- Лидия Петровна, вы поняли, то, что я вам сказал? – врач с сомнением изучал лицо немолодой, но всё ещё миловидной женщины, смотревшей на него глазами удивлённого ребёнка.
- Конечно. Вы сказали, что меня прямо сегодня отпустят домой, - женщина тряхнула завитками выбеленных волос, выражение её лица при этом не изменилось - она всегда выглядела немного удивленной.
- И это тоже, но не это же главное. Мы ваше состояние стабилизировали препаратами, но без операции не обойтись. Вы поняли? Вы должны решить…
- Я поняла. Сейчас, как раз, Виктор Федорович приедет, и мы решим. Вы только ему ещё раз повторите, то, что мне сказали, - женщина села на больничную кровать. – Всё же тяжесть какая-то внутри осталась.
- Я вам ещё раз повторяю, что мы стабилизировали ваше состояние, но нужна операция. Времени немного есть, но вам лучше решить как можно…
- Виктор Федорович решит, только вы это всё… - Лидия Петровна сделала круг изящным пальчиком, - … ему, ладно? Я устала, доктор.
- А Виктор Федорович это супруг? – уточнил врач, в карте значилось, что женщина не замужем.
- Да.
- Хорошо. У меня через два часа заканчивается дежурство, надеюсь, что успею с ним поговорить, - сказал врач и вышел в коридор.
Лидия Петровна сложила горкой три подушки, две из которых раздобыл для неё Виктор, в тот единственный раз, когда навещал её в больнице - неделю назад. Как только она, полусидя, устроилась на кровати, тут же выкинула из головы все те неприятные вещи, которые наговорил доктор. Для этого ей не требовались ни книги, ни кроссворды, ни собеседники. За годы жизни, а было Лидии Петровне пятьдесят семь лет, в вопросе выкидывания неприятных мыслей из головы она почти достигла совершенства. Она даже обошла в этом известную героиню «Унесенных ветром» с её: «Я подумаю об этом завтра…». Лидия Петровна выкидывала мысли, мешающие её спокойствию, не просто до завтра, - навсегда. Она больше не возвращалась к таким мыслям, если только кто-нибудь нарочно не напоминал ей о них.
В обретении этой способности у Лидии Петровны перед героиней «Унесённых ветром» было преимущество – она выросла в окружении четверых заботливых мужчин - троих старших братьев и отца, - оберегавших её и от неприятных мыслей, и от скучных обязанностей. Лапочка-дочка. С детства ей было на кого положиться - достаточно зашмыгать носом, прикинуться больной или просто несчастной - появлялся кто-то из родных, кто вникал в её проблемы и брал на себя её обязанности.
Со временем старшие братья разъехались, позднее, не стало отца, а помощники у хрупкой белокурой девушки с пухлыми губками и вздернутым забавным носиком, не переводились. Эти "помощники" не были кровными родственниками, готовыми исполнять любые её капризы, но арсенал, который использовала Лидия для влияния на них, не изменялся – слезы и приступы недомогания.
Несмотря на то, что на посторонних мужчин это оружие действовало не безотказно (часто давало осечку), не использовать его Лидия Петровна уже не могла. Она попала в замкнутый круг – для того, чтобы отучиться от многолетней привычки хвататься за сердце или плакать, пытаясь отделаться от забот, требовалось напрячься, сделать над собой усилие, но сама эта привычка укоренилась в характере Лидии Петровны именно потому, что она старательно избегала любых усилий и напряжений.
До встречи с Виктором Федоровичем Лидия Петровна жила с мамой и приёмной дочерью Катей - осиротевшей племянницей, - завидуя семейному счастью подруг и героинь рекламных роликов.
Знакомство состоялось в одном из южных санаториев двадцать лет назад. Ей было тридцать семь, ему - пятьдесят. Солидный мужчина. Вдовец. Имел дочь, которая к моменту знакомства с Лидией Петровной, уже перебралась жить в собственную квартиру – отец так и не смог найти общий язык с повзрослевшей дочерью.
Искать общий язык с кем бы то ни было, получалось у Виктора Федоровича плохо - компромиссы он презирал. Человеком был жестким до авторитарности, умел поддерживать безукоризненную дисциплину, справлялся с любыми поручениями начальства – чистоплюем не был. Обещания, данные им руководству, выполнял, обещания, которые вынужден был дать подчинённым, – нет. Поэтому он, парень из Тамбовской деревни, даже не имея высшего образования, сумел дослужиться до должности заместителя генерального директора в крупном московском тресте.
- Правильно я вас понял, - спокойно произнёс Виктор Фёдорович, обращаясь к врачу, - вы сказали, что операции такие и у нас делают?
- Не совсем. У нас делают только полостные операции. А там, за границей, проблему вашей супруги можно устранить эндоваскулярной, через вену. Такая технология здесь пока не доступна. А, например, в Германии – вполне, не только там, конечно. Чаще всего туда едут, - пояснил врач. – Это, конечно, довольно дорого, но в случае вашей супруги, я бы настоятельно рекомендовал именно эндоваскулярную операцию.
- Возможно, я на вашем месте, тоже бы рекомендовал, - усмехнулся Виктор Фёдорович. – Я и на своём периодически рекомендую…
- Ну, знаете, - молодой врач покачал головой. – Я никакой заинтересованности в этом вопросе не имею. Просто у вашей супруги много противопоказаний для полостной операции. Это опасно очень, - доктор посмотрел на женщину. - В вашем случае это опасно!
Лидия Петровна стояла с отсутствующим взглядом, не утратившим, тем не менее, оттенка удивления и улыбалась сквозь доктора зеленоватой стене за его спиной так, словно ей было очень приятно видеть именно эту стену.
- Лидия Петровна, правильный диагноз вам поставили поздно. У вас целый список сопутствующих… Вы просто можете не... А так через вену, гораздо безопаснее. Я бы настоятельно рекомендовал вам именно эндоваскулярную операцию, и чем раньше, тем лучше, - врач заговорил громче, как будто у женщины были проблемы со слухом. – А у нас и на полостную операцию вам ещё квоту ждать придётся, если на неё решитесь, конечно. Сколько ждать, пока не знаю.
- О какой сумме идёт речь? – резко прервал врача Виктор Федорович.
- Насколько я знаю, сама операция стоит около четырнадцати тысяч евро. Стоила, по крайней мере. Ещё плюс билеты, проживание и питание.
- А ведь не так уж и дорого, - прекратив любоваться стеной, сказала Лидия Петровна.
- Н-да, понял, - отозвался Виктор Фёдорович. - Я свяжусь с вами, доктор.
Почти всю дорогу от больницы до коттеджа в ближайшем Подмосковье, который Виктор Федорович начал строить сразу после того, как Лидия Петровна окончательно переехала к нему в Москву из материнской квартирки в Звенигороде, они молчали. Лидия Петровна, щурясь, рассматривала плывущий за окном машины солнечный осенний пейзаж, а Виктор Федорович не отрывал сосредоточенного взгляда от дороги.
- Вить, а как ты думаешь, застёжку на моей дорожной сумке можно отремонтировать или надо новую сумку покупать? – спросила Лидия Петровна, незадолго до поворота на дорогу, ведущую к их поселку. Виктор Федорович ничего не ответил.
- Ой, а ведь загранпаспорт же делать надо, а то старый уже всё, - вдруг вспомнила Лидия Петровна и поморщилась, представив, что надо будет ехать куда-то, в очереди стоять, с чиновниками из паспортного стола (или где там эти загранпаспорта дают?) общаться.
- А может быть, как в прошлый раз, заплатим кому-нибудь, ну, кому там платят, и они сделают? – предположила Лидия Петровна.
В прошлый раз действительно удалось избежать всех этих формальностей, но прошлый раз случился давно, когда Виктор Федорович ещё не был пенсионером. С выходом на пенсию мужчина сделался прижимистым, с каждой копейкой расставался тяжело, словно от сердца отрывал. Но и тогда, много лет назад, запланированный парижский отдых не состоялся. Виктор Федорович, как обычно, не счёл нужным объяснять почему, Лидия Петровна, как обычно, не сочла нужным добиваться объяснения. Не потребовались те загранпаспорта, не появилось в них не одной визы, ни одного штампика. Но женщина не очень расстроилась – слишком много хлопот ради сомнительного, в, общем-то, удовольствия полюбоваться на Эйфелеву башню.
- У нас Раиса сейчас живет с Мишкой, - никак не отреагировав на вопрос о загранпаспорте, сообщил Виктор Федорович, когда машина проезжала вдоль ряда светло-зеленых туй, чтобы нырнуть в автоматически распахнувшиеся ворота гаража.
Раису, племянницу Виктора Федоровича, Лидия Петровна видела лишь однажды, много лет назад, когда первый и последний раз посещала с мужем его родственников в Тамбовской деревне. Она запомнилась Лидии Петровне крепкой смешливой девушкой, с низким голосом и всегда занятыми какой-нибудь работой руками.
- А Мишка, это муж? – спросила удивленная неожиданной новостью женщина.
- Сын. Он в институт поступил, будет здесь жить первый год с матерью, а потом уж посмотрим.
- Целый год? – удивилась ещё больше Лидия Федоровна. Раньше родственники не только не жили в их доме, но и не навещали никогда Виктора Федоровича. Сам он к ним ездил пару раз в год, деньгами помогал регулярно, даже, после того, как вышел на пенсию.
- Конечно. Парню помочь надо, он мне не чужой. Да и хозяйством, должен кто-то заниматься, - сказал Виктор Федорович - Ты же болеешь.
Лидия Петровна подумала, что раньше, до болезни, была бы даже рада тому, что кто-то будет помогать ей выполнять работу по дому. Сколько раз она просила мужа нанять помощницу по хозяйству, почти у всех соседок они были, но он не соглашался. Он не согласился даже купить посудомоечную машину, когда меняли кухонную мебель: “Нас двое, не вижу проблемы в том, чтобы руками мыть”. А вот теперь, когда в доме вдруг появилась Раиса, Лидией Петровной овладело скребущее, напоминающее ревность, чувство. Кроме того, обида - чувство хлопотное, требующее решений и действий, если идти у него на поводу, а поэтому давно забытое, вдруг шевельнулось в душе Лидии Петровны.
Она начала вспоминать, как разорвал Виктор Федорович её «замкнутый круг» отговорок и перекладывания неприятных обязанностей на чужие плечи, сразу после того, как они начали жить вместе. Муж не верил в недомогания, не реагировал на слёзы. Вопрос был поставлен ребром - или выполняешь то, что женщине положено в доме делать, или уезжай в свой Звенигород к матери, чтобы куковать там одной, без мужика, ловя жалостливые взгляды подруг и соседок. Куковать, тем более после того, как все знакомые поверили в её внезапное, словно из рекламного ролика, счастье, она позволить себе не могла, - пришлось подстраиваться под требования мужа.
Лидия Петровна горько улыбнулась – а ведь зря в недомогания не верил. Оказалось, что болезнь всё-таки была - поселилась у неё за грудиной давным-давно. Если бы раньше обследовали, то было бы проще вылечить, так доктор сказал. А с другой стороны, сколько раз предлагали ей на обследование лечь, даже настаивали - ни разу не согласилась. Думала, что это пустые хлопоты, лишние заботы. Она сама не верила, что чем-то может быть серьёзно больна до тех пор, пока две недели назад не почувствовала, что умирает. От одних только воспоминаний снова заныло в груди, и комом встал воздух в горле - как же умирать-то не хочется!
- Всё, стоп, - сказала сама себе Лидия Петровна. - Доктор пообещал, что в Германии вылечат. Зачем тогда о неприятном думать? Всё как-нибудь устроится. Будет, как раньше, и Раиса домой уедет, а пока - пусть.
Лидия Петровна привычно отпихнула в небытие и неприятные чувства, и грустные мысли. Отдышалась, опираясь спиной о стену гаража, когда окончательно отпустило, распахнула дверь.
Вышедшая из теплицы на шум машины Раиса стояла, подбоченясь. Коренастая, розовощёкая, руки без резиновых перчаток испачканы землёй, на голове красная косынка в горох (Лидия Петровна узнала в ней свой платок, который обычно подвязывала на шею), рукава клетчатой рубашки закатаны по локоть, на ногах красные, в тон платку, резиновые сапоги, – такая женщина гармонично смотрелась бы на советском плакате о смычке города и деревни.
- Здравствуйте, Раечка, - обратилась к ней Лидия Петровна. – Как же вы на бабушку похожи. Буквально одно лицо.
Разум Лидии Петровны отказывался узнавать в Раисе ту, смешливую деревенскую девушку, какой она была много лет назад, но упорно видел в ней мать Виктора Федоровича – Ангелину Яковлевну - властную вдову - грозу односельчан, теперь уже покойную.
Вот так же, подбоченясь, четырнадцать лет назад, стояла Ангелина Яковлевна на крыльце своего большого дома и наблюдала, как они - Виктор Федорович, Лидия Петровна и её приёмная дочь тринадцатилетняя Катя - прощаются с роднёй и садятся в машину, чтобы ехать обратно в Москву. В самый последний момент, когда Лидия Петровна и Катя уже были внутри, а Виктор Федорович обнимал напоследок сестру, Ангелина Яковлевна быстрыми шагами спустилась к машине. Проходя мимо лавки, примостившейся недалеко от крыльца, она схватила за шкирку греющуюся на солнце рыжую кошку.
- Вот возьмите с собой, - женщина пристроила испуганное животное рядом с Катей на заднем сидении автомобиля.
- Мусечка, - девочка нежно обняла кошку. - Киса.
- Ма, ты чё? - удивился Виктор Федорович.
- Выкините где-нибудь по дороге, подальше только, чтобы не вернулась. До свиданьица, москвачи, - женщина помахала рукой, и, не дожидаясь, пока машина тронется пошла к дому.
- Зачем? - хором спросили Лидия Петровна и Катя. Виктор Федорович молча сел в машину и завёл двигатель.
- Зачем? - Катя настойчиво повторила вопрос.
- Чего непонятного? Старая стала, больная, мышей ловить не может. Зачем такая кошка в хозяйстве? - ответил Виктор Федорович.
- И что теперь, выбрасывать? - Катя возмутилась, на щеках проявился румянец. Она крепче прижала кошку к себе.
- А чего ещё с ней сделать. Суп сварить? - усмехнулся Виктор Федорович.
- Да вы что совсем, что ли? Это же не по-человечески! - Катя задохнулась от негодования.
- Ну, детка, - Лидия Петровна решила вмешаться в разговор, очень ей не нравилось, когда кто-нибудь разговаривал на повышенных тонах, особенно с Виктором Федоровичем, - это же не наша кошка. Ангелина Яковлевна, она ведет своё хозяйство. Там есть свои правила. Значит так положено. Не надо нам в это лезть, нас ведь это не касается.
- Мам, ты это серьёзно, сейчас? Он же хочет убить беспомощное существо. А ты говоришь, что нас это не касается?
Тощая рыжая кошка с забавными белыми носочками на передних лапах жалобно мяукнула, из-под Катиной руки.
- Не бойся, Муся, мы тебя не выкинем. Мы тебя в обиду не дадим, жестоким этим людям. У нас поживёшь пока. - Катя разговаривала с кошкой ласковым голосом и почёсывала ей за ухом. Кошка успокоилась и прикрыла глаза.
- Катя, ну ты же понимаешь, что она с нами жить не будет? - спросила Лидия Петровна. - Мы её просто отпустим рядом с какой-нибудь деревней и она, преспокойно, там устроится. Она же кошка, она почти дикая. Она всю жизнь на дворе прожила. Ничего с ней не случится.
Лидия Петровна отлично понимала, что приютить кошку в своём новом коттедже Виктор Федорович никогда не согласится. Он не любил животных. Не любил и детей, даже с собственными внуками общался крайне редко и скупо. За это дочь на него постоянно была в обиде, но за деньгами, если случалась в них нужда, приезжала охотно. Лидии Петровне пришлось долго уговаривать и обхаживать его, чтобы он позволил Кате переехать к ним, в новый дом.
Всё то время, пока они достраивали коттедж, живя в старой московской квартире Виктора Федоровича, Катя оставалась с бабушкой в Звенигороде. Лишь изредка приезжала на выходные. Это имело смысл, квартира была небольшая - отдельную спальню девочке не организуешь - неудобно. То, что отдельной спальни у девочки не было и в тесной звенигородской двушке, где вместе с Катей и бабушкой жил и тихо спивался самый младший из братьев Лидии Петровны - никого, кроме бабушки, не волновало.
Саму Лидию Петровну эта ситуация вполне устраивала. Хоть она и скучала по Кате, но ссориться с мужем из-за девочки не хотела. Она вообще пыталась ни с кем никогда не ссорится, любые конфликты предпочитала спускать на тормозах. Но на Лидию Петровну насела мать - бабушка Кати.
“Он тебя в служанки взял в свои хоромы, а Катьку брать не хочет. Зачем ему обуза? - говорила мать. - А она же тебя за мать считает. От окошка по выходным не отходит - ждет, а вдруг ты сподобишься...”
Для того, чтобы доказать матери, что та ошибается в Викторе Федоровиче, что, во-первых, он, хоть и суровый с виду человек, но, на самом деле, добрый и заботливый, а во-вторых, никакая она ему не служанка, Лидия Петровна проявила несвойственную ей настойчивость и уговорила мужа на Катин переезд.
- А вот и нет, - настойчиво продолжала спор Катя. - Муся в доме жила, это её недавно только во двор выгнали. Ей сложно будет без дома. Муся у нас хорошая домашняя кошечка. Мы её себе заберём и вылечили.
- От старости ты её вылечишь? Заканчивай балаган, Екатерина. Сделаем, как сказано. Под Мичуринском её выпустим. И точка, - строго сказал Виктор Федорович.
Как только показались постройки на окраине Мичуринска Виктор Федорович остановил машину у обочины. Не говоря ни слова, он вышел, открыл заднюю дверь рядом с Катей, двумя руками вцепился в кошку и выкинул её из машины в придорожную канаву.
- Всё. Поехали, - сказал Виктор Федорович и вернулся в машину.
Кошка продолжала сидеть в канаве, не зная, что делать, ошарашенно вертела головой. Виктор Федорович засигналил, кошка рванулась в сторону дороги, но Катя уже успела сигануть в канаву и не дала испуганной Мусе выскочить на проезжую часть. Прижав к себе животное, девочка вылезла из канавы и, не глядя на зовущую её Лидию Петровну, пошагала к ближайшей от дороги постройке.
Позже Лидии Петровне удалось вернуть Катю вместе с кошкой в машину. Но только для того, чтобы не говоря друг другу ни слова, не заезжая в коттедж, доехать до Звенигорода и оставить там и Катю и кошку.
*****
Три дня после возвращения из больницы Лидия Петровна почти не выходила из спальни на втором этаже. Большую часть времени она сидела перед письменным столом, на нём были разложены детали пазла, которые по окончании сборки должны были превратиться в пасторальный морской пейзаж, напоминающий о южном санатории, где женщина видела море в первый и единственный раз в своей жизни. Но никак не превращались, уже третий месяц пошёл, а Лидия Петровна не собрала и четверти, подаренной Катей на день рождения, картины.
Она сидела в кресле и думала обо всём понемногу, в основном о поездке в Германию. О самой операции не вспоминала, прикидывала, что из вещей возьмёт с собой - в чем будет ходить в больнице, в чем в гостинице (после операции придётся пожить две-три недели в гостинице и ходить на обследования в поликлинику), что наденет, если вдруг они с Виктором решат куда-нибудь сходить, когда ей станет лучше. Вещей у женщины было много, но почти все куплены были давно - зачем тратиться на вещи, если постоянно сидишь дома, только в магазин за продуктами выходишь? Даже в Звенигород к Кате, маме и подругам по прежней работе несколько лет не приезжала. Виктор Федорович на машине везти не хотел (бензин дорогой, штрафы, а вдруг авария?), а ехать на электричке не хотела она сама.
Виктор Федорович приходил в спальню только вечером, ложился и сразу засыпал. Он уставал - с утра до вечера руководил Раисой и Мишей. Они доделывали, переделывали и начинали заново множество различных дел по хозяйству, которые откладывались до лучших времён или просто забывались. Теперь, с появлением в распоряжении Виктора Федоровича дармовой рабочей силы, это “лучшее время” наступило - до зимы надо было закончить всё задуманное.
К вечеру третьего дня своего добровольного отшельничества Лидия Петровна вспомнила, что на загранпаспорт нужна особая фотография.
- Вить, - спросила она мужа, когда тот, поужинав поднялся в спальню, - а когда мы фотографироваться поедем?
Виктор Федорович промолчал, ожидая, что вопрос, оставшись без ответа, раствориться в воздухе, как большинство других вопросов, заданных ему женой. Но она повторила вопрос.
- Зачем? - не понял Виктор Федорович.
- На загранпаспорта, зачем же ещё. А счёт из клиники прислали уже? Чтобы приглашения на визы сделали, надо же его оплатить. Я там, в больнице, с одной разговаривала, она мне так сказала.
Виктор Федорович взял за спинку стул, поставил его рядом с креслом, на котором сидела Лидия Петровна, расчесывая массивной щёткой свои тонкие белые с желтоватым оттенком волнистые волосы. Сел на него и несколько секунд смотрел на женщину, которая словно забыв о своем вопросе, удивлённо улыбалась недособранному пазлу на столе.
Эти вопросы были похожи на множество других её вопросов, которые она задавала ему, только для того, чтобы спросить, никогда не дослушивая ответов, не запоминая их, позже, она снова задавала те же вопросы и опять не слушала ответы. На такие вопросы он привык не отвечать. На эти вопросы тоже можно было бы не отвечать - сейчас, сегодня или завтра. Но рано или поздно ответить на них пришлось бы, тем более, что Виктор Федорович уже знал ответы.
- Понимаешь, Лида, если ты поедешь одна, то надо будет готовить тысяч семнадцать евро. Надо будет тебе дважды съездить в Звенигород, чтобы сделать загранпаспорт, ты же там прописана. Потом надо будет ехать в консульство со всеми бумагами, туда по записи, но там тоже очередь.
- Почему одна? - удивилась Лидия Петровна. - Я одна не поеду. Я же не была никогда за границей, я не смогу одна там.
- Вот именно. Не сможешь, - подтвердил Виктор Федорович.
- Поехали вдвоём.
- А вдвоём, Лида, будет ещё дороже. У меня таких денег сейчас нет. Да и особой необходимости в этой Германии тоже нет. Сделаешь здесь по квоте. Или на препаратах останешься. Доктор там навыписывал хрен знает чего. Я проконсультировался, мне Коробченко сказал, что можно там почти все заменить на эти, как их… женерики, или на другие препараты подешевле, которые для того же назначают. Кое-что из них даже по ОМС дадут, а на остальные тебе пенсии хватит.
- Что? Какие ещё женерики? При чем тут пенсия? Ты, что, со мной в Германию не едешь? Я там совсем одна буду? - упавшим голосом спросила Лидия Петровна.
- Господи! Ты чем слушаешь? Ни ты, ни я в Германию не едим. Поняла? Денег у меня нет на эту поездку, - сказал со вздохом Виктор Федорович.
- Но… но ведь, я же умру, - прошептала женщина, прижала к лицу носовой платок, который вытащила дрожащей рукой из розового с оборочкой кармана халата. Она прислушивалась к себе - ждала приступа. Но он не начинался, может быть от того, что она только что приняла целую горсть назначенных ей таблеток, а может быть, она просто не верила до конца, что муж отказывается оплачивать операцию.
- Не умрешь. Я говорил с Коробченко. Он хороший врач, он сказал, что эти новшества, это не так уж и обязательно. Прооперируют тебя здесь или, если откажутся, останешься на препаратах.
- Коробченко твой - алкоголик. Он уже сто лет, как на пенсии. И, вообще, он же травматологом был. Как ты можешь его слушать?
- Прекрати. Он меня на ноги поставил после аварии. А эти там, молодёжь, им только бабки нужны, придумывают всякое…, - было видно, что Виктор Федорович уже начал злиться. Говорил отрывисто и прикусывал нижнюю губу - это было признаком того, что он очень раздражен. В любой другой ситуации, чего и кого бы она ни касалась, Лидия Петровна уже давно бы сдалась и сделала так, как хотел муж.
Но сейчас она нутром чувствовала, что молодой доктор был прав, что она должна сделать эту операцию, иначе она умрёт. Не когда-то в неопределенном будущем, а очень скоро. Она даже представляла, как это произойдёт, - что она почувствует в начале последнего своего приступа, что в конце. Две недели назад она очень близко подобралась к этой страшной черте. Умирать она не хотела.
Раньше, когда плакала в подушку, или глядела на свое горемычное отражение в зеркале ванной комнаты, где тоже было пролито немало слёз, думая о том, зачем такая унылая жизнь, она даже и не представляла, как сильно дорога ей эта жизнь - унылая, скучная, бесполезная. Не важно. Жизнь дорога - любая, главное, чтобы продлилась подольше.
- Послушай, Виктор, я же умру. Ты понимаешь?
- У тебя истерика, - Виктор цедил сквозь сжатые зубы, сдерживаясь, чтобы не повышать голос, - никто не умрёт. Возьми себя в руки!
Казалось, Лидия Петровна вняла его совету. Она вдруг прекратила плакать. Прислушалась к себе. Побледнела, лишь на скулах выступил лихорадочный румянец - поднялось давление. Она выдвинула шкафчик стола, где хранила, недопустимо дорогие, по мнению мужа лекарства, и, молча, засунула себе в рот препарат, который доктор сказал принимать лишь в крайнем случае, если почувствует, что очередной приступ близок. Какое-то время они сидели напротив друг друга, молча. Виктор Федорович уже собрался уйти, когда Лидия Петровна заговорила.
- Послушай, Виктор. Я поняла, ты не веришь доктору. Но я тебя прошу, ради меня, мне просто поверь, я же тебе всегда верила. Даже когда ты, помнишь, Катьку прогнал. Я на твою сторону встала и от дочери отказалась ради тебя…
- Господи, ну это-то тут причём. Катька твоя неблагодарная т… Я тебя не заставлял, жила бы с ней, сама же так решила. А потом, ты же не отказалась от неё, ты к ним ездила. Причём, я же тебя туда и возил.
Лидия Петровна заплакала, схватили коробку из-под пазлов, прижала к груди, принялась раскачиваться, закрыв глаза.
- Просто оплати операцию, я поеду одна. Не слушай этого ты Коробченко, - тихо проскулила Лидия Петровна не открывая глаз.
- Как же с тобой разговаривать сложно. Ты же не слушаешь никогда. При чем тут Коробченко. Денег у меня на операцию нету!
- Как же так нету? - До Лидии Петровны, наконец-то дошёл смысл, сказанного мужем, она удивлённо открыла глаза. - А куда же они делись?
- Делись?? Ну, ты даёшь! - Виктор Петрович уставился на женщину. - Я их, по-твоему, под подушкой держу? Разве я перед тобой отчитываться должен за мои деньги?
- Вообще-то должен. Я же тебе жена, как-никак. Мы же двадцать лет вместе живём.
- Ты была бы жена, если бы до ЗАГСа доехала со мной, если уж вещи своими именами называть. Скажи спасибо, что на жизнь пока хватает. Времена вон какие...
- Как же так, - Лидия Петровна закашлялась от волнения, - ты же сам тогда говорил, что…
- Ладно. Давай заканчивать истерику. Вылечишься без Германии, как-нибудь. Не капризничай, - примирительно сказал Виктор Федорович. - Хочешь я тебя в Звенигород отвезу. Поживешь там у матери с Катькой. Я тут все равно кое-какой ремонтик собрался… шумно будет.
- Как ремонтик? Сам же сказал денег нет?
- Ну не сравнивай, какие там деньги на тот ремонт? - Виктор Федорович собирался уже встать и пойти в гостинную, начиналась одна из любимых им политических передач, но женщина схватила его за рукав.
- А давай кредит возьмём. Сумма не такая уж и большая, - сказала Лидия Петровна с таким видом, словно на неё только что снизошло озарение.
- Долго думала? А отдавать как? С пенсий наших много не отдашь.
- Давай квартиру в Москве продадим и отдадим, а потом поменьше купишь?
- Не говори ерунды. Квартира эта внуков, и она им останется. Я так решил. Матерну квартиру продавай, если хочется.
- Но там же Катя и мама...
- А там Сеня и Борис. Я их без жилья не оставлю - они моя кровь, хоть и балбесы.
- А меня оставишь... умирать? Конечно, я же не твоя кровь…
- Вот втемяшила себе в башку… - с раздражением начал говорить Виктор Федорович, Лидия Петровна больше его не слушала. Она, поджав губы, вытащила свою старую дорожную сумку со сломанной застёжкой из шкафа, и принялась укладывать в неё вещи.
Виктор Федорович как-то сразу угомонился. Лидия Петровна ждала, что он начнет её останавливать, хотя бы попытается не дать ей уйти. Но он не стал. Наоборот, явно успокоившись, он предложил довести её до Звенигорода на машине.
- Сама доеду, - ответила Лидия Петровна, а сейчас уйди. - Видеть тебя больше не могу.
*****
Лидия Петровна ехала в полупустой ночной электричке и вспоминала, как мать перед её переездом в только что построенный коттедж, узнав, что они так и не расписались с Виктором Федоровичем, говорила ей, тыкая пальцем в старенький диван: “Вот помяни моё слово, станешь ему не нужна, выгонит он тебя в одних драных трусах, и приползёшь сюда вот, на этот диванчик, подыхать”.
“Как в воду мать глядела” - думала заплаканная Лидия Петровна. Она ехала в новенькой, разноцветной, пахнущей пластиком электричке, не видя ни весело мигающих надписей над дверями, ни оранжево-зелёно-синей обивки сидений. Снова и снова вспоминала, сама не желая, тот давний разговор с матерью. В глубине души она боялась встречи со старым диваном, на котором провела немало ночей в молодости, мечтая о счастливом будущем. “А теперь, - думала заплаканная женщина, - на нём же и помру…"
На выходе с платформы её ждала Катя, Лидия Петровна позвонила из электрички. Пока шли домой Катя, вытянула все подробности, но не стала клеймить позором Виктора Федоровича, к чему Лидия Петровна была внутренне готова, и даже ждала этого, желая отвести страдающую душу. Напротив, Катя всю дорогу молчала, только слушала и о чем-то думала, морща высокий лоб.
Первое, что бросилось Лидии Петровне в глаза, когда она переступила порог недавно отремонтированной квартиры, - старого дивана не было. На его месте стоял новый - разлапистый и, с виду, удобный. На нем сидела мать. За годы, когда Лидия Петровна её не видела, она очень сильно постарела - сделалась меньше, словно высохла, появилось много глубоких морщин везде: на лице, на руках, и даже на лодыжках тощих рябых ног, засунутых в пушистые тапочки.
Глядя на забавные тапочки, украшенные длинным розовым мехом, Лидия Петровна почему-то подумала, что всегда воспринимала скорый уход матери, как должное. А теперь, может так случится, что она сама окажется по ту сторону жизни раньше, разменявшей девятый десяток старушки.
- Нравится? - спросила мать, заметив, что Лидия Петровна уставилась на её тапки. - Катька подарила.
- Ей, - мать кивнула в сторону кресла, - тоже нравится.
Тут же на мохнатый тапок из-за кресла прыгнул ярко-рыжий комок и вцепился зубами и лапами в белых носочках в махрушки меха на них. Кошка была очень похожа на Мусю, только толще и шерсть ярче.
- Манька, ну чего ты прицепилась? - Катя взяла кошку на руки. - Мама, чего стоишь? Садись сюда. Есть будешь? Не хочешь, тогда я сейчас чай принесу.
Лидия Петровна села в кресло. Сидели, молча. Катя гремела посудой и хлопала дверцами шкафов на кухне.
- Ну что, доча, мышей больше ловить не можешь? Не нужна барину стала, - усмехнулась мать.
Лидия Петровна вздохнула и промолчала.
- Бабуль, ну что ты говоришь? - Катя внесла поднос с чаем и печеньем в комнату. Вслед за ней вбежала Маня и вновь повисла на пушистом тапочке.
- Как на Мусю похожа, - сказала Лидия Петровна.
Тогда, четырнадцать лет назад, Муся оказалась не такой уж старой кошкой, в деревне она заболела какой-то кошачьей болезнью, поэтому и не могла больше охотиться. Катя её выходила, пока лечила нашла своё призвание - после школы пошла учиться на ветеринара, а теперь работала в ветеринарной клинике недалеко от дома.
- А это, кстати, Муськин потомок. Правнучка, может быть, - улыбнулась Катя. - А может, и внучка. Муська у нас тогда, давно ещё, окотилась, я говорила тебе, может не помнишь?
Лидия Петровна не помнила - наплевать ей тогда было на Мусю. Виктор Федорович про тот эпизод с кошкой не любил вспоминать - злился очень. Она и не вспоминала, совсем из головы выкинула - дело привычное.
- Похожа. Да не то. Муська была кошка умная и деликатная, а это дурища бестолковая, - вздохнула бабушка.
- Ладно, тебе, бабуль. Чего кошку позоришь? Она молодая ещё.
Лидия Петровна слушала разговор, пила горячий чай с печеньем, гладила тёплую, беспокойную кошку, которую всей семьёй никак не могли отогнать от тапка, приговорённого ею к уничтожению. В какой-то момент Лидия Петровна поняла, что напряжение, ревность и обида растворились в теплом общении. Она вдруг почувствовала, как сильно устала, очень захотелось спать, уснуть прямо здесь, на этом новом красивом диване, прямо сейчас.
- Мам, а ты таблетки не забыла принять? - спросила Катя. - У тебя там все таблетки есть или докупить чего-то надо?
Забота Кати наполнила душу женщины тихой радостью, и, казалось, погасила тревожное чувство приближения приступа, которое она начала ощущать после разговора с Виктором Федоровичем.
- Ничего не надо, дочка, спать только хочется.
*****
На новом диване спала Лидия Петровна крепко и сладко, как не спала уже очень давно. Её разбудил звон тарелок и скворчание яичницы на сковородке, доносящиеся из кухни.
- Иди завтракать, соня, - позвала её мать.- Остынет.
- А Катя где? - спросила Лидия Петровна, усаживаясь за столом.
- Отпуск Катя взяла в ветеринарке. И с утра с твоими больничными документами в Москву умотала, - ответила мать. - Кон-суль-тиро-ваться поехала.
Несколько дней кряду Катя ездила в Москву, как на работу. Каждый раз она возвращалась всё более грустная. Видя это, Лидия Петровна к дочери с вопросами не лезла. Чего зря спрашивать, итак понятно, что хорошего мало, а деталей ей знать не хотелось - зачем разбираться, если проще не брать в голову, ведь всё равно ничего не изменить. Женщина, обладая способностью быстро адаптироваться к любой ситуации, начала привыкать к своему новому положению: “Человек предполагает, а Бог располагает. Чего уж тут поделаешь?”
Но Катя не сдавалась. Однажды она отвезла Лидию Петровну на приём в частную клинику, там её часа три обследовали, водили по кабинетам, оборудованным разной техникой, в заключении на женщину повесили миниатюрный монитор, который та носила два дня, а на третий Катя сама отвезла его в клинику. Вернулась очень расстроенная.
- Полостную операцию они категорически не советуют. Только эндоваскулярную. Нужны деньги.
Денег взять было неоткуда, даже кредит в банке не согласовали - Катя не рассчиталась за предыдущий, который брала на ремонт квартиры. В тайне от Лидии Петровны она поговорила с Виктором Федоровичем по телефону. Разговор не задался с самого начала - до конца довести его не вышло. Чтобы удержаться от соблазна называть пожилого собеседника соответствующими его поступкам словами, Кате пришлось на полуслове бросить трубку. Теперь она сидела, сжав зубы и глядя на погасший телефон. Понимала, что надо расслабиться, чтобы успокоить бешеный пульс, который бился в висках, вызывая головную боль, но не могла.
- Вот, сволочь! Вложены у него в дело! Пенсионер он, видите ли… хренов…
Вдруг телефон зазвонил. На экране появилась фотография улыбающегося рыжего шпица на фоне ещё шире улыбающегося хозяина, лицо, которого было почти скрыто симпатичной собачьей мордочкой, остались видны только кусочек улыбки и лысина.
- Блин! Как же я забыла про него, он же..! - хлопнула себя по лбу Катя.
- Здравствуйте, Борис Борисович, что случилось? Зайка живую лягушку проглотил? Опять. Да, в постоянстве ему не откажешь. Думаете, что это жаба была? Да, да, то же, что и в прошлый раз будем делать. Нет-нет, я сама приеду сейчас. Ждите.
Катя быстро, как солдат по тревоге, оделась, схватила рабочую сумку в одну руку, папку с больничными документами - в другую. Выбегая из двери, чуть было не сбила с ног Лидию Петровну, которая вместе с бабушкой возвращались с прогулки, как раз к началу сериала.
- Ты чего? На пожар что-ли?
- Зайка лягушку проглотил, - ответила Катя.
- А что она ядовитая, та лягушка? Чего бежать-то? Он уже столько их сожрал, что скоро в Красную книгу заносить придётся. И ни хрена ему не делается, - проворчала бабушка, но Катя уже не слышала - убежала.
- А что за Зайка? Заяц?
- Нет. Собака у одного дачника. Бестолковая. Они, вообще-то все у него бестолковые. Их штуки три или, может четыре уже. Мелкие и глупые, но энергичные очень. Постоянно куда-то влипают. А Катька их лечит. Но это хорошо. Хозяин человек состоятельный и не жадный.
- А он женат? - спросила Лидия Петровна, видя с каким нетерпением Катя бежала на вызов, она засомневалась, что его вызвало состояние здоровья собаки.
- Да ты что? Он ей в отцы годиться, - махнула на неё рукой бабушка. - Лысый, как коленка.
- Ну и что, что старше, - пожала плечами Лидия Петровна, - ничего плохого не вижу.
- Не видит она. А может быть, ты для себя присматриваешь? Для тебя в самый раз будет, - улыбнулась бабушка.
Катя вернулась через два часа. Не раздеваясь, не снимая уличной обуви, вбежала в комнату. Стряхнула с колен Лидии Петровны примостившуюся там Маню, саму женщину вытащила из глубокого кресла и принялась обнимать её, раскачиваясь в разные стороны.
- Чего? Замуж что ли выходишь? - спросила удивлённая бабушка.
- Они делают. Делают уже. В смысле, пока нет, но скоро будут. Борис Борисович сказал, что в его институте будут уже в следующем месяце такие операции делать. Не надо ни в какую Германию ехать, к тому же у нас наркоз лучше. Борис Борисович так сказал. А ещё он обещал, тебе сделают операцию, без денег! Бабуль, мамочка, как я счастлива!
- Какой Борис Борисович? Какой институт?
- Да дачник тот, с собаками. А точно, он же в медицинском центре каком-то работает, - сказала бабушка.
- Ну да, да. Он, отделением кардиологии там заведует. А я и забыла о нём. Как же хорошо, что Зайка эту замечательную лягушка съесть догадался. Я твои документы показала, Борис Борисович их в кабинет унёс, пока я с Зайкой возилась, он вернулся и мне пообещал, что тебя у них прооперируют. Без денег.
- А он к тебе приставать из-за этого не будет или как-то там… в качестве благодарности? - подозрительно спросила Лидия Петровна.
- Мам, о чём ты? Я его собак любимых лечу, и дальше лечить буду. Ну может быть, будем их брать себе, когда он в отпуск и в командировку уедет, если попросит, конечно, это в качестве благодарности, - засмеялась Катя.
- А Манька-то, как обрадуется, - ухмыльнулась бабушка.
*****
Операция прошла хорошо, через маленький разрез в бедре доктора добрались куда надо и сделали там то, что положено. Лидия Петровна быстро восстановилась и теперь уже, получив выписной эпикриз, и сложив свои вещи в сумку со сломанной застёжкой, сидела на стуле в палате с зажатым в руке телефоном. Ждала звонка от Кати, та обещала приехать на машине ветеринарной клиники, и отвезти её домой в Звенигород. Телефон с выключенным звуком, завибрировал в руке Лидии Петровне.
- Алё, Ктюш, вы уже подъехали?
- Здравствуй Лида, это я, - в трубке раздался голос Виктора Федоровича.
- Здравствуй Виктор, слушаю, - спокойным голосом отозвалась Лидия Петровна, хотя внутри у неё, словно, натянулась и противно завибрировала струна. Свободную от телефона руку пришлось прижать к груди, чтобы уменьшить эту вибрацию.
- Я разговаривал с твоим доктором. С тем молодым из больницы. Он, оказывается, с Катей общается. В курсе, что она тебя в институт устроила. Сказал мне, что операция твоя успешно прошла и тебя выписывают сегодня.
- Да. Прошла.
- Я же говорил, что не нужна никакая Германия. Я же говорил, что всё решиться без этой Германии. Я был прав, что...
- Ты звонишь, чтобы сказать, что ты был прав? Мне сейчас это обсуждать некогда. Мне Катя звонить должна.
- Можно же хоть раз меня до конца дослушать? Постоянно перебиваешь.
- Извини, - по привычке сказала Лидия Петровна и тут же пожалела об этом.
- Не важно, - снисходительно отреагировала мужчина. - Я звоню, чтобы предложить тебе вернуться домой.
- Не надо, меня Катя отвезёт.
- Домой, ко мне, к нам. Возвращайся. Я могу за тобой заехать послезавтра. Будет удобно?
- С чего бы это? - удивилась Лидия Петровна.
- Я один, дом большой. Всё равно отопление на весь дом включить пришлось. А у вас там места мало. Неудобно.
- А почему один? А Раиса с Мишей?
- Миша в общежитие переехал, а Раиса мужика какого-то хотела привезти в дом. Не мужа даже, а сожителя какого-то. Я не позволил, и она уехала обратно к себе. А тут ещё, понимаешь, после ремонта кое-что в порядок надо привести. И груша в этом году уродилась, компот бы закрыть надо…
- Компот? - повторила за мужчиной Лидия Петровна.
Ощущение натянутой струны пропало. Она вдруг вспомнила уютную спальню в коттедже с большой ванной комнатой, и гидромассажную ванну в ней. Вспомнила сад, на который было потрачено столько усилий. Вспомнила закатное солнце в окнах коттеджа, которое садилось за близкий хвойный лес.
- Компот… А знаешь, я подумаю и перезвоню. У меня вторая линия. Катя приехала.