У меня всего два часа на встречу с ним. Два часа, а потом снова по разным городам, каждый к своей семье. Его телефон звонит, на экране абонент "жена". Не меняя равнодушного выражения лица, он сбрасывает вызов. Через несколько минут звонит мой мобильный - абонент "муж". Хмурюсь, сбрасываю. Переглядываемся, зрительный контакт в три секунды, затем каждый отводит взгляд.
Он стоит напротив меня, всегда мне нужный и всегда не мой. Курит, глядя куда-то поверх моей головы, думая о чем-то, чего никогда мне не рассказывает.
Ему не нравится моя потертая кожаная куртка, скрипящая при движении и навсегда пропахшая запахом сигарет. Мне он не нравится целиком.
Вокруг осень. Сентябрь горчит на вкус. Холодный ветер царапает мне шею своим дыханием. Ржавые листья с деревьев давно облетели и теперь лежат под ногами кучей гниющих мертвецов. Низкое болезненно-серое небо накрывает полумраком линии электропередачи, одинаковые пятиэтажки, и нас, застывших в молчании.
Он смотрит на меня, и я вижу в его глазах лето. Глаза цвета зеленого теплого моря с солнечно-янтарными бликами. Он наклоняет голову, внимательно вглядываясь в меня, словно кошка перед броском на мышь. Я предвижу его движение, потому что знаю все повадки наизусть. Мягко берёт меня за куртку, притягивает к себе. Сухой выдох, и следом грубый поцелуй, требовательный и короткий.
Он берет меня за руку, вздрагивает и отстраняется. Я смотрю на него вопросительно.
- Я задел тобой свою ранку, - улыбается, демонстрирует царапину на пальце.
Мне смешно. Царапина, боже мой.
"Это я задела тобой свою рану. В груди четыре пули - по одной за каждый год моей глупой любви к тебе," - думаю, но не произношу вслух.
Я крепко обнимаю его, будто стараясь на мгновение слиться в неразрывный конгломерат, неправильный и обезличивающий нас обоих, но такой необходимый.
Мы целуем друг друга с такой жадностью, как приговоренные к смертной казни делают свои последние вдохи. Время безразличным палачом отсчитывает отведенные нам минуты. Эта встреча - как добровольно положить голову на плаху, абсолютно не думая о топоре, который, естественно, неотвратим.
Он переплетает свои пальцы с моими, и тепло его руки отдается болезненной дрожью в моем теле. Когда-то мы занимались сексом, как стремные подростки, распробовавшие "взрослые развлечения". Нечто животное и неподконтрольное вырывалось из нас в те моменты, когда стоны вмешивались с признаниями друг другу в любви. Тогда это казалось наивысшей ступенью близости, но сейчас я не могу представить себе момента более интимного, чем простое переплетение пальцев двух любящих друг друга людей.
Перед смертью не надышишься.
Перед расставанием не нацелуешься.
Два часа неизбежно заканчиваются, и этого оказывается слишком мало. Я стараюсь прогнать подступающие слезы, и скрыть грусть за ширмой привычного цинизма. Его это раздражает. Он не любит, когда я грубо отшучиваюсь, вместо того, чтобы сказать о том, что чувствую на самом деле.
"Человеческое сердце на чёрном рынке органов стоит сто шестьдесят тысяч долларов. Но свое я отдала тебе бесплатно," - думаю я, но, конечно, не говорю.
Он везет меня домой в молчании, держа мою ладонь свободной рукой. Тепло, исходящее от него, вызывает во мне приступ беспомощной нежности, но одновременно с этим я ощущаю себя преступницей, которую отвозят в тюрьму, отбывать пожизненное заключение.
Мы подъехали к дому, я собралась выходить из машины. "Я ничего не забыла?" - мысленно задаю вопрос самой себе. Внутренний голос выдал ответ мгновенно, язвительно и беспощадно: "Забыла. Ты забыла остаться с ним, идиотка."
Абонент "муж" снова высвечивается на экране моего телефона.
Я выхожу, закрываю дверь машины, больше не взглянув на него. Долгое прощание - лишние слезы.
- Алло. Да, я...