Паучок

Александр Викторович Зайцев
Бродить с Ленкой по лесу для меня - сущий ад. Пока она едва ли не на коленках ползает под каждой ёлочкой - сосеночкой, выискивая любой съедобный гриб, я успеваю обежать, словно бешеная собака, положенные семь вёрст. Поэтому, к моменту нашей встречи моя малёнка, как обычно, уже надставлена еловыми лапами, а Ленкина корзиночка наполнена едва ли на две трети.

Если кто-то спросит, почему я не боюсь оставлять жену в лесу одну, то отвечу честно: боюсь. Очень боюсь. Она – дочь местного лесника. И дед её, и прадед были здесь лесниками. Я же – парень приезжий, почти городской, хоть и прожил здесь около тридцати лет, но всё равно без своей бессменной провожатой чувствую себя в тайге неуютно. Места эти, хоть и стали мне почти родными, но всё равно, опаска остаётся. Слишком быстро меняется лес. Вот тут, вроде тут, или чуть правее на полкилометра, был когда-то березняк. А сейчас уже - молодой ельник. А вон там бор шумел по ветрам, иголки осыпая, а теперь осинник поднялся.

Так что, не мне о Ленке переживать стоит, а ей обо мне. Она не на лес смотрит, а на землю. По оврагам да взгоркам с холмами ориентируется, или ещё как, только заплутать в лесу она не может. Ведьма, одним словом.

Вот и сегодня, пробежавши положенный крюк, я уже отдыхал в машине, пристроив в тенёк от августовского солнышка корзину груздей, когда возле открытой водительской двери неожиданно явилась жена.

Именно явилась. Словно привидение. Я только что, было, собрался вздремнуть, посмотрев вперёд, а затем в зеркало, и, не заметив ничего, едва успел закрыть глаза, как что-то устало опустилось рядом с машиной.

- Фу, - сказала Ленка. – Ничего нет. Груздей полсотни, волнушки, лисички. Три белых. А у тебя?

- Как всегда…

- Опять полная? – Я, не открывая глаз, утвердительно кивнул. - И как ты горойской умудряешься всегда больше местных набирать?

Я гордо пожал плечами.

- Слушай, Лёш, - Ленка села в машину спиной ко мне, вытянув на свободе уставшие ноги. – А ты ничего не заметил? Странного…

Прикинув в уме весь свой маршрут, что видел, что слышал и не нашёл ничего такого, на что стоило бы обратить внимание.

- А что?

- Пауки, пауки в этом году какие-то странные. Крупные очень. И не ютятся по краям тенёт, словно неродные, не прячутся, а сидят посередине, как хозяева.

- Ну, ты, мать, даёшь! – улыбнулся я. – Пауков испугалась?

- Не поверишь: да! Раньше паутину заметишь, лишь когда в неё лицом попадёшь. Хорошо, если день солнечный, тогда она, бывает, переливается на свету едва заметной стрункой. А сегодня иду, издалека вижу - паутина, а как её не заметить, если она какая-то толстая, словно из верёвочек витая. Хотела рукой обмахнуть, а паук на меня, как собака смотрит ;, только не рычит. Я даже руку назад отдёрнула от страха.

Пока Ленка рассказывала, я, нагнувшись, сорвал травинку и стал осторожно водить по её шее. Когда жена тянулась посмотреть, что ей мешает, я убирал былинку. И так несколько раз.

- И ведь, правда, такие крупные, что, похоже, не комарами питаются, а, как минимум, рябчиками.

- А ты костей рядом не видела?

- Нет… да ну тебя, дурак! Я с тобой серьёзно, а ты всю жизнь только шутки со мной шутишь. Никогда не знаешь, где правда, где напридумываешь!

Ленка повернулась ко мне так быстро, что я едва успел спрятать соломинку.
- В наших лесах я таких больших пауков и не упомню. Всегда были паучки – паучишки. А эти… Эти сидят в своих тенётах и нагло щерятся, словно торгаши на городском рынке.
 
Я не реагировал, и жена отвернулась, растирать усталые ноги, и соломинка появилась вновь...

- Лёш, - наконец, не вытерпела Ленка, - что это у меня по шее ползает?

- Где? – «удивлённо» спросил я.

- Да вот же! – последовал жест рукой.

- Паук, - неожиданно для себя ляпнул я, хотя хотел только позаигрывать.

Ленка вылетела из машины так, что я испугался. Я не рассчитывал на такую реакцию. Ну, визгнула бы, пискнула, попросила убрать, тем дело должно бы закончиться. Видимо, и в самом деле, произвели пауки на неё впечатление. Теперь придётся молчать. А то гроза грянет, а оно мне надо? И так везде ей чудятся мои шутки - ничего серьёзно сказать нельзя…

Когда Ленка перестала обмахиваться, отряхиваться и, наконец, успокоилась, стали собираться домой. Жёнина корзина была поставлена первой: весу в ней немного – можно и в дальний угол запихнуть. Со своей же «малёнкой» пришлось повозиться. Пока завернул в багажник, пока пристроил, чтобы, не ровён час, не упала. Только собрался накрыть старой спецовкой, как с самого верхнего гриба глянули на меня два враждебных глаза. Что это было, я и понять не успел. Шарахнувшись назад, задев головой дверцу багажника, а сапогом зацепившись за фаркоп, я упал навзничь. Ленка подбежала ко мне, помогла сесть, расспрашивая, что же произошло. Я же только тыкал пальцем в багажник и мычал. В конце концов, жизнь устаканилась, я поднялся, обрёл дар речи, и снедаемый жаждой мести, уверенно заглянул в багажник. Посредине моей корзины сидел огромный паук, и, кажется, скалился на меня, готовый вцепиться в глотку. Ленка засмеялась, потом проворно поддела паука палочкой, аккуратно ссадила с неё на землю. Я же говорю: ведьма. Паук понуро пополз искать новое место для своей паутины, а мы поехали домой. Ленка непринуждённо болтала, а я, пробиваясь сквозь поток её слов, думал, что, действительно, в мире что-то меняется, ведь раньше таких пауков в здешних лесах не видели. Тридцать лет, по крайней мере, точно. За это я ручаюсь.