***

-Дядя, ты лох!
Малец смотрит на меня чёрным глазками свиньи, его пухлые щёки растекаются от ухмылки.
-Это правда! Мне мама так сказала!
Я сижу в полутьме и пью горький чай, устало вперив глаза в печальное пространство перед собой. Очень сонно и лениво, хочется лечь и замереть. Вокруг летают две мухи, их полёт тяжёл и не спешен, словно воздух здесь гуще обычного. Дышать вязко.
Пацан выглядывает из-за косяка двери в спальню. Ему 9 лет, и он уже вполне хорошо усваивает правила жизни здешнего места.
-Ты похож на собаку, уши у тебя длинные.
-Ну ка пошёл отсюда! - Кричит его мать, Лера, высокая женщина с животиком, жена моего друга. Схватив сына за руку, она тянет его в комнату. Действия её агрессивны, в глазах блестит злость.
-Я тебе сколько раз говорила, а? Ты почему себя так ведёшь?!
Я не вижу что происходит за стенкой, но слышу звонкие удары. Мальчик иногда вскрикивает.
Отпиваю глоток горечи. В голове мыслей никаких нет, но вместо простой пустоты, чувствую что-то гнетущее, тяжёлое, словно вместо мозга - огромный булыжник, давящий, пригибающий к полу.
-Ты не слушай его, - Лера смеётся, заходя на кухню, заправляя живот в трико. - Я такого не говорила. Просто ты ходишь к нам, а своей жизни нет. Чудной короче ты.
Она берёт пачку сигарет, резко достаёт одну, закуривает. Я продолжаю пить горечь и думаю что ответить на её высказывание. Нужно ли отвечать?
Тягучая тоска, обрамляя контуры помещения, проникает внутрь, поглощая тепло.
Слышу как где-то сверху бранятся соседи, у них плачет ребёнок. Жизнь происходит.
-Так, ну что вы тут делаете? Готов, паря?
На кухню заходит Ваня, в белых джинсах и розовой рубашке. Он сильно надушился одеколоном, и теперь, смочив волосы гелем, зачёсывает их на затылок. На шее сверкает золотая цепь.
-Я тебе, братан, кричу, сегодня будет всё в ажуре. Покуралесим на славу.
Лера смотрит на него исподлобья.
-Машину в ремонт не забудь отдать.
-Да отдам, ё***а! Ты сына своего приструни, ходит, ****юк, сигареты тырит.

                ***

Ночь ёжится от кислого света фонарей, грязно-бледные улицы тонут в её объятьях. Мы мчим по спальным районам где-то на задворках города, Ваня за рулём, он совершенно пьян. Сзади нас две девушки из ночного клуба, Соня и Вероника, они смеются с какой-то шутки, отпущенной моим другом. Я улыбаюсь, дабы не казаться отрешённым и не добавлять этим людям боли. Они и так несчастны.
Все мы пытаемся найти то, что заглушит наши души, ноющие от скуки.
Ваня прибавляет громкость на магнитоле и что-то высокопарно орёт, поглядывая назад. Девушки вновь заливаются пьяным смехом, перекрикивая музыку. Я смотрю на них, потом в окно, потом заглядываю внутрь себя и пытаюсь выудить ответы со дна сердечного колодца, иногда захлёбываясь в темных водах сомнений, переживаний и страхах. Я сам для себя чёрный человек, тень, ищущая света. Но для чего? Что бы исчезнуть?      
Мы сворачиваем с дороги в тёмный дворик, обрамлённый невысокими берёзками, и подъезжаем к старому четырёхэтажному дому, в котором горят три жёлтых глаза - оазисы бессонных надежд и разочарований. Мы выходим из машины громко хлопая дверьми, мы разговариваем о пустом и неосязаемом, не позволяя окружающей чахлой тишине проникнуть в нас, ибо каждый подспудно осознаёт, что это та самая тишина, на которой зиждется горькое древо размышлений, корнями проникающее в наше нутро, сосущее из него силы и свет жизни. С думами приходит печаль, ровно как и наоборот.
Я беру под руку одну из девушек, Соню, и аккуратно веду её к подъезду. Её глаза блестят от пьяного веселья, золотистые волосы развиваются от тёплых потоков ветра.   
-Ты такой загадочный паренёк, но милый... - у неё заплетается язык, он шумно выдыхает и смеётся. Я молча улыбаюсь в ответ.
Может быть когда-нибудь, она всколыхнётся от этих воспоминаний - эта беспечная летняя ночь, эти руки едва знакомого парня, её убаюканный алкоголем разум и стремление напитаться яркими всполохами происходящего, безропотно отдаваясь потоку наслаждения. Может быть лицо её погрустнеет, плечи поникнут, а глаза наполнятся слезами о том, что жизнь была совсем не такой, как ей хотелось.
Мы заходим в прохладный подъезд.
-Эх, паря, ночь продолжается! Пойдёмте, девули, познакомимся с нашими друзьями! - Ваня кричит и смеётся нам в лица, он на кураже и мы все так же задорно ухаем в ответ. Эхо наших голосов, проносится по всему дому, но никто из жильцов не выходит нас урезонить. Я знаю что это обычное дело для такого района - не мы, так другие. Всё здесь пропитано горьким смирением и усталостью.   
 
                ***
Вечеринка подходит к краткому апогею: хлёсткая речь, реки пива и рвоты на ковре, фигуры в неуёмном танце у музыкального центра, окутанные пеленой дыма, Соня, раскрасневшаяся и томящаяся в ожидании моих ласк. Но я не спешу. Всё происходящее кажется мне каким-то странным изменчивым сном, где перемежается кошмар и приятное волнение, сном, наполненным аллюзиями на реальную жизнь, в котором ты лишь зритель на задворках сознания. 
В который раз задаюсь вопросами, такими бесполезными, неуместными, во многом риторическими. Соня смотрит на меня, держа за руку.
-Ты чего такой грустный?
Я знаю что правда в это мгновение не нужна, не важна и даже неприемлема. В противоборстве чувств, в страхе за будущее, в апатии настоящего я вижу один лишь вариант - быть поддержкой и частью этого сна, разделять его со всеми и не искать причин, из-за которых не можешь проснуться.    
Улыбнувшись, я целую Сонину руку, смотря в её уставшие от этого веселья глаза.
"Не хочу, что бы эта ночь заканчивалась", - подумалось мне, но ответить я не успел.
-Эй, гхм, слышь, червь! Утихни!
Оборачиваюсь на крики и вижу как Ваня набрасывается на нашего общего знакомого. Рядом, вся перепуганная, с потёкшей тушью на лице, прыгает и трепещет Вероника.
-Обожди! - Я оставляю Соню и резко шагаю в сторону воинствующих тел. Их уже пытаются разнять. Остаётся какие-то пол шага и в это мгновение я понимаю что опоздал.
-Да ёб твою мать...
-Ты чё, осёл! Что ты наделал!?
Поднимается страшный галдёж, на место брани сбегается народ со всех уголков квартиры. Девушки начинают визжать, парни матерятся и безумно крутят глазами.
-Отберите нож!
-Ну ты, чёрт!
-Вызывай скорую...
Я опускаюсь на колени и смотрю в Ванины глаза, они широко распахнуты и спокойно смотрят в потолок. Кровь, вытекающая из шеи, залила его рубашку и белые брюки.
Майка на Косте, убийце, тоже в крови. Его отвели в сторону, предварительно отобрав нож и крепко держат за шею, не давая ему вырваться. Его лицо пунцовое и кривится от гнева, из рта вырываются проклятья.
Я вздыхаю и закрываю глаза.
                ***
-Дядя, ты чмо!
Малец смотрит на меня зарёванными глазами, норовя ударить. Оля удерживает его, кричит, и пинает в зал.
-Что ты хочешь, зачем приплёлся?
Я смотрю в шаткие стволы деревьев за окном, мне кажется что они тоже осуждают моё появление здесь. Я не могу ничего изменить, не могу облегчить утрату.
Мы продолжаем стоят и дышать тяжёлым воздухом.
Жизнь продолжается.