Кто?! Вова?! Как же он… Как же он узнал? А адрес твой где взял?
- И это ты меня спрашиваешь? Я думал, ты ему адрес дала.
- Ты что, с ума сошел?  Он вообще о тебе ничего не должен был знать! Откуда?
- Ну, не знаю. Но факт есть факт. Он был у меня вот здесь вот, в этой квартире и не далее, как сегодня утром.
- Бог ты мой! Значит, все-таки пустил наружку за мной. Это после случая с пистолетом. Я думала, он пошутил. Говорит, следить теперь за тобой придется, не ровен час и себя угробишь, и карьеру мне сломаешь. Следит, значит, как раз-таки. Вот гад! И что он тебе наговорил? Угрожал? Он один был?
- Да, был один. Не угрожал, не психовал, ничего такого. Очень интеллигентно попросил оставить вас в покое, и все.
- Нас? Кого это нас?
- Вас, как семью. Ну, и тебя конкретно.
- Да пошел он! Семья у него! Сам у другой бабы живет, а все одно – семья.
- Не знаю, Оль, вы там сами как-нибудь разберитесь уже, а то я крайним получаюсь. Огреб вот с утра наездов и обвинений разных. Оно мне надо? У меня своих проблем хватает.
- Да, извини, Антоша, это все из-за меня, это я во всем виновата.
- Вы, Гусевы, молодцы! Приходите ко мне, чтоб каяться, извиняться и говорить, что сами виноваты. И он, и ты. У вас что, это семейное? А в оконцовке все одно я крайний. И семью-то вашу разрушил, и Андрюху вашего, которого, кстати, и не видел ни разу, но уже испортил. Черте что и с боку бантик! Давайте уже так: у меня своя жизнь, у вас – своя. Договорились? 
- Договорились. Я, Антон, обещаю больше никогда с тобой не встречаться. Только… Раз уж я здесь… Я бы хотела… Нет! Ладно, все! Я пошла. Пока?
- Ну, пока.
- Пока, - Ольга взялась за ручку входной двери и на минуту задумалась.
- Пока, Антон. Точнее, прощай, - и после долгой паузы, - поцелуй меня на прощанье?
Антон притянул ее к себе и обнял, прекрасно осознавая, что последует дальше. Но он как раз этого и хотел. Секс был прекрасным. Даже круче, чем в прошлый раз.
- Что ты делаешь со мной, что ты делаешь? Я не могу без тебя! Я не смогу жить без тебя! Я люблю тебя, Антон, не прогоняй меня, пожалуйста, только не прогоняй! – жарко шептала Ольга, - я люблю тебя!
- Успокойся, милая, все будет хорошо. Вот увидишь, все хорошо будет, - шептал Антон в ответ, искренне веря в тот момент, что все, в конце концов, как-то наладится.

4

Дела, как всегда, навалились несколько неожиданно и все разом. Было начало июня, Строганцев и Клетный спешно готовились к поездке во Францию на сессию ЮНИДО, поэтому завалили Антона срочными заданиями по подготовке документов, докладов, «наглядной агитации» и все такое прочее. Кроме того, именно в это время «проклюнулись» многие вопросы по его непосредственно профессиональным делам: надо было срочно согласовывать фор-эскизы в архитектуре города, получать разрешения и технические условия от сетевых организаций, готовить пакеты документов для выхода на разрешительные письма. И все это сразу по нескольким объектам. «Вечно так: то густо, то пусто», -  сетовал про себя Антон на жизненную несправедливость, носясь как угорелый по городу с толстыми папками документации и проектов. В иной день напряжение и интенсивность работы была такой, что к вечеру он просто валился с ног, но после позднего, наскоро приготовленного ужина, заставлял себя снова засесть за бумаги еще и дома, иначе все успеть было невозможно. Через пару недель такой суматохи и каторжного труда, Антон почувствовал явную усталость, которая выражалась в первую очередь в том, что, даже вымотавшись за день до последней степени, уснуть даже далеко за полночь почему-то не получалось. Мысли невольно крутились вокруг нерешенных днем вопросов, сами собой строились какие-то планы, один несбыточнее другого, память возвращалась назад, вытаскивая на поверхность упущенные мелочи и досадные ошибки.
И вот тут, более чем кстати, пригодилась книжка по психотерапии, а точнее по аутотренингу. Антон, уже прочитавший к тому времени интересующую его главу в «Руководстве» и сделавший первые шаги по освоению этого метода, начал активно его применять. Дело, как ни странно, пошло легко. Отработав навыки расслабляться и «отключаться» от дневных, сиюминутных забот и мыслей, Антон научился легко и быстро засыпать, а затем и «заказывать» тематику снов, чтоб максимально отвлечься и отдохнуть за ночь от текучки. Неожиданно обнаружился и «побочный» эффект самовнушения. С помощью аутотренинга он наловчился купировать периодические высыпания экземы у себя на ступнях ног и между пальцами кистей рук. Случались они нечасто, но всегда не вовремя и доставляли Антону массу неприятных ощущений в виде неудержимого зуда. И вот обнаружилось, что при определенной настройке организма во время сеанса самовнушения, экзема отступала без применения обычных для таких случаев мазей и процедур. Более того, еще зимой прямо на пятке левой ноги у него поселилась какая-то шишка, называемая в народе «шипичкой». Особо она Антону не мешала, но с приходом лета и переходом на легкую летнюю обувь, шипига стала себя проявлять: стоило неловко поставить ногу или попасть пяткой даже на самый маленький камешек или неровность, ступню пронзала острая боль. Если днем случалось много пеших переходов от организации к организации, потом в администрацию города, потом опять по разным службам, вечером шипичка  начинала ныть, словно зубная боль, спустившаяся в конечность. Антон стал каждый вечер, после этапа расслабления и соответствующей подготовки, мысленно выжигать шипигу жидким азотом, отчего та начинала ныть еще сильнее. «Та-ак, отлично! Раз болит, значит азот ее жжет, уничтожает, изводит и умертвляет. Что, собственно, нам и требуется». Через пару недель таких сеансов, однажды принимая душ, Антон с удивлением обнаружил на пятке глубокую впадину, кожа в которой была тонкая и нежная. Шипичка, как инородное образование, умерла и выпала, оставив после себя ямку и вновь народившийся кожный покров.

За всеми этими делами и заботами Антон и не заметил, как подступили выборы президента России, намеченные на выходные. Еще загодя город стал готовиться  к этому событию: тут и там возводились сцены, на которых выступали местные и приезжие артисты, весь город увесили плакатами и баннерами, агитирующими за того или иного кандидата. Всюду виднелись довольно остроумно оформленные призывы «голосовать сердцем» или просто приглашающие участвовать в выборах, исполнить, так сказать, свой гражданский долг.
 
Мотаясь по делам, Антон остановился на перекрестке проспекта Ленина и улицы Бажова. Пережидая красный сигнал светофора, бросил взгляд на растяжку, гласившую: «Чтоб удача была снова, голосуй за Горбачева!» Антон расхохотался в голос:
- Хороша удача с Мишей меченым! Однажды мы это уже проходили, - пробормотал он себе под нос и вдруг добавил, - а идейка может получиться забавная!
Приехав к себе в офис, он кинулся к столу, схватил лист бумаги и ручку, стал торопливо записывать родившиеся по дороге строчки:

«Коль монета б не бренчала,
Кто бы знал, что есть Брынцалов?

Как только вверх на хмель цена,
Так рейтинг вниз у Ельцина.

Что несет-плетет Зюганов?
Не понятно без стакана!

Вот явление – Явлинский,
И на взгляд – так славный малый:
Знает русский и английский,
Но не знает он реалий!..

Чтоб удача была снова,
Голосуй за Горбачева.
Он опять где-то в Европе –
С ним мы снова будем в жопе!

Речи длинные, пустые,
Он в дебатах аксакал!...
Жириновского простите –
Он опять фигню сказал!

Какой-то вылез Шакуум,
Куда, Мартюша, прем?
Вокруг тебя же вакуум,
Как и в тебе самом!

Хочет Власов порулить,
Скажем ему смело:
Ты научился говорить –
Не научился делать!

Рвется Лебедь в облака –
В президенты, то бишь…
Только в армии пока,
Сашь, ты лучше робишь!»

На стишке про кандидата в президенты страны Святослава Федорова Антон застрял. Он был лично знаком со знаменитым офтальмологом. Произошло это знакомство достаточно случайно, лет тому как восемь назад, когда Антон плотно занимался журналистикой. Федоров в тот год запустил плавучую операционную на Черном море и, возвращаясь из Одессы, решил заехать на один из оборонных заводов Свердловска, где выполняли его заказ по производству специальной аппаратуры для МНТК «Микрохирургия глаза». В редакции, с которой сотрудничал в то время Антон, не могли упустить такую возможность взять интервью у легендарного доктора и предпринимателя в одном лице. Решили на встречу отправить именно Сушкова, единственного в редакции человека с техническим образованием. Встреча началась в здании микрохирургии, но Антону во время разговора удалось так заинтересовать Федорова, что тот, следуя заранее намеченному плану по посещению приборостроительного завода, решил взять Антона с собой, дабы продолжить беседу и наглядно показать журналисту круг решаемых на данном этапе вопросов и проблем. Беседа на заводе в узком, что называется, кругу – Федоров, Антон и начальник цеха Полеванов, -  плавно перешла в простой, житейский разговор под бокал доброго коньяка, который «случайно» завалялся у Святослава Николаевича в портфеле. Федоров оказался невероятно умным, эрудированным и в то же время простым и обаятельным в общении человеком, не смотря на глубокий профессионализм в своей сугубо специфической профессии. Позже они еще встречались раза два или три, когда Федоров бывал по своим делам в Свердловске, а после возвращения исторического названия городу – в Екатеринбурге.

Поэтому Антону хотелось написать о нем не пошлое четверостишие, а что-то очень доброе, хорошее и уважительное. Но тогда такой стих не укладывался бы в общую канву саркастических пародий на кандидатов в президенты, замышляемую изначально. Антон глубоко задумался. Настолько глубоко, что даже вздрогнул когда раздался звонок телефона. Звонила Ольга:
- Антон, ты еще не освободился? Мне нужно с тобой поговорить.
- Говори, слушаю.
- Нет, не по телефону. Мы можем встретиться?
- Так, сейчас начало седьмого. Ты откуда звонишь, с домашнего?
- Нет, я с телефона-автомата. Я сейчас стою на углу Ленина-Восточная.
- Так это ж совсем рядом. Хорошо. Никуда не уходи, я сейчас подойду.

Антон положил трубку и вышел из офиса. По дороге он подумал, что во избежание лишних соблазнов, встречу лучше провести где-нибудь на нейтральной территории: в сквере, в кафе или просто гуляя по улице. Благо, погода располагала.
- Привет, - подойдя к Ольге, улыбнулся Антон, - что-то случилось?
- Да нет, просто хотела поговорить с тобой по одному делу… Может быть, погуляем? Такая погода!
«Надо же, какое совпадение мыслей!» - автоматически отметил Антон.
- У тебя на выходные какие планы? – поинтересовалась Оля.
- Ты знаешь, я тут в последнее время замотался совсем. Но сейчас горячка спала. Хочу немного отдохнуть, ибо с понедельника, похоже, опять гонки начнутся.
- Очень хорошо! Я как раз-таки хотела предложить тебе побывать на концерте каком-нибудь. Сейчас столько артистов понаехало! И все прямо на улицах выступают. А одной – ни то, ни се…
- Так и пойдем прямо сейчас? Чего откладывать на завтра то, что можно с успехом сожрать уже сегодня? – засмеялся Антон.

Они отправились на плотинку, где Антон еще днем приметил шикарно оформленную и хорошо оборудованную сцену с толпой народа возле. Наверняка, это была одна из центральных площадок в городе. Еще на подходе они услышали громкую музыку и крики толпы. Подойдя ближе, Антон всмотрелся через головы в происходящее на сцене. Действительно, там прыгали полуголые девицы, дружно подпевая солистке: «Твоя вишневая девятка, она свела меня с ума…»
- Слушай, изумленно сказала Оля, - так они же как раз-таки про твою машину поют! Твоя вишневая девятка даже их с ума свела!
Антон рассмеялся:
- Да, удачно мы подошли, вовремя. Только цвет моей машины по документам называется «Коралл», а не вишня, впрочем, это детали.

Постояв и послушав песни разных исполнителей некоторое время, они отправились, по просьбе Ольги, на поиски мороженого. Поблуждав по окрестностям и купив, наконец, мороженое в вафельных стаканчиках, они вернулись к сцене. По дикому реву толпы Антон понял, что там началась кульминация всего представления. Так оно и было – на сцене пел, пританцовывал и подпрыгивал Евгений Осин, а рядом с ним… Антон не поверил глазам! Рядом с ним пританцовывал и подпрыгивал, неуклюже подпевая Осину, Борис Николаевич Ельцин! Собственной персоной! Народ вокруг сцены ревел от восторга. Многие пытались танцевать, но людей было так много, и стояли они так плотно, что получалось только слегка подпрыгивать на месте и орать. Танцевальными па тут и не пахло.

«Плачет девушка в автомате…» - рыдал Осин.
«Кутаясь… пальтецо…» - хрипел задыхающийся Ельцин.
«Вся в слезах и губной помаде…» - вопил Женя.
«Лицо… лицо…» - не то присядку, не то ковырялочку пытался изобразить Ельцин.

Не закончив песню, Борис Николаевич скрылся за кулисами. Осин допел песню про девочку в автомате и без всякой паузы тут же завел про любовь, которая одна виновата и лишь она одна виновата, то-то и оно!

- Я устала. Пойдем? – прокричала Оля в ухо Антону.
- Как скажешь.
- Что? – не расслышала в этом жутком гвалте Ольга.
- Да, идем, - крикнул Антон. Они не без труда выбрались из толпы и пошли по проспекту Ленина в сторону улицы Восточной. То ли весь народ был на множественных концертах, то ли еще что, но проспект был практически пуст, лишь небольшая организованная группа людей с плакатами стояла на площадке перед оперным театром. Антон с Ольгой шли по пустой улице, перекрытой для транспорта. Ольга улыбалась неизвестно чему. Антон искоса наблюдал за ней, изредка бросая взгляд на виднеющуюся впереди небольшую толпу у оперного. «Что за народ, интересно, - думал он про себя, - и что у них за плакаты в руках? Ладно, дойдем – посмотрим. И чего Ольга улыбается так загадочно? Ладно, разберемся». Ему и самому почему-то хотелось улыбаться. То ли от погоды такой чудесной, то ли от цвета заката – нежно-розового с тонкими прожилинами редких синеватых облаков, то ли от того, что рядом шла Ольга… Впрочем, наверное от всего сразу. Вдруг сзади послышался шум едущих автомобилей. Антон с Ольгой остановились, повернувшись лицом к дороге. Ольга продолжала все также загадочно улыбаться. По дороге в сопровождении машин ГАИ ехало несколько правительственных лимузинов с флажками российского триколора на передних крыльях. Окно задней двери одного из лимузинов было полностью открыто, и оттуда выглядывал на улицу какой-то седой дядька. Увидав улыбающуюся Ольгу, он замахал ей и Антону рукой. Антон без труда узнал в нем Б. Н. Ельцина. Президент махал рукой именно им, ибо рядом попросту больше никого не было. Ольга весело помахала ему в ответ. Ельцин скрылся в глубине салона. Проезжая мимо группы людей с плакатами возле оперного театра, он снова выглянул в окно и приветственно помахал рукой и им. Ольга повернулась к Антону:
- Ой, это что, Ельцин что ли проехал?
- Ну да, - подтвердил Антон.
- Не поняла, он что, как раз-таки нам с тобой рукой махал?
- Скорее всего, в основном тебе. Ты так ему улыбалась, что сердце президента дрогнуло и растаяло, - засмеялся в ответ Антон.
- Вот это да! – не скрывала восторга Оля, - кому если сказать, как раз-таки не поверят! Ельцин нам с тобой персонально рукой махал!
- Ну, он тоже человек, - философски заметил Антон.

Они дошли до офиса Антона, где у того стояла машина.
- Антон, - подходя к машине сказала Оля, - все было прекрасно, но мне срочно надо домой. Я маме обещала. Подвезешь меня?
- Не вопрос, - с некоторым сожалением ответил Антон. Он в глубине души все-таки рассчитывал на несколько иное продолжение вечера, - надо, так надо.
По дороге Антон спросил:
- Кстати, ты о чем-то хотела со мной поговорить?
- Ах, да! Забыла совсем. У меня же к тебе просьба как раз-таки большая. Только пообещай, что не будешь смеяться.
- По крайней мере, постараюсь, - улыбнулся Антон.
- Я тут собралась пойти на автокурсы, чтобы сдать на права. Но как-то неудобно, что совсем ничего не умею. Может быть, ты научишь меня на машине ездить?
- Так на курсах и научат. Собственно, для этого они и существуют.
- Нет, ну, мне бы хотелось, чтоб не с самого нуля учиться, чтоб хотя бы с места тронуться я могла бы уже.
- Хорошо, давай попробуем. Когда начнем?
- Завтра, если ты сможешь.
- Договорились.

Он довез Олю почти до самого подъезда ее дома, поцеловал, и они расстались.
  Ночью Антон снова летал. Когда-то, еще в детстве, он прочитал фантастический роман Беляева «Ариэль», и с тех пор стал периодически видеть сны, в которых он летал. Причем, обстоятельства и ситуации всегда были разными, но суть всегда одна: он усилием воли заставлял все до единой клетки своего организма настроиться и направиться вверх, после чего тело его становилось постепенно все легче и легче, пока, наконец, не достигало состояния левитации. И тогда он взлетал. Иногда просто с удовольствием парил над знакомыми с детства местами в родном городке, иногда – где-то на природе. Бывали сны, когда Антон использовал свою способность летать, чтобы кому-то помочь, или наоборот, спастись от какой-либо угрозы. В этот раз он летал в каком-то огромном помещении. Что-то вроде заводского цеха, рискуя при этом зацепиться за всякие торчащие тут и там железяки: балки, фермы, швеллера, мостовой кран, что торчал под потолком.  В конце концов, он так устал от этих маневров, что даже проснулся.

Наскоро перекусив, Антон отправился на «Плиту». Толи Пасеки опять не было, хотя ребятам он обещал появиться. Антон поболтал с художниками, посмотрел новые картины, прочитал знакомым завсегдатаям «Плиты» пару своих новых стихов, а пародию на рекламу кандидатов в президенты раздал им как сувенир, на память. После обеда, как и обещал, поехал на встречу с Ольгой. Та ждала его на автобусной остановке. Немного подумав, Антон решил, что обучение вождению неплохо было бы совместить с выездом на природу. В ближайшем магазине он купил сардельки «Телячьи с сыром», хлеб и банку сока. Выехав за город, он свернул с трассы на малоприметную грунтовку, что вела в лес.

- Так, прежде, чем мы займемся твоим обучением, есть предложение перекусить, сил набраться, - обратился он к Ольге.
- Я не против. Тем более, что вокруг такая красота! – ответила она, разведя руки в стороны и оглядывая окружающую их березовую рощу.
Антон быстро насобирал хвороста, разжег костер. Охотничьим ножом, что он всегда возил в машине в специальном кожаном чехле, срезал две ветки, очистил их от коры, насадил на эти импровизированные шампуры сардельки. Подержал на огне до тех пор, пока из покрывшихся розовой корочкой сосисок не начал выступать расплавившийся сыр, протянул Ольге:
- Прошу к столу, садитесь жрать, пожалуйста!
Они разместились на поваленной березе, возле которой Ольга прямо на траве соорудила нечто вроде стола, постелив на землю чистую тряпочку из багажника девятки. На ней она разместила порезанный хлеб и одноразовые стаканчики с соком.
- Как вкусно! – уплетая горячие сардельки, призналась она.
- На природе почему-то все вкусно, а с костра – особенно, - заметил Антон.
Когда с едой было покончено, Ольга, дурачась, села к Антону на колени, повалила его на траву, стала целовать и недвусмысленно намекать каждым движением на свое проснувшееся вдруг желание. Антон игру принял и, то ли в шутку, то ли всерьез, начал постепенно раздевать ее.
- Ой,  - спохватилась та, - трава колется. Ого, да тут еще сучок какой-то валяется.
Они перебрались в машину, где Антон быстро разложил переднее пассажирское сиденье. В такой тесноте единственно возможной была только «миссионерская» поза. В какой-то момент Антон увидел, что по пролегающей поблизости лесной грунтовке едет синий «Москвич-412».
- Черт, кого-то тут несет, - шепнул он Ольге.
- Только не останавливайся, - выдохнула та.
Продолжая свои действия, Антон все же приглядывал через открытое окно за «Москвичом».
- Вот гад! Так и есть, тормознул прямо напротив нас, - доложил он ситуацию Оле.
- Только не останавливайся, - повторила она.
Из «Москвича» вышел пожилой мужик, и направился прямиком к «девятке» Антона с явным намерением что-то спросить.
- Заблудились они, что ли, черт бы их побрал! Он сюда идет! – шепнул Антон прямо в ухо Ольге.
- Не обращай внимания, продолжай, продолжай!
Ольгу явно возбуждала опасность быть застигнутой посторонними людьми в столь пикантной ситуации. Следом за мужиком из машины выбралась старушка и заковыляла следом за мужчиной.
- Там еще и бабка какая-то! Сюда же прется, - снова прямо в Олино ухо сообщил Антон.
- Он смотрит, он смотрит? – полушепотом спросила Ольга.
- Да, смотрит. Прямо на нас, - ответил Антон, дотягиваясь до Ольгиной джинсовой куртки и пытаясь ею закрыть обнаженную женскую грудь.
Вдруг Ольгу всю затрясло, из груди вырвался стон, глаза ее закатились. В двух шагах от машины мужик остановился, сообразил, наконец, что к чему, быстро развернулся и пошел  обратно к «Москвичу». Бабуся же все пыталась прорваться к «девятке» Антона. Мужик схватил ее в охапку и потащил к своей машине, но та не оставляла попыток вырваться и дойти до «девятки», полюбопытствовать, что же там происходит.
- Господи, что это было? – глаза Ольги постепенно возвращались исподлобья  на свое природное место, конвульсии, сотрясавшие ее, постепенно затихали, - что это было, Антон? Я никогда такого не испытывала. Как хорошо! Даже немножко страшно…

5

Из поездки во Францию Клетный вернулся один, Строганцев задержался в Москве.
- Ты не представляешь, как замечательно все прошло, – воодушевленно рассказывал он Антону, - просто супер! Нам удалось сделать доклад на одном из пленарных заседаний, потом обсуждение на тематическом коллоквиуме, потом встречи с представителями бизнеса. Кстати, как и предполагалось, огромный интерес к нашему проекту проявили именно страховые компании высшего международного класса. Словом, «лед тронулся, господа присяжные заседатели»! Я думаю, в ближайшее время мы выйдем на совершенно новый уровень!
- Дай Бог, дай Бог, - поддержал его оптимизм Антон, - какие наши дальнейшие телодвижения?
- Сейчас дождемся Строганцева. Он там, в Москве, еще кое-какие вопросы должен порешать, а потом и планы сверстаем. Кстати, завтра директор Невьянского механического завода приезжает, Коля Кожевников. А через неделю – Талалаев, академик из Нальчика. Подготовь-ка «наглядную агитацию» к совещанию.
- Сделаем. Слушай, а как так получилось, что все по разным углам разбросано? Что, у нас здесь нельзя все в одном месте организовать: и пусковую собрать, и программное обеспечение разработать, да и остальное? Кроме ракет, конечно. Мне кажется, у нас в Екатериновке любые спецы найдутся.
- Видишь ли, друг мой, - усаживаясь поудобнее в кресле и закуривая, задумчиво произнес Клетный, - все дело в теории маятника.
-  В чем, в чем? Причем тут маятник? – не понял Антон.
- Есть у меня такая теория – «Теория маятника». Давно я уже над ней думаю. Так вот, она гласит, что все в мире имеет свойство раскачиваться, отклоняться то в одну сторону, то в другую. Скажем, наука. Точнее, центры наиболее активного научного прогресса. Смотри, раньше все основные исследования и открытия делались в Москве, либо на крайний случай в Питере. Потом появился мощнейший научный центр в Новосибирске. А в последние годы отдельные научные направления  и прикладные разработки ведутся в разных городах страны. Там же и интереснейшие достижения получаются. То есть маятник качнулся от центра к периферии. Рано или поздно количество научных достижений в региональных институтах приведет к новому качественному сдвигу в науке, который будет локализован, скорее всего, опять же в центре, то есть в Москве или Питере. То бишь, маятник опять качнется в направлении столицы.

Впрочем, это касается не только науки и не только нашей страны. Это всеобъемлющий закон. Он затрагивает буквально все стороны жизни. Вот, например, политика. Был у нас социализм. Развитой, кстати. То есть, маятник искусственно оттянули куда-то в сторону от столбовой дороги развития социума, от пути движения цивилизации. И что? Чем это все закончилось? Пошел маятник в другую сторону. Но золотую середину, как водится, проскочил по инерции. И что мы получили? Анархию! Разброд и шатания!
К слову сказать, и в мировой политике легко наблюдать те же эффекты.
После второй мировой войны были две сверхдержавы – Штаты и Советский Союз. К семидесятым стрельнули Япония и Германия. А ведь именно их экономики были сильнее всего разрушены войной. Сейчас вот Китай активизировался. При этом роль США неуклонно уменьшается, как в международной политике, так и в глобальной экономике, а Союз так и вовсе распался. Помяни мое слово – лет так через тридцать мы будем наблюдать экономический всплеск в странах Африки и Латинской Америки. При безусловном ослаблении роли США.

Да что говорить об общемировых   процессах, достаточно взглянуть на жизнь любого человека. То мы в одну крайность бросаемся, то в другую. Словом, принцип маятника работает. И работает буквально во всем! В науке, в политике, в экономике. В мировых масштабах и в масштабах отдельной личности. В семейных отношениях в том числе.
- Ну, это все еще древние философы в законе об «отрицании отрицания» изложили, - заметил Антон.
- Не скажи, не скажи. Во-первых, в моем «законе маятника» заложена несколько иная парадигма, а во-вторых, он и проще, и понятнее. Просто никак не соберусь красиво и кратко его сформулировать. Вот, скажем, «Единство и борьба противоположностей» -  и кратко, и красиво. А растолковывать и расшифровывать потом сколько угодно можно. Причем так, как выгодно в данный, текущий момент. Краткие формулировки вообще предполагают размытость последующей трактовки. По определению. Впрочем, довольно философии. Пойдем-ка лучше перекусим.
- Спасибо, в другой раз. Мне тут еще по делам смотаться надо.
Они попрощались, и Антон поехал к Толе Пасеке.
 
Толя встретил Антона в заляпанном красками халате и тапочках на босу ногу. Лицо его было очень бледным. Огромные, как показалось Антону, черные глаза смотрели куда-то сквозь гостя. Молчание затягивалось.
- Толь, ты в порядке? – заволновался Сушков.
- А, да. Привет, Антон, проходи, проходи. Извини, я в работе весь. Вторые сутки у мольберта. Работенку тут одну подхватил – иллюстрации к научно-популярному журналу. Жить-то на что-то надо, сам понимаешь. Работа срочная, а я, как назло, пишу очень серьезную вещь, погрузился в нее с головой. Времени не хватает. А заказ уже к концу недели надо сдавать в редакцию. Словом, вздохнуть некогда.

С этими словами они прошли из прихожей в гостиную, заставленную большими и не очень картинами. Жили Анатолий с мамой вдвоем в огромной по нынешним меркам квартире сталинской еще постройки. Потолки в три с половиной метра с лепниной, комнаты просторные, окна в полстены. Одна из комнат была обустроена под Толину мастерскую. Гостиная, видимо, скорее всего, под хранилище готовых работ. В третьей, самой маленькой комнате, обитала Толина мама, Софья Алексеевна. Отец Пасеки был каким-то там партийным деятелем, давно умер, оставив в наследство жене и сыну эту великолепную, просторную квартиру.
- Ты меня извини, пожалуйста, что я не вовремя так, - смутился Антон, - я на секунду буквально. Мне нужны размеры твоей самой объемной картины, чтобы понять, какой фургон нужно заказывать для нашей передвижной выставки.
- Конечно, конечно, - оживился Пасека, - вот, к примеру, эта. Давай-ка померяем ее размеры. Правда, она без рамы пока. Ну, это можно будет прикинуть примерно, добавить сантиметров по десять-пятнадцать с каждой стороны.

Антон достал из кармана рулетку, начал обмерять картину. В комнату вошла Софья  Алексеевна:
- А-а, вот и Антошенька к нам приехал! Здравствуй, здравствуй. Как давно тебя не было, совсем нас с Толей забыл! Да что это я? – вдруг спохватилась она, - Толя, освободи, сынуля, стол, сейчас чай будем пить!
- Здравствуйте, милейшая Софья Алексеевна! – обернулся к ней Сушков, приветливо улыбаясь, - вы уж извините, Бога ради, что редко бываю у вас. Работы много, да и Толе мешать не хочется. Я на минутку, чай, наверное, в другой раз…
- Никакого другого раза, - прервала его Софья Алексеевна, - чай непременно! Да и Толе надо передохнуть. Второй день не могу его за стол усадить. А на одних бутербродах долго не протянешь!

Она отправилась в кухню, загремела там посудой. Толя покорно вздохнул, скинул халат, оставшись в трикотажных спортивных штанах и олимпийке, стал прибираться на большом круглом столе с витиеватыми ножками, что стоял посреди гостиной. Антон тем временем с нескрываемым интересом рассматривал стоящие на полу вдоль стен картины.
- Тут все «science fantasy» у тебя? – спросил он Толю.
- Это направление в живописи корректнее называть «science fiction», - ответил тот, - это, конечно, основное в моем творчестве, но есть картины и в другом стиле, в другой плоскости. Есть пейзажи. Даже иконопись немного. У Плюснина «Одинокий домик» видел? Моя идея. Сам хотел написать, да видишь вот, некогда совсем. Но у него, кстати, отлично получилось.
- Да, такая осенняя тоска и одиночество, аж за душу берет! И откуда у тебя все эти идеи рождаются?
- Эх, Антоха, как говаривал Пушкин Александр Сергеевич незабвенный: «У меня идей этих столько, что и трех жизней не хватит, чтобы все написать!»
Осмотр картин Антон начал с самой большой, размеры которой только что снимал рулеткой. Это было «Око Вселенной». Антон видел ее уже во  второй раз и вновь поразился необыкновенному сочетанию каких-то инфракрасных, ярко желтых и почти ультрафиолетовых цветов и оттенков. Сложно описать в двух словах это полотно, но было в нем что-то совершенно необыкновенное, завораживающее и таинственное. Сушков никак не мог отделаться от ощущения, что изображенное на картине скопление галактик очень уж напоминает человеческий глаз с пронзительным, пробирающим насквозь взглядом. Если смотреть вплотную – ну, звезды, ну, галактики. Вот даже как будто комета. Но стоит отойти от полотна на достаточное расстояние, и – глаз! Да еще с таким взглядом!
- Толик, мне кажется, оно на меня смотрит, - полушутя-полусерьезно сказал Антон.
- Ага, мама тоже все время просит эту работу лицом к стене держать. Говорит, что это око за ней наблюдает. Особенно при слабом освещении или в сумерки. Но, честное слово, никакой фосфоресцирующей добавки в красках нет! Я вообще противник всякой там химии в красках, а тем паче, не дай Бог, подсветок или еще каких ухищрений. Это уже не картина будет, а инсталляция какая-то.

  Вскоре появилась Софья Алексеевна с сервировочным столиком, на котором стояли две суповых чашки, супница с поварешкой, хлеб, сметана. На полочке ниже – великолепный фарфоровый чайник, чашечки в блюдцах, сахар и домашнее печенье в роскошной расписной вазе.
- Давайте-ка, молодые люди, пригубите борща.  Вовремя ты, Антоша, зашел. Может быть, хоть за компанию с тобой этот трудоголик пообедает.

Она налила в две чашки горячий борщ, себе плеснула немного чая.
- А вы? – спросил Антон.
- Что ты, Антошенька, стряпка ведь с пальцев сыта, - ответила Софья Алексеевна, - я вот лучше чаю с вами попью.
 Наблюдая, как парни уплетают за обе щеки густой, наваристый суп, обратилась к гостю:
- Антон, ну хоть ты объясни этому упрямцу, что работа тогда спорится, когда человек сыт и вовремя умеет прерваться, отдохнуть, набраться новых сил.
- Ну, мама, - слабо сопротивлялся Толя, - ну, мама…
- А что мама? Разве я не права?
- Безусловно, Софья Алексеевна, вы правы, - поддержал ее Антон, - режим труда и отдыха, несомненно, должен выдерживаться. Иначе никакой творческий порыв, никакая самая светлая идея не может быть воплощена в полной мере, в той степени совершенства, в какой воплощается человеком, не отягощенным внешними раздражителями. Голодом, например.

Толя закончил с борщом, пододвинул поближе к себе заботливо наполненную мамой чашку с чаем, взял печенье и, вертя его в руках, внимательно рассматривая со всех сторон, тихо произнес:
- Согласен, ничто не должно отвлекать художника от работы. Творческий порыв на то и порыв, что такие мелочи, как голод, или другие какие неудобства, просто не существуют для него в этот момент. Есть только вдохновение, мысль, идея, процесс воплощения. Но кое-что, а точнее кое-кто все-таки отвлекает.

При последних словах Толя лукаво посмотрел на свою маму. Та приняла игру и с деланным возмущением обратилась к Антону:
- Вот! Слыхал? Это я, оказывается, «внешний раздражитель» и главный отвлекающий фактор, мешающий творческому процессу!
- Ну, мама… - извиняющимся голосом протянул Толя.
Антон рассмеялся:
- Ладно, Софья Алексеевна, давайте покорно примем свою планиду. Мы с вами – отвлекающие факторы и помеха, а Толик – пострадавший от нас творец! Пусть будет так. Каждому свое, у каждого своя роль в этой «божественной комедии» под названием Жизнь.
- Да все я понимаю, - вдруг стала серьезной Толина мама, - только ведь работает на износ, совсем себя не щадит. Нельзя так, Толя. Ведь не семь жизней у тебя, а только одна. Побереги хоть немного свое здоровье!
- Вот именно одна! – неожиданно горячо заговорил Толя, - одна, мама, одна! Сколько мне осталось еще? Год? Два? Или месяц? Ты же слышала, что врачи сказали… А что я сделал? Ни-че-го!!! Вот что я думаю. Людей, занимающихся творчеством в той или иной мере – тысячи, а то и миллионы. А достойных произведений сколько? Единицы! Конечно, изредка появляются гении общечеловеческого масштаба. Серов, скажем, Репин, Левитан, Куинджи. Ну, если брать то, что, скажем, Антону ближе, ток можно вспомнить Достоевского, Толстого, Пушкина с Есениным, наконец. У них что ни вещь – то шедевр. Таких безусловных гениев не так много. Гораздо больше авторов одного-единственного произведения. Но какого! Классика! На века! Иванов,  со своим «Явлением Христа народу» или тот же Троепольский с «Белым Бимом, черное ухо». Таких мастеров пера или кисти уже существенно больше наберется.  Но для того, чтобы создать это «одно-единственное» необходимо огромное количество подготовительной, черновой, что ли, работы. Ведь не пишется оно так просто, с бухты-барахты! Да и тот же самый творческий порыв совершенно необходим.

Я, конечно, отдаю себе отчет в том, что я никакой там не гений, не талант. Весьма заурядный ремесленник. Но у меня есть, что сказать людям, есть свои задумки и идеи. Но чтобы их воплотить достойно, так, как никто до меня не делал, надо просто робить! Так часто говорил мой отец: «Надо робить, Толик, робить надо. Иначе ничего путного не получится!» Возможно, все, что я пишу – просто мазня. Но сегодня она мне необходима, чтоб хотя бы одно произведение написать. Но настоящее. Для всех. На века!

Толя резко замолчал. Повисла тишина. Антон допил чай и произнес задумчиво:
- Ты прав, Толя. Чтобы хоть что-то сотворить, в первую очередь надо робить. Пахать, как проклятый. Иначе никакой талант, никакой дар Божий не поможет! Бог тебе в помощь! Единственное, с чем я не могу согласиться, так это с тем, что ты рядовой ремесленник. На мой взгляд, так пишешь ты просто великолепно. А главное очень незаурядно  и ярко. Ну, мне пора. Спасибо Софья Алексеевна за несравненный борщ! Печенье тоже – пальчики оближешь.

Антон поднялся.
- Так скоро? – расстроилась Толина мама, - посидел бы еще. Тоже, гляжу в бегах весь. Похудел.
- Пойду искать по свету для Толиных картин карету! – выдал Антон переделанную цитату из «Горя от ума». Все рассмеялись.
- Ну, удачи тебе. Забегай, не забывай нас.
Анатолий вышел в прихожую проводить гостя.
- Как думаешь, получится у нас с выставкой?
- Непременно получится! Думаю, к сентябрю все вопросы удастся порешать.
- Хорошо бы. Давай, счастливо тебе.
Вдруг в прихожую вошла Софья Алексеевна и с загадочным видом сунула Антону в руки пакет:
- Там пирожки мои, домашние. И печенье. На ужин тебе. Спаси тебя Господь! – и, перекрестив Сушкова, ушла к себе в комнату.


6

Антон с головой ушел в работу. Дел было – пруд пруди. Он мотался между проектными организациями, строительными предприятиями и главархитектурой в городской администрации. Попутно согласовывал документы и решал вопросы в водоканале, в теплосетях, в электросетевой компании. В пятницу, сидя в своем маленьком уютном офисе, перебирая бумаги и подводя итоги недели, наткнулся на записку от  Софьи Алексеевны, которую та сунула в пакет с пирожками. Записка гласила: «Толя никому не дает домашний телефон и сам к нему не подходит. Но я решила тебе дать наш номер. Звони, не забывай нас». Далее шел номер. Антон повертел записку в руках, потянулся к телефонному аппарату.
- Софья Алексеевна, добрый вечер. Звоню, чтобы сердечно вас поблагодарить за пирожки и печенье. Вкуснятина, признаюсь вам, необыкновенная! Спасибо огромное! Как ваши дела?
- Ах, Антошенька, здравствуй, здравствуй. Очень рада, что ты позвонил. Я ведь теперь совсем одна, Толя улетел в Америку.
- Как в Америку?
- Да так. Его еще зимой пригласили члены общества художников-любителей из небольшого городка в штате Нью-Джерси. Они в каком-то журнале увидели его иллюстрации к «Мухе», заинтересовались. Там у них никто так не пишет. Вот и пригласили. Даже дорогу ему оплатили и там обещали принять. Вот, улетел на две недели. Я места себе не нахожу. Позвонил из Шереметьево перед вылетом, и все. Ни слуху, ни духу. Как он там, что с ним? Ничегошеньки не знаю.
- Вот здорово! В Америку, значит, умчался. Да вы не переживайте. Раз его пригласили, так уж в обиду, поди, не дадут. Я буду звонить вам с вашего позволения, а как Толик вернется, непременно заеду.
- Спасибо, милый, звони.

Антон положил трубку. Во Толик дает! В Америке, стало быть, гостит. Что ж, молодец парень!

Через две недели состоялось большое совещание по граду. Из Нальчика прилетел академик Талалаев, из Невьянска приехал Кожевников, два человека из Перми и еще человек пять-шесть из разных городов и с профильных предприятий. Вел совещание, естественно, Строганцев. Ответственным секретарем единодушно избрали Клетного. Совещались три дня. Все вопросы и планы были обсуждены подробнейшим образом. Намечена общая стратегия, выверены ближайшие важнейшие шаги. Антону, кроме всего прочего, поручили наладить деловые контакты с прессой и приборостроительным заводом, на который возил его в свое время Святослав Федоров. «Раз ты там с начальниками цехов коньяк трескал, да еще и в компании с самим Федоровым, тебе и карты в руки. Подробное техническое задание на изготовление нужного нам оборудования тебе через недельку Талалаев пришлет» - так объяснили свое решение участники совещания. Круг задействованных в проекте предприятий расширялся, но общее руководство оставалось за Строганцевым. Более того, решено было создать закрытое акционерное общество для координации действий и концентрации управления проектом. С названием, правда, окончательно так и не определились. Отдали этот вопрос на откуп Строганцеву: «Тебе рулить, ты и обзови этот руль как хочешь».

Работы у Антона заметно добавилось. Он активно все глубже вникал в технические тонкости проекта градозащиты. Ему, как инженеру, было безумно интересно осваивать новые для себя сферы науки и техники. А любопытство и интуиция, так присущие журналисту, только добавляли масла в огонь его живого ума. Сушков как губка впитывал новые знания, термины, понятия, законы и формулы. Многое было ему знакомо из курсов физики, химии и математики. Но все так, в общих чертах. Здесь же, вникая в подробности столь разностороннего проекта, он чувствовал себя исследователем, первопроходцем, который вместе с маститыми мастерами, профессионалами и учеными продвигался к намеченной цели.

Клетный был прав. Разработки по основным направлениям существовали. Но их необходимо было адаптировать под конкретные практические задачи, объединить в одно целое, соединить как детали в едином сложном механизме. А кроме технических или научных проблем, ему еще надо было всю эту специфику перевести на понятный, общечеловеческий язык. Что, кстати, было не так просто. Но задача была поставлена, и Антон трудился не покладая рук.

Ольга пропала. Если раньше она звонила по три-четыре раза в неделю, плюс встречи, то теперь она не только не появлялась, но и ни разу за последнее время не позвонила. Сушков несколько раз брал в руки телефонную трубку с целью набрать ее домашний номер, но каждый раз откладывал, боясь нарваться на Володю или Олину маму, а такая перспектива его отнюдь не радовала. Вот и сегодня, вымотавшись за день, он сидел за своим рабочим столом, тупо глядя в экран компьютера. Был уже глубокий вечер, и голова почти не соображала. «Так, хватит на сегодня. Хорошего помаленьку» - решил Антон, переведя взгляд на телефонный аппарат. «О! А где у нас Пасека? Надо бы узнать, как там Америка. На месте ли, нет ли?» С этой мыслью он набрал номер. Ответила Толина мама.
- Софья Алексеевна, рад слышать вас, здравствуйте. Как у вас дела? Толя приехал?
- Добрый вечер, Антошенька. Представляешь, Толи все еще нет! Позавчера позвонил, сказал, что все в порядке. Жив и здоров. Немного, говорит, задержусь. Объяснять ничего не стал. Говорит, звонить ужасно дорого оттуда, поэтому был краток. Задержусь, говорит, а на сколько задержится – ничего не сказал. Слава Богу, что жив и здоров. Я вся извелась. Вся в ожидании. Представляешь, делать ничего не могу. Только его жду. Вот и все мои занятия.
- Да не переживайте вы так, милейшая  Софья Алексеевна! Позвонил, все в порядке у него. Ну, задерживается. Понравилось, видимо, ему в Америке. Но ведь все равно приедет, не век же ему там гостить. Успокойтесь, все будет хорошо.

Антон положил трубку и дал себе честное слово в ближайшее время навестить своих родителей. Уже полгода почти не был у них. Только короткие звонки, да редкие лаконичные письма. Не дело. Надо ехать.

Ольга позвонила неожиданно:
- Привет, как дела?
- Да только вначале было плохо, а потом все хуже и хуже, - отшутился Антон, - как сама?
- Слушай, вот Татьяна как-то говорила, что ты стихи пишешь. Даже прочла какое-то. Ты и правда пишешь?
- «Я поэт. И поэт даровитый! Коль уж другие поэты, так и я поэт!», - процитировал Сушков Козьму Пруткова.
- Нет, ну я серьезно, - с легкой обидой в голосе продолжила Ольга, - а почему ты мне ничего не написал? Я тебя не вдохновляю?
- Почему не написал? Как раз таки, написал, - ответил Антон, используя привычную для Олиной речи фразу для пущей убедительности.
- А почему не показал? – упорствовала Оля, - можно, я к тебе завтра заеду? Ты мне подаришь свое стихотворение? Во сколько ты будешь дома?
- Хорошо. Давай, часиков в шесть вечера. Нет, лучше в семь, чтоб я ужин успел приготовить. Угощать, так угощать. А то ведь соловья баснями не кормят!

На другой день Антон сорвался с работы еще до обеда. Заскочил в магазин – ибо дома мышь давно повесилась в холодильнике – купил продукты. Разгулявшееся чувство голода и желание угостить Ольгу заставило Сушкова пойти на крайние меры: решил приготовить свое фирменное блюдо – мясо с подливом и картофельное пюре на гарнир. Мясо – вещь серьезная и ответственная, легкомысленного отношения к себе не терпит. Мясо нужно готовить не только умело, но и ласково, с любовью. Иначе провал, фиаско. Но более того – подлив. Все, что угодно можно запросто испортить бездарно приготовленным подливом! И наоборот, даже не очень удачное блюдо будет вполне выигрышным, если его сопровождает правильно подобранный и качественно исполненный подлив. К картофельному пюре многие вообще относятся слишком уж небрежно, что ли. Сварил, размял… Считай, продукты зря перевел. Пюре – это должно быть пюре: только на горячем цельном молочке, с изрядной зарядкой сливочным маслицем. Но не менее важно – правильно при всем при этом пюре взбить. Чтоб было пышным, воздушным… И не дай вам Бог хот чуть-чуть окараться с солью. Пересолил – в ведро. Не досолил – в ведро! Картофельное пюре – субстанция тонкая, можно сказать, нежная.

Добрых часа два с половиной Антон, томимый голодом, стоял у плиты, варил, мял, засыпал ингредиенты, перекладывал и подсаливал. Словом, к приходу Оли фирменное блюдо свежее, только с огня, было готово.
- Привет, - встретил он Ольгу, - ты голодна?
- Да нет, я перекусила дома. А что у тебя?
- Ничего особенного: картофан да мясо. Стандартный набор холостяка…
- Ну, разве что, немного.
Антон аккуратно положил в большую тарелку с одного края пюре с подливом в ямочке сверху, в другой край кусочки мяса.
- Тебе салат с майонезом или с растительным маслом?
- Лучше с маслом.
- Будет сделано!
Сушков из чашки с салатом – огурцы, помидоры и лучок – в отдельную тарелочку аккуратно нагреб салата, заправил маслом. Расставил все перед Ольгой. Еда должна быть не только вкусной, но и выглядеть аппетитно, - так считал Антон. Оля посмотрела на него вопросительно, сложила все в одну тарелку, перемешала:
- Так вкуснее.
- Ок! – согласился Антон, разведя руками.
Оля уплетала угощенье с явным удовольствием.
- Куда ты пропала? Что-то случилось? – начал было Сушков светскую застольную беседу.
- Ыгмы, - промычала Оля, не в силах оторваться от блюда.
- «Ыгмы», это да или это нет? – попытался уточнить Антон.
-  Ыгмы, ага, дай поесть. Не смотри на меня так, а то подавлюсь, - откликнулась та.

Через пару минут с едой было покончено. Ольга тщательно вылизала тарелку, откинулась на спинку стула:
- Классно! Это ты сам готовил?
- Странный вопрос. Кто ж мне приготовит?
- Спасибо, очень вкусно!
- Добавку? -  поинтересовался Сушков.
- Попозже. Объелась. Но так вкусно, что потом еще попрошу.
- Да Бога ради.
- Кстати, - перевела разговор на другую тему Ольга, - а где мое стихотворение?
Антон потянулся к полке, достал лист с текстом:
- Давай, я тебе прочитаю?
- С удовольствием.

Антон прочел тихим голосом, не торопясь, с выражением:

Не двигаюсь и даже не дышу,
Я с восхищеньем  на тебя гляжу,
И ничего произнести не смея,
Лишь молча тебя взглядом провожу.

Я светлую печаль в душе ношу
И светом этим очень дорожу,
Благословенного былинного Орфея
Мою к тебе любовь пропеть прошу…

Хочу всегда с тобою рядом быть,
Хочу обнять,  хочу цветы дарить,
И пусть несбыточной покажется затея –
С тобою в одной лодке хочу плыть!

Да только нам Судьбу не обмануть,
Не изменить дорогу, не свернуть…
Так пусть же песня грустная Орфея
Любовь мою напомнит хоть чуть-чуть!

Ольга долго сидела молча, уставившись куда-то в одну точку.
- Как ты догадался?
- Что? – не понял Антон.
- Как ты понял, как ты догадался? – повторила Ольга, - я ведь сегодня проститься с тобой пришла.
- Оля, что случилось? Что значит «проститься»?
- Да то, Антоша, и значит. Мы больше не можем с тобой видеться. Володя вернулся. Окончательно. Ему большую квартиру выделили в новостройке. Говорит, что все, нагулялся. Ребенка еще одного хочет. И я хочу. От него. Понимаешь? Мы решили все как раз-таки заново начать. Не обижайся, пожалуйста. Я люблю тебя, честное слово! Но, понимаешь…
- Не надо, Оль, не объясняй. Я все понимаю.
Ольга ушла. «Я все понимаю…» - повторил Антон в закрывшуюся за ней дверь.

7

В двадцатых числах августа решено было провести полевые испытания опытного образца противоградовой установки. Собрали все комплектующие, привезли три ракеты. Договорились с полигоном «Старатель».

Пробные пуски показали, что в целом установка работоспособна, но оставались некоторые недоделки и шероховатости. К примеру, электроника и сами ракеты показали проектные характеристики, а вот пусковая, точнее, ее механическая часть, не давала необходимой точности наведения из-за слишком высокой инерционности.
- Коля, мать твою так, - орал на Кожевникова Строганцев, ничуть не стесняясь в выражениях, - пять градусов ошибки по азимуту! Это что? Это пусковая? Да ты знаешь, какое это даст отклонение траектории на удалении десяти километров? А на пятидесяти? Ты представляешь, куда сместится активная часть полета ракеты? Никуда, Коля, не годится такая механика!
- Так ведь все по техзаданию. Да и чертежи на стадии НИР мы с вами согласовывали, - оправдывался директор механического завода.
- Ты пойми, Коля, дорогой мой человек! Я не механик, Клетный не механик, Сушков не механик. Механик у нас ты и твое КБ! В техзадании русским по белому сказано: отклонение не более 0,5 градуса. Ноль пять, Коля! Это все, что мы сможем откорректировать электроникой. Это же не крылатая! У нашей мозгов нет, ну, или почти нет. А когда эта болванка реактивная со старта ушла, мы уже ничего поправить не можем! Ее задача в нужный момент выйти в горизонт и дать трек распыления реагента! Все! Все, Коля! Поэтому куда она полетит и где реагент скинет – зависит только от тебя, от твоей пусковой! Не знаю, делай, что хочешь: передаточные числа на редукторах меняй, гидравлику усиливай. Облегчи поворотную часть, в конце-то концов, но ноль пять мне выдай, Коля! Умри, но выдай!
- Ладно, через месяц попробуем…
- Десять дней, Коля! Десять дней, и ни минуты больше! Иначе вылетишь из проекта к чертям собачьим!

Строганцев четко, по военному развернулся через левое плечо и, не оборачиваясь, пошел по пыльной траве к УАЗику, любезно предоставленному руководством «Старателя» для выезда на полигон. Гражданской технике здесь колесить строжайше запрещалось. Кожевников остался возле своего детища с опущенной головой, словно провинившийся школьник.
 
Итоги испытаний подводили в офисе Строганцева. После некоторого обсуждения Вячеслав Алексеевич резюмировал:
- Короче говоря, в целом неплохо. Ракета работает, приборы тоже. Жаль, не удалось полноценно проверить программное обеспечение. Все были на месте, одна только гроза, лафет ей в дышло, где-то заблудилась, не добралась до полигона. Ну, да ладно. Уважаемому академику Талалаеву я лично верю. Два серьезных недостатка: механическая часть пусковой работает недопустимо грубо. Коля, это за тобой. Неделя на исправление, три дня на изготовление рабочего образца. И второе – защита от взлома и вандализма. Опять же поверим программистам Талалаева. Защиту программного обеспечения они берут на себя. Нам же надо решить вопрос антивандального исполнения отдельных узлов и боезапаса. Это самое главное. Без решения вопроса сохранности заправленных ракет нас даже слушать никто не будет. Антон, ты что-то говорил про дружка своего, знакомого с подобными проблемами?
- Точно так, - по-военному отчеканил Сушков, - есть такой дружок, кадровый офицер. Мы с ним коротенько обсуждали уже эту тему. К среде он обещал набросать мне свои выкладки, схемы и рекомендации. В четверг представлю. Если понадобится, приглашу его прокомментировать лично.
- Хорошо. В среду вечером напомни мне, я постараюсь выделить время. Итак, как говорил товарищ Сталин: «Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи!»
Сергей, школьный друг Антона, закончивший один из лучших военных ВУЗов страны и недавно переведенный на службу в Екатеринбург, позвонил Сушкову во вторник:
- Привет, Антоха, как жив-здоров?
-  Да жив и временами здоров. Ты про наш разговор помнишь?
- Так вот и звоню. Слушай, завтра я на точку уезжаю, поэтому предлагаю встретиться сегодня по нашему делу. Давай в 18-00 на стоянке у «Клена».
- Может, я лучше за тобой заеду?
- А вот этого как раз делать не надо. Говорю же – у «Клена». Мебель пойдем с тобой выбирать.
- Понял, не дурак. Точнее наоборот – дурак, но понял. Буду.

В шесть Сушков припарковался на стоянке мебельного магазина, причем так, чтоб видеть остановку автобусов. Вскоре он приметил в толпе прибывших знакомую фигуру друга. Сергей был в гражданской одежде с небольшим портфелем в руках.
- Ты что, не со службы? В пиджачке щеголяешь, - встретил его Антон.
- Со службы. Форму мы только на объекте надеваем, а вход и выход – исключительно в гражданке. Таков порядок. Ну, ладно, пойдем мебель смотреть.

Они вошли в просторный торговый зал. Медленно продвигаясь от диванов и кресел к спальным гарнитурам и дальше через корпусную мебель к кухням, Сергей говорил Сушкову полушепотом:
- Не знаю, пригодится ли тебе моя писанина. Почитай, посмотри. Я взял принцип устройства такой системы с существующего изделия. Постарался ее адаптировать под ту установку, которую ты мне описал. Уменьшил, упростил, насколько это возможно. Но ты же понимаешь, что, по сути, я совершаю служебное преступление, раскрывая, хотя и в общих чертах, но все же секретные разработки. Поэтому ни слова, ни полслова не должно звучать, откуда у тебя эти бумаги. Нигде и никогда. Это ясно?
- Так точно, герр майор! – попытался пошутить Антон.
- Это, Антоша, не шутки.
- Слушай, раз уж пошла такая пьянка, – режь последний огурец. Может, хоть в двух словах расскажешь, чем ты там занимаешься-то на службе своей?
- Меньше знаешь – дольше проживешь, как говорит наш особист. Могу, чисто как старому другу, сказать, что есть у нас очень серьезное оружие. Оно постоянно совершенствуется. Вот этим мы и занимаемся.
- То есть, приходится бывать на точках, где изделия на боевом дежурстве стоят?
- Приходится. Но это редко. Чаще бываю на заводе Калинина, например. На семьдесят девятом, на трех тройках. Еще кое-где, это лучше тебе даже и не знать.
- Так ты же, вроде, в строительном военпректе?
- Понимаешь, в каждом неприметном НИИ или военпроекте есть закрытое крыло, или этаж. Иногда подземный, иногда на плюсовой отметке. Там совсем не тем занимаются, что на вывеске написано.
- Понимаю, понимаю. Круто.
- Подкинь-ка меня до трамвая. Бумаги я тебе в машине передам.

Приехав домой, и почему-то закрыв дверь на все засовы и зашторив плотно окна, Антон сразу уселся читать то, что передал ему Сергей. Там были от руки набросанные эскизы и описание, отпечатанное на принтере. Сушков внимательно все изучил. «Вот черт, – вырвалось у него невольно, - вот черт! Надо же такое придумать! Ну, Серый, ну голова! И всем этим он занимается? Да еще и почище, поди, чего! Ну, башка!»

В среду утром Строганцев позвонил Антону сам:
- Ты не забыл, какую задачу тебе поставили? Тряхни там друга своего. Сегодня среда.
- Его трясти не надо, - усмехнулся Антон, - он меня сам тряхнул. Еще вчера. Так что я готов к разговору.
- Добро. Сегодня в девятнадцать сможешь ко мне подъехать?
- Буду.

Вечером Антон разложил «писанину» Сергея перед шефом. Коротко пересказал суть, изложенную в описании и рекомендациях.
- Ты посмотри, - восхитился Вячеслав Алексеевич, - сразу видно, светлые головы в оборонке еще не перевелись! Здорово! Только сразу видится мне проблема. И не маленькая. Чтобы эту систему применить, нам всю пусковую надо переделывать в корне. Коля с той-то версией справиться не может, а если эта штука добавится… О-хо-хо. Трудно ему придется. Ладно, завтра он подъедет, покажу ему, покумекаем. Хорошо бы друга твоего привлечь.
- Привлечь, к сожалению, не получится. Во-первых, он в командировке, а во-вторых, основу этого устройства он слизал с существующих засекреченных изделий. Не под копирку, конечно, но некоторые принципиальные вещи чуть ли не гостайной попахивают. Поэтому он засекретился.
- Понимаю, понимаю. Знаешь, как давай сделаем. Озадачим Клетного. У него великолепные конструкторы в приятелях ходят. Вот пусть они нам творчески все это переработают, к нашей установке все это припаяют и за свое гениальное творение выдадут. И подгонят как надо, и оформят от своей конторы. Двух зайцев тем самым мы и убьем: получим окончательный вид устройства и друга твоего в тайне сохраним. Лады?
- Лады, - облегченно согласился Антон.

Как ни странно, предложенная система надежного хранения и подачи ракет в пусковую не только не озадачила Кожевникова, но даже напротив, привела его в полный восторг.
- Вот тут и вот тут у нас недостаточно жесткости конструкции, - горячась и тыкая пальцем в чертеж, говорил он Строганцеву, - а эта приблуда дает мне совсем иную компоновку, да еще и габарит меняет! Это то, что доктор прописал! Мои конструктора сейчас над новой концепцией гидравлики маракуют. В ее архитектуру эта хрень просто замечательно впишется. Так, так, погоди-ка, - он придвинул к себе один из эскизов, - если я правильно понимаю, здесь у нас тяги? Так, так. А это обечайка. Отлично! Мне тогда и дополнительный бандаж не потребуется. Нижняя часть становится существенно массивней, а если башку совсем чуть-чуть облегчить, так вообще самый сенокос получается! Годится, мужики!
- Ну, и славно, - повеселел Строганцев, - ради такого дела добавлю тебе недельку срока.
- Побойся Бога, Лексеич! – вскинулся Николай, - месяц!
- Две недели, Коля. Крайний срок. Мне в Москву лететь, а у меня пусковой нормальной нет. Две недели.
- С живого кожу сдираешь, - буркнул Кожевников, - ладно, сделаем. Но с тебя пузырь!
- Да хоть ящик. Но после Москвы.

8

- Hello, my friend! – услышал Антон, сняв трубку зазвонившего телефона.
- Толик, если ты отточил свой английский, думаешь, я не узнаю тебя по голосу? Здравствуй, дружище! Ты приехал?
- Да, прилетел только вчера. Слушай, столько впечатлений, столько хочется рассказать. Сможешь вечером на плиту подскочить? Соскучился, хочу ребят повидать, а заодно поведать вам историю с географией о своем путешествии.
- Непременно буду. Во сколько?
- Я туда к четырем собираюсь. У меня сначала деловая встреча там, а потом и поболтаем.
- Во как! С корабля на бал. Не успел пыль американскую с онучей стряхнуть, а уже деловая встреча?
- Да, так получилось. Ну, до встречи.

Когда Антон пришел на плиту, там уже царило заметное оживление. Человек десять обступили Пасеку, хлопали его по плечу, что-то наперебой ему говорили. В общем, радостная суета. Наконец, бахнула пробка шампанского, тут же еще и еще. Пенным напитком наполнились одноразовые, раскладные и самодельные картонные стаканчики. Галдящая толпа, как стая птиц, рассыпалась, усевшись на скамейки скверика, стихла. Толя вышел в центр импровизированного круга.
- Вот, что, братцы, - начал он, - хочу рассказать вам о своем маленьком приключении. Есть в Америке такой городок – Патерсон. Округ Пассеик, штат Нью-Джерси. Городок небольшой, но с довольно-таки активной самодеятельной организацией – союз художников-любителей. Американцы вообще народ увлекающийся. У каждого, практически, есть какое-нибудь хобби, любимое занятие кроме работы. И они страшно любят объединяться на почве своих увлечений. В одном только Патерсоне десятка полтора всяких добровольных союзов, объединений и сообществ. Дома американцы, как правило, не едят и, соответственно, не готовят, у плиты не стоят. Перекусывают, в основном, на скорую руку в каком-нибудь фаст-фуде. Так что времени на увлечения свои у них предостаточно. Словом, те самые самодеятельные художники увидели случайно мои иллюстрации в одном из журналов, ну, и надумали меня к себе пригласить. Вот я и решил, пользуясь случаем, в Штатах побывать. Дорогу они мне оплатили, жил я то в одной семье, то в другой. Приняли прекрасно. Даже мой никудышный английский не стал преградой для активного общения. Короче говоря, все было просто отлично. Я в этой самой Америке просто обалдел! Как на другую планету попал, в другой совсем мир! Особенно, когда мне устроили экскурсию в Нью-Йорк. Это, братцы, что-то с чем-то! Невероятно! Все невероятно! Архитектура, иллюминация, машины, небоскребы. На «Эмпайр Стэйт Билдинг» побывал, на смотровой площадке. Вид – завораживающий!

И что вы думаете? За три дня до окончания этой сказки у меня вдруг страшно разболелся зуб. Щека опухла, спать не могу, боль адская. А медицина там платная. Да еще как платная! Цены – что небоскребы. Ситуация патовая.  Ребята-американцы собрали совет: как быть? Я говорю, дайте, типа того, денег мне в долг. Я отработаю и отдам. Но проблема в том, что в Америке вообще в долг брать или давать не принято. Нужны деньги – ступай в банк, оформи кредит, и вся недолга. Но кто ж мне, иностранцу, да еще из России, кредит даст? Так они что придумали: пустили шапку по кругу. Кто доллар дал, кто два. Кто-то несколько центов. Я все тщательно записал – кто сколько вложил. Словом, выручили, зуб мне залечили. И, надо сказать, сделали классно. Ни боли, ни неудобства какого. Быстро, четко, качественно.

Кстати, от всех этих впечатлений, от общения с ребятами, а главное, от совершенно фантастического  Нью-Йорка, на меня нахлынуло такое вдохновение, что писал я круглые сутки, не в силах остановиться. Союз самодеятельных художников быстренько организовал выставку-продажу моих картин. Раскрутили, распиарили по полной программе! Вот уж что умеют, то умеют, скажу я вам. Наглядно убедился, что такое деловая американская хватка! Из других городов и из других штатов даже приезжали любители живописи, скупали все на корню. Словом, за неделю я заработал денег с избытком. Взял свой список и обошел каждого, кто вложился в оплату стоматолога. Они ошалели просто, честное слово!  Никто не ожидал свои копеечки обратно получить. Только и слышал от них: «crazy Russian, crazy Russian»! Так ведь более того. Сошлись мы там довольно близко с одним художником-любителем по имени Филл. И он уговорил меня пожить у него еще месяц-другой с условием, что я буду писать, а он продавать. Но главное условие – что научу его своей технике письма. Одаренный, надо сказать, парень. А жена у него – тоже страстная любительница живописи – упросила меня написать и подарить ей маленький пейзаж на тему российской природы. Так вот я там три месяца в итоге и прожил.

Толя замолчал, а слушатели подхватились дружной стайкой, закружили вокруг него, галдя наперебой и задавая вопросы. Пасека только успевал поворачиваться то к одному, то к другому, стараясь ответить всем. Кто-то принес еще шампанского. Антон сидел в уголке сквера на скамейке и с удовольствием наблюдал за происходящим, находясь при этом под сильным впечатлением от услышанного рассказа.

Вдруг Анатолий вырвался из окружающей его толпы, подошел к Сушкову, присел рядом:
- Такие, Антон, у меня дела. А как, скажи мне, наши с тобой дела?
- Все нормально пока. Я договорился с дворцами культуры в Заречном, в Ревде и в заводском клубе Первоуральска. Нашу выставку там уже ждут. Ну, это для начала. Думаю, после еще несколько городов окучим. Задержка в одном – транспорт. Я тут уговорил одного своего приятеля выделить нам УАЗик – буханку. Но там надо сиденья убрать и перерегистрировать его в ГАИ из пассажирского в грузо-пассажирский. А ему все некогда заняться. Но обещал в ближайшее время сделать. Так что, терпенье, друг мой, и еще раз терпенье. Все сладим, дай только срок.
- Хорошо. Я надеюсь на тебя, Антон. Кстати, забегай как-нибудь к нам, мама будет рада, да и я хотел тебе показать кое-что. Я же в Штатах неплохо подзаработал, Можно на время  о хлебе насущном не беспокоиться. Зато родилась у меня идея классная там, в Америке. Я в эскизах наброски сделал. Хочу с тобой некоторые детали обсудить.
- Так в этом деле тебе, наверное, Плюснин с Вяткиным больше помогут, нежели я.
- Пойми, Антон, рыбак рыбака, конечно, видит издалека, потому стороной и обходит. А вот идею спереть может запросто! Мне кажется, нащупал я тот самый сюжет, который пусть один, но настоящий, на века. Мне твое мнение именно как дилетанта, как зрителя нужно. Ну, и чисто технические вопросы есть к тебе, как к технарю.
- Хорошо, заеду как-нибудь.
- Да, мне тут подлечиться немного предлагают. Я как из больницы выйду, созвонимся, хорошо?
- Добро. Софье Алексеевне кланяйся от меня.

Шагая к выходу из сквера, Сушков с удивлением обратил внимание на обилие опавших листьев. «Вот уже и осень скоро, - подумал он, - надо бы непременно съездить в лес». Антон каждый год выбирал погожий денек в период бабьего лета и ехал в березовую рощу, что неподалеку от Екатеринбурга. Там он подолгу гулял, наслаждаясь терпким, переполненным запахом прелой листвы, воздухом, любовался на золото осенних берез, ловил руками опадающие листочки. Он называл это «обняться с листопадом». В этом году планировал поехать в лес с Ольгой, но… Эх, Оля, Оля! Прав был Клетный, сказавший однажды Антону: «Женская любовь – величина переменная, так что доверять ей не стоит!»

Строганцев и Клетный готовились к поездке в Москву, в связи с чем подзавалили Антона работой по подготовке документов. В текучке дел Сушков и не заметил, как пролетело добрых три недели. В одну из суббот, проснувшись утром, он обнаружил, что за окном самое что ни на есть бабье лето: яркое солнце, деревья разукрасились в немыслимой красоты разноцветье, на траве газона сребрятся покрытые тончайшим инеем паутинки. «Все, пора в лес, - решил он, - в лес, в лес, в лес. Иначе я тут совсем с ума сойду! Эх, Оля, Оля! Как много ты потеряла! Хотя, черт их, Гусевых, знает, может они вообще из леса не вылезают!». Так, рассуждая сам с собой, Антон сделал несколько бутербродов, снарядил термос с чаем, прихватил пяток картофелин – на печенки. Без костра и печенок – что ж это за лес!

Через час он был на месте. Оставив машину на опушке, отправился вглубь рощи, любуясь голубым безоблачным небом, проглядывающим сквозь золоченые кроны берез. Полной грудью вдыхал воздух, ощущая тончайшие ароматы осеннего леса. «Этот воздух можно черпать горстями и умываться им, как чистейшей родниковой водой», - подумалось ему. Легкий ветерок пробежал по верхушкам деревьев, и на Антона ринулся водопад отчаянно желтой листвы. Он широко раскинул руки, подставляя лицо под волны листопада. Бродя по лесу, он наслаждался шорохом листьев под ногами, время от времени прикасался к белым стволам берез и чему-то улыбался. Нагулявшись, выбрал поваленное дерево, насобирал хвороста и развел возле него костер. Достал из сумки бутерброды, термос и картошку. Почему-то вспомнилось, как летом они с Ольгой так же сидели у костра в лесу. За всеми этими делами, в голове Антона начали всплывать отдельные рифмы. Окружающая природа навеяла такое настроение, что удержаться от стиха было просто невозможно. Закинув картошку в костер, Антон быстренько сбегал к машине, принес блокнот и ручку, которые постоянно возил с собой, стал записывать пришедшие на ум строчки:

А знаешь ты, как я тебя люблю?
Как россыпь белая черемух на ветру
С протяжным стоном в синем небе тонет,
Вот так в руках твоих мое сердечко стонет.

А знаешь ты, как по тебе тоскую?
Как ночь свою, и одинокую, и злую
Гоню я прочь, мечтая о тебе –
Как о любви своей, как о судьбе!

Не знаю, сбудутся ли те мои мечты,
Одно мне ясно, что нужна мне ты,
Как воздух, как надежда, как покой,
Я одного хочу – чтоб вечно быть с тобой.

Но вместо счастья Жизнь плеснула зелья
В бокал судьбы моей и невезенья.
С черемухой, опавшей на ветру,
Под песню ветра в небо я уйду!

«Коряво как-то получилось, - подумал он, перечитав, - ладно, потом причешу на досуге. А сейчас – оп! – печёночка готова!». Перекусив, Антон тщательно загасил костер, залил его для верности остатками чая и поехал домой. На пути в город вдруг подумал, что надо бы позвонить Пасеке, обрадовать, что автомобиль для передвижной выставки на следующей неделе будет полностью готов. А то замотался совсем, забыл про это важное дело. Следующая неделя опять предстоит ой как непростая. Так ведь и опять забудется что-нибудь. Антон свернул в офис, набрал номер. Трубку взяла Толина мама.
- Здравствуйте, Софья Алексеевна! Могу я Толю услышать, не занят он?
- А Толенька умер, Антоша. Сегодня девять дней. Заходи, помянем – услышал он в ответ.
- То есть… То есть, как умер? – опешил Антон, - Софья Алексеевна, милая, что вы такое говорите?!
- Заходи, если сможешь, - глухим, едва узнаваемым голосом, сказала та и положила трубку.

Антон словно окаменел. Как так можно, – не укладывалось у него в голове, - как может такое быть вообще? А Америка, а планы, картина «на века», выставка… И в такую погоду, когда листва, солнце. Это ж для художника – золотое время! Для живого художника. Покойнику, оно, конечно все это ни к чему уже… Но Толя!.. Нет! Понять и поверить в это было решительно невозможно!

Выйдя из оцепенения, Антон помчался к Софье Алексеевне. На звонок в двери показалась какая-то сгорбленная и абсолютно седая старушка, отдаленно похожая на Толину маму. «Сестра Софьи Алексеевны, наверное, - подумал Антон, - старшая, судя по всему».
- А, Антоша, проходи, милый, проходи, - старушка пропустила Сушкова в прихожую, закрыла дверь, - а я одна, никого не пригласила. Веришь, нет –  нету сил. Знаю, что положено на девятый день поминать, но нет сил что-то готовить, гостей чем-то угощать…

Антон к удивлению своему, наконец, осознал, что это сама Софья Алексеевна и есть. Боже! Что с ней сделало горе! Еще недавно это была, хоть и пожилая, но статная женщина с легкой сединой в  копне густых, длинных волос, всегда аккуратно сплетенных в тугую косу, уложенную кругами на голове. А тут – одна седина.
- Проходи, милый, на кухню. Прости, но в комнаты не приглашаю. Там все как при Толеньке… Все так же. Ничего не трогаю.

Шаркающей походкой она пошла в кухню. Антон, проходя мимо приоткрытой двери в гостиную, краем глаза успел заметить, что все картины, стоящие вдоль стен, заботливо накрыты белыми простынями. Зеркало в прихожей завешено тоже чем-то белым. От обилия этих белых тканей Антону вдруг сделалось очень холодно внутри, почти до озноба.

Софья Алексеевна поставила на стол нарезанный тонкими кусочками хлеб, достала из буфета графин с коньяком, из холодильника вынула масло и баночку красной икры.
- Вот икру с горем пополам достала, хотела Толеньке в больницу отнести, чтоб поправлялся быстрее. Открой, милый, а то у меня руки совсем ничего не держат. Плесни, будь добр, коньяку. Это еще с советских времен. У мужа моего приличный запас этого добра всегда был. А мы ведь с Толенькой спиртное не пьем… не пили совсем. Вот и стоит запас с той поры.

- Ты знаешь, Антоша, - продолжала Софья Алексеевна, присаживаясь, - мы с мужем учительствовали в далеком поселке на севере области. Он из очень бедной семьи, но выучился, работал в хорошей школе. Но потом развелся с первой женой и уехал, куда глаза глядят. Подальше от прошлого. А я из старинного дворянского рода. Мы с мамой чудом уцелели в сталинское время. В комсомол меня не взяли, поэтому и в институт не пустили. Закончила я педагогическое училище и преподавала в школе того села в младших классах по направлению. Там-то мы и познакомились. Коля – отец Толеньки, - вскоре директором стал, потом председателем сельского Совета. Заметили его, пригласили в область. Перебрались мы в Свердловск. Он на советской работе был, потом в обком партии перевели. Толеньку мы очень поздно родили. Был он с детства очень болезненным мальчиком, но очень забавным и смышленым. Ты знаешь, рисовать он начал даже раньше, чем говорить. Его спросишь о чем-нибудь, он глазенками своими огромными смотрит на тебя, смотрит, потом схватит первый попавшийся клочок бумаги, карандаш или ручку, что под рукой, и нарисует тебе в ответ. Думали, вообще говорить не будет. Не было, мне кажется, у него такой необходимости. Он рисунками своими все мог рассказать. Годам к четырем с половиной только заговорил. Так всю жизнь и рисовал… Давай, милый, помянем раба Божьего Анатолия.

С этими словами Софья Алексеевна чуть пригубила из бокала. Антон хлопнул залпом. Посидели молча.
- Как это случилось, Софья Алексеевна? – спросил Сушков и тут же пожалел о своей бестактности. Глаза Толиной мамы наполнились слезами.
- Не знаю, Антоша. Врачи сказали, наступил внезапный кризис, стали реанимировать, но сердце не выдержало. Я подробности не знаю. Что случилось, то случилось.

Антон просидел у Софьи Алексеевны допоздна. Она все рассказывала и рассказывала. О молодости, о муже, о Толе. Сушков понимал, что ей просто необходимо было высказаться, выговориться, засыпать, завалить горе свое воспоминаниями, в которых все молоды, полны надежд и планов, а главное – все еще живы. До дома он добрался на такси уже ночью.


9

Клетный летел из Москвы в совершенно подавленном состоянии духа. Их со Строганцевым походы по высоким кабинетам вышли боком: им в ультимативной форме было предложено передать все наработки по проекту, да и, собственно, сам проект Рособоронэкспорту. После категорического отказа прозвучал недвусмысленный намек на серьезные неприятности, которые неизбежно последуют, если они будут упрямиться.

Весь жизненный опыт подсказывал Клетному, что это не пустые угрозы и что с государством такие игры не проходят. Беда была еще и в том, что жизненный опыт его происходил родом из советских времен. Ну, и из периода горбачевской перестройки, естественно. В нынешние же постперестроечные времена творилось такое, что никакой опыт, никакие представления о том, что такое хорошо, и что такое плохо не работали.

«Черте что творится нынче в этом государстве, - размышлял он под гул турбин детища КБ Ильюшина, - понасоздавали, понимаешь, этих гребаных госкорпораций. Газпромы там разные, Рособоронэкспорты. Да это же просто слияние частного бизнеса с государством! А что такое частный бизнес? Это интерес отдельно взятых частных физических лиц, объединенных в одно семейство общей идеей зашибать бабло. То есть, по сути, – мафия. А госкорпорация, выходит, – легальный способ сращивания интересов мафии с мощью и возможностями государства. Вот Строганцев остался в Москве. Хочет попытаться попасть на прием к премьеру и с его помощью попробовать разрулить ситуацию. Но этот хмырь Черномырдин – сам выкормишь госкорпорации. Ворон ворону глаз не выклюет! Черта с два Виктор, мать его, Степаныч против Оборонэкспорта попрет. А вот нам Строганцев своими жалобами еще хуже сделать может. Это к бабке не ходи. И так Михалыча подставили. Какого черта я согласился его изобретение попробовать пропихнуть через министерство? Зачем засветили мужика? Теперь и у него проблемы начнутся!».

Он вспомнил о двух мутных личностях, что пасли его в Домодедово. Слежку он засек сразу, поэтому не удивился, когда в зоне ожидания к нему подошел щеголевато одетый молодой человек с наглым лицом и тихо произнес: «Вы, Григорий Борисович, крепко подумайте над сделанным вам предложением, иначе неприятности возникнут не только у вас. О близких своих думать надо, а не об урожае в далеком Уругвае или Бразилии. Я слышал, дочь у вас еще только на втором курсе учится? О дипломе, наверное, мечтает. Да и собой хороша…». Так хотелось Клетному врезать от всей души по этой наглой ухмыляющейся физиономии! Еле сдержался, чтоб от самолета не отстать. Надо же, сволочь какая! Впрочем, сволочь эта просто выполнял чье-то задание. Ха, «чье-то». Да знаем мы прекрасно – чье!

Экспресс из аэропорта «Кольцово» шел ходко, медленно обгоняя старенькую «Волгу» ГАЗ-24. Передние крылья у машины так проржавели,  что оторвались снизу от корпуса и болтались на ходу вверх-вниз, от чего «Волга» напоминала птицу, бегущую по земле и хлопающую крыльями в бесплодных попытках подняться в небо. «Прямо как мы со своим проектом, - подумалось Клетному, - крыльями машем, да все одно взлететь не можем!».

Антон приехал к Борисычу в институт, внимательно выслушал рассказ о поездке в Москву, о более чем печальных результатах.
- Талалаеву, тому хорошо, - размышлял вслух Григорий Борисович, - он там у себя в Нальчике и царь, и бог. Да и кто академика тронет? Ученый с мировым именем. Да он пошлет всех на три известных буквы и не даст никому ничего. Он, собственно, так москвичам и сказал. Те к нему в Нальчик не сунутся. А вот нам что делать? Боюсь, все эти разговоры – не пустая болтовня. Угрозы вполне реальные.
- А по мне, так ничего страшного не случилось, - высказал Сушков свое мнение, - ну, подумаешь, захотели москвичи жар чужими руками позагребать. Так они всегда так делали. Ну, подберут они под себя наш проект, и что? Все наработки, основа проекта все равно в наших руках. Связи между предприятиями все равно через нас осуществляются. 
- Не все так просто. Видишь ли… - короткий стук в дверь прервал речь Клетного. В кабинет вошел Иван Михайлович.
- Привет, Михалыч, привет. Плохие новости у меня. Да ты присаживайся, сейчас все по порядку расскажу.

Клетный включил чайник, поставил на стол заварку в пакетиках, сахар.
- Разговор непростой будет, давайте чайку хлопнем. Значит, так, Иван Михайлович. Поддался я на твои уговоры, попробовал донести до высоких кабинетов идею твоего изобретения. Да только поспешил я, видимо. Наш проект по граду у нас хотят забрать. И не просто забрать, а так забрать, чтоб и духу нашего там не было. Под эту раздачу и твое «ноу-хау» попало. Теперь и тобой интересуются. Только не те интересуются, на кого мы рассчитывали, а как раз те, кому изобретение твое -  как серпом по яйцам. А точнее – нефтяное лобби в правительстве. Они уже и спецслужбы подключили. Так что, жди гостей. Плохих гостей, Михалыч.
- Мне не привыкать. Ты же помнишь, меня и японцы окучивали, и америкосы обхаживали, и кое-кто из наших пытался наехать. Чихал я на них с высокой колокольни! Да и от страха дрожать мне фамилия не позволяет. Царегородцевы отродясь ни перед кем спины не гнули, шапку не ломали и сволоты всякой не страшились!
- Боюсь, Михалыч, в этот раз все куда серьезнее. Заинтересованные лица – назовем их так, - обзавелись нынче не только деньгами, но и влезли в государственные структуры. А это совсем другой коленкор, братцы. Я вот что вам скажу. Страна у нас есть. И народ у нас есть. Хороший, надо сказать, народ. Даже президент есть. А вот государства – нет! Ведь что такое государство? Это институт, структура, призванная защищать свой народ от внешних и внутренних врагов, содержать страну в порядке, обеспечивать гражданам соблюдение их прав и следить за исполнением обязанностей. Так? Так! А у нас нынче что? Какие наши права соблюдаются? От каких врагов нас защищают? Чем помогает нам наше гребаное государство? Только обирает, вымогает и гнобит! Разве не так? Криминал сросся с бизнесом, а бизнес – с государством. Вот что произошло! Это все хмырь горбатый нам устроил. Такую страну развалил! «Перестроил», называется.

Клетный обессиленно рухнул в кресло, прикрыл лицо рукой.
- Не знаю, как мы в этом дерьме выживать будем. Не знаю, - тихо из-под руки пробормотал он. Эти слова позвучали как приговор. Приговор противоградовому проекту, приговор Горбачеву, приговор стране.

Антон вызвался подбросить Ивана Михайловича до его дома, благо было по пути. По дороге поинтересовался:
- А что за изобретение у Вас такое, что аж в правительстве заинтересовались. Расскажите, если не секрет, конечно.
- Секрет, конечно, - эхом отозвался Михалыч, - секрет в тонкостях, в «ноу хау», но в общем и целом все довольно просто. Несколько лет назад я прочитал в одном журнале про американца, Стенли Майера, который построил багги на двигателе, использующем в качестве топлива обыкновенную воду.
- Воду? – удивился Антон.
- Представь себе, да! Так вот, вскоре этот изобретатель умер при весьма загадочных обстоятельствах. Отравился… соком! Думается мне, не отравился, а отравили. Потом японская фирма «Генепакс» занималась подобными разработками. И весьма, надо сказать, успешно. Но еще более успешно ее разорили, и она прекратила свое существование. Да многие этой темой занимались: Дэйв Лоутон, Генри Гарретт, Даниэль Дингль и многие другие. Почти все плохо кончили, да и, как видишь, изобретения их в жизнь не пошли, ездим по сию пору на бензине и солярке.

Вот и я решил попробовать свои силы в этом деле. Уж очень заманчива идея – снять человечество с нефтяной иглы, найти другие источники энергии. Вода в этом смысле – интереснейшая субстанция. Еще Виктор Шаубергер сделал ряд важнейших открытий, связанных со свойствами воды. Словом, если коротко, суть моего изобретения в следующем: чтобы использовать воду в качестве топлива, ее, понятное дело, надо разложить на водород и кислород. Потом они соединяются обратно с выделением весьма приличной энергии – так называемое «сгорание водорода». Но есть очевидная проблема – закон сохранения энергии. Его никуда не денешь. Сколько энергии на разделение молекулы воды потратил, столько же потом при сгорании водорода получил обратно. Минус потери. Вот и выходит, что КПД такого двигателя не то, что низкий, а просто отрицательный. Все предыдущие  энтузиасты этого дела компенсировали потери энергии просто – за счет аккумуляторной батареи. Я же, еще лет двадцать назад, изобрел геомагнитный двигатель. Это тоже довольно простая штука. С помощью магнитов и нехитрой механики я научился использовать магнитное поле Земли для привода в движение небольшого двигателя. Но и тут есть проблема. Поле слишком слабое, чтобы двигатель мог выполнять сколь-нибудь значимую работу. Зато работа эта – дармовая абсолютно! Вообще никакого топлива не надо, сам понимаешь, геомагнитное поле работает всегда и везде.

Тут-то и пришла мне в голову мысль соединить эти два процесса в одном механизме. Слабый, но дармовой геомагнитный двигатель с двигателем на воде! Как да что – это уже секрет моего изобретения, но суть состоит именно в этом. Более того, скажу тебе, после нескольких лет мучений, мне удалось создать очень компактную модель такого двигателя с удивительно высоким КПД! Я и сам не ожидал такого результата. Несколько иностранных фирм просили продать им это изобретение. Японцы так вообще приглашали жить у них на полном, что называется, довольствии. Все, говорят, вам дадим, что пожелаете, только помогите нам наладить производство таких двигателей. Понятно, что есть и противники данной идеи. В первую голову – это нефтяные магнаты. Кому же они бензин будут продавать, если все на воде поедут?
- И вы никому ничего не продали? Почему?
- Как говорил Верщагин в моем любимом фильме «Белое солнце пустыни», я мзду не беру. Мне за державу обидно! Знаешь, почему я вообще этой темой занялся? Не ради денег. Можешь смеяться надо мной сколько угодно, но взялся я за это ради экологии! Да, да! Хотел избавить нашу любимую Родину от выхлопа автомобилей, от коптящих в небо труб электростанций, от разорения природы нефтедобычей. Только, судя по всему, это Родина скорее избавится от меня, чем я избавлю ее от копоти.

Веришь, нет, но в последнее время стал бояться смерти. Боюсь умереть, не сделав чего-то очень важного. Боюсь не увидеть, как мои изобретения будут реализованы, станут общедоступными, как они будут помогать людям в их повседневных делах, как многим облегчат жизнь…
- А я вот смерти совсем не боюсь, - задумчиво произнес Антон, - пусть я ничего не сделал в этой жизни и, возможно, никакого следа не оставлю на этой Земле. Но я счастлив и горд, что был современником, жил в одно время с такими великими людьми, как Владимир Высоцкий, Михаэль Шумахер, Евгений Примаков. Эти люди в буквальном смысле делают историю! Что ж, не всем это дано.
- Ладно, спасибо, что подвез, - вздохнул Михалыч, - в гости, извини, не приглашаю. Дома у меня сущий лазарет – жена тяжело больна, инвалид. Живем в однокомнатной, детей нет, ходить за ней кроме меня некому. Так что, не обессудь.
- Ничего, ничего. Всего доброго вам, увидимся.


10

Антон с маниакальным упорством оттачивал мастерство аутотренинга. Ежедневно, точнее, ежевечерне, перед сном, он в обязательном порядке проводил такой сеанс и достиг в этом заметных успехов. Вот и сегодня, улегшись поудобнее и накрывшись одеялом, он провел обязательные предварительные этапы расслабления и самовнушения, после чего настроил подсознание на поиск ответа на вопрос: что ждет проект по граду и его лично в ближайшее время? Всю ночь ему снилась стая бродячих псов, которые то гнались за ним, то окружали с остервенелым рычанием, скалили свои грозные клыки, пытались укусить. Наутро Сушков проанализировал свои сновидения и пришел к неутешительному выводу. Единственной загадкой сна оставалась девушка, которая все время была с ним, он держал ее за руку и очень старательно оберегал от озлобленных собак. Девушка была очень близкой ему, родной и любимой. И это была не Ольга.

Строганцев прилетел из Москвы через неделю после Клетного в еще более удрученном настроении. «Так, парни, берем паузу. Тайм-аут. Надо посмотреть, что дальше будет, обдумать все. Если за нас раньше эти жулики не обдумают. Короче, проект на паузе, всех прошу быть начеку. Если на кого выйдут – немедленно сообщайте мне или Борисычу», - так он закончил свое выступление на последнем совещании, которое собрал по итогам посещения кабинета министров в Москве.

Сушков, конечно, расстроился, но тут же нашел для себя маленький плюс в сложившейся ситуации: становилось чуть больше времени на основную его работу, коей был просто завал. За делами да заботами он и не заметил, что уже наступал канун Нового года. В середине декабря внезапно позвонил Клетный:
- Антон, могу ли я обратиться к тебе с несколько необычной просьбой?
- О чем речь, Борисыч! – откликнулся Сушков, - да я для тебя Анну Каренину из-под поезда достану, не то, что просьбу твою выполнить!
- Вот и хорошо, вот и славно! Просьба вот какая: приходи-ка ты к нам на новогодний корпоратив.
- Стоп, стоп! Не понял юмора, - изумился Антон.
- Проясняю юмор, - в тон ему ответил Клетный, - наши руководители института не придумали ничего лучше, чем собрать коллектив на предновогоднее празднование в кафе  у черта на куличках – где-то в промзоне на краю города. Там, видишь ли, наши деловые партнеры готовы все задарма нам организовать и сами поучаствовать. Не суть. Это их дела. Проблема в том, как оттуда выбираться. Такси там не поймать, транспорт далеко, да и черте во сколько закончим. А ты бы меня и еще пару-тройку человек отвез бы по домам. Заодно поразвлечешься немного. А то сидишь, поди, один дома как сыч. Новый год, все-таки. Выручи, а?
- Ну, хорошо. Уговорил.

Обсудили – когда, что да как. Так Антон нежданно-негаданно попал на корпоративное мероприятие проектного института. Веселья было мало, программу явно никто не продумывал. Кто-то что-то говорил в духе пожеланий успехов в новом году, скучная и однообразная ведущая без огонька и задора выдавала клишированные шутки, да спела скрипучим голосом пару песен. Все скатилось к банальной пьянке. Сушков, будучи за рулем, естественно не пил. Зато наелся дармовой казенной еды вдоволь. Выйдя покурить, встретил в уголке фойе, приспособленном под курилку, ту самую пресную ведущую. Одной рукой она держала сигарету, в другой была шикарная двенадцати струнная концертная гитара. Антон подошел, закурил, жадными глазами глянул на гитару. «Вещь! Мне бы такую». Ведущая перехватила его взгляд:
- Играете?
- Немного.
- Подержите, пожалуйста, у меня рука устала.
- Можно, я попробую ее на звук?
- Валяй, - сказала та и отвернулась к окну.

Антон взял пару аккордов, прислушался. Гитара была немного расстроена, но все равно звучала великолепно.
- Под такой инструмент и петь не надо, она сама поет, - восхитился он.
- Тогда, может быть, споешь?
- Здесь?
- Зачем? Там. Для всех.
- Я даже не знаю… - растерялся Антон. Он явно был не готов к такому повороту событий.
- Не дрейфь. Там все пьяные уже, им лишь бы фонило что-нибудь.
- Хорошо, попробую.

Антон вышел на сцену.
- Дамы и господа, леди и джентльмены, бабы и мужики! Позвольте исполнить вам песню на слова Игоря Кохановского, музыка Владимира Высоцкого. «Бабье лето».
Сушков подстроил гитару, поправил микрофоны. Спел, конечно, непрофессионально, зато от души. Успех был неожиданно оглушительным. Все хлопали в ладоши. Кто-то крикнул: «Бабье лето прошло уже! Про Новый год давай!».

Антон кивнул в ответ и исполнил «У леса на опушке Жила зима в избушке», что было принято публикой с еще большим воодушевлением. Припев подхватывали все и пели хором.  «Макара, Макара давай!» - орали из-за столиков. Антон спел «Я пью до дна За тех, кто в море» - песню из репертуара «Машины времени», раскланялся и под бурные аплодисменты ушел со сцены. Рядом с курилкой, в том же фойе, стояли скамьи, на одну из которых он и присел  передохнуть после неожиданного успеха. В направлении курилки вышли три девушки. Две из них закурили, третья стояла чуть в сторонке. Явно некурящая, но вышла с подружками за компанию. Вдруг она увидела Сушкова, что сидел в обнимку с гитарой. Подошла.
- Вы прекрасно спели, - сказала она, - такая скукотища, и вдруг вы! Может быть, споете что-нибудь еще?

Девушка была очень обаятельная, темно-синее платье с кожаным пояском удачно подчеркивало ее стройную, великолепную фигурку, слегка вьющиеся локоны волос спадали чуть ниже плеч, ее взгляд показался Антону каким-то очень доверчивым, добрым и абсолютно беззащитным.
- А вы присядьте. Я хочу спеть персонально для вас, - вдруг неожиданно для самого себя предложил Антон. Девушка села рядом, каким-то неуловимым, но очень милым движением рук поправила при этом платье, прикрывая им колени.
- Что бы вы хотели послушать?
- Не знаю. Спойте, что хотите.
- Если я свою песню спою? Вы не против?
- Нет, конечно. Наоборот, очень интересно! Вы пишете песни?
- Я пишу стихи. Иногда. А потом подыгрываю тремя аккордами. Вот и вся песня.
 
Антон на секунду задумался и, решив про себя «А, пан или пропал», начал одну из своих любимых, но очень сложных для исполнения песен. Долгое, красивое вступление на гитаре, грустные, почти философские строчки о скоротечности времени и ушедшей любви. Когда он закончил, девушка подняла на него полные слез глаза:
- Вы это сами написали?
- Ну да. Я вижу, я вас расстроил? Простите великодушно! А давайте, я вам шуточную песню спою. Новый год, все-таки!

Сушков исполнил еще парочку веселых, шуточных своих песен. Тем временем, две других  девушки закончили курить и присоединились к ним. На третьей песне из зала в фойе вышли еще несколько человек и все скучились вокруг Антона, слушая его исполнение. Когда он закончил, все дружно зааплодировали. Какой-то мужик в твидовом пиджаке протянул ему руку:
- Паря, молодца! Молодца, говорю, паря! Ты с какого отдела?
- Да не приставай ты к человеку, - одернула его толстая тетка, - пошли танцевать!

В это время в зале оглушительно громко заиграла музыка. Пел Африк Симон, и народ не в силах удержаться, пустился в пляс.
- Как вас зовут? – сквозь грохот музыки спросил Антон девушку в темно-синем платье.
- Юля. А вас?
- Антон, будем знакомы. Вы работаете в институте?
- Нет. Я медицинский заканчиваю. Меня подруга притащила сюда. Она одна побоялась в такую даль ехать.
- Как выбираться отсюда планируете?
- Даже не знаю. Наверное, попробуем такси поймать.
- Вы знаете, я на машине. Могу вас подвезти.
- Ой, как здорово! Только неудобно, наверное. Вы же еще кого-то повезете?
- Да, друга. Но вы можете не беспокоиться, мы с ним недавно решили человечинку больше не есть!
- Ха-ха! Смешно. Но я не в этом смысле.
- В любом смысле. Договорились. Едете со мной. Доставлю в лучшем виде!

Антону все больше нравилась эта девушка. Как она говорила, как временами смущалась, как поправляла платье. Ему нравилось в ней решительно все! Ближе к завершению мероприятия, Антон оторвал Клетного от компании о чем-то горячо спорящих товарищей:
- Борисыч, у меня два пассажира намечаются, да мы с тобой. Ты кого-то хотел подхватить? У нас только одно свободное место остается.
- Ноу проблемс, брателло, - с ужасным акцентом произнес изрядно подвыпивший Борисыч, хлопнув Антона по плечу, - ты, главное, меня не забудь. Насрать сто куч, кто и как выбираться отсюда будет. Организаторы хреновы, не догадались автобусы заказать! Придурки!

Антон отвез в конец охмелевшего Борисыча до его дома и даже проводил его под руку до подъезда. Потом завезли Юлину подругу. Проводил тоже, хотя Света – так, оказалось, ее зовут, - была почти трезвой. Потом поехали к дому Юли.
- Слушайте, праздник должен быть праздником! А я, поскольку за рулем, ни в одном глазу. Надо же и мне остограмиться, как думаете?
- Не знаю, - пожала плечами Юля, посмотрев на Антона так, что ему почему-то сразу захотелось ее поцеловать прямо в этот взгляд, -  вам виднее.
- Но не могу же я один пить. Я же не алкаш. Пока, по крайней мере. Составите компанию?
- Неудобно. Поздно уже.
- Ну, я очень прошу. Нет! Умоляю! – настаивал Сушков.

То ли песни Антона, то ли выпитая, пусть и малая доза, но все же спиртного, то ли предновогоднее это настроение, но после некоторого колебания, Юля к радости Сушкова согласилась ненадолго заехать к нему домой. Правда, поставила условие, что он ей непременно что-нибудь еще споет.

Антон открыл бутылку «Хванчкары», порезал бутерброды и два чудом завалявшихся в холодильнике яблока.
- Предлагаю перейти на «ты», - вместо тоста сказал он, сам удивляясь своей наглости, - и выпить на брудершафт по такому случаю!
Юля слегка смутилась, но поддавшись веселому настроению Антона, согласилась. Долгий и чувственный поцелуй после брудершафта стал настоящим прологом последующих событий этой ночи.

Утром Сушков отвез Юлю домой, но не выпускал из машины, пока та не согласилась встретиться с ним снова. Впрочем, настойчивость его была излишня – Юля и без уговоров была нисколько не против.


11

Антон уговаривал  Юлю поехать встречать Новый год к его родителям.
- Ну, и как ты меня представишь? – вопрошала та, - вот в качестве кого я там появлюсь?
- То есть как это «в качестве кого»? В качестве моей невесты, естественно!
- Здрасьте, невесты. Ты мне даже предложение не делал, и вдруг – невеста.
- Как не делал? Разве? – искренне изумился Антон, - а по-моему, так я только то и делаю, что предложение тебе. Хорошо, сформулирую конкретнее.
Он театрально бахнулся перед Юлей на колени:
- Мадам, я умоляю вас стать моей женой. Примите руку мою и сердце!
Юлька рассмеялась.
- Юль, я серьезно, - поднимаясь с коленей сказал Антон, - ты выйдешь за меня?
- Ну, не знаю, не знаю. Посмотрю на твое поведение.
- И все же?
- Как-то быстро все, неожиданно…
- Решаем так: едем к моим, знакомишься, тогда и ответишь. Лады?

В последний рабочий день перед праздником, когда Сушков уже собирался уйти из офиса чуть раньше обычного, внезапно позвонил Иван Михайлович. Очень встревоженным голосом он спросил:
-Антон, ты еще на месте?
- Да, Михалыч. Что-то случилось?
- Случилось. А скоро, думаю, еще случится хуже того. Прессанули меня. И крепко. Долго говорить не могу. Запоминай: на железнодорожном вокзале, в камере хранения найди ячейку с номером три- ноль- двенадцать. Код такой же, только впереди буква «М». Там мои документы по водо-магнитному двигателю. Чертежи, расчеты, пояснительная записка. Весь комплект. У меня к тебе просьба – забери все аккуратно, спрячь это у себя. Так получилось, что больше мне не к кому обратиться. Смотри, чтоб «хвоста» не было. После праздников я с тобой свяжусь.

В трубке раздались короткие гудки. «Что за черт!» - выругался Сушков. Кто прессанул, как, почему? Так! Три-ноль-двенадцать. Запомнил. Антон рванул на вокзал. Покружил для порядка по городу, присматриваясь, нет ли слежки. Погулял минут пятнадцать в толпе ожидающих. Вроде, все чисто. Зашел в камеру хранения, нашел ячейку, открыл. Там лежал большой пластиковый пакет, внутри еще один, замотанный скотчем. «И куда мне теперь с этим?» - Антон был в полной растерянности. Позвонить Клетному? Нет, нельзя. Раз Михалыч к нему не обратился, значит, были на то причины. Значит нельзя. Строганцев? Та же история. Что же предпринять? Сушков вернулся в офис, набрал рабочий номер Сергея.
- Серега, дружище, просьба у меня к тебе. Только не спрашивай ничего, потом все объясню. Могу я у тебя оставить на хранение пакет с документами?
- У нас это не положено, но если очень надо, давай, вези. Только так, чтоб внимания не привлекать. Лучше всего, если прямо к окончанию рабочего дня подъедешь. Подкатывай часикам к шести, а лучше без четверти шесть.

«Вот леший его побери! Освободился пораньше, называется!» - чертыхнулся Антон. В назначенное время он подъехал к военпроекту, передал Сергею пакет. «После праздников заберу!» - и умчался за Юлькой.

К родительскому дому в небольшом областном городке Антон с Юлей подъехали уже только в десятом часу вечера. Их ждали. Раиса Павловна – мама Антона, - встретила их в прихожей.
- Это Юля, - представил Сушков свою спутницу.
- Поняла, - коротко ответила Раиса Павловна, -  проходите. Проголодались с дороги? Давайте к столу, мы с отцом пельменей настряпали, сейчас быстренько сварим.

Из кухни вышел отец. Пожал руку Антону, кивнул головой Юле. Ушел.
- Он что, сердится? – шепнула Юлька.
- Нет, просто он у нас такой вот. Разговорчивый, – рассмеялся Антон, - ты не особо внимание обращай. Он добрый. А к его манере общения привыкнешь со временем.
 
Сели за стол. К пельмешкам были поданы: уксус, горчица, помидоры с хреном, аппетитные маринованные опята, чашка домашней сметаны, горячий крепкий чай и запотевшая бутылочка водки.
- Юля…  я правильно запомнила? Юля, не знаю еще ваших вкусов, поэтому все поставила. Добавляйте к пельменям, что душа пожелает. Очень рекомендую грибочки. На славу получились, - суетилась мама.
- А я бы порекомендовал еще и помидоры с хреном, - вставил Антон, - у мамочки это фирменная закуска. Язык проглотишь!
- Отец, - спохватилась Раиса Павловна, показывая на водку, - а нам с Юлей ты почему ничего не достал? За встречу, за знакомство. Как же!

Отец Антона вопросительно уставился на Юлю. Та даже как-то съежилась под его взглядом. Антон легонько обнял ее и шепнул в ухо: «Это он интересуется, что ты предпочитаешь? Какое вино или, может быть, шампанское?». Юлька тихонько ответила:
- Наверное, вино. Шампанское завтра, в Новый год…
- Ничего подобного! – категорически заявила мама, - шампанское и только шампанское! Новый год – это завтра, а праздник у нас – сегодня! Не так уж часто к нам сын приезжает, да тем более с девушкой! Открывай, Антоша, какое там у тебя?
Антон достал из своей сумки три бутылки:
- Вот розовое, как ты любишь, вот «классика», а это – французское. По великому блату мне из Москвы друзья привезли. Специально для тебя, мам, заказывал. К новогоднему столу.
- Тогда – розовое! Гулять, так гулять!
«Цены сам платил не малые,
Не торгуйся, не скупись,
Подставляй-ка свои губки алые,
Ближе к молодцу садись», -
пропела мама Антона, весело поглядывая на Юльку.

Застолье плавно перешло просто в теплую беседу. Родители делились с Антоном своими «пенсионерскими» заботами. Даже отец – Петр Антонович, - разговорился после выпитой рюмки и поведал последние новости городка. Улучив момент, Раиса Павловна наклонилась к уху Антона:
- Вам как постелить? Вместе или порознь?
 Вместо ответа Антон  поднялся со своего места:
- Товарищи родители! Хочу официально заявить, что Юля – моя невеста. Она, правда, еще не согласилась, но, очень надеюсь, что вскоре согласится. Так ведь, Юля?
Та окончательно смутилась, опустив голову.
- Не смущай, давай, девушку. – заступилась мама Антона за будущую невестку, налей-ка нам с Юлей лучше еще шампанского. Только немного.

Последний день уходящего года прошел в приятных праздничных хлопотах. Антон с отцом ставили и наряжали елку. Это была семейная традиция. Когда Антон был еще ребенком, они всегда вдвоем с отцом шли на рынок, Антон выбирал елочку, отец ее потом устанавливал и так же вдвоем они ее наряжали. Правда, с тех пор, как Сушков-младший перебрался в Екатеринбург, соблюсти традицию ежегодно уже не получалось. Юля не уходила с кухни, стараясь буквально во всем помогать Раисе Павловне. Резала салаты, мыла посуду, готовила бутерброды. Все получалось у нее очень ловко, и как бы само собой.

К одиннадцати вечера стол был накрыт. Как водится, проводили старый год. Послушали обращение президента. Куранты начали отсчет последних мгновений такого насыщенного и беспокойного года. Антон приготовился хлопнуть шампанским, придерживая рукой пробку,  посмотрел на Юльку:
- Ну, и?..
- Я согласна, - ее слова совпали с последним ударом курантов.
«Ура-а-а!!!», - в голос закричали Антон и его мама. Только мама радовалась наступлению Нового года, а Антон – долгожданному «согласна» и началу нового этапа в своей жизни.

И почему люди всегда так рады Новому году? При этом никто не знает и даже представить себе не может, что принесет этот наступающий год. Может быть, счастье и успех, а может быть и совсем наоборот. Но, видимо, так уж устроено человеческое сознание, что все новое, наступающее кажется нам светлым и радостным. И так не хочется думать о плохом. Например, о том, что этот год, только что начавшийся, для кого-то будет последним в жизни.

Однако новогодняя ночь прошла очень весело. Раиса Павловна по своему обыкновению заготовила массу розыгрышей, шарад, конкурсов и даже лотерею. За каждый ответ дарила маленькие, но милые или смешные призы. Юля поразила Антона своей неожиданной эрудицией. Очень активно участвовала во всех затеях, отвечала чуть ли не на все коварные вопросы лотереи и конкурсов. Параллельно с весельем пытались смотреть Новогодний огонек по телевизору. Спать улеглись уже под утро.

Новогодние выходные пролетели, как один день. Антон с Юлькой мотались по гостям, обошли почти всех друзей и родственников. Побывали в ледовом городке, в кино и даже пару раз выбирались на лыжные прогулки. Но чем ближе подступали рабочие дни, тем тревожнее становилось на душе у Сушкова. Так не хотелось возвращаться к внезапно нагрянувшим проблемам. В ночь на первый рабочий понедельник Антону приснился сон: они с Юлькой бредут ранним летним утром по бескрайнему полю. Поют жаворонки, ласково светит солнце, легкий теплый ветерок раздувает девичьи локоны. Душа рвется в безоблачное голубое небо, и кажется, что еще мгновение, и они оба взлетят ввысь, как две большие, красивые и свободные птицы. Туда, где живет бесконечное человеческое счастье.
 
В первые же дни после праздников Антон потащил Юльку в ЗАГС, подавать заявление. Записались на май, как просила невеста. «Хочу весной, чтоб яблони цвели!»
- Ага, ты прямо Остап Бендер в юбке: «Море, пальмы, и я весь в белом…», - подтрунивал над ней Антон.
- Можно без моря. И даже без пальм. Просто, такой день! Хочется, чтоб все было красиво, - оправдывалась та.
- Красиво – это ты. А цветущие яблони действительно круче любых пальм. Тут я согласен.

12

Михалыч пропал окончательно. Уже месяц, как от него не было ни слуху, ни духу. Сешков поехал к Сергею, встретились в фойе военпректа:
- Слушай, ничего, если бумаги у тебя пока полежат? Их владелец куда-то запропастился. Чует мое сердце – неприятности у него. И из-за этих документов в первую очередь.
- Да ничего, - ответил Сергей, - я их в техническую библиотеку института пристроил. Сам понимаешь, к себе в отдел я не могу же их пронести. А уж потом вынести – тем более. А в техбиблиотеке работает лучшая подруга моей Маринки. Там у них закрытая секция есть, где документы под грифом «для служебного пользования» хранятся. Туда только две сотрудницы библиотеки вход имеют. Она там все припрятала в своем сейфе, так что пускай себе лежат, пить-есть не просят.
- Ну, спасибо тебе. Привет, кстати, Марине передавай. И Димке. Как он, как учеба?
- Третий класс. Пока круглый отличник, но, понятное дело, это еще ничего не значит. Главное, что учится с большим интересом и желанием. Нам с учительницей очень повезло. Приучила детей читать, думать, стремиться узнать новое. Настоящий педагог. С большой буквы. Побольше бы таких!
- Да, от учителя многое зависит. Еще раз спасибо тебе, пока.
- Пока, в гости забегай. Сто лет не бывал.
- По секрету тебе: скоро я вас в гости приглашу – свадьба у меня в мае.
- Надумал-таки? Давно пора. Познакомишь с невестой?
- Лады, заскочим как-нибудь. Ну, бывай.
 
Что делать дальше с этими бумагами Антон не представлял. Решил выждать, авось само-собой решится. Однако не решилось. В конце февраля в офис Антона неожиданно заявилась целая бригада оперативников из отдела по борьбе с экономическими преступлениями областного УВД. Произвели обыск, изъяли кое-какие документы, скопировали файлы с компьютера. Сушкова привезли в отдел «на беседу».
- Итак, Антон Петрович, вы подозреваетесь в незаконном предпринимательстве и даче взятки должностному лицу, - представившись по форме, начал «беседу» старший следователь, - что вы можете сказать по этому поводу?
- Ничего не могу сказать, - не подавая вида, как сильно он волнуется, твердо ответил Антон, - ибо никакого «незаконного» предпринимательства нет в принципе. Я зарегистрирован, как положено, частным предпринимателем, налоги плачу исправно, отчетность сдаю вовремя. Вся моя деятельность вполне законна и прозрачна.
- А по поводу взятки, что вы скажете?
- Так это вы мне лучше скажите, а то я и не в курсе дела даже! Кому, когда и сколько?
- Позвольте вам напомнить, что вопросы здесь задаю я, - начиная раздражаться, заявил следователь, - а вас прошу максимально полно и правдиво на них отвечать!
- Но это же вы меня обвиняете в даче взятки. Еще раз повторю – я не в курсе, о чем идет речь. Намекните, хотя бы.
- Антон Петрович, напоминаю, что чистосердечное признание серьезно облегчит вашу участь. Если мы с вами найдем общий язык, возможен вариант оформления явки с повинной, и тогда вы будете проходить по делу свидетелем. Это я вам обещаю. Давайте уже к делу.
- Простите, я не понял. А что, презумпцию невиновности у нас в стране уже отменили? Или как? Прошу вас представить мне хоть какие-то доказательства по факту взятки. Да и по незаконному предпринимательству – тоже.
- Не волнуйтесь, - еле сдерживая себя, сквозь зубы процедил следователь, - доказательства мы вам предъявим. Не отмажетесь. Да только поздно уже будет. Не лучше ли во всем сразу признаться?
- Мне, представьте себе, признаваться не в чем. И следующую нашу «беседу» я хотел бы проводить в присутствии адвоката.
- Ну что ж. Жаль, что мы с вами не договорились. Вот подписка о невыезде, распишитесь, и свободны. Пока.

Взяв подписанную Антоном бумагу, следователь вышел из-за стола, подошел к двери, взявшись за ручку, наклонился к уху Антона и шепнул:
- А тебе, щенок, лучше делать то, что говорят и не выёживаться. Иначе плохо кончишь. Свободен!

Сушков вышел из здания УВД в полном смятении. «Вот и началось. Вот и за меня взялись!». Шагая пешком к себе в офис, он мучительно перебирал в голове все свои дела, все проекты, в которых принимал хоть какое-то участие, все знакомства и контакты. Где может быть прокол, недоработка, за которую могут ухватиться органы? Кто и в чем может его подставить или сдать? К кому можно обратиться за помощью в такой ситуации? Конечно, у него были знакомые юристы и даже адвокаты, но все в основном по гражданскому праву.

«Так, с незаконным предпринимательством разберемся. Тут им нечего предъявить. Но бухгалтерию подчистить надо. Ах ты, черт! Они же изъяли все. Ладно, это может оказаться слабым местом, но не критичным. Хуже всего со взяткой. В нашем деле без этого не обходится. Это часть работы. Ни черта нынче не решить с нашими чиновниками, ни одного вопроса с места не сдвинуть без соответствующей «смазки». У каждой службы, у каждого надзорного органа есть свои, устоявшиеся тарифы: что, сколько и кому. Не говоря уже об администрации города! Совсем зажрались! Но кто может сдать? Те, кто получали? Вряд ли. Это же и им хана. Свидетели? Так таковых не было! Механизм-то давно отработан. А главное – как они докажут? Что, на фото-видео кто-то снимал? Черт! А если диктофон у кого-то был? Так, на всякий случай… Может был, а может и нет».

Мысли его путались, перескакивали с одного на другое. Сердце в груди бешено колотилось. Он не замечал ни дороги, ни погоды, вообще ничего, что происходило вокруг. Стал переходить дорогу и даже не обратил внимания, что на светофоре загорелся красный свет. В полуметре от него юзом затормозила машина, раздался резкий, неприятный, пугающий рев клаксона, вырвавший его из облака мрачных, путающихся мыслей. Антон дернулся назад на тротуар, поскользнулся на обледенелом поребрике и упал навзничь, больно ударившись копчиком о ледяную шишку на плохо почищенной дорожке. С трудом поднявшись и махнув водителю посигналившего автомобиля  рукой – извини, друг, виноват, - превозмогая боль, заковылял в сторону офиса.

С трудом управляя своей «девяткой», добрался до дома, не включая свет, прошел в комнату, морщась от боли, медленно сел в старенькое, потертое, подаренное сестрой кресло. Юльки не было, она готовилась к государственным экзаменам в институте и жила пока у родителей.

«Так, первым делом надо успокоиться и все хорошенько проанализировать, обдумать, приготовить вразумительные ответы на любые вопросы следака, - размышлял Сушков,  -  и еще: срочно связаться с кем-то из адвокатов. А то ведь в такие юридические дебри заведут эти менты, что и не заметишь, как в волчью яму попадешь. И без вины виноватыми людей  делают, а тут и подавно влипнуть можно. Еще не хватало вместо свадьбы на тюремную шконку угодить». Наскоро перекусив, он с трудом из-за боли в спине устроился на диване, укрывшись одеялом. Уже в полусне подумал: «И вместо свадебного пирога Он жрал тюремную баланду…» - хорошая строчка. Надо бы рифму подобрать, да продолжить. Но это потом. Все потом. А сейчас – спать».

С адвокатом что-то не получалось. Все знакомые Антону юристы отказывались от участия в допросах, соглашаясь только на неофициальную помощь и частную, неофициальную же, консультацию. Работа тоже шла ни шатко, ни валко, без былой легкости и непринужденности. Каждый шаг теперь приходилось выверять, каждое слово тщательно обдумывать, каждую встречу рассматривать сквозь призму интереса со стороны ОБЭП.

Примерно через неделю раздался звонок:
- Антон Петрович Сушков? С вами говорит майор Якименко, федеральная служба безопасности. Вам удобно будет подойти к нам в ближайшую среду к 15-00, в кабинет двести шесть? У нас есть к вам несколько вопросов. В случае неявки… Ну, вы сами все прекрасно понимаете.
- Да, хорошо, я буду, - Антон тупо уставился на запиликавшую короткими гудками трубку, потом положил ее на аппарат и вздохнул, - этого еще не хватало! Со всех сторон обложили, суки!

В назначенное время он приехал в ФСБ. Его встретили, вежливо проводили в кабинет Якименко.
- Здравствуйте, здравствуйте, Антон Петрович, присаживайтесь.
- Здравия желаю, товарищ майор, - по-военному буркнул Сушков, не смотря на то, что Якименко был в гражданской одежде, пытаясь при этом понять, чем он заинтересовал столь серьезное ведомство.
- Уважаемый Антон Петрович, - ласково начал майор, - хотел поговорить с вами, как с человеком здравомыслящим и образованным. У вас ведь два высших, насколько я знаю? Вы человек взрослый, почти семейный, без пяти минут, так сказать. Все прекрасно осознаете. Надеюсь, не откажете нам в помощи? Нам необходимо разобраться в одном деле. Вам знаком этот документ?
Майор положил на стол перед Антоном распечатанные листы. Сушкову достаточно было беглого взгляда, чтобы узнать доклад, который они готовили для выступления Строганцева на сессии ЮНИДО во Франции.
- Да, знаком.
- Я так понимаю, с этим докладом ваши коллеги выступали на международном форуме по климату, верно?
- Да, - Антон все еще не мог понять, куда клонит этот солидный на вид, но явно непростой и хитрый следователь.
- А этот документ узнаете?
Якименко положил еще несколько листов. Антон опять, почти не глядя, понял, что это протокол совещания по итогам испытаний пусковой установки на полигоне «Старатель».
- Да, узнаю.
- Ну, еще бы! И в том и в другом случае автором значится гражданин Клетный Григорий Борисович, а вы – в числе исполнителей. Очевидно, что исходные материалы готовили вы, Клетный же – только руководитель с правом, скажем так, подписи? Верно?
- Ну, по крайней мере, очень близко к истине. А в чем, собственно, проблема?
- Проблема, как вы изволили выразиться, в следующем: наша задача выяснить, не было ли передачи иностранным организациям или лицам с иностранным гражданством материалов, составляющих государственную или военную тайну. Это просто рутинная проверка, и не более того. Таков порядок – если какой-то доклад или выступление состоялось за рубежом, мы обязаны проверить, не было ли утечки секретной информации. Я доступно излагаю? Если что-то вас смущает, или что-то непонятно, вы спрашивайте, не стесняйтесь. У меня от вас секретов нет. Важно, чтоб и у вас от меня никаких тайн не было. Тем более что это просто беседа. Ни к чему вас не обязывающая. Верно? Итак, вы непосредственно участвовали в подготовке доклада и отчета об испытаниях. Я все правильно понимаю?
- Ну, да, - Антон совершенно не понимал чего от него хотят.
- Теперь давайте еще один любопытный документ посмотрим, - с этими словами майор развернул перед Сушковым общий чертеж компоновки  пусковой установки, потом достал еще один лист, - и вот этот тоже.

На втором чертеже был подробно прорисован узел хранения и загрузки боеприпаса. Тот, что был разработан на основе эскизов Сергея. У Антона оборвалось сердце и похолодело внутри. «Черт! Откуда у них эти чертежи? А если уцепится сейчас за этот узел, а потом потянет за ниточку?.. Серегу бы не подставить. Да и Клетного».
- Я, видите ли, не механик, в чертежах мало что понимаю, - начал было Антон, - моей задачей была популяризация наших разработок, подготовка материалов для широкой прессы и для неподготовленной публики. А также для заинтересованных лиц в финансовых кругах. Поэтому, в общем-то…
- Ну-ну-ну, - прервал его следак, - что же вы так разволновались? Тем паче, что ничего, как говорите, в чертежах не понимаете? Откуда такая спешка? Сразу уж и «не понимаю». А ведь вы даже толком не взглянули на чертежи. А они, между тем, - чистая механика. Да непростая. Сложная, прямо скажем, механика. Что-то не верится мне, что вам на строительном факультете такое преподавали. Стало быть, знакомы вам эти чертежи?
- В самых общих чертах, как, впрочем, любой инженер может понять общую картину. Это специалистам доступны тонкости и детали. Я же вижу только установку, которой да, мы занимались. Но что с того?
- А вот это и есть основная цель нашей с вами беседы – что с того? Точнее, ОТ КОГО? Скажу вам прямо, без обиняков, уловок и двусмысленностей. У нас к вашей организации и к вам лично только два вопроса: откуда у вас эта разработка, устройство этого конкретно узла, и что было передано иностранным гражданам или организациям? Надеюсь, вы осознаете степень ответственности в случае дачи ложных показаний или введения следствия в заблуждение?

В глазах у Антона потемнело, кровь стучала в висках, внутри все сжалось в один тугой, болезненный комок. Мозг наотрез отказывался работать в таких условиях. Сушков понимал, что отвечать надо быстро и уверенно, иначе этот проницательный майор тут же его раскусит, но ЧТО отвечать? Как сформулировать свои мысли так, чтоб не дать оперу ни одной зацепки вытянуть из него информацию и дальше? Антон решил зайти издалека, с простого:
- Да, я готовил материалы для доклада во Франции. Да, я участвовал в создании наглядных и всем понятных пресс-релизов. Но технические тонкости и нюансы там никогда не раскрывались. Тем более, в документах для обнародования на международном уровне. Во-первых, этого и не требовалось, во-вторых, информация эта готовилась для страховых компаний и потенциальных инвесторов, а им, как вы сами понимаете, технические тонкости в виде состава сплавов, конфигурации гидравлической системы или особенностей применяемых механизмов – глубоко до чертиков! Ну и, наконец, в третьих. Никто ничего иностранцам не передавал, кроме информации о назначении установки и ее общего вида.

Вдруг, в процессе этого монолога, в голове Антона внезапно просветлело, а внутренний спазм превратился в отчаянную смелость и решительность. Он продолжил:
-   Теперь коротко о главном. Откуда у нас конструкция узла. Именно это, скорее всего вас и интересует. Вы что, думаете, умные головы только в оборонке остались? Что, похоронили уже отечественную науку и гражданских специалистов? Я, конечно, не механик, я строитель и журналист. Но даже мне понятно, что ребята-конструкторы на Невьянском механическом заводе, если потребуется, и не такое могу придумать! Не перевелись еще у нас талантливые изобретатели! Тем более, что им помогали не менее талантливые люди из частной проектной фирмы, что у нас в Екатеринбурге находится. Да вы сами посмотрите. Вот, в штампе на чертеже даже и название есть, и фамилии разработчиков, подпись ГИПа. Что это вообще за постановка вопроса, позвольте спросить, – «откуда?». Плохо вы нашу историю знаете! Кто такие Черепановы, которые первый в мире паровоз изобрели? Крепостные! Кто такой Левша, что блоху подковал? Крепостной! А Михаил Калашников? Он что, какие такие академии заканчивал, когда автомат свой создавал? Что за отношение-то у вас к простым людям?..
Антон вдруг осекся, заметив как Якименко откровенно улыбается, глядя на него, откинувшись в кресле.
- Ну-ну, продолжайте, продолжайте. Что же вы замолчали? Обличайте нас, рядовых службистов, цепных псов режима. Так, наверное, вы хотели выразиться?
- Простите. Господь с вами. Ничем не хотел обидеть. Только странно видеть, когда всех подряд считают тупыми бездарями, неспособными даже рычаг Архимеда на практике применить!
- Хорошо, - стал снова серьезным майор, - стало быть, вы утверждаете, что лично вы в технические нюансы не вникали, а занимались только пропагандой возможностей вашей установки, если позволите так выразиться? Верно?
- Верно. Но еще раз хочу подчеркнуть: никто из нас никаких секретов за рубеж не передавал, все узлы и механизмы мы, точнее, наши конструкторы, разработали сами именно для этой конкретной установки. Да и откуда нам вообще было знать, что это какой-то там секрет, если такая конструкция – единственный способ надежной подачи ракет в пусковую установку и единственный вариант защиты их от вандализма и кражи посторонними лицами?
- Я вас понял. Не смею более задерживать. Спасибо, что уделили мне время. Надеюсь, мы еще встретимся, - при последних словах Якименко взглянул в глаза Антону и слегка улыбнулся.
- «Нет-нет! Лучше вы к нам!» - почувствовав облегчение от того, что все, кажется, закончилось, выдал Антон фразу из «Бриллиантовой руки». Майор улыбнулся еще шире и протянул Антону на прощание руку.

Когда Сушков вышел из здания ФСБ, голова его гудела как колокол. После перенесенного стресса, он совершенно ни о чем не мог думать. В мозгах упрямо вертелось одно и то же:

«И вместо свадебного пирога
Я жрал тюремную баланду –
Вся радость в прошлом. А пока
Мотал я срок за пропаганду…»

- Тридцать седьмой год просто какой-то, мать их так! – выругался он себе под нос, - пропагандой я, значит, занимался. Да пусть будет так. Главное, чтоб отстали. Хоть горшком назовите, только в печку не ставьте.

Немного придя в себя, Антон кинулся к Клетному, потом к Строганцеву, чтобы договориться о единообразии показаний в ФСБ. Оказалось, что их уже допрашивали, да и конструкторов из КБ и частной фирмы – тоже. Все, не сговариваясь, говорили примерно то же самое, что и Сушков: как придумали, так и нарисовали. Знать не знали и ведать не ведали, что это похоже один в один на какую-то там секретную военную разработку. Просто наиболее оптимальная конструкция, самая подходящая для такого устройства компоновка.
Антон выдохнул с некоторым облегчением, понимая при этом, что расслабляться еще рано.



13

Подготовка к свадьбе шла полным ходом, а вот с работой становилось все хуже и хуже. Все дела как-то застряли, забуксовали. Новых заказов и проектов не наблюдалось. Было ли это связано с повышенным интересом к нему со стороны ОБЭПа или нет, Сушков не понимал. Возможно, просто совпало так. Хорошо, что знакомые ребята из нескольких агентств недвижимости подкидывали ему разовые халтурки: кому-то загородный дом надо было построить, кому-то наоборот продать коттедж, а кто-то земельными участками промышлял, тоже помощь требовалась. Риэлторы – народ избалованный. Сидят себе в городе, квартиры перепродают. Загородной недвижимостью им заниматься не с руки, хлопотно. Надо по райцентрам мотаться, а там в каждом огороде свои порядки. Кому заплатить, чтоб вопросы порешать, сколько? Местные князьки каждый свое придумывает, везде свои правила. Пойди, разбери. Антон же, будучи от природы человеком легким на подъем, катался по городам и весям с удовольствием. Тем более, что такая работа отвлекала его от мрачных мыслей и дурного расположения духа, которые накатывали на него, как только он засиживался в офисе.

ОБЭП, тем временем, его не забывал. То звонили, то на «беседы» таскали. В одно из посещений милицейских кабинетов, Сушкова пригласил к себе заместитель начальника подразделения. Абсолютно лысый мужик, с тяжелой, прямо-таки,  железобетонной челюстью и с колючими, острыми глазами.
- Антон Петрович, садитесь вот за этот стол, вот вам бумага и ручка. Напишите подробно о ваших взаимоотношениях с районным архитектором в администрации города и с заместителем Главы города по строительству.
- С которым заместителем Главы? У нас с недавних пор новый назначен.
- А вы про обоих и напишите.

Антон стал писать: «С предыдущим заместителем Главы был знаком лично. Много раз  бывал у него в кабинете по рабочим, строительным вопросам. Вне работы общения не имел. Нового зама знаю шапочно – несколько раз видел на градостроительных советах или при объездах комиссией администрации строящихся объектов. Общение всегда происходило при большом количестве других людей. С районными архитекторами общался исключительно в приемное время и только в кабинетах горадминистрации или главархитектуры. Неформального общения не было. Взяток никому и никогда не давал и не передавал. Просьб о даче взятки не получал. Дата. Подпись».

Следак прочитал писанину Сушкова, вперился в него своими колючими глазками.
- Значит, не давали, не передавали, знать не знали, слыхом не слыхивали. Хорошо. После анализа материалов дела мы известим вас, будет ли против вас возбуждено уголовное производство. Из города прошу не отлучаться.

Слово «возбуждено» он произнес с ударением на «у». Впрочем, Антона это не удивило. Он давно подметил, что люди разных профессий либо используют в своей речи очень специфические, присущие только конкретной отрасли словечки, либо специально коверкают общепринятые термины. Так, к примеру, медики говорят «алкоголь» и «алкоголик» с ударением на «а», энергетик никогда не скажет, что котел работает на мазуте с ударением на «у». Ударение в слове «на мазуте» обязательно поставит на «е», а у юристов вот дело не «возбужденО», а непременно «возбУждено». Так люди, видимо, определяют, кто принадлежит к касте профессионалов, а кто так, мимо проходил. И смех, и грех. Но так уж сложилось.
- Простите, мне по работе иногда приходится в близлежащие районные  центры выезжать. Это можно?
- Краткосрочные и рабочие поездки разрешаются. Свободны.

За две недели до свадьбы в дверь кабинета Антона кто-то робко постучал. Даже, можно сказать, поскребся.
- Кто там? – крикнул Сушков, - входите, не заперто.
Дверь открылась. На пороге стояла Ольга.
- Привет. Не прогонишь?
- Вот так явление Христа народу! – вырвалось у Антона,  - проходи, конечно. Не ожидал. Какими судьбами?
- Если скажу, что соскучилась, поверишь?
- Даже не знаю, что сказать. Умеешь ты удивить, честное слово.
- Нет, я правда соскучилась. Мне тебя очень не хватает. Может быть, попробуем все заново начать?
- Постой, постой. А как же Володя? Вы же, насколько я помню, с ним все заново начали? Или я путаю что-то?
- С Вовой мы как раз-таки разошлись. Окончательно. Он даже развод оформил официально. Квартиру нам с сыном оставил, даже машину мне купил и ушел к другой.
- Это к той, к кому ты ездила на Уралмаш?
- Нет, совсем к другой. У него теперь новая семья, другая.
- Вот оно что, - протянул Антон, - понятно. Только, видишь ли, Оль, женюсь я. Через две недели свадьба.
- Как «женюсь»? – охнула Ольга, - я не знала. И Татьяна мне почему-то ничего не сказала...
Она горестно замолчала, опустив голову, на глазах у нее навернулись слезы. Антону почему-то стало очень жаль ее. Он подошел к ней, обнял за плечи.
- Оленька, ты пойми, я ведь думал, что у вас с мужем все наладилось, все хорошо. Не хотел вам мешать. Ты замечательная, ты прелесть просто во всех отношениях, но так уж получилось, прости.
- И ничего нельзя изменить? – взмолилась Ольга, - свадьбы же не было еще? Ты любишь ее?
- Конечно, иначе не женился бы.
- А как же я? Ты же как раз-таки говорил, что меня любишь? Как же так, Антон?
- Оля, пойми, родная, я и сейчас к тебе очень хорошо отношусь. Более того, я очень благодарен тебе!
- За что? – всхлипнула Ольга.
- За то, что ты разбудила меня. Я ведь после развода как во сне был. О личной жизни и не думал. Казалось, все, кончилась любовь вместе с неудавшейся семейной жизнью. Зачерствел, закостенел, замкнулся. А ты пробудила мою душу, воскресила ее! Ты и только ты заставила меня поверить, что не все еще пропало, что может еще душа моя любить, могу я еще на что-то надеяться в этой жизни! Спасибо тебе огромное за это пробуждение! Я очень страдал, когда мы расстались. Но что я мог сделать? Чего мне было ждать, когда у тебя все в жизни хорошо, семья, муж, второго ребенка решили родить? Ты же сама мне так говорила. Переболел, перетерпел. Но душу-то ты мне пробудила, корочку замкнутости и одиночества сорвала с нее. И тут случайная, в общем-то, встреча. Нечаянное знакомство с хорошей, милой девушкой. Вот я и влюбился.
- Ну почему у меня все так в жизни? – разрыдалась в голос Ольга, - ну за что мне все это? Я так мечтала, что мы снова будем вместе с тобой! Я никогда тебя не забывала! Антон, почему все так?

Она вскочила и выбежала из кабинета. Антон было рванулся за ней, но  остановился  на пороге, посмотрел вслед торопливо уходящей вдоль по улице Ольги.
- Эх, Оля, Оля! Если б, да кабы б! Коли  знали б мы промысел Божий! Скольких ошибок, скольких глупостей  не наделали бы, скольких бед избежали!

Его мысли прервал телефонный звонок.
- Слушаю, - резко бросил Антон в трубку.
- ФСБ, майор Якименко. Прошу вас, Антон Петрович, подъехать к нам.
«О, Господи, опять! Когда же это закончится-то, наконец?» - подумал Сушков и поехал в ФСБ.
- Я понимаю, что отрываем вас от работы, но служба есть служба, - начал майор, встретив Антона, - открылись новые обстоятельства, и мы вынуждены снова вас побеспокоить.
«Мягко стелет, да твердо спать, - подумал Антон, - что еще за обстоятельства у них открылись? Копают и копают, черт их подери!».
- Вы знакомы с гражданином Царегородцевым Иваном Михайловичем?
«О как! И до Михалыча добрались, значит. Это совсем хреново!»
- Да, я знаком. Правда, весьма поверхностно. Так, виделись несколько раз у общих знакомых. Не более.
- Дело в том, что сейчас проводится следствие по факту его смерти, хотелось бы задать вам несколько вопросов.
- Как смерти, какой смерти? Иван Михайлович умер?
- Да, погиб. Выпал из окна. Травмы оказались несовместимы с жизнью. По официальной версии – самоубийство. Так, по крайней мере, пока считается.
- Я не понимаю. Из какого окна он выпал?
- Из окна своей квартиры.
- Подождите, подождите. Он, помнится, на третьем этаже жил. Какие там могут быть травмы?
- Перелом черепа в двух местах, ушиб головного мозга, перелом ребер и левого голеностопа, разрыв печени и селезенки.
- Да возможно ли такое при падении с третьего этажа? – изумился Сушков.
- Да, есть тут определенные вопросы. Но этим сейчас следствие занимается, милиция. Нас же интересует другое. В его квартире все оказалось перерыто, перевернуто, разбросано. Явно что-то искали. Но ценные вещи и деньги все на месте. Мы знаем о его научных исследованиях и конструкторских разработках в области энергетики и двигателестроения. Но вот что странно: никаких документов, никаких чертежей и расчетов в квартире не обнаружено. Не могли бы вы припомнить, не говорил ли он что-либо о свих изобретениях и работах? Не собирался ли их кому-то продать или передать? Не было ли угроз в его адрес?
- О его работах я мало что знаю. Только в самых общих чертах. И то только про двигатель на воде, кажется, или что-то в этом роде. А вот кому и что он мог передать – не имею ни малейшего представления. Да и про угрозы тоже. Не настолько мы были близки с ним. А что его жена по этому поводу говорит?
- Пока ничего. Месяц назад он устроил ее в дом престарелых. Причем, не в нашем городе, а в глухом селе Сажино, на юго-западе области. Ее пока не известили. Еще к вам вопрос. Как вы думаете, кому была выгодна смерть Царегородцева?
- Даже не могу предположить! Милейший был человек. Ковырялся там со своими двигателями тихо-мирно. Кому он помешал? Не понимаю!
- А не мог он, как вы думаете, где-то спрятать или кому-то отдать на хранение свои расчеты и конструкторские разработки?
- Вряд ли. Вы бы стали ни с того, ни с сего прятать какие-то свои документы или бумаги? Тем более что, как вы говорите, работа у него была в самом разгаре.
- «В самом разгаре»? Это не я, а вы сейчас сказали. То есть вы все-таки были в курсе его разработок? Только честно!
- Повторюсь – только в самых общих чертах и только по одной тематике, - Антон понял, что только что прокололся, сболтнув лишнего, - а то, что работа у него шла активно, видно было и так. Он производил впечатление человека очень занятого и увлеченного.
- Поймите, Антон Петрович. Наработки Царегородцева очень важны для нас, для государства. Нам просто необходимо их найти, потому что, если они попадут не в те руки, могут возникнуть серьезнейшие проблемы. Вы должны это понимать. Подумайте, повспоминайте, куда могли деться его работы.
- Вы сказали, все перевернуто у него в квартире? Так, может быть, кто там шарился, тот и нашел бумаги?
- Возможно. Мы оказываем содействие милиции в расследовании этого дела. И как раз именно с той целью, чтобы найти тех, кто там рылся, и задать им соответствующие вопросы. А сейчас спасибо вам и всего доброго. Не смею задерживать.

Антон ехал домой совершенно ошарашенный новостями о Михалыче. Он вспомнил, как недели две-три назад они встречались. Накануне Сушкову приснился занятный довольно-таки сон. Во время вечернего сеанса аутотренинга, он нацелил свое подсознание на решение вопроса – как быть с бумагами Михалыча и что делать, если кто-то будет ими интересоваться. Ему приснилась кукла. Странная такая кукла. Одета как капуста – сто одежек и все без застежек. «Юлька, что ли притащила» - подумалось ему во сне. Он взял куклу в руки и удивился еще больше – самой куклы внутри не оказалось. Только разноцветные одежки. Куча тряпья, словом.

Проснувшись, он долго анализировал свой сон. Кукла, кукла, кукла. Тряпье. Что бы это значило? И вдруг понял, что нужно сделать. Надо создать куклу. Фантом. Набор документов по магнитно-водяному двигателю, но таких документов, в которых вроде все по делу на первый взгляд, но ничего по существу. Никакого «ноу-хау», никаких секретных данных. С этой идеей он и отправился к Клетному. Вместе они насобирали вырезок из научных и научно-популярных журналов, Клетный нашел у себя в личном архиве какие-то рисунки, наброски, эскизы, сделанные рукой Ивана Михайловича. Через какое-то время Борисыч позвонил Антону:
- Слушай, Михалыч на связь вышел! Позвонил мне вчера поздно вечером на домашний. Я ему твою идею с пустышкой рассказал. Он обещал послезавтра еще черновиков своих подкинуть. Таких, где нет ничего путного. Тупиковые его исследования. Если хочешь с ним увидеться – забегай.

Сушков, естественно, приехал. Михалыча было не узнать: осунулся, сгорбился, постарел. Был крайне неразговорчив и хмур. На все вопросы о причинах его мрачности ссылался, что занят лечением своей жены, которой становилось все хуже, и заботами о ней. Клетный с Антоном допытываться не стали. На вопрос Сушкова: «Что делать с пакетом?», Михалыч ответил, что пусть пока хранится у Антона, а как время придет, он его заберет. Царегородцев передал Антону две общих тетради с какими-то расчетами и схемами, несколько аккуратно выполненных чертежей и массу отдельных листочков, исписанных его рукой.
- Скопилась макулатура за столько-то лет! Все никак не мог собраться выбросить. Да вот и пригодилась, - объяснил он.
- Здесь точно ничего полезного нет?
- Точнее не бывает. Эти бумаги – памятник моим заблуждениям и ошибкам. Забирай.

Сушков все сгреб и увез к себе. Потратив прилично времени, он все упаковал, систематизировал, уложил в папки, папки в пакет. Перетянул скотчем и всунул в еще один пакет. По примеру настоящего комплекта. Затем вооружился отвертками и пассатижами, отодрал одну из панелей гипсокартона, которыми были отделаны стены его кабинета, засунул туда «куклу». В общем, почти день потратил на строительные работы. Зато несколько освежил отделку кабинета. Нет худа без добра, давно собирался.

За воспоминаниями и мыслями о Михалыче Антон и не заметил, как вместо дома подрулил по инерции к крыльцу своего офиса. Сидя в машине и тупо глядя на дверь, размышлял: развернуться и продолжить путь домой или все-таки зайти? Решил зайти, раз уж приехал. Еще отпирая дверь, услышал, как надрывается телефон. Взял трубку.
- Антоша, ну где тебя носит? Ты что, забыл, что у мамы день рождения? Мы заждались тебя уже! – услышал он встревоженный Юлькин голос.
- Извини, любимая, дела задержали. Уже лечу.
«Вот, лешак его побери! Точно! День рождения, а я ведь и в самом деле забыл! Хорошо, что в офис приперся, подарок-то здесь лежит. Удачно получилось».

Он схватил заранее приготовленный подарок для будущей тещи и помчался к родителям невесты. Анна Викторовна – виновница торжества – встретила его как всегда теплыми объятиями. Антон вручил ей купленный по дороге роскошный букет, подарок приберег на потом, на поздравительный тост. Обнял и поцеловал Юльку. Та вся светилась и загадочно улыбалась. Гости уже сидели за столом. Антон собрался было войти в гостиную и занять свое место, но Юлька потащила его за руку на кухню.
- Я беременна, - шепнула она ему в ухо, привстав на цыпочки, - буквально сегодня узнала. Только ты пока никому! – погрозила шутливо пальчиком, - пусть до свадьбы это остается секретом.

    Сушкова так воодушевила и обрадовала эта новость, что он схватил любимую на руки, выскочил с ней в прихожую и закружил, закружил, не переставая целовать ее в щеки, в лоб, в губы. Та смеялась и дурашливо уворачивалась от его жарких поцелуев. В прихожую вышел Юлькин отец, Сан Саныч:
- Будя, будя! Аки дети малые. Давайте к столу, намилуетесь еще, успеется!

Антон весь вечер ни о чем другом не мог думать, кроме как о будущем малыше.
- А там кто у нас, мальчик или девочка? – шептал он в ухо Юльке.
- Тсс! Тише ты! Рано еще определять. Срок-то мизерный совсем. А ты кого хочешь?
- И того и другого. То есть, другую. Тьфу ты! Запутался от радости!
- Ишь ты, шустрый какой. Давай сначала с одним разберемся!   
Сан Саныч приподнялся со своего места:
- Молодежь, мы вам не мешаем, часом, а? Хватит секретничать! Ну-ка, Антоха, урежь тост в честь будущей тещи.
Антон встал, приготовил за спиной подарок. На секунду задумался.
- Дорогая и уважаемая Анна Викторовна! Многое хочется сказать, но я ограничусь коротеньким экспромтом:
Я встретил Юлю, встретил Вас.
Вы так прекрасны, просто класс!
Здоровья вам и долгих лет! А мы с Юлей постараемся сделать вас счастливой, правда, Юль?
Все рассмеялись и зааплодировали. Антон подошел к Анне Викторовне, поцеловал ее в щеку и вручил подарок – бархатную коробочку. Та открыла аккуратно крышечку и ахнула. Там были золотые серьги с крохотными изумрудами – Юлька подсказала и сама выбрала.
- Это от нас с Юлей. Мне кажется, они замечательно вам подойдут.
- Антоша, ты обалдел совсем! Такая красота! Это же безумно дорого. Зачем так тратишься? Спасибо, дорогие мои дети, спасибо большущее!
- Вот так зять, нех@й взять! – выдал Сан Саныч восторженно.
Анна Викторовна тут же ткнула его в бок:
- Ты можешь хотя бы при людях не выражаться, а?
- А я что? Я ничего. Народная мудрость. А против народа не попрешь, верно, Антоха?
Все опять рассмеялись. Вечер прошел превосходно. Антон так и не притронулся к заботливо налитой Сан Санычем рюмке. И не только потому, что был за рулем, а более всего из солидарности с Юлькой, установившей себе «сухой закон» сразу с того момента, как узнала о своей беременности.
В тот вечер Сушков утащил Юльку к себе. Он был счастлив.


14

Свадьба, по настоянию невесты, была скромной. Несколько друзей жениха и подруг невесты, да самые близкие родственники. «Свадьба. Дубль два» - смеялась Юлька, намекая на то обстоятельство, что в жизни Антона такое мероприятие уже было. Как ни уговаривали ее Антон и родители сделать все по-человечески, та ни в какую. «Пусть лучше меньше, да лучше, - так, кажется, завещал нам великий Ленин. Мне не свадьба нужна, а любимый и любящий мужчина рядом. И вот он! Рядом! Пусть будет все просто и скромно, но красиво!», - так она с изрядной долей юмора объясняла свое решение.
 
Тем не менее, все было очень весело, ярко, остроумно. Ни одно поздравление не обошлось без какой-нибудь да изюминки. Друзья Антона  приготовили целый музыкальный спектакль с совершенно гениальными шутками. Подружки невесты спели песню собственного сочинения. Очень трогательную и лиричную, а потом еще и произнесли великолепный тост о происхождении слова «семья» от слов «семь» и «я». Причем, распределили текст по ролям. Получилось оригинально и душевно. Особенно в ударе была мама Антона и сестра Татьяна. Раиса Павловна всегда была заводилой на всех семейных празднованиях. Вот и в этот раз, сама не скучала и другим не давала. Словом, все шло замечательно. В разгар веселья, когда начались танцы, и Юля вальсировала со своим отцом, к Сушкову подошла Татьяна:
- Удели мне секунду, братишка, мне тебе срочно надо кое-что сказать. – потащила она его в фойе ресторана, в котором проходило торжество, - я коротко. В общем, я знаю, что у тебя проблемы. Менты там, и всякое такое. Так вот, я попросила Ольгу тебе помочь.
- Какую еще Ольгу? – удивился Антон.
- Как какую? Гусеву, конечно, какую же еще.
- Что за чушь?! Чем она может мне помочь? Что ты несешь, Тань? И вообще, мы с ней давно расстались!
- Да ты не понимаешь. Не она тебе будет помогать, а ее муж, бывший муж, Володя. У него связи, у него возможности!
- Так они же развелись, я слышал.
- Да, развелись, но, как утверждает Оля, остались в очень добрых отношениях. Он ее содержит, помогает во всем. Ольга говорит, что у них отношения теперь как у брата и сестры. Вот! Как у нас с тобой. Если бы я тебя попросила о чем-нибудь, ты бы мне отказал?
- Да не в этом дело, Тань. С какого перепугу Вова кинется помогать любовнику его жены? Пусть бывшему, пусть бывшей жены. Чушь какая-то, честное слово! Зачем ты лезешь в мои дела? Хрень какую-то придумали вместе с Олей! Брось ты это все, не встревай! Сам как-нибудь разберусь.

Антон сердито повернулся и пошел в зал. «Надо же, а? – думал он, - у него связи, у него возможности! Да черта лысого ему надо помогать человеку, которого он не знает, и знать не хочет! Связи, может быть, и есть, а вот желания, я так думаю, как раз таки нет! Вот, как вспомню Ольгу, так ее словечками  начинаю выражаться».
 
Этот разговор с сестрой был единственной ложкой дегтя в огромной свадебной бочке меда. Антон мгновенно о  нем и забыл. Войдя в зал, подхватил на руки счастливую невесту и закружил ее в танце. Свадьба весело и разгульно продолжалась, но, в конце концов, отпела, отплясала, отгремела. А настроение праздника еще долго не покидало молодоженов.

А тем временем, наступило лето. Как всегда долгожданное, и как всегда неожиданно. Конец мая выдался в этом году пасмурным, дождливым и, мягко говоря, прохладным. «Температура воздуха существенно ниже климатической нормы», - ежедневно вещали синоптики. «Ага, а уровень осадков существенно выше», - подхватывал Антон. Но погода нисколько не портила атмосферу в маленькой квартире Сушковых-младших. Антон бесконечно носил Юльку на руках, старался угадать малейшее ее желание и тут же мчался его исполнять. Юлька же, каким-то непостижимым образом, умудрилась преобразить всю квартиру. Стало очень светло и уютно. С кухни постоянно доносились ароматные и соблазнительные запахи.

И вдруг – лето. Настоящее. Прямо с первых же дней июня. Словно бы погода посмотрела на календарь, что висел у Сушковых в прихожей, и включила какой-то особый летний режим.

Антон пахал как проклятый. Благо, и заказы сыпались один за другим, да и работа спорилась. Он дал себе твердое задание – срочно заработать денег на новую, более просторную квартиру. Ему очень хотелось, чтоб у малыша была собственная комната. Детская! Каждый раз при мысли о ребенке ему становилось особенно тепло на душе.

Не смотря на все перипетии, случившиеся в жизни Сушкова в последнее время, он старался регулярно навещать Софью Алексеевну, пытаясь хоть как-то скрасить ее одиночество и смягчить боль потери сына. Иногда они вместе с Юлькой вытаскивали старушку то в киноконцертный театр «Космос» на концерт русской народной песни, то в театр, а то и просто в большой торгово-развлекательный центр. Особенно, если той надо было купить что-то из вещей. Порой Антон предварительно звонил и справлялся, какие продукты привезти. Софья Алексеевна в последнее время стала плохо ходить – сказывалось тяжелое, голодное и босоногое детство дочери «врага народа». В день памяти жертв репрессий побывали на мемориальном кладбище, где в скором времени обещали установить «Маску скорби» Эрнста Неизвестного.

  В этот раз Сушков заехал буквально на минуту. Привез продукты, справился о здоровье.
- А ты знаешь, Антошенька, ко мне на днях заходил Слава Плюснин и с ним еще какой-то молодой человек, крайне неприятной наружности и вороватыми глазами. Просили Толенькины картины. На время. Для выставки. Я не дала. Пока не исполнится год со дня смерти Толеньки, ничего трогать не разрешу!
- И правильно, милейшая Софья Алексеевна, насколько мне известно, никакой выставки в ближайшее время не планируется. Это Славку уболтали, чтоб через него к вам попасть и что-нибудь из Толиных работ выманить под предлогом выставки. Славка доверчивый, его вокруг пальца обведут – он и не заметит. А картины заберут – больше не увидите. Охотников до дармовщинки нынче много развелось. Ничего никому не отдавайте.
- Я же завещание составила. Нотариальное, как положено. Все картины завещаю городской картинной галерее. Пусть оставят себе, что им понравится, а остальное продадут, а вырученные деньги – на установку «Маски скорби» пусть потратят. Или в детский дом. На их усмотрение.
- Абсолютно с вами согласен! Вы правильно все рассудили. Однако вы уж простите меня, Бога ради великодушно, но я должен бежать. Молодая жена ждет.
- Так ты женился? И молчишь, проказник! Подожди минуточку, - Софья Алексеевна удалилась в свою комнату. Вернувшись, она вложила в руку Антона невероятной красоты и тонкой работы кулон с камнем.
- Это очень старинная и дорогая вещь, - полушепотом сказала она, - семейная реликвия. Я до сих пор не понимаю, как моей маме удалось сберечь это сокровище. А ведь мы с ней голодали. И еще как голодали! Но сберегла. Когда мне его отдавала, помнится, на выпускной бал в школе, сказала: «Береги! Это не украшение. Это память. Камни все помнят!».
- Софья Алексеевна, да вы что! Я категорически не могу принять такую вещь! Тем более, что семейная реликвия. Она же внутри семьи должна передаваться! Лучше подарите ее кому-то из своих родственников.
- Да нет у меня никого родных. Всех тридцать седьмой выкосил. Есть, правда, двоюродная племянница, только та не достойна. Ни кулона, ни памяти. Её дед, двоюродный брат моего отца, стал предателем. Шкуру свою спасал, доносы строчил. Правда, потом и его репрессировали. А Изольда, племянница моя, вся в деда. Потом, знаешь, она Толеньку очень не любила. За талант его, за способности. Так бездари и неудачники всегда ненавидят людей Богом отмеченных, одаренных. А Юленьку твою я помню, видела. Милая девочка. Вот ей и отдай. Ты мне уж очень Толеньку напоминаешь, как родной ты мне, Антоша. Долго ли я еще протяну? Все прахом пойдет. А камни помнят. Пусть это будет подарком вам на свадьбу. Спаси тебя Господь! Беги, давай, к женушке своей. Только пообещай мне никогда кулончик этот не продавать и в чужие руки не отдавать. Передай после по наследству своим потомкам. Обещаешь?
- Обещаю, - со слезами на глазах сказал Антон.

Где-то в середине июня Сушкову приснился странный сон: словно бы едет он в поезде. Не понятно куда, но очень-очень далеко. Остановка на затерянном в лесах полустанке. Антон смотрит в окно, и вдруг видит Ольгу. Она стоит на перроне, неотрывно глядя куда-то поверх вагонов. Антон попытался окликнуть ее, постучал в окно, что-то крикнул, но та все так же смотрела в одну точку, которая где-то там, наверху. То ли на контактном проводе, то ли на облаке. Антон хотел было выскочить на перрон, но в этот момент поезд тронулся, и он уехал. А она осталась.

Вскоре Сушкову позвонил Владимир Гусев:
- Как дела? Не посадили еще?
- Спасибо на добром слове, мил человек. Ты ж не в тюрьму позвонил, чего же спрашиваешь? Как у тебя дела?
- Не обо мне речь. О тебе. Ольга мне рассказала про беду твою, просила помочь. Говорят, ты женился? Поздравляю. Короче, к делу. Я навел справки, переговорил с кем надо. У органов к тебе вопросов больше нет. Спи спокойно. Если что – найди меня. Давай, всего.
И отключился. Коротко, ясно, лаконично. Ай, да Оля!

       У Юльки начал проступать животик. Совсем чуть-чуть, в одежде так даже и не заметно. Каждый вечер Антон нежно гладил его, ласково целовал и вел долгие разговоры с маленьким, только-только зарождающимся во чреве матери человечком, чем немало веселил и умилял Юльку.
- Как думаешь, он меня слышит?
- Не только слышит, но и понимает все, что ты говоришь. Этот факт наука уже давно доказала. А почему ты решил, что там он? Может, она? УЗИ ведь не делали еще.
- Я не в плане пола. В плане «ребенок». А девочка или мальчик – какая разница! Все одно – ребенок.

Родители Антона и Юли не просто формально стали родственниками, поженив детей, а очень даже близко сошлись еще в период подготовки и организации свадебных мероприятий. Да оно и понятно: мама Антона – учительница, мама Юли – заведующая детским садом. Петр Антонович и Сан Саныч –  оба выходцы из деревенских, крестьянских семей, мгновенно нашли общий язык на почве огородничества и всякой там огородной и сельскохозяйственной техники. Как ни встретятся, только и разговоров у них про шнеки, мотоблоки, да культиваторы всякие-разные. Антон, честно сказать, от сельского хозяйства был далек. То есть, каждую весну и осень он, безусловно, родителям в огороде помогал, но это скорее напоминало отработку повинности, нежели занятие по душе. Это, однозначно, была не его стихия.

15

Сон был великолепный: Антон бежал босиком по полевой, пыльной дороге. Светило солнце. Летняя жара по причине раннего утра еще не наступила, все кругом цвело и благоухало. Рядом с ним, торопливо семеня маленькими ножками, бежал белокурый малыш, запрокинув голову и улыбаясь утренним лучам. «Агу!» - орал во всю глотку Антон, «Гу-гу» - вторил ему малыш. Подхватив мальчонка на руки, Антон несколько раз подбросил его вверх, прямиком в голубую бездну неба, тот прилетал через мгновение обратно в руки отца, счастливо хохоча. «Исё, исё брось!» - кричал он, задыхаясь от радости и счастья. Антон все подкидывал и подкидывал его, пока не раздался тревожный звонок будильника. Так не хотелось терять этот сон, это ощущение ликования, легкости, счастья, что он, выключив будильник, попытался снова все это увидеть, прикрыв глаза.

- Антоша, родненький, вставай, проспал уже! – теребила его за плечо Юлька.
Антон готов был послать к чертовой матери все самые важные и самые срочные дела ради одного мгновения того видения, что было только что во сне. Но, да! Надо было вставать. Он поцеловал жену. Легонько прикоснулся к ее животику:
- Пока, мои милые, пока, любимые. Я скоро вернусь, - прошептал он, наскоро позавтракал и умчался на работу.

Все шло прекрасно. И ОБЭП, и ФСБ, как и пообещал Володя, оставили его в покое. Причем, резко, мгновенно. Как будто, и не было ничего: ни «бесед», ни звонков, ни расспросов с пристрастием.
 
Беда пришла, откуда не ждали. В конце рабочего дня, выйдя из офиса и направляясь к машине, Антон вдруг получил сзади удар по голове. Приложились так, что Сушков потерял сознание. Придя в себя, но еще не открывая глаз и не показывая вида, что очнулся, он попытался оценить обстановку – где он и что вокруг. Сразу понял – он в машине, на заднем сидении. Машина быстро мчится в неизвестном направлении. Слегка приоткрыв один глаз, Антон увидел, что рядом с ним сидит мужик, больше смахивающий на гориллу, нежели на человека. Плохо осознавая происходящее, он резко поднялся, тряхнул головой. В башке гудело, затылок ломило нестерпимой болью.
- И куда это мы так гоним? – сквозь боль и туман в глазах поинтересовался Антон.
- О, очухался. Я уж думал, ты его наглушняк замочил, - сказал водитель.
- Я не лох! Свое дело знаю, - отозвался пассажир с переднего сиденья, - Болт, ну-кась, глянь, как он там?
- Живой, - усмехнулся человек-горилла.
- Парни, что происходит? Нельзя было по-человечьи поговорить? И куда едем, в самом деле?
- Заткнись пока. Отвечать будешь, когда спросят, - рыкнул тот, что за рулем. Судя по всему, он тут бал старшим.

Приехали в лес. Антона вытащили из машины, привязали к дереву.
- А расскажи-ка ты нам, мил человек, где документы прячешь? – подступил к нему водитель «Джипа».
- Так ить нечего мне прятать, ребята, ошибочка какая-то у вас вышла. На черта мне прятать что-то? Я работаю вполне официально.
- Ну-ка, Болт, дай ему, чтоб мозг заработал, и память зашевелилась, - скомандовал старшой. Горилла врезал Антону в живот. Потом еще и еще. Ноги у Антона подкосились, он повис на веревках, которыми был привязан к стволу дерева, сморщился от боли. Вспомнилось, как занимался боксом во время учебы в институте. Второй разряд, третье место на чемпионате   города в первом полусреднем весе. «Эх, сейчас бы один на один! Весовые категории, правда, разные, но уж я бы постарался! Техники у него никакой, да и реакции, наверняка, тоже» - почему-то подумал сквозь боль и тошноту Сушков.
- Что вам надо, ребята? Объясните толком!
- Документы нам надо! – заглядывая ему в лицо, процедил старшой, - те, что ты спрятал. Про двигатель там какой-то, водяной, что ли. Не моего ума это дело, но я думаю, ты и сам все знаешь. Так вот и нам скажи, где документы, сука?!
- Есть, ребята такой двигатель, слышал я о нем. Но документов у меня нет. Да и откуда бы им взяться? Не я же эту хрень придумал!
- От верблюда! Дай-кось ему еще, Болт!

Горилла опять врезал Антону. Сначала в челюсть, потом снова в живот. На этот раз не промахнулся, сволочь, попал ровнехонько в печень. Антон потерял сознание. Через какое-то время почувствовал – его поливают холодной водой и хлещут по лицу.
- Э, паря, ты того, давай не сдохни тут раньше времени! Просто скажи – где бумажки, и все! Гуляй на все четыре стороны!

Жадно хватая ртом воздух и пытаясь хот что-то соображать, Антон выдавил разбитым ртом:
- Какие к черту бумажки? Бумажки вон в туалете висят. Вам чертежи нужны? Так их у меня нет, и не было никогда! Я их не видел даже!  Только на словах что-то слышал. Давайте, расскажу. Только не вам, вам это скучно будет. А тому, кто понимает, о чем речь.

Снова удар по лицу. «Мазила! И замах – я бы за время такого замаха раз пять его уделал бы уже» - чисто механически отметил Антон.
Вдруг у старшого запиликал пейджер. Тот не торопясь достал его из футляра на поясном ремне, прочитал. На экране было только два слова: «Пусто. Отпускайте».
- Ладно, паря, свезло тебе в этот раз. Смотри, ежели врешь, или ссучишься ментам, тебе же хуже, - сказал старшой, - Болт, развяжи его.
- Ты че, Кривой?
- Развяжи! Шеф приказал. Мотаем отсюда.
- Этого кончить?
- Неа, шеф велел отпустить. Пусть подышит напоследок.

Бандиты запрыгнули в «Джип» и укатили. Антон полежал, отдышался. Еле ковыляя, выбрался на автотрассу. Уже смеркалось. Стал голосовать. Как назло, ни одна машина не останавливалась. Спустя добрый час, наконец, притормозила фура. Антон с трудом забрался в кабину. Водитель тронулся с места, внимательно посмотрел на Сушкова.
- Подрался, что ли?
- Да нет, упал.
- Понятно, - сказал водитель фуры, пожилой уже, почти полностью седой человек с весьма внушительным брюшком, - я, почитай, каждый второй рейс так «падаю». Достали уже эти бандюки проклятые! Все трассы обложили, козлячьи моды! Ни пройти от них, ни проехать. Пока все не вытрясут – не угомонятся. Ты не водила, часом?
- Водила. Любитель. Больше, чем ВАЗ-2109 ничего в руках не держал. 
- Значится, и до вас, бедолаг, добрались. Все им мало! Вот сволота!
- Вам-то зачем это все? – искренне поинтересовался Антон.
- А как жить? Я ж не умею больше ничего. Всю жизнь за баранкой. Где обдерут, где как. На эти крохи и живем. Да и тому рады. Тебя, гляжу, хорошо отходили. Там в спальнике аптечка. Утрись, йодом помажь.
- Спасибо, - Антон достал аптечку, вытер бинтом кровь, приложил йод к разбитым губам, - зарастет. Только вот кто стране этой йод приложит? Скотство это когда прекратится?
- Давно я на свете живу. И вот, что я тебе скажу, парень. Крепко запомни, что я тебе скажу. Бандюков этих рано или поздно прищучат. Как пить дать! Государство делиться не любит. Потому и изведут их, мелочь эту шелудивую, под корень. Да туда им и дорога. Только все по-прежнему будет. Только уже официально. На государственном уровне. Дороги сделают платными, за каждый чих платить заставят. Сегодня бандиты на дорогах, завтра – бандиты в кабинетах. Что изменится? Лучше станет? Нам один хрен, что турнепс, что репа. Отварят и сожрут. Не подавятся.
- А вот один мой добрый приятель утверждает, что государства, как такового, у нас в стране и вовсе нет, - так к слову, чтоб поддержать разговор произнес Сушков.
- Прав твой приятель на всю масленку, до капли. Вот теперь и замени слово «государство» на слово «бандюки»! Ничего, по сути-то, не изменится, акромя слов. Как ни назови, а что шпрота, что килька – один хрен та же рыбка!
Оба замолчали, задумавшись.
- Тебя где выкинуть? -  они въезжали в город.
- Да где угодно. Тут уж я и сам доберусь. Сколько я вам должен?
- Да брось ты. Дело житейское, - ответил водитель, и после того как Антон захлопнул дверцу кабины, тяжело, как-то даже нехотя, тронул с места.

«Хороший мужик, - подумал Антон, - однако, и домой пора». Дома его ждал неприятный сюрприз: Юльки не было, зато вся квартира была перевернута вверх дном. Все шкафы открыты, вещи разбросаны, постель с дивана валялась на полу. «Что за черт? А главное – где Юлька?». Антон выскочил на улицу. Возле магазина был телефон-автомат. Дрожащими от волнения руками он набрал номер Юлькиных родителей:
- Простите за поздний звонок. Юля у вас?
- Нет, ее нет. Антон, а что случилось? – встревоженно ответила ему Анна Викторовна.
- Нет, нет, ничего. Она,  видимо, просто засиделась у подруги. Сейчас я за ней съезжу. Все в порядке. Просто думал, вдруг она и к вам еще заехала, - постарался успокоить ее Антон.
«Вот черт! – свербила его мысль, - что же происходит? Где Юлька? Что с ней?». Он рванул в свой офис. Машина стояла на месте. «Так, уже хорошо!».
Вбежал в кабинет. Не прошло и пяти минут, как зазвонил телефон. Антон схватил трубку:
- Алло, алло, это кто?
- Да не ори ты так, - раздался голос на том конце провода, - женушку, поди, потерял? Так она у нас гостит.
- Что с ней? Что вы с ней сделали?! – кричал Антон в трубку.
-   Да не ори, тебе говорят. Ничего с ней не сделали. Пока. Отдашь бумаги – получишь бабу. Не отдашь – по кусочкам ее будешь получать. Усек?
- Так, - собрав в себе все свое мужество и всю силу воли, спокойно и рассудительно произнес Антон, - я готов все вам отдать. При условии, что разговаривать буду только с вашим главным.
- Ишь, чё захотел! «С главным» ему подавай. Рылом не вышел, чтоб с главным разговаривать! Говори, сука, где бумаги?
- Ребята, успокойтесь. Не надо психовать! Дайте мне встретиться с вашим главным. Я ему и бумаги отдам, и еще кое-что важное могу рассказать, - Антон откровенно шел ва-банк. Другого выхода у него уже не было.
- Ладно. Через полчаса за тобой приедут. Не вздумай рыпаться или мусоров в это дело впрягать. Женушка твоя тоже тебя об этом же просит.

Через минут двадцать подкатил знакомый уже Антону «Джип». Правда, водитель и пассажир были уже другие.
- Падай, поехали. Шеф ждет.

Антона привезли на базу отдыха на озере Балтым. Проводили в дорого, но совершенно безвкусно обставленный кабинет. Через минуту туда же вошел невысокий, коренастый человек с аккуратной бородкой и очень интеллигентным лицом.
- Антон, свет, Петрович, - начал он с порога, - вы доставляете мне совершенно ненужные хлопоты. Мы точно знаем, что Царегородцев Иван Михайлович, царствие ему небесное, передал вам, и именно вам, кое-какие документы. Мы просто хотели бы их от вас получить. Стоят они вам жизни? А жизни вашей очаровательной супруги? Вам решать, милостивый государь.
- Ладно, я готов отдать вам все, что получил  от Михалыча на временное хранение. Вы Юльку отпустите?
- Безусловно, милый мой друг, безусловно. Только сначала проверим – те ли это бумаги. Коли без обмана, так и мы без обмана. Нам, верите ли, лишнего не надо.
- Хорошо. А если кроме бумаг я вам передам еще кой-какую ценную для вас информацию? Я могу рассчитывать на то, что вы оставите меня и мою семью в покое?
- А это уже любопытно. И о какой информации идет речь?
- У меня товар – у вас деньги. Мы не на базаре. Дайте мне гарантии, я дам вам то, что вас интересует.
- Хватит говорильни. Начнем с документов. Итак, где же они?
- У меня в офисе.
- Мы там были, но того, о чем мы говорим, там нет. Вы блефуете?
- Нисколько. Едем.

В сопровождении сразу аж трех насмерть затонированных внедорожников, Антон и человек с бородкой подъехали к офису Сушкова. Вошли.
- Ломайте здесь, - указал Антон на тайник подручным человека с бородкой.
За считанные минуты обшивка стены была вскрыта. Пакет передали бородачу.
- Это все?
- Да, все. Больше ничего мне Михалыч не передавал.
- Ладно. Отдадим это москвичам. Они просили, они и пусть разбираются. Теперь – что там по поводу информации?
- Давайте так. Вы отдаете мне жену, я вам  - информацию.
- Молодой человек, - усмехнулся мужик с бородкой, - не кажется ли вам, что вы не в том положении, когда можно торговаться, а тем более выдвигать какие бы то ни было условия? Будьте благоразумны!
- Согласитесь, мне есть, что терять. Баш на баш, как говорится.
- Хорошо. Едем.

Они снова вернулись на Балтым.
- Козу приведи, - кинул человек с бородкой стоявшему рядом охраннику в строгом деловом смокинге.
Тут же привели Юльку.
- Как видите, ваша дама в целости и сохранности. Если бумаги окажутся тем, что нас интересует, дама поедет с вами. Если нет, то и она и вы поедете прямиком в крематорий. Это понятно?
- А если то, что я вам расскажу, вам окажется важным и полезным, то мы поедем домой. Такой вариант вас устроит?
- Все зависит от ценности информации. Излагайте, я подумаю.
- Одно условие. Разговор строго один на один.
- Разумно. Так, все свободны. Дама ждет в приемной. Слушаю вас.
- Так вот. Таскали меня тут недавно и в ментовку, и в ФСБ.
- Ну, это я в курсе. Далее?
- Чисто случайно услышал я один разговор.
- В ментовке?
- Нет, в ФСБ.
- Продолжайте.
- Фонд «Город без наркотиков» - ваша структура? Я правильно понимаю?
- Далее.
- Так вот, из случайно услышанного разговора я понял, что есть у вас в этом фонде крот. Стучит по полной. Опера его специально крышуют, чтоб инфу собирать на работников фонда, и не только. А кроме того, он еще и наркотой промышляет. По крайней мере, герычем  - точно. Так в том разговоре прозвучало.
- И кто же это?
- Не знаю. Ни имен, ни фамилий сказано не было. Знаю одно – коль найдете, кто у вас в фонде герычем банчит, тот и крот. Проверьте всех, тогда и поймете.
- Если это правда, то действительно, информация заслуживает внимания. Значит так. Сегодня вы с супругой отправляетесь домой. Если что-то пойдет не так, мы вас найдем. Можете не сомневаться. Это понятно?

Привели Юльку. Она сразу со слезами кинулась Антону на шею:
- Милый, любимый, забери меня отсюда, я тебя очень прошу! Я боюсь!
- Все хорошо, дорогая, все хорошо, успокойся. Все уже позади, - при этих словах Антон вопросительно взглянул на человека с бородкой. Тот кивнул. Антона и Юлю усадили в машину и отвезли прямо к подъезду их дома. Было пять часов утра.

  Сын у Сушковых родился ровнехонько двадцать пятого января. В день рождения Владимира Семеновича Высоцкого. В связи с таким совпадением, на семейном совете, по предложению Юльки, решено было назвать его Володей. Взбунтовался один только Петр Антонович:
- Нет, не порядок это! Уже полторы сотни лет в нашем роду только Антоны Петровичи, да Петро Антоновичи. Такова традиция! Пусть будет Петька!
Сан Саныч приобнял свата:
- Да будя тебе, угомонись, дед. Молодые так решили. Пущай уж так и будет! А вот второго – точно Петькой назовут. Так, нет, доча?
Юлька согласно кивнула, улыбнувшись.
- Вот видишь! Оне же на одном не остановятся. Кобель твой вона че! Ишшо смастерит. Да и не одного, поди-ка!
На том и порешили.

Как-то в конце апреля, во время прогулки с сыночком, мирно спящем в коляске, Сушков получил сообщение на свой новенький, только что приобретенный пейджер. Оно гласило: «Крота нашли. Бумаги в порядке. Благодарю за сотрудничество».

«Что-то долго они с проверкой возились. И откуда мой номер пейджера узнали?» - подумал он. Впрочем, после такого сообщения все это уже не имело ровным счетом никакого значения. Антон посмотрел на яркое утреннее солнце, на белые барашки облаков, на молодую листву. Вдохнул полной грудью весенний воздух. Вернувшись с прогулки, он, перепеленывая сынулю, уткнулся лицом в крохотное его пузико, втянул в себя с наслаждением тот невероятный, чарующий и самый сладкий на свете запах, каким могут пахнуть только младенцы, эти маленькие человечки! Залюбовался беззубой улыбкой малыша. Подумалось вдруг: а вот у Толи Пасеки детей так и не случилось. Да и у Михалыча – тоже. Он схватил первый попавшийся клочок бумаги, ручку и записал пришедшее в голову самое короткое в своей жизни, но вполне законченное по смыслу стихотворение:

Кто умирает, а кто-то рождается.
А значит, что все-таки жизнь продолжается!
 
Ноябрь 2019 г.