На 3-й день марша
мы вышли в приподнятом настроении. Ещё бы! Ведь с первым шагом за ворота мы переваливали за экватор своего четырёхдневного пути! По слухам, маршрут в этот день предстоял самый сложный и, видимо поэтому, старт был назначен на час раньше.
У шедших за нами американцев демократия одержала окончательную победу и шли они без своего командира-танцора. Наверное этот чувак решил, что двух дней для него вполне достаточно, а оставшееся расстояние его команда пройдёт и самостоятельно. Американцы мне показались слегка удручёнными этим фактом, поэтому мы поглядывали на них с чувством лёгкого превосходства. Не, ну а как? У них собственные пит-стопы, массажисты, врачи и прочие приятно-полезные вещи, но, не смотря на это, многие из них уже сошли. Мы же, имея в своём активе лишь шовинизм русских десантников да запас лейкопластырей, идём полным составом во главе с командиром. Который хоть и не танцует, но, в свои почти пятьдесят лет, идёт так, что многим из нас даст фору. И доктор наш тоже идёт с нами. И Марат, которому этот самый доктор приклеил пластырем пятку к остальной ноге, идёт. И Юра, который не тренер, а скорее даже наоборот, идёт! Идёт, хотя половина его спины стёрта рюкзаком. Ну и мы, все остальные, с большими и малыми мозолями, скрипящими суставами и рваными носками, тоже идём.
Выйдя за город, мы поняли, в чём заключалась сложность маршрута. В некотором количестве затяжных подъёмов и спусков. Хотя, если честно, то особого неудобства нам это не доставляло. А вот на людей в колясках я смотрел с восхищением – не смотря на то, что некоторые подъёмы были протяжённостью метров по 500-700, они упрямо толкали колёса без какой-либо посторонней помощи. На спусках же им наоборот приходилось притормаживать, чтобы не задавить кого-нибудь ненароком. Впрочем, не буду врать, что нам идти было легко. Всё-таки ноги не успевали восстанавливаться до конца, да и мозоли заживать тоже не спешили. Скорее наоборот. Появлялись они в тех местах, в которых их совсем не ждали. Самым трудным было начинать идти после привала. Почуявшие отдых ноги совсем не желали идти и сигнализировали об этом всеми, даже самыми мелкими мозолями и натёртостями. Хуже всего было Марату, на приклеенную пятку которого за эти дни умудрилась наступить добрая половина команды, и Юре Викторовичу, которому тёрло всё кроме панамы – и ботинки, и штаны, и рюкзак. Лично у меня, для того чтобы «притоптать» свои ноги после привала, уходило метров 200-300. Дальше было уже легче. Сколько нужно было «притаптывать» свои ноги Марату с Юрой никто кроме них не знал, а сами они никому об этом не говорили. Но судя по тому, что время от времени они глотали анальгетики, то весь дневной сорокет им пришлось идти через боль.
Улыбающиеся люди вокруг, кричащие что-то в нашу поддержку, поющие, танцующие, угощающие нас водой или какими-нибудь съедобностями, помогали нам не думать о болячках, оставшемся расстоянии и прочих невесёлых вещах. Но большая часть пути пролегала вне населённых пунктов, и там нам приходилось отвлекаться от этих тягот самостоятельно. Делали мы это, в основном, исполняя строевые песни. А так как строевых песен было отрепетировано не так уж много, а спеть на бис нас никто не просил, мы пробовали разнообразить свой репертуар прямо на ходу. Некоторые песни пели все вместе, некоторые – только половина команды. А иногда и вовсе только Геннадий Анатольевич с Юрием Викторовичем. Дуэтом они пели песни, которые, строевыми можно было назвать только потому, что оба певца шли в строю. И от этого порой создавалось впечатление, будто они не дорогу топчут намозоленными ногами, а, сидя за столом, душевно беседуют за жизнь.
Пока они пели, молодёжь, в лице Миши, Вити и Дениса, приняла в свои ряды местную девушку по имени Тэсс. По-английски пацаны говорили с трудом, а по-нидерландски и вовсе кроме «хуфеела» ни хуфеела не знали. Поэтому то, как они умудрились с ней познакомиться, для меня остаётся загадкой по сию пору. Однако, нисколько не сомневаясь, парни со всей молодецкой удалью принялись ломать языковой барьер. Справедливо рассудив, что нас много, а голландка одна, они начали обучать её говорить по-русски. Тэсс оказалась очень способной ученицей и схватывала всё на лету. Через полчаса она уже вовсю передавала на телефон приветы в далёкую Россию, могла назвать всех нас по имени и по-бабьи жаловалась на своего парня, который не захотел составить ей компанию и в это самое время, наверняка лежал дома, потягивая пиво у телевизора. Мы активно ей сочувствовали, качая головой и прицокивая, и вовсю призывали не переживать из-за подобных пустяков. Постепенно темы для разговора стали более позитивными, тем более что сама Тесс проявляла интерес практически ко всему. Разговаривать с ней было легко, даже несмотря на незнание языка. Эта темнокожая девушка с белоснежной улыбкой сумела всех нас очаровать, и добрый десяток километров в её компании пролетел гораздо быстрее.
В тот день мы уже совсем освоились в царившей вокруг нас атмосфере. Мы бодро отвечали на приветствия зрителей и других участников. Многие команды, заходя на обгон, пели нам приветственную песенку, состоявшую всего из одного предложения:
-Say “Hello!” to the Russians on the right!
Say “Hello!” to the Russians on the right!
Say “Hello!” to the Russians, say “Hello!” to the Russians,
Say “Hello!” to the Russians on the right!
Несмотря на невеликую содержательность, звучала она довольно музыкально, что на фоне уже поднадоевших песен-речёвок выглядело несколько удивительно. Мы в таких случаях отвечали дружным троекратным «Хэлло!», так как ничего лучше придумать не смогли. Сказался тот факт, что мы оказались здесь впервые. Но, как говорится, опыт приходит с мозолями. И этот самый опыт на третий день помог нам наконец-то рассчитать время привала как раз на пит-стопе с бульоном. Пить его приходилось вприфырочку, так как он, как и положено уважающему себя бульону, был весьма горячим. На вкус он напоминал что-то среднее между бомж-пакетом и «Галлиной Бланкой». Тем не менее, наш боевой настрой он сумел повысить прямо пропорционально своей температуре. Как оказалось, взять там можно было не только этот горячий и питательный напиток, но и другие вкусные вещи. Что ни говори, а жизнь - прекрасная штука! Особенно если у тебя в рюкзаке есть бутылочка холодного чая. За три дня «регидрон» всё-таки уже поднадоел, хоть мы и разводили его не очень густо. Так что бесплатный чай оказался очень кстати. Тем более что впереди нас ждало несложное, но ответственное дело.
Как я успел заметить, голландцы очень трепетно относятся к захоронениям. И не только к могилам своих родных. К любым. Мы все это отметили ещё на Русском мемориальном кладбище. И дело даже не в том, что Ремко Рейдинг совершенно добровольно взвалил на свои плечи работу по установлению имён покоящихся там людей. И не в том, что в Амерсфоорте вместе с нами в церемонии возложения цветов принимали участие местные ветераны. И не в том, что на Русском мемориальном кладбище, как и на расположенном рядом местном Рустхофе, царил идеальный порядок. Просто во всём этом не чувствовалось никакой показушности. Вот и следующая наша остановка случилась на кладбище, где захоронены воины, погибшие во Второй мировой войне. Отдать дань памяти павшим зашли не только мы. Команды всех стран, земляки которых покоились там, делали небольшой крюк, чтобы почтить их память. Возложив цветы на могилу единственного советского воина, похороненного на этом кладбище, и отдав воинские почести, мы снова тронулись в путь.
Оставшееся расстояние мы преодолели без приключений и вскоре, привычно сделав все послемаршевые процедуры, наслаждались отдыхом в родном кубрике. Но только было мы собрались заснуть, как в дверь постучали. На пороге появилась какая-то девушка из администрации лагеря и немного смущённая девочка на костылях. Девушка из администрации объяснила нам, что эта девочка из Англии напросилась к нам в гости. Посчитав свою миссию выполненной, админстратительница удалилась. Дабы не смущать нашу гостью ещё больше, мы на ломаном английском принялись с ней знакомиться. Оказалось, что она приехала из Англии в составе команды кадетов, ногу подвернула уже здесь во время тренировки, а её зовут Лана. Ну, это там в Англии она Лана, а у нас в России просто Света. Выяснили мы это тоже не сразу, так как поначалу она, растерявшись, тоже говорила с нами по-английски. Помогло наше плохое знание языка. В какой-то момент разговора, когда мы придавали своим физиономиям профессорский вид в поисках знакомых английских слов, она, наконец, выпалила:
- Я – русская!
После этого беседовать стало гораздо проще и мы стали с интересом её расспрашивать про погоду в Лондоне, в каких пабах там разбавляют пиво, а в каких нет, ну и, само собой, за какой клуб она болеет. Она отвечала, что живёт в Англии уже несколько лет, каждое лето приезжает в Москву, а её английские товарищи всерьёз считают всех русских слабаками и пьяницами. А сержанты даже пытались её не пустить к нам, так как боялись, что мы научим её плохому. В ответ мы предложили ей передать своим товарищам, что завтра нанесём ответный визит и обязательно захватим с собой медведя и балалайку. Светлане эта идея понравилась. Ну а чтобы совсем убедить английских кадетов в нашей доброжелательности, мы вспомнили английского старика Киплинга и сказали ей:
- Мы с тобой одной крови. Русские на войне своих не бросают. Передай своим сержантам, что если они будут тебя обижать, то мы дадим им по шапке-ушанке и научим пить водку!
Распрощавшись и почувствовав себя Петровым и Васечкиным из серии про рыцарей, мы благоразумно решили лечь поспать, дабы не пойти совершать подвиги прямо сейчас.
4-й день марша
начался в 4 утра. Раньше, чем все предыдущие. Но, несмотря ни на раннее начало, ни на наследство трёх предшествующих дней, чувствовали мы себя очень бодро. Мы знали, что остался последний рывок и, что если мы нашли в себе силы выйти на старт, то найдём силы дойти до финиша. Один день! Сорок километров. Пройти и всё! Пройти! И всё!
Привычно миновав ворота, мы двинулись навстречу финишу. Заключительному финишу! В воздухе пахло чем-то торжественным и грудь распирало от осознания того, что этот день будет особенным! Даже приветствия команд друг другу звучали теплее, чем в прошлые дни. Обгонявшие нас испанцы, заметив наши флаги, стали кричать: «Привет», «На здоровье» и прочие знакомые им русские слова. Мы тоже постарались не ударить в грязь лицом и кричали им в ответ всё, что знали по-испански: «Буэнос диас», «Но пасаран» и "Аста ла виста, амиго". Однако испанцы оказались круче! Выслушав наши приветствия, они, недолго думая, запели «Катюшу». На испанском! И как запели! Как будто они заранее знали, что повстречают русских и специально репетировали не меньше месяца. Слегка ошалевшие, мы старались сильно не отставать, чтобы услышать всю песню до конца. Закончив петь, испанцы сорвали такие аплодисменты из наших двадцати шести ладоней, какие в свой адрес удаётся услышать не всякому артисту.
В состоянии близком к экзальтации мы продолжили свой путь. Темп был невысокий, но, памятуя о том, что некоторые из нас идут на таблетках, мы по этому поводу особенно не парились. До поры, до времени…
Первой ложкой дёгтя в бочку нашего хорошего настроения стало табло, показавшее, что за два часа мы прошли всего лишь шесть с небольшим километров. Подсчитав свою скорость, мы поняли, что всё не так хорошо, как нам казалось утром. Идти придётся долго и нудно, к тому же есть риск не уложиться в отведённое время. Пацаны, задававшие темп, при всём желании, быстрее идти не могли. Даже наглотавшись анальгина. Однако Геннадий Анатольевич присутствия духа не терял и призывал всех не беспокоиться. Он заверил нас, что табло показало неверную информацию, и что времени у нас ещё вагон. Если во второе мы поверили, то в ошибку на табло верилось с трудом. Тем более что от невысокой скорости у нас начали затекать ноги будто от долгого стояния на месте. Некоторые из нас, и я в том числе, начали нервничать. Время от времени, не выдержав, кто-нибудь из нас спрашивал направляющего, не может ли он идти быстрее. Ответ всегда был одинаковым и оптимизма не добавлял. Неудивительно, что скоро от утреннего благодушия не осталось и следа. Бесило всё! Американцы со своими дурацкими речёвками. Жара. Зрители, сующие сладости. Лезущие напролом другие участники... Видимо всё это было написано на наших физиономиях, потому что всё чаще, проходившие мимо нас люди несколько неумело пытались нас подбодрить.
-Hey, guys! Keep your smile! - с лёгким оттенком снисходительности говорили они.
- Ok! Good walk! - самой приветливой своей улыбкой скалились мы в ответ, вовремя прикусывая язык, дабы не сказать им совершенно другие три слова.
К счастью, Юра всё-таки смог совершить подвиг и темп ходьбы постепенно возрастал. Вскоре он стал совсем приличным и я даже был согласен идти вообще без привала, лишь бы держать эту скорость. Но четвёртый день был щедр на сюрпризы и вскоре я уже не думал ни про скорость, ни про привал.
Около полудня мы вошли в город, в котором сразу начала ощущаться необыкновенная праздничная атмосфера. Люди как обычно приветствовали нас, угощали, распахивали свои объятия и т.п. Мы тоже приветствовали их в ответ, лопали их угощения и любовались местной архитектурой. И тут я обратил внимание на то, что играет знакомая мелодия, а именно песенка про замечательного соседа, который поселился в доме у Эдиты Пьехи и целыми днями развлекает её игрой на кларнете и трубе. Держа в памяти утренний сюрприз от испанцев, я приготовился слушать эту песню на голландском, но Эдита Станиславовна разрушила мои ожидания в пух и перья. Песня звучала именно в её исполнении и на русском языке. Причём на всю катушку и на всю улицу! Не являясь поклонником творчества этой замечательной женщины, я все же начал ей подпевать. Благо припев там несложный.
Метров через триста, нас пригласили свернуть с трассы и зайти на какую-то плавучую штуковину. Там нас вышла встречать тётенька в национальной одежде и с подносом, уставленным маленькими стопками со шнапсом. Пустячок, а приятно! Я стал думать, как лучше сказать тост за голландское гостеприимство, но Геннадий Анатольевич оказался гораздо проворнее и лаконичнее:
- Спасибо! Извините, но нам ещё идти надо.
Тётенька с подносом очень удивилась и, как показалось, немного расстроилась. Ещё раз поблагодарив, мы, по-дурацки трезвые, двинули дальше. А метров через двести-триста опять свернули на какую-то полянку, которая оказалась пит-стопом. Там нас ждал отдых, еда и генерал Март де Крейф. Он что-то говорил про дружбу и сотрудничество, мир во всём мире и радость, которую он испытывает от того, что русская команда участвует в марше. Но самое приятное он сказал в завершении своей речи:
- Пацаны, идти осталось - всего червонец!
Честно говоря, сначала мы подумали, что он шутит, но генерал был серьёзен и в знак того, что он не сомневается в нашем удачном финише, стал вручать нам сертификаты, свидетельствующие о нашем участии в «Марше четырёх дней». Где-то в середине церемонии зазвучал гимн России. Оглядевшись вокруг, никаких источников несущих звуки главной песни нашего государства я не обнаружил. Тем не менее, гимн звучал весьма громко. Окрылённый ощущением собственной значимости я даже слегка воспарил над землёй, но тут же одумавшись, приземлился и встал, как ни в чём не бывало. Ну, разве что повыше задрал свой нос. Так и стоял всю церемонию глядя в чистое голландское небо, заодно выглядывая в нём самолёт вот уже четвёртый день таскавший за собой надпись, которую мне никак не удавалось прочитать. Не удалось и на этот раз.
Наконец сертификаты были розданы, гимн закончился и нам объявили привал. Крылья мои сразу же куда-то пропали, и я аккуратно рухнул на землю. Солнце жарило во все свои пять с половиной тысяч кельвинов, рядом не было даже намёка на тень, но сидеть на земле было так кайфово, что даже за бульоном идти не хотелось. Хотя нет, вру! Идти вообще никуда не хотелось. Ни за бульоном, ни за вождём, ни за славой.
Впрочем, идти никуда и не пришлось. Слава сама нас нашла. Сразу после того, как мы со своими гудящими, словно высоковольтные провода ногами, рюкзаками, бутербродами и сертификатами повалились отдыхать, к нам подошла худенькая девушка в яркой оранжевой майке. Из-за этой майки я сначала подумал, что это местная представительница национальной футбольной сборной. Но микрофон с надписью «Россия» в её руке и шедший за ней мужчина с камерой на плече и штативом подмышкой навели меня на подозрения, что мы попали в поле зрения нашей прессы. Так оно и оказалось. Корреспонденты поздоровались, деликатно дождались, пока мы закончим жевать, и принялись за работу. Они брали у нас интервью, как с микрофоном, так и без и при этом фиксировали нас на камеру, беря всевозможные ракурсы. В общем, делали всё, чтобы представить нашу команду зрителю в самом выгодном свете. Даже нашли какого-то слабака-американца и выяснили его мнение обо всём происходящем. Мы же со своей стороны, тоже делали всё от нас зависящее, чтобы репортаж получился на пять с плюсом. А именно придали своим лицам уставший, но полный решимости вид и старались не материться в объектив камеры и микрофон. И уж, само собой, мы не стали демонстрировать всей стране свои перемотанные пластырем не очень чистые ноги, как делали это американцы. Хотя, если подумать, американскому телевидению можно было бы показать и не только ноги.
Пока Геннадий Анатольевич объяснял телезрителям все тонкости нашей подготовки, экипировки, распределения сил и прочие премудрости, а объяснял он всё обстоятельно, время привала подошло к концу. Но в виду того, что репортаж ещё не был доделан, а сам командир отдохнуть как следует не успел, им было принято решение увеличить наш отдых ещё на целых десять минут. От такого неожиданного подарка шкала уровня нашего настроения снова поползла вверх. Кайф! Целых десять минут! Это было так же классно как утренние «ещё пять минут и встаю».
Далее по сценарию шла песня. «Катюшу» решили не петь, так как утренних испанцев нам было не переплюнуть, а спеть хуже было стыдно. А потому своими суровыми басами и баритонами мы затянули нежную песню про малиновку. Получилось весьма достойно. Ещё бы! Ведь пели мы с тем чувством, о котором герои этой самой песни совершенно напрасно молчали. Идущие рядом люди несколько раз просили нас спеть на бис, на что мы великодушно соглашались, неся искусство в заграничные массы. Мы шли, пели, слушали, как поют другие, аплодировали им, разговаривали с идущими рядом людьми и улыбались им во все свои тридцать два зуба. Всё плохое вылетело из головы и жизнь снова стала казаться замечательной, тем паче, что впереди нас ждали почести, слава и холодное пиво.
Финиш появился совершенно неожиданно. Поначалу мы приняли его за очередной пит-стоп. Некоторые даже начали высматривать место расположения кухни. Неподалёку и впрямь оказалось что-то похожее на прилавок, только раздавали там не пирожки и чай, а медали. Самые настоящие памятные медали, которые после небольшой торжественной церемонии, устроенной Геннадием Анатольевичем, мы тут же нацепили себе на грудь!
Ура! Мы сделали это! Позади крутой поворот! Позади обманчивый лёд! Позади 160 километров замечательных голландских дорог и тропинок. Финиш!
Весь груз из наших рюкзаков тут же отправился в мусорный контейнер. Радостные мы поздравляли друг друга, говорили друг другу какие-то глупости и пытались свыкнуться с мыслью, что дело сделано. Откуда-то возникли наши земляки дядя Вова и Сергей, которые участвовали в марше уже далеко не в первый раз. Они радовались нашему успеху даже громче, чем мы сами.
Наконец, нафотографировавшись и наговорив в Юрину видеокамеру всякой ерунды, мы вышли на дорогу, которая вела к автобусу. Хотя нет, мы вышли не на дорогу, ведущую к автобусу! Мы вышли на аллею почёта, усыпанную цветами! Люди, стоявшие по её краям, громко кричали и дарили нам гладиолусы. Они мечтали прикоснуться к нам, будто мы и впрямь были настоящими звёздами. Да что там! Геннадий Анатольевич был полководцем, удостоившимся триумфа, а мы его легатами! Тысячи людей вышли поддержать нас на завершающем этапе нашего пути. Тут и там сновала пресса. Отечественная и зарубежная. Жители города аплодировали и подбадривали нас словно болельщики на трибунах стадиона. В тот момент я почувствовал, что значат слова спортсменов про поддержку болельщиков. Истёртые и отёкшие ноги сами несли меня вперёд, ни капельки не намекая на отдых. Позади шли шотландцы со своими волынками и играли на все мотивы. Мне же этот звук слышался гудением вувузел с трибун чемпионата мира. Нас приветствовали все! Все как один! Даже прикованных к постели людей привезли из больниц и разместили в специальной палатке, чтобы и они приняли участие в городском празднике. И они тоже радостно махали нам руками и кричали что-то доброе. Впрочем, не только нам, а и всем остальным участникам, сумевшим дойти до конца. Да хотя бы тем же шотландцам, весело шагавшим за нами. Или странному парню из команды, шедшей впереди, который бегал с табличкой «French kiss for girls only» в руках от одного края дороги к другому, призывно ею размахивая. Это был ПРАЗДНИК! Обыкновенный в здешних краях, яркий и радостный, всеобщий праздник! Праздник, в котором нам посчастливилось поучаствовать.
А песня всё вертелась у меня в голове:
«Люди смеются, приветливо машут руками
Быстро танцуют, потом поднимают сто грамм
Там возле яркого солнца, сверкая крылами
В небе летит самолет "Ленинград-Амстердам"…»