Весь следующий день Женя думала о нем, мучилась от невозможности взять телефон в цех, это было строжайше запрещено. В перерывы, когда конвейер останавливали на пятнадцать минут, она бежала в раздевалку, бросалась к шкафчику и, нажимая на кнопку включения, твердила: «Давай же, быстрее». Но экран долго мигал, озарялся голубым светом и загружал данные. На это уходило половина перерыва. Наконец, высвечивались пропущенные звонки от Вики и тетки. Александр молчал.
Вечером опять звонила Вика, уговаривала прийти, Жене пришлось признаться, что следующий день будет выходным.
- Вот и хорошо, приходи часам к трем, походим по магазинам, мне кое-что приобрести к осени надо. Да и тебе не мешает.
- У меня все есть.
- Ну да, все, что надо пенсионерки, чтобы сходить в поликлинику и в аптеку. Мы с тобой молодые женщины, мы не можем забить на внешность.
- Я хотела съездить к тетке.
- К этой мымре, выселившей тебя?
- Что же теперь вспоминать.
- Как что вспоминать, живешь в съемном жилье, экономишь на всем. Да у тебя даже удобства во дворе! Своего ничего нет.
- Вика, зачем ты опять?
- Вот – вот, с тобой говорить бесполезно. Ладно, жду к трем.
Вот так, безапелляционно, сказала как о деле решенном. «А ведь она права, я – существо бесхребетное», - думала Женя, отбивая сообщение Александру. Теперь в номере заказа она забила две даты - два дня выходных. Телефон пискнул.
«Приеду в четверг», - ответил Сашка.
Женя проснулась как обычно, сегодня надо многое успеть. На базар приехала к открытию. Как же она любила это время полусонных продавцов, суетливых грузчиков, развозящих на звенящих тележках сетки овощей, коробки фруктов. Она прогуливалась по рядам, выбирая тугую капусту, ровные шампиньоны, настоящее сливочное масло с капелькой росы. Тетке купила рыбу, фруктов, настоящую домашнюю курицу. С тех пор, как устроилась на птицефабрику, магазинных кур больше не покупала.
С рынка сразу отправилась к тетушке. Та угощала жидким чаем в липких кружках, жаловалась на непутевого сына Мишку. Что пенсии не хватает, Мишка работать не хочет, а хочет жить красиво. Женя слушала молча, выбирая момент, когда можно будет уйти. Спас звонок Вики.
- Да иду я, иду, почему такая спешка? – говорила Женя, спускаясь по скрипучему крыльцу.
Вика выглядела возбужденной.
- Случилось что-то?
- С чего ты взяла, решила провести вечер с пользой.
- Всего лишь начало второго, а мы договаривались на три.
- Просто у меня большие планы. Выпьем? - подруга достала бутылку розового вина.
- Рано еще.
- Для тебя все рано, тихоня наша. А может поздно? Вот скажи, Женька, почему ты не смогла привязать Сашку за четыре года, почему не увела его от Наташки?
- Никого нельзя привязывать.
- Ну да, жди, когда сам созреет. А он не созреет, Женька, никогда не созреет, ему так удобно. Ты с капустой, - махнула Вика на объемную сумку, - и жена с привычками. Ты знала, что он дедом скоро будет?
- Кто? Сашка?
- Так вроде о нем говорим, - хохотнула Вика, вновь разливая вино по фужерам. Женя выпила залпом.
- Откуда знаешь?
- А это важно? Бросить он тебя решил, просто не знает, как сказать, бережет, как умеет…
Евгения долго молчала, а потом процедила:
- Ну что ж, дело его. А тебя-то это почему волнует?
- А ты не догадываешься? Все эти годы не догадывалась? Ты сюда не вернулась, а я все эти годы рядом с ним. Думаешь, кто его спонсировал, когда фирму свою открывал, кто помогал с бухгалтерией, да и вообще? Наташка его? Как бы ни так, Наташка рождена пилой. «Вжих – вжих, почему мало зарабатываешь? Все вокруг чего-то добились, а ты простой рабочий, потолки натягиваешь, людям стыдно в глаза смотреть. Давно пора машину сменить, надо мной девчонки в магазине смеются».
- Ты его любишь? – выдохнула Женька.
- Наконец-то. Знаешь, Женька, это не любовь, это как болезнь, от которой нет лекарства, как дурман, морок. Я ведь даже замуж сходила, выдержала полтора года, а потом поняла, что брак мешает видеть его. Чтобы войти в дом, я стала Наташкиной подругой, часами выслушивала ее нытье. Представляешь, она жаловалась, что в постели он плох. Плох он в постели, Женька?
Женька отрицательно мотнула головой, а потом вдруг осеклась, застыла.
- Что мы о нем, как о самце?
- Не нравится, Женечка? Терпи, недолго осталось. Так вот, Наташка мне все в подробностях рассказывала, а я слушала и изображала сочувствие. Как когда-то, в девятом классе. К кому Женька бегала обсуждать свою неразделенную любовь? А ты ничего не замечала, не было тебе дела до нас.
- Но я же не знала…
- Не знала она, ты просто знать не хотела. Люди для тебя прозрачные, Женечка.
- Прости.
- Прости? Прости? – закричала вдруг Вика, вскочив с дивана. – Да я почти завладела им, почти. Но тут явилась ты – несчастная побитая собака, взъерошенный воробей. И началось: «Жене нужно жилье, Жене нужна работа. Думаешь, кто тебя на фабрику устроил?
- Неужели тоже ты? – в голосе Евгении появились твердые нотки. - Спасибо тебе, подруга. И за работу спасибо, и за Сашку. За все. Думаю, мне пора.
- Иди, иди, жарь свою капусту или что ты там делать собралась? Жди своего Сашку, - кричала Вика двери, за которой скрылась Евгения.
Александр выгрузил из багажника пакеты, открыл спрятанным за забором ключом калитку и ступил на дворовую дорожку. Странное ощущение чего-то необычного охватило его. Он прошел в арку разросшегося винограда, сорвал по дороге кислую ягоду, подошел к входной двери и заглянул в окошко. Шторы были задвинуты.
- Хозяюшка, - постучал, но никто не отзывался.
Он повернул ключ и открыл дверь. В коридоре было душно и пахло чем-то знакомым и неприятным. Он прошел в комнату. Почему так много красного, будто безумный художник решил написать картину алой краской, только вместо холста использовал стены, обивку мебели, пол? Женя лежала у комода. Он закричал.
Продолжение следует.