Сказка, рассказанная на ночь - тридцатидвухлетней дочери...
Часть третья
Катерина проснулась…
Вот уже долгое время она просыпается с чувством, будто у неё
что-то украли. Вернее — не что-то, а кого-то. У неё украли
детей. Хотя нет, дети были не её. Двойняшек родила Принцесса.
Тяжело опустив ноги на пол и растирая лицо руками, села в
кровати. Обернувшись, посмотрела на Милого. Сейчас он больше
походил на Соседа.
— Дрыхнет п..…а. Вот же б…..ь, подарок судьбы, — пронеслось
у неё в голове.
У её ног уже вертится Манька. Трётся о них, робко заглядывая
в глаза. Катерина взяла кошку на руки, ткнулась заспанным лицом
в её морду. Обнялись… Кошка заметно потяжелела.
— Прости меня, дуру. Больше никогда твоих котят не выброшу…
Никогда…
Встав с кровати с кошкой на руках, отправилась в ванную. Ещё
раз глянула на Милого… Вернулась к кровати и «огрела» его
подушкой по голове…
— Подъё-ём! — Крикнула. — Проспишь всё к …!
Милый недовольно заворочался…
Сели завтракать…
Катерине не по себе, муторно.
— Не выспалась, что ли? — Думала она. — Или из-за детей
Принцессы такое настроение? Ладно, — сказала она себе, — не
завидуй другим… и не думай о детях… всё… хватит. Твоё время
вышло, сама виновата. Выкинь всё из головы и смирись с
обстоятельствами. Такая видимо тебе, родная, выпала «карменная
карма»…
Вздохнув, полезла в кухонный шкафчик, достала бутылку вина,
откупорила её. Милый поперхнулся кофе, глядя на неё.
— Ты чего это с утра-то? Всё хорошо?
— Сейчас вот бутылкой приложусь об твою башку, узнаешь тогда,
как мне хорошо… Не «доставай» с утра пораньше…
Налила полкружки вина вместо кофе, пригубила. Кислятина
какая-то… Посмотрела на этикетку… вроде то же, что и обычно
брали… но вкус — отвратительный. Вылила вино в раковину…
Милый сидел за столом тихо, как мышка, и молча наблюдал за
Катериной. Та снова полезла в шкафчик. Там осталось только
полбутылки Мадеры. Открыла её, плеснула немного в кружку,
пригубила…
— Чтож это ты, Милый мой, молчал всегда, что твоё пойло
такое вкусное? А-а?! — Налила себе ещё.
Села напротив него и не спеша потягивая вино, принялась
закусывать его ломтиком сыра.
— Ты на работу сегодня не идёшь?
— Да уж! Конечно! Не иду!
— А это что? — Указал рукой на бутылку Мадеры.
— Завтрак. Не видишь что ли? Ты что такой приставучий
сегодня? — Попыталась она очень гневно глянуть на него. —
Пойла жалко?
— Нет, не жалко. Для тебя мне ничего не жалко…
— Точно ничего? А может всё ж таки, что-то «зажимаешь»?
Чего-то не даёшь?
Снова пристальный взгляд в глаза Милого. Милый напрягся.
Катерине, глядя на него, стало смешно.
— Ладно, расслабься. Шучу я…
В машине её укачало. Вот это новость! Никогда с ней такого
раньше не было.
— Ещё бы, с утра бухать… — Заметил ей на это Милый.
— А может ты поспокойней и поаккуратней будешь ехать? Что
ты всё прыгаешь из ряда в ряд? У меня в глазах уже всё мелькает
и рябит, и от твоей небритой рожи тоже… Останови. Я пройдусь…
Милый остановил, не спорил. Выйдя на бульвар, Катерина
двинулась дальше, через знакомые ей дворы к зданию префектуры.
Последнее воплощение в Принцессу её выбило из колеи. Она помнила,
как кормила грудью «своих» детей. И помнила не только она, но и
её тело. Тело помнило чмокающие рты младенцев, руки помнили
тяжесть их тел.
На работу она не спешила, не боялась опоздать. Проходя через
дворы, рассматривала с лёгкой завистью гуляющих мамашек с
колясками и с детворой постарше. Будет ли она так гулять? Суждено
ли ей? Шальная детвора её немного успокоила и даже позабавила.
Стало легче…
Походя разняла двух дерущихся малышей. Оба тянули на себя
машинку, но один из них лупил другого, держащей в свободной руке
лопаткой. Тот, в ответ, пинал обидчика. Хотя, кто из них был
обидчиком, разобрать было трудно. Разревевшегося мальца Катерина
машинально подхватила на руки и прижала к себе, пытаясь его
успокоить…
— Ваш? — Спросила она быстро подошедшую к ней девушку.
— Давайте, — протянула та руки вместо ответа.
Забрала его. Другому отвесила лёгкий подзатыльник и взяв его
за руку, ругая обоих, отправилась к ближайшей скамейке.
— Ну вот, опять у меня отобрали ребёнка. Это уже мистика.
Прямо какие-то знаки свыше. — Невесело рассмеялась Катерина
своим мыслям. — Надо прекращать себя изводить, а то я многого
наработаю с такими настроениями.
В конторе её уже ждали. Её зам, ещё у порога, протянула
ей пачку документов. День начался. Катерина переключилась на
работу.
*********
Спустя пару дней, в той же конторе префектуры, в бухгалтерии,
Катерина со своим замом Михайловной пила чай. Со своим замом
Катерина была накоротке, почти в приятельских отношениях. Хотя
та была лет на пятнадцать её старше и лет пять тому назад
Катерина её «обошла» за место «главного». Но, то дела прошлые.
Тогда, как писали классики — «Победила молодость». Михайловна
зла на неё не держала.
Они пили вдвоём чай в кабинете Катерины, одновременно с тем:
отслеживая на мониторе распродажу модных нарядов, делясь
последними сплетнями и обсуждая текущие дела… Катерина, пробуя
горячий чай, подсыпала в него сахар… пробует, снова подсыпает…
— А что это ты, мать, на сахар налегаешь? Не много ли?
— Да-а?! — Катерина, отхлебнув большой глоток, посмотрела на
кружку. — Не сладкий…
— А шоколад? Твой любимый… — пододвинула к ней.
Катерина с сомнением поглядела на блестящую фольгу с лежащими
на ней кусочками шоколада.
— Не хочу. — Замолчала, задумалась. — Что-то в последнее
время самочувствие какое-то хреновое. Хандрю. Наверное, это
старость уже… или Сосед… что-то бесить он меня начал. А может —
заболела… — совсем тихо промолвила она.
Поставила кружку с чаем на стол, обняла себя за плечи,
склонилась над ним. Склонилась над столом, над стоящей на нём
кружкой… взгляд — в никуда. Ушла в себя с головой.
С начальницей явно, что-то происходило. Михайловна сразу
это заметила, но напрямую спросить не решалась. И вот: нечаянно
вылетевший вопрос о сахаре внёс хоть небольшую, но ясность в
происходящие события.
— К врачу бы сходила… — начала она издалека…
— Я тебя умоляю!
— Давно это с тобой?
— Недели две… или три…
— Сиськи набухли?
— Что-о-о?!
— Соски, спрашиваю, тянет?
От изумления Катерина потеряла дар речи. Всё ж не до такой
степени они близки, чтоб такое услышать от зама. Молча и сердито
смотрела на Михайловну, думая, что ей ответить. Та, расслабившись
и хитро улыбнувшись, сказала:
— Посиди тут. Я сейчас…
Вышла в общий зал, повела внимательным взглядом по лицам:
«Ага! Вот ты где, красавица наша». Подошла к одной из сотрудниц
и что-то прошептала ей на ухо. Та, испуганно кивнув ей в ответ,
достала что-то из ящика стола и, оглядевшись по сторонам,
незаметно сунула это в руку Михайловны.
Вернувшись в кабинет, Михайловна плотно прикрыла за собой
дверь. Катерина, всё ещё не придя в себя от первого вопроса
зама, услышала от неё следующий:
— Пописять не желаешь? — И с той же хитрой улыбкой на лице,
протянула ей тест на беременность. Про «задержку» решила не
спрашивать, лишнее…
— Ты что?! — Задохнулась от возмущения Катерина. — Смеёшься?!
— Сходи, сходи… Пошли, я тебя провожу… помогу…
И не церемонясь, взяв Катерину за локоть, потянула её на выход.
По дороге, Михайловна освободила один из стаканчиков стоящих на
чьём-то столе от канцелярских безделушек и, прихватив его с собой,
увела Катерину по коридору… вдаль…
Катерина не сопротивлялась, не могла. Это всё происходит не
с ней. Сейчас она проснётся. Проснётся и «обложит» матом
Михайловну, да так, что той больше неповадно будет с собственной
начальницей подобным образом обращаться. И тем не менее, ведомая
под ручку решительным замом по коридору, чувствовала себя
школьницей, застуканной собственной матерью за непристойным
занятием.
— Знаешь что делать, или инструктаж провести? — Усмехнулась
Михайловна, закрывая за Катериной двери кабинки…
Дверь кабинки хлопнула. Хлопнула, заперев Катерину в тесном
пространстве наедине с собой. Как-то всё быстро произошло,
неожиданно. Только что они пили чай в кабинете и вот: она уже
стоит зажатая со всех сторон, с пустым стаканчиком в одной руке и
с тестом — в другой. Присела на крышку унитаза, соображая, что ей
с этим «добром» делать.
Очнулась…
— Ну, Михайловна, я тебе устрою! Стыд-то какой, на виду у всех
сотрудников… Убью, заразу! — Встала, потянулась к дверце, чтоб
выйти. — А вдруг? — Залетела мысль в голову. — Чёрт с ней…
Воспользуюсь ситуацией…
А Михайловна в это время злобно цыкала на любопытных дамочек,
прислушиваясь к звукам из кабинки с её начальницей. Что-то долго.
И тихо…
— Ты как там, Катя?
В ответ дверца открылась, и вышедшая Катерина протянула заму
тест…
— Что там? Не пойму…
Михайловна быстро, но аккуратно выхватила из рук начальницы
тест, глянула на него…
— Да ты, мать, «залетела»… — Смеётся. — Поздравляю…
Катерина постояла немного, держась за ручку дверцы кабинки…
— Пойду на воздух выйду. Посижу…
Вышла во внутренний дворик префектуры, села на лавочку, под
дерево, в тень. Спряталась. В голове у неё мешанина из мыслей:
— И что теперь, рожать? Это в тридцать восемь-то лет? Безумие
какое-то. А работа, что теперь с ней, с работой? Кто меня обратно
возьмёт? — Приложила руку к животу, прислушалась к ощущениям.
Ничего.
— П……..ц какой-то! Вот так подарок судьбы на старость лет!
Когда и думать уже перестала.
Могла родить раньше, гораздо раньше, но, как романтичная,
институтская дура шла на поводу у своих мужчин. И у карьеры.
Сперва шла на поводу у карьеры, а затем — на поводу у самовлюблённых,
лощёных хлыщей, которые ей доставались после того, как карьера у
неё состоялась. Не хотели связывать себя с Катериной детьми… не
хотели… хотя любили… возможно. Она это терпела. Один, помнится,
молча собрал вещи и ушёл без объяснения причин, едва Катерина
завела с ним беседу о пользе детей в семейных отношениях. Хотя
нет, не молча. Перед тем, как закрыть дверь, спросил её
недоумённо; «Мы — семья?» Вот так вот.
С нынешним Соседом, всё — то же самое. Шарахается даже от
разговоров о детях. Но привыкла к нему, без него себя даже не
представляет. А как рожать, если мужик не хочет, если убежит?
Она-то уже давно не девочка… кому она будет нужна в таком возрасте…
хоть с дитём, хоть без него. Кому?
Сидит Катерина на лавочке прижав ладонь к животу. Пытается
успокоить, скачущие от одной крайности к другой, мысли. Защемило
сердце… заныло что-то в груди… не хватает воздуха. Вздохнула
полной грудью раз, другой. Бесполезно. Запершило ещё и в горле…
и в глазах всё плывёт… пелена. Протёрла глаза, посмотрела на
пальцы. Что это, слёзы? И к чему они теперь? Но захлюпала ещё
и носом. Боже! А это ещё что? Зажала нос рукой, посмотрела по
сторонам — не видит ли кто. Но сил сдерживаться уже нет.
Закрыла лицо руками и ревёт.
Маленькая, потерявшаяся девочка, сидит свесив вниз ноги на
огромной лавочке, стоящей на краю мрачной вселенной, сидит и
ревёт горючими слезами.
Что ей теперь делать? Почему всё так? Почему желания
сбываются, когда они уже никому не нужны? Когда о них давно уже
забыли?
Чуть позже подошла Михайловна, заметив издалека, что
начальница хоть немного, но успокоилась. Села рядом с ней.
— Как же это вас угораздило? — спрашивает осторожно, не
зная, выказывать радость или сочувствие.
Сначала обрадовалась за Катерину, но видя реакцию начальницы,
поняла — не всё так ладно и просто.
— Расслабились… — отвечает ей Катерина, — расслабились не
на шутку… кто ж мог подумать… когда думать нечем… мозги
поотшибало напрочь… обоим. А мне, так в первую очередь…
— И что теперь делать будешь?
— А сама, как думаешь? — Посмотрела заму в глаза. — У
тебя есть знакомые врачи?
— Какие врачи, для чего?
— Для того самого…
— Не дури, Катя. Ты же молодая совсем, и второго ещё родишь…
— Смеёшься всё? Ладно, сама как-нибудь… — Встала. — Есть
платочек? — Взяла, вытерла аккуратно глаза. — Пошли. Я на
недельку отпуск возьму за свой счёт. Побудешь за меня, хорошо?
— Катя, жалеть потом будешь…
— Да. Буду. Но потом…
Пока ехала в такси домой, в голове у неё билась об мозги
ехидная мысль;
— Ты же сама этого хотела. Ты же сама, особенно после того,
как родила Принцесса, именно этого и хотела. Та сама вела
ситуацию к этому. И что теперь, в кусты? Очнись, дура!
А ей в ответ другая, не менее ядовитая мысль бьёт по мозгам:
— Да-да. Мысль материальна. Бойся желаний своих, что
называется. Имеешь то, что желаешь. То, чего сама всегда
хотела, к чему стремилась. Ты же сознательно предпочла карьеру
семье, ты сама отбирала себе самцов не отягощённых мыслями о
семейной перспективе. Тебе нравилась мысль об отсутствии
ребёнка, как о злой, навязанной тебе чужой воле. Ты купалась
в ней, жалея себя. И что теперь? Рожать? Очнись, дура!
— Девушка, мы приехали. — Обернулся к ней водитель.
— Что?
— Приехали, говорю. Ваш дом? — Показывает ей пальцем.
— Где?
— Девушка… — Водитель замолчал, глядя как клиентка вертит
головой, озираясь по сторонам.
— Извините, я выхожу. Приехала…
********
Милому решила ничего не говорить. Решила как-нибудь легально,
удалиться на пару деньков от него. Потом что-нибудь придумает
по этому поводу, не вызывающее у него подозрений. В ванной,
умывшись холодной водой, успокоилась окончательно.
Решение принято. Точка. Стало как-то пусто на душе, но с
тем и легче. По давней привычке смотрела себе в глаза в отражении
зеркала, но сказать было нечего. Той суровой тётке, что смотрела
на неё в ответ, говорить было нечего…
А вот у Милого всё было прекрасно. Ввалился в квартиру
счастливый и довольный жизнью. За ужином вёл себя бурно, острил
не переставая по поводу удачной сделки. Весь светился от счастья.
Даже сценку в лицах разыграл перед Катериной, как они с Палычем
общались с несговорчивым клиентом. Един в трёх лицах.
Артист! Кто бы подумал!
— Крови боишься? — Вылетело вдруг у Катерины, глядя на него.
— Нет. А зачем?
— Будем рожать…
Милый не понял, посмотрел на пузатую кошку…
— Что ты на Маньку смотришь? Я беременна! Будем вместе рожать,
понял?!
Милый застыл.
А Катерине вдруг стало страшно и тоскливо. Что это она сейчас
выкрикнула, к чему? Сжалось сердце. Спёрло дыхание до боли в
груди. Рука, держащая кружку, заходила ходуном. Запылало лицо,
запылало нестерпимым жаром, но холодно… холодно ей…
Ошарашенный её заявлением, Милый, как рыба, начал открывать
и закрывать рот…
— Хочешь спросить — от кого?
— Нет. А от кого?
Кружка полетела прямо ему в голову, но разбилась об кафель
стены. Увернулся…
— Ещё что хочешь спросить?
— Вот ты бешенная. А теперь — с самого начала, я чего-то не
понял…
Катерина молчала, приходя в себя после внезапной вспышки
тоски и ярости. И вправду, с чего это она?
— Ты беременна?
— Да Милый, я беременна. — Со злой иронией ответила ему
Катерина, внимательно следя за его лицом, за его глазами…
Глаза улыбнулись…
Затем, в улыбке, расползлась и вся его физиономия. Подошёл
к ней, поднял со стула и обнял. Крепко обнял…
Катерине ничего не оставалось, как только прижаться к нему,
уткнуться носом ему в грудь и снова разреветься. Уже второй раз
за день.
— Наверное, я очень перенервничала, испугалась… — объясняла
она своё поведение Милому уже позже, лёжа в кровати… — Что ты
смеёшься? Я за тебя, между прочим, испугалась… Целый день решала,
кого мне оставлять — тебя или ребёнка…
— Вот ты дурочка…
— Ты же вечно кривился, когда я намекала тебе, не хотел…
— Да? — Наиграно удивился. — Возможно. Так нечего было
намекать, надо было сразу ставить меня перед фактом, как сегодня.
Куда бы я делся?
— Знаю я вас. Нашёл бы — куда деться. Ищи потом тебя — свищи…
— Вот ты дурочка… — Смеётся, целует Катерину, щекочет её
своими корявыми пальцами.
На следующий день Михайловна встретила её удивлённым взглядом.
— Что смотришь? — Спросила её Катерина.
— А как же отпуск?
— Передумала…
— Идти в отпуск?
— Нет. В «абортарий» идти передумала.
— Слава богу, молодец! Не переживай, всё будет хорошо.
— Надеюсь на это…
— В консультацию ходила? Когда собираешься?
— Не знаю, надо с духом собраться…
— Хочешь, с тобой схожу?
— С ума сошла?! Скажут ещё — бабка свою старую деву притащила…
— А твой-то, что? Как? Знает?
— Знает. — Катерина посмотрела в окно, задумалась. — Если б
не выбесил меня вчера своей счастливой мордой, лежала б я сейчас,
сама знаешь где… широко раскинув ноги… вот уж воистину —
неисповедимы пути господни…
********
В женской консультации, дежурный гинеколог, выписывая
медицинскую книжку Катерине, записывая её год рождения,
подняла на неё взгляд:
— Первая беременность?
— Первая…
— Ставлю вас на особый контроль. А раньше что ж, некогда
было? — Усмехнулась.
— Не от кого было. Ещё что-нибудь интересует из моей личной
жизни?
Врач смутилась. Пододвинула к ней исписанные бумажки.
— Держите, направления на анализы. А этот — на УЗИ. — Подала
ей в руку. — Начните с него. Сразу, налево по коридору, пятый
кабинет…
— Близнецы? — Спрашивает Катерина врача, водящего ей холодным
зондом по скользкому от геля животу.
— Нет. С чего вы взяли?
— Должно быть двое, я знаю…
Врач с иронией посмотрел на Катерину, но всё ж снова уткнулся
в экран монитора и снова заёрзал зондом по животу Катерины.
— Нет. Один…
— Мальчик?
— Эмбрион. — Врач рассмеялся. — Рано ещё, потерпите.
На 12-ой неделе…
Катерине не спится. Лежит глядя в потолок…
— Ты чего? — Проснулся Милый, смотрит вопросительно на неё…
— У меня там рыбка плавает, я её чувствую.
— Где? — Сонно посмотрел на лежащую рядом Катерину, на её
плоский живот. — Там и плавать-то ещё негде…
Катерина взяла его ладонь, приложила к своему голому пузу:
— Слушай… слушай внимательно. Вот! Птичка клюнула! Слышишь?
— А рыбка? Уплыла?
Катерина повернула голову в его сторону…
Промолчала…
На скрининг Катерина привела с собой и Милого, сказав ему:
— Готовься тоже… я одна вынашивать и рожать не собираюсь.
Милый морщится, кривится в ответ.
— И будешь на родах за врачами следить, чтоб они нам
ребёнка не подменили…
— Вот ты, блин-н! Насмотрелась, блин-н, «ящиков»!
Уже знакомый Катерине УЗИст, снова гладит зондом по её
липкому животу. Смотрит загадочно на обоих.
— Кого хотите, мальчика или девочку? — Спрашивает…
Милый, недовольный ситуацией, решил сострить, глядя на
довольную Катерину:
— И это что? Все варианты? Других предложений не будет?
Доктор не растерялся:
— С этим вам за границу. Там вам ещё десятка два предложат.
Вариантов, разумеется…
На 16-ой неделе, уже её гинеколог, на очередном
обследовании заполняя и без того пухлую медкнижку,
начал интересоваться у Катерины:
— Травмы, переломы, операции, сотрясения были?
— Нет. Глаза «корректировала» только.
— Давно?
— Не помню. Года три-четыре уже прошло, давно.
Врач посмотрел на неё, затем перелистал внимательно
медкнижку.
— Впишу вам «кесарево»…
— Зачем? — Испугалась Катерина.
— Возраст. И операция на глазах. Хотите ослепнуть при
родах?
— При чём тут глаза? — Не поняла Катерина.
Врач улыбнулся:
— При том! Тужиться будешь, все старые швы на теле
разойдутся и глаза на лоб вылезут… уж поверьте мне… Не
бойтесь, сделаем вам общую анестезию и не почувствуете
ничего…
Катерина вдруг расплакалась:
— Не пугайте, не хочу «кесарево»… сама хочу…
— А отвечать за вас кто будет, Пушкин? Нет, милая,
всё сделаем как должно… не бойся…
Отдал ей свой платочек. Старый, толстый увалень…
На 20-ой неделе…
Решили сходить в ресторан. Катерина затащила туда Милого
под предлогом; «Когда ещё попадём теперь?» Уже в ресторане
поняла, что погорячилась. К частому посещению уборной
Катерина привыкла, но то — дома, где заветная дверь рядом с
кухней. Или на работе, где спеша по коридору, она,
практически никого не встречала на своём пути. Иное дело —
ресторан. На виду у всей почтенной публики…
Милый выглядел кисло. Своим шмыганьем в уборную она
утомила не только его, но даже официанта. Перед тем однако,
изрядно утомив его выбором меню. Мальчик весь вечер зорко
следил за ними и особенно — за Милым. Чтоб он так же, не
«шмыгнул» вслед за своей дамой и уже с «концами». Чаевые
мальчик получил щедрые. Катерина вошла в его положение.
Матюги она еле успевала сдерживать при общении с ним, но
понимала, что это из-за неё, из-за её «положения»…
Стали часто гулять с Милым в сквере, на свежем воздухе —
доктор настоял. Пока дойдут до сквера, Катерина исподволь
рассматривает обоих в отражении стеклянных витрин. Забавное
зрелище. Идут под ручку, он её поддерживает. Чинный,
предупредительный, учтивый весь…
Она — в длинном, просторном платье. Плывёт рядом с ним…
Кино! Старое, чёрно-белое кино…
Стала разговаривать вслух — с ребёнком. Опять же, по
настоянию доктора. Впрочем, разговаривать вслух ей не
привыкать. Раньше разговаривала с кошкой, когда не с кем
было. Теперь вот, разговаривает с собственным животом.
Смешно…
Смотрят вместе телевизор, слушают музыку. Катерина
купила под этот случай спецкомплект CD дисков с
классической музыкой. Как её уверили в книжном магазине —
специальная подборка для эстетического развития плода у
беременных тётечек…
Пару дисков она честно прослушала, вытерпела. Но после,
засунула весь комплект в тумбочку.
— Будешь сам потом слушать, без меня. — Сказала она
своему животу. — А сейчас будем довольствоваться МУЗ-ТВ.
После 26-ой недели стало трудно сидеть за столом. Хоть
на работе, хоть дома. Стоило Катерине чуть склонится,
сгорбившись над столешницей, как тут же получала удар под
дых. Изнутри. Прямо в лёгкие, под рёбра, да так, что
дыхание перехватывало.
— Ну ж, мать твою! — Ругалась она от неожиданной боли,
затем смеялась, вытирая, брызнувшие от той же боли, слёзы. —
Ты так и осанку мне выправишь, родной мой. — Говорила она,
нежно гладя свой живот.
Вскоре привыкла. Сидит теперь прямая, как палка, не
шелохнётся.
Иногда, лёжа в постели, рассматривали с Милым «чудеса
природы». Обнажив объёмный живот, Катерина следила за
всплывающими на нём буграми.
— Вот, смотри, это, наверное, ручка… — указывала она
на появляющуюся выпуклость ниже пупка. — А это, наверное,
задница… — показывала она Милому большую выпуклость
проплывшую выше пупка… — А вот это уже, б….ь, пятка мне в
почки воткнулась. — Процедила Катерина сквозь зубы, хватаясь
за поясницу. — Хана почкам… — Тяжело повернулась на бок…
— Почему пятка, откуда ты знаешь?
— Потому, как он — вниз головой лежит. Анатом!
— Да мне-то откуда это знать…
— Ещё бы! Зачем вам это знать?! Пусть жена мучается!
— Жена? Чья жена?
Катерина опять промолчала…
На 30-ой неделе, Катерина получала у заведующей родовой
сертификат.
— Я хочу, чтоб муж рядом был на родах, вместе со мной.
Можно у вас так? — Спрашивает. На слове «муж» даже не
запнулась.
— Да, партнёрские роды мы практикуем. Можно. Но ему надо
будет медкомиссию пройти. Я вам выпишу все направления для
него на анализы. И ещё кой-какие справки. Пусть это всё у
него на руках будет, когда на роды поступите…
Чуть позже, Милый изумлённо смотрел на кучу направлений
в своих руках.
— Я не понял, кто рожать будет, я или ты? Для чего это
мне всё и столько? — Потряс он бумажками перед носом Катерины…
— А ты как думал? Думаешь — у меня их меньше? Может, давай
поменяемся местами? Родишь за меня?! Делов-то!
На 38-ой неделе…
У Катерины начались схватки. Проснулась под утро от того,
что поясница невыносимо ноет и боль волнами плывет к животу.
Положила на живот руки — каменный. Отдышавшись и дождавшись
когда всё утихнет, открыла глаза. Милый уже не спал. Сидел
рядом на постели и испуганно глядел на неё.
— Расслабься, это только начало. — Сказала ему Катерина. —
То ли ещё будет! — Добавила она, вспомнив всё, что
наговорили ей подружки по этому поводу.
Схватки участились…
— Собирайся, сегодня едем, — сказала ему за завтраком, —
и бумажки свои не забудь… для присутствия… партнёр…
Завтрак готовила не торопясь, сама ничего не ела, кормила
Милого поглядывая на часы, отсчитывала интервалы. Оттягивала
время как можно дольше, на потом… страшно…
— А на работу? Я бы заскочил…
Попытался было Милый, всё ещё надеясь улизнуть от
неизбежного. Но смолк под гневным взглядом любимой…
Когда интервалы стали меньше десяти минут, Катерина решила,
что медлить дольше будет просто безрассудно.
— Пора. Возьми мне плащ и сумку мою возьми…
********
Белый «Мерседес» плавно, но быстро катил по улицам Москвы,
постоянно перестраиваясь из ряда в ряд, ещё резче и настойчивее
сигналя неуступчивым согражданам. Милый нервничал. А вот
Катерина была спокойна. Покачивание машины её расслабляло.
Откинув спинку кресла ещё больше чем обычно, открыв окно, она
смотрела на проносящиеся мимо верхние этажи зданий и плывущие
по небу облака. Снова вспомнила Ташкент, жару, урюк.
Поморщилась. (Ещё в начале срока, так вдруг объелась этим
урюком, что он, урюк, тут же выскочил из неё со свистом.)
Вспомнила родителей. Молодых, тогдашних родителей. Молодых,
красивых, счастливых.
— Ну что, родители мои, дождались внуков? Поздравляю… Хоть
оставите меня теперь в покое со своими дурацкими вопросами… —
Произнесла она вслух, уже по привычке…
Снова толчок в низ живота, сильный. Катерина охнула и, вот
он — подарок Милому…
— Вот же, б….ь. — Не выдержала…
— Что? Что случилось?!
— Кресло тебе испортила, придётся новое покупать…
— Что? Не понял. Зачем?
— Что — что?! Воды отошли, балбес. Слышал о таком?
— И что теперь? — Милый в панике…
— Ничего. Ехай дальше…
— Приехали уже…
Подрулил прямо к дверям приёмника. Выбежал из машины к
вышедшей дежурной.
— Воды отошли! Скорее…
Глядя на него, на его лицо, дежурный акушер рассмеялась…
— Всё хорошо, не переживайте. И не торопитесь…
Вдвоём помогли Катерине выбраться из машины, завели
внутрь.
Лежит. Лежит суровая начальница Катерина в предродовой
палате и приходит в себя. Приходит в себя после пережитого
при поступлении. Перед поступлением в палату такое
бесцеремонное обращение со своим ухоженным телом претерпела
от посторонних людей, что ни в сказке сказать, ни пером
описать…
В их уверенных и быстрых руках снова превратилась в маленькую
девочку.
Первым делом ей промыли кишечник в клизменной, побрили пах и
тщательно выкупав в душе, одели на неё какую-то непонятную
ночнушку. Свою взять не разрешили. Затем, непреклонная санитарка
заставила Катерину состричь себе ногти.
— Держи, золотко… — подала ей инструмент…
— Зачем это? Я деньги платила… — с неумирающей надеждой в
голосе…
— Надо, золотко, надо. Нам тут исцарапанные врачи не нужны…
Сил сопротивляться уже не было. Капают, капают слёзы на
больничные ножницы. Падают, падают в подол обрезки лунного
нейл-арта…
— И не вредничай, а то ещё и пальцы зелёнкой намажу. Будешь
неделю с таким «маникюром» ходить.
Обтёрла ей пальцы и остатки ногтей спиртом.
В другом кабинете уложили её на кушетку, облепили холодными
датчиками, смотрят на показания, обсуждают что-то на
тарабарском языке. Прозондировали в очередной раз УЗИ, взяли
кровь, померили давление, температуру, ощупали её всю о чём-то
настойчиво расспрашивая, и отпустили…
А затем к ней зашёл Айболит…
— Где у нас, — вопрошает, — болит?
Шучу. Ни о чём её не спрашивал…
Молча задрал ей ночнушку и принялся выслушивать её живот
своей деревянной трубочкой. Катерина уже ничему не удивлялась.
— Что там? — Тихо спросила его…
— Сердце. Сердце твоего малыша… всё хорошо… скоро его
увидишь…
Положил свою трубочку в нагрудный карман и ушёл, на
прощанье ласково растрепав ей волосы на голове…
Лежит. С ней рядом акушерка, поправляя подушку, простынь:
— Лежи, солнышко, отдыхай, — гладит её успокаивающе по руке,
по плечу, — как невмоготу станет — зови. Мы рядом, двери открыты.
Зови громче…
— Я уже не могу…
— Скорая ты. — Недоверчиво пощупала ей низ живота, заглянула
меж ног. — И вправду… пора тебе на «корабль»… потерпи чуть…
сейчас… отправим тебя в «плаванье»…
Катерина уже в родовой. Лежит на плоском столе, ничего не
видит, только потолок. По грудь перегорожена весёлой занавесочкой
с зайчиками, пытается поднять голову, заглянуть за занавеску…
— Лежи спокойно. Ничего интересного здесь нет. Ты лучше тужься,
милая, не ленись…
Подвели к ней Милого. Катерина его не сразу узнала, закутанный
с головы до ног. Видны лишь чёрные, испуганные глаза на белом,
как маска и шапочка, лице.
Вцепилась ему в руку, в глазах темно. На пах так придавило,
что чувствует — выскочит из неё сейчас всё… не только ребёнок,
но и все внутренности… от самой глотки…
Хочется кричать… знает, что можно… знает, что нужно, да
неловко. Столько чужих людей вокруг и Милый… Стиснув зубы стонет
только, не хочется Милого пугать. Ему и без того уже нашатырь
под нос подносят, поддерживают… не дают упасть…
И на хрен же она его сюда притащила?! Дура-а-а!!!
Пошли потуги… рвут её…
Привязали Катерину за ноги к верхушкам согнутых берёз и
отпустили их…
Она взлетела…
Но что-то оторвалось от Катерины… осталось внизу…
И всё. Тишина. Ни боли, ни страха, ничего… никаких ощущений.
Только небо вокруг. Наверное — умерла…
Парит Катерина в облаках, купается в солнечной радуге.
Останусь здесь, думает, не хочу домой… не хочу…
Но услышала чей-то слабый писк внизу, далёкие, беспокойные
голоса:
— Что у вас?
— Уже родила…
— Как? У неё же показание на «кесарево»…
— А где вы раньше были? Поздно спохватились…
— А когда поступила?
— Да меньше часа назад…
— Вот мышь шустрая…
— Капельницу…
Очнулась Катерина от резкого запаха…
— Не пугай нас, солнышко, не пугай… — Всё та же акушерка. —
Смотри… кто у нас здесь…