«Сентябрьским утром свежеиспеченный офицер Джованни Дрого покинул город, направившись к месту своего первого назначения – крепости Бастиани» (Здесь и далее цитируется перевод с ит. Ф.Двин (Буццати Д. «Татарская пустыня» Избранное М.: Радуга 1989).
Так начинается роман Дино Буццати «Татарская пустыня», вместивший историю зрелой жизни его героя. По мере его чтения, чем дальше я продвигался вдоль сюжета романа, тем больше убеждался в том, что наши судьбы – Дрого и моей,- шли как бы параллельными курсами.
Судите сами.
Февральским утром 1963 года, я, выпускник Физического факультета МГУ, Олег Сенатов, направился к месту моей первой работы – предприятию «Цикламен».
На второй день пути Дрого выехал на пологое плато, и перед ним открылся вид на крепость, находившуюся на расстоянии пятьсот метров; он непроизвольно остановил коня. «Нет, крепость Бастиани с ее невысокими стенами не отличалась внушительностью, не было в ней живописности, не было ничего, что могло бы порадовать глаз. И все-таки Дрого почувствовал, как его сердце наполняется неизъяснимым восторгом».
Выйдя на конечной остановке автобуса, и миновав проходную, я оказался перед фасадом двухэтажного строения, протянувшегося вправо и влево метров на двести. На всю его длину на обоих этажах по фасаду шли ленточные окна, и лишь посередине, между двумя симметричными входами стена была остеклена целиком снизу до верху. Выкрашенные в желтый цвет стены обрывались резко, без карнизов. На всем здании лежала печать утилитарности,- казалось, его не коснулась рука архитектора, но, доминируя над окружающим пространством, здание навязывало ему свою строгую и простую геометрию. Пусть здание было некрасивым; - оно было значительным.
Оказавшись внутри крепости, Дрого обнаружил «голые стены, сырость, тишину, тусклый свет, казалось, все здесь давно забыли, что где-то в мире еще растут цветы, смеются женщины, гостеприимно распахивают свои двери дома. Все в этой Крепости было проникнуто духом самоотречения, но во имя чего, ради какого блага?» И Дрого вдруг понял, что его жизненное предназначение – другое, что его служба должна проходить в городе, или поблизости от него. Чтобы не терять времени попусту, он в первый же день обращается к местному руководству с просьбой его отпустить. Непосредственный начальник Дрого, майор Матти, убедившись в непреклонности решения, принятого его новым подчиненным, объясняет ему, что проще всего это сделать, по медицинским показаниям (его организм, мол, не переносит здешнего климата), и лучшее время для подачи прошения о переводе наступит через четыре месяца, и Дрого соглашается.
Дрого погружается в унылые и однообразные будни несения караульной службы в крепости, стоящей на государственной границе, где она примыкает к Татарской пустыне, которая необитаема. Здешние старожилы, отслужившие по 20-30 лет, не помнят, чтобы из пустыни появилась хотя бы одна живая душа, не говоря уж о неприятельском войске. И, тем не менее, каждое утро на гарнизонном плацу происходит развод караула, на дежурство заступает очередная смена, и вооруженные часовые мерно вышагивают интервалы между постами. В обязанности Дрого, как командира отряда, входит проверка постов, а в остальное время он смотрит на горизонт, теряющийся в дымке, за которым находится таинственное Северное королевство, о кровопролитных войнах с которым ходят легенды, но официальная история умалчивает. Старшие офицеры с гордостью рассказывают, что император называет крепость «Бастиани» главным оплотом короны.
Дрого считает, что его это не касается, что настанет отмеренный срок, и он покинет это неуютное место и сменит одинокое существование в далеких от комфорта условиях на привычную жизнь большого города.
Сразу по прибытии на предприятие меня поразил контраст его атмосферы с тою, к которой я привык в Университете . Здесь имелись большие отличия.
Самым значительным было различие в назначении этих институций. Университет жил научными интересами; целью его коллектива было получение обобщенного научного знания, и передача его студентам. Соответственно, главными формами деятельности были: разработка теорий, постановка и проведение научных экспериментов, проведение конференций, написание статей, книг, и чтение лекций.
Целью же «Цикламена» являлись разработка мощных сверхвысокочастотных электронных приборов и их серийное производство. Поскольку методы машинного моделирования в 1963 году еще не были созданы, разработка новых приборов проводилась методом проб и ошибок. Поэтому в основе «Цикламена» лежало производство, приспособленное для выпуска, как одинаковых изделий, так и штучных экспериментальных макетов. Главными формами деятельности были разработка конструкторской и технологической документации, и поддержание производства на должном уровне.
Второе принципиальное отличие заключалось в качестве человеческого окружения. Большую часть университетского населения представлял профессорско-преподавательский состав, имевший высочайший профессиональный, интеллектуальный, и общекультурный уровень; многие из наших ученых имели международное признание, и зарубежные связи. Они-то и обеспечивали дух науки, превращавший Университет в подобие Касталии Германа Гессе ( Герман Гессе «Игра в бисер»).
На «Цикламене» же, поскольку это было производство, весьма велика была роль рабочих, мастеров, и начальников участков и цехов, а интеллектуальная элита состояла, в основном, из инженеров; люди с менталитетом ученых были оттеснены на периферию. В результате в коллективе процветали субъективизм, установка на эмпирику, а также грубость нравов, провинциализм и пренебрежение к общей культуре.
Находясь в Университете, свою будущую деятельность я себе представлял, как участие в лабораторных экспериментах, в которых работа над смыслами, требующая использования интеллекта, многократно превышает организационные усилия
На «Цикламене» же меня назначили сменным инженером на участок по проведению динамических испытаний серийной продукции; меня ожидала сплошная рутина – работа по устоявшимся методикам; притом окружающая обстановка напоминала советскую армию.
Мне тотчас же стало ясно, что «Цикламен» - не для меня, и что мое место – в Университете, где я готов работать на любой должности, которую предложат, или поступить туда в очную аспирантуру. Однако до этого мне надо было отработать на «Цикламене» три года, ибо я туда был направлен по распределению – таков закон.
Выходило, что я обречен на то, чтобы потерять на государственной барщине целых три года, а тогда это казалось очень много, и потому было обидно. И я решил: чтобы время не прошло даром, потребую, пусть даже посредством скандала, чтобы меня перевели из испытательного отдела в разрабатывающую лабораторию, в которой допускалась научная деятельность. Не прошло и полугода, как мне это удалось, и мне поручили проведение научно-исследовательской работы, потребовавшей моего полного погружения в специфику отрасли; за короткое время я освоил все вопросы конструирования, технологии и производства электронных приборов, что позволило успешно завершить тему.
За служебной рутиной четыре месяца прошли для лейтенанта Дрого незаметно, и вот он стоит в кабинете врача, ожидая получения медицинской справки, с которой сегодня покинет Крепость, чтобы вернуться в город. Пока доктор занят составлением документа, Дрого подходит к окну, и перед ним возникает величественная картина Крепости с ее мощными стенами и башнями; в ней кипит напряженная жизнь: на огромной высоте, наверху башни горит окно, за которым притаился дозорный; внизу, во дворе, играет труба; сменившиеся часовые, сдав оружие, расходятся в разные стороны. «Перед мысленным взором Дрого мелькнула картинка из жизни родного города – бледное такое воспоминание: шумные улицы под дождем, гипсовые статуи, сырые казармы, жалкие колокола, усталые, изнуренные лица, бесконечные длинные вечера, прокопченные потолки. А здесь, в горах, наступала величественная ночь,… сулящая что-то необыкновенное. И оттуда с севера, таинственного, не видимого за стенами севера, - он это чувствовал - надвигалась его судьба».
И Дрого остается в Крепости.
По прошествии двух лет я случайно встретился со своим соучеником Сержем Исаевым, и он мне рассказал, что поступает в аспирантуру на Физфак МГУ.
- Как же так? – удивился я – ведь не прошли три года!
- По закону в очную аспирантуру можно поступать через два года – рисуясь своей осведомленностью, сообщил Серж.
- Ну и что, - тебя отпустили? – спросил я недоверчиво.
- Не хотели отпускать, но я пошел к районному прокурору, он позвонил директору, и меня отпустили, как миленькие.
После этого разговора я потерял покой; возможность покинуть «Цикламен» раньше срока было нельзя упустить. Мне было известно, что экзамен – вещь формальная; главным является мнение кафедры об абитуриенте. И я пришел к доценту Иванову, чтобы попросить его быть руководителем моей диссертационной работы. Он сразу согласился, на всякий случай, посоветовав заручиться поддержкой Зав. кафедрой профессора Мигулина, и Мигулин тоже дал добро.
Ликуя, я на следующий же день написал заявление, и отнес его своему начальнику Кворусу.
- Вам здесь положено работать еще целый год – предсказуемо возразил Кворус.
- Я поступаю в очную аспирантуру, а тогда можно уволиться через два года – парировал я.
- Поступайте в нашу аспирантуру; здесь возможности для работы лучше, чем в Университете – сказал Кворус.
- Хорошо, я подумаю – ответил я.
Мой ответ был лишь формой вежливости. Я уже знал, что между университетской аспирантурой и аспирантурами отраслевых институтов – большая разница. На кафедре все поставлено на поток: написал за три года диссертацию – и выходи на защиту. А на «Цикламене», чтобы защититься, нужно достичь общественного положения, соответствующего искомой степени, и сколько на это уйдет времени – неизвестно. Выждав для приличия некоторое время, я снова пришел к Кворусу с заявлением. Мрачно на меня посмотрев, он его мне вернул со словами:
- Вы сами знаете, что надо делать.
Теперь мне осталось только пойти к прокурору, и точка невозврата будет пройдена. Я подумал, и …не пошел. Я представил себе, как, после защиты диссертации меня примут на должность ассистента, и мне в маленькой тесной комнатке, заставленной аппаратурой под потолок, предоставят рабочее место, с которого я не сойду, проводя семинарские занятия со студентами; напишу дюжину статей, и, если повезет, к старости дослужусь аж до старшего преподавателя. На «Цикламене» же есть шанс сделать значительное изобретение, и, его реализовав, оставить в истории техники свой неповторимый след.
Так я окончательно связал свою судьбу с «Цикламеном».
Решив остаться в крепости Бастиани, Дрого принимает мировоззрение, царящее среди служащих в ней офицеров: они согласились нести тяготы здешней жизни, так как надеются, что разразится война с Северным королевством, в которой они покроют себя вечной славой: - либо, как герои-победители, - либо, как павшие герои.
Поэтому их взгляды неизменно прикованы к Татарской пустыне – к линии горизонта, теряющейся в дымке в северном направлении, откуда должен был появиться враг. Сменилось уже несколько поколений офицерского состава, и все они не отводили взора от Татарскоцй пустыни, но враг все не появлялся.
Но вот, однажды, когда прошло уже два года службы лейтенанта Дрого, часовой Андронико заметил на северной равнине «крошечную черную полоску, которая двигалась, и никак не могла быть галлюцинацией; … такого еще никогда не было». Через некоторое время все офицеры, собравшиеся на бруствере крепостной стены, могли видеть колонны людей, пеших и конных, направлявшихся к Крепости.
«Все было почти так же, как в мечтах, только еще лучше: со стороны Северного королевства двигалась таинственная рать». Тотчас же началась боевая подготовка, тут и там проносились вестовые – все ожидали сигнала боевой тревоги, но комендант крепости полковник Филиморе почему-то его не отдавал. Все офицеры собрались в его кабинете, сгорая от нетерпения – они рвались в бой, и только полковник медлил. Наконец, как казалось, решился и он. Но в этот момент в кабинете появился запыхавшийся офицер, который доставил письмо от Командования. В нем говорилось, что подразделениям армии Северного королевства поручены работы по демаркации границы, и что гарнизону крепости Бастиани поручено, соблюдая спокойствие, проследить за тем, чтобы была обеспечена неприкосновенность территории государства.
Так погибла надежда Дрого и его сослуживцев на участие в победоносной войне.
Когда миновали четыре года службы Дрого в крепости Бастиани, он получил право перевода на другое место службы, и решил им воспользоваться, но, обратившись по этому вопросу в Командование, получил отказ. Дело было в том, что в Генеральном штабе статус крепости Бастиани был понижен, и численность гарнизона уменьшена наполовину. В связи с этим большая часть офицеров уже подали заявление о переводе, опередив Дрого, и теперь ему приходилось остаться, по крайней мере, еще на год. Сначала Дрого возмутился постигшей его несправедливостью, затем смирился, приняв свою участь, как приговор судьбы, связавшей его навсегда с крепостью Бастиани.
Поступив на «Цикламене» в аспирантуру, я занялся научной работой: был руководителем нескольких поисковых НИР (научно-исследовательских работ), на основе которых были написаны несколько статей и оформлены с десяток изобретений.
Но тут для меня открылась возможность стать главным конструктором ОКР (опытно-конструкторской работы) «Сколопендра» - крупнейшей в институте разработки; по своим параметрам она не имела отечественных и мировых аналогов. Хотя я, не имея опыта разработки конкретных приборов, сложился, как кабинетный ученый, но, все же взялся за «Сколопендру», так как она обещала возможность подлинной самореализации; - в случае успеха я должен был стать в нашей отрасли видной фигурой.
Я здесь не буду описывать процесс разработки; скажу лишь, что на создание «Сколопендры» потребовалось в три раза больше времени и раза в четыре больше средств, чем было запланировано, но труднейшая работа была выполнена; - уникальный электронный прибор был передан в производство, а я стал руководителем перспективного направления электронной техники.
Могло бы показаться, что моя судьба сложилась лучше, чем у Дрого, ибо я смог себя реализовать, но это оказалось не так. Произошла буржуазная революция 1991 года, в результате которой и Корабль, для которого предназначалась «Сколопендра», и сам прибор, и направление, которого я был руководителем, - все это стало государству ненужным. В течение некоторого времени прибор «Сколопендра», как уникальное достижение отечественной техники, упоминался в технических энциклопедиях, но затем в их редакции пришли бодрые молодые люди, которые эти упоминания выкинули, так что теперь получилось, что «Сколопендры» вроде как бы совсем не было, - как не состоялась для Дрого победоносная война.
Что же касается «Цикламена», то после 1991 года он сжался в пять раз – гораздо сильнее, чем крепость Бастиани. Однако, в отличие от Дрого, я и не пытался сменить место работы, так как давно навсегда связал свою судьбу с «Цикламеном», надеясь, что меня оттуда вынесут вперед ногами.
Вскоре после неудачной попытки Дрого изменить свою судьбу ему вместе с его сослуживцем лейтенантом Симеони через сильную подзорную трубу удалось на горизонте пустыни обнаружить светлое пятнышко. Понаблюдав за ним, Симеони предположил, что С,еверное королевство строит дорогу к Крепости, - возможно, с агрессивными намерениями. Опять замаячила возможность войны, которая, то отступала, то усиливалась в течение пятнадцати лет, понадобившиеся врагу, чтобы довести дорогу почти до крепостной стены. Однако, построив ее, северяне ушли, и больше не появлялись; тем не менее, считал Дрого, если есть дорога, враг может появиться в любую минуту, и он с нетерпением ждал войну.
Так в ожидании шли годы, минуло уже тридцать лет с тех пор, как Дрого впервые появился в крепости; теперь в звании майора он является помощником коменданта крепости подполковника Симеони. Годы берут свое: Дрого сильно постарел, и его осаждают хвори; вот уже не первую неделю он не покидает постели; стоит только ему встать, как сильное головокружение заставляет его снова лечь на кровать.
Вдруг в его комнату входит его старый друг – унтер-офицер, который его оповещает, что враг подошел к стенам крепости. Превозмогая слабость и головокружение, Дрого одевается и выходит на бруствер, и видит, что в километре от крепости стоит целое неприятельское войско, и готовая к бою батарея из пятнадцати орудий; значит, наконец-то, свершилось то, чего он дожидался всю жизнь: война начинается, и он в ней примет участие. Но его порыв охлаждает комендант Симеони; он сообщает Дрого, что через два часа за ним приедет карета, на которой его отвезут в столицу для лечения. Дрого пытается уговорить Симеони его оставить, ибо теперь происходит то, чего он ждал целых тридцать лет, но комендант непреклонен; он говорит: «Это – приказ».
Появляется карета; около нее собралась жидкая группка сочувствующих, чтобы проститься с Дрого, и он уезжает, навсегда покидая крепость.
По мере того, как «Цикламен» оживал, мне предложили новую работу, - модернизацию ранее разработанного магнетрона с целью повышения его долговечности; эта задача была по-своему интересной, и я ее выполнил, но она была много ниже моих амбиций. Но вот, наконец, к 2010 году у государства повысился интерес к разработкам военного назначения, в частности – к «микроволновому оружию», и я активно включился в эту деятельность, предложив несколько вариантов конструкций гипермощных импульсных генераторов, к разработке которых был готов приступить немедленно. Но руководство института к ним отнеслось прохладно, видимо, уже списав меня со счетов по причине возраста. Хотя я хорошо сохранился, и голова у меня работала, надвинувшаяся старость сказалась в том, что, я, потеряв чутье, стал делать непоправимые политические ошибки. Заметив это, мои враги оживились, и, улучив момент, вышвырнули меня из «Цикламена». Когда я, как всегда, пришел утром на работу, меня не пропустили через проходную, а начальник отдела режима сказал мне: «Сейчас Вас вахтер проведет на Ваше рабочее место; соберите свои личные вещи, и больше никогда сюда не приходите!». Как видите, со мной обошлись гораздо жестче, чем с Дрого.
По мере того, как карета, пересекая каменистое плато, двигалась по направлению к месту спуска в горную долину, Дрого не мог оторвать взора от стен желтоватого цвета, от Крепости, которой он посвятил больше тридцати лет своей жизни, и из которой его выгнали, как прокаженного. «Но вот крепость скрылась за поросшими травой горами, и дорога нырнула в долину».
В сопровождении начальницы охраны, нагруженный сумкой с личными вещами, - по преимуществу, - книгами, я вышел во внутренний двор, направляясь к проходной. По его пересечении я оглянулся, чтобы бросить взгляд на фасадную стену двухэтажного главного корпуса желтоватого цвета, полускрытую за большими деревьями – яблонями и елями, протянувшуюся вправо и влево метров на двести. Я так привык начинать свой рабочий день в этого вида в течение 48 лет, что мне было трудно представить, что я его вижу в последний раз.
По дороге в столицу Дрого останавливается в маленькой гостинице, чтобы переночевать. Один в отведенной ему комнате, он садится в глубокое кресла у окна, чтобы полюбоваться закатом. По мере того, как в комнате темнеет, перед Дрого проходит вся его жизнь, проведенная в Крепости. Всю жизнь он мечтал о сражении, в котором ему не привелось поучаствовать, и здесь его посещает мысль, что ему предстоит последнее сражение, из которого он должен выйти с честью – встреча со смертью.
«Успеет ли Дрого увидеть ее или отойдет раньше? Дверь комнаты, поскрипывая, приоткрывается. Может от ветра, от обыкновенного сквозняка, гуляющего по дому в такие неспокойные весенние ночи. А, может, это беззвучным шагом вошла она, и теперь приближается к креслу Дрого. Собрав последние силы, Джованни слегка выпрямляется в кресле, поправляет рукой воротничок мундира, еще раз бросает взгляд за окно, совсем короткий взгляд на последний свой кусочек звездного неба, и в темноте, хотя его никто не видит, улыбается».
Так Дрого с честью встретил смерть, - встретил, как избавительницу.
Май – июнь 2020 г.