2.
Да, не касается. Но не отпускает именно это.
Утехин... Знакомое что-то. Игорь Михайлович. Ты кто такой?
Читаю протокол. Из протокола видно, что не женат и не был. Значит, семьей не обременен. Хотя в сорок пять мог бы уже и связаться узами. Образован - экономист, но по специальности не работает. Вообще нигде не работает. Дает частные консультации по экономическим вопросам. Это не имея практики. Значит, как минимум, в доме у него должна быть приличная тематическая библиотека. А как максимум?
Связи. Или иной источник вдохновения. Не совсем обычный. Об этом потом подумаю. Сейчас меня занимает взятка. Если человек пытается отбить свою недвижимость, значит, она ему нужна. Если платит за это, условно, три копейки, то шансы получить свое обратно ничтожны. Нестыковочка.
Чует мое сердце, ох, чует что-то нехорошее, связанное с этой зеленой бумажкой.
Открываю ежедневник на заветной странице, смотрю почти завороженно на изображение иностранного президента, трогаю пальцами шершавую поверхность банкноты. Приятная такая шершавость. Множество всяких знаков-намеков на картинке. Какое качество изготовления! Доллар - всего лишь средство платежа, посредник в обмене ценностями, сам по себе не имеющий этой самой ценности, как и любая другая валюта. У него иное назначение. А тут целое произведение искусства! К чему бы? На меня эта сволочь действует гипнотически. Может, в этом кроется смысл? Я не хочу с ним расставаться. Наоборот, надеюсь, что у меня их будет больше. Я начинаю чувствовать себя Человеком, обладая такой солидной денежной единицей. Это вам не рубль какой-то, не гривна затрапезная!..
Вошла секретарь. Я машинально закрыла ежедневник, отодвинула от себя и приняла деловито-озабоченный вид.
- Что с явкой по уголовному, все есть?
- Так рано же, - удивилась Алена. - Никого нет. У нас до обеда еще два развода, все явились. Будем начинать?
У моего секретаря слишком большой язык. Нет, не в смысле, что вредит своей хозяйке излишней болтливостью. Напротив, Алена, скорей, молчунья, чем болтушка. Он у нее большой физически, такой себе полный рот языка. Когда она говорит, виден только язык и не блеснет белизной ни один зуб, как-будто их нет. Язык перекатывается от щеки к щеке, тяжело переворачивается, вываливается на пухлую нижнюю губу с риском выпасть изо рта. Наверное, ей нелегко с ним управляться. Я, когда смотрю на нее говорящую, ощущаю легкий приступ тошноты. Тошноту однако подавляет любопыство, с каким я наблюдаю за процессом говорения, который на выходе образует звук, похожий на буль-буль-буль.
Интересно, заметила она мое замешательство? Сердце опять стучит. Волнуется.
- Заводи. Нет, постой,.. минут через пять заводи.
Она уже подошла к двери, как вдруг остановилась:
- Чуть не забыла. Из прокуратуры звонили. Прокурор по делу Прокопенко заболел, просили отложить.
У меня отлегло от сердца - не заметила.
- Просили - отложим.
Когда секретарь ушла, я позвонила Ирине. Это она должна была поддерживать обвинение Прокопенко. Мы знакомы с ней не так давно и сошлись ближе, благодаря тому, что она принимает участие почти по всем уголовным делам не только у меня. Как она успевает только! Умница, грамотная и ответственная. Как я.
Ира долго не отвечала. Наконец, я услышала ее простуженный голос:
- Не могу выйти в аптеку...
- Подожди, запишу. Какие лекарства? Ага. Понятно. Сейчас привезу. Укол? Ой!Я это не умею. А больше некому?
- Я покажу, как. Ничего сложного.
Съездила, отвезла фруктов, первый раз в жизни сделала живому человеку укол настоящим лекарством. Было страшно, если честно, рука до сих пор дрожит. Хоть процедура и была облегчена, благодаря необъятной площади взаимодействия. Ира - пышная дама, на полголовы выше меня и раза в полтора шире. У нее как раз та полнота, которая не портит, а даже наоборот, мне трудно представить ее горделивой худышкой. Полноту же свою Ира несет с достоинством: неторопливо и даже нарочито замедленно, с гордо поднятой головой, с негромкой вдумчивой речью и томной поволокой в слегка подведенных глазах. Все движения ее плавные и уверенные, как будто крейсер Аврора разворачивается в тесной бухточке.
На Ириной обширной ягодице с целлюлитными ямками меня ничего не стесняло, и это придавало уверенности. Я нарисовала пальцем крест, разделив ее на четыре части, как делала наша медсестричка в больнице, выбрала верхний внешний сектор и... Хотела зажать иглу между пальцами, ловко вогнать ее шлепком, как наша медсестра, но не решилась - вдруг промажу, просто воткнула по самую головку и, стараясь не спешить, выдавила из шприца прозрачную жидкость. Фух! На лбу у меня выступила испарина, а Ирина выдающаяся ягодица даже не дрогнула.
У них нормальная семья - муж и двое детей, в отличие от меня, разведенки, одиночки. Муж, правда, странноватый - замкнутый и нелюдимый, бука. Ира говорит, что это только кажется, просто он долго не может найти подходящую работу. Они приехали в наш город недавно. Она - по назначению в прокуратуру, а он оказался не у дел как приложение к солидной как по форме, так и по содержанию жене. Ему бы ею гордиться, а он комплексует.
Вечером после работы я решила прогуляться до спорного гаража, посмотреть вживую, за что мне заплатили. Интересно же. Тем более, что он находится буквально на соседней улице, "если повар нам не врет". В материалах дела план расположения имеется с подробным указанием улиц и проулков. Им и воспользуемся.
Дома был сын Филипп.
-Мам, тут небольшая проблемка нарисовалась. Обсудить бы.
-У меня был трудный день, Филиппок. И он еще не кончился. Давай потом.
Я открыла холодильник - перекусить бы чего-нибудь, не ела со вчерашнего дня, некогда было. В холодильнике суп-шорпо, не помню когда сваренный, пара сосисок, сыр, молоко.
-Ты не голоден?
-Я картошки нажарил. Тебе там оставил, на плите.
-Ой, молодец! Спасибо.
Я взяла вилку и принялась есть прямо из сковороды.
-Мам, сядь за стол, поешь нормально.
-Некогда. Очень вкусно. Очень. Пошли со мной. Надо в одно место сходить. По дороге расскажешь про свою проблемку.
Мы прошли два квартала вверх по нашей улице, потом свернули направо. Солнце сидело на крышах домов и стреляло нам в глаза, из-за чего все, что впереди, просматривалось нечетко. Приходилось все время держать руку козырьком над глазами.
Филипп рассказывал мне свою озабоченность.
-Помнишь, я говорил, что у Сани скоро свадьба?
-У друга твоего? Помню.
-Он хочет отменить ее. Он говорит, что Наташка ему изменяет.
-А она изменяет?
-Не знаю. Мам, поговори с ним, а?
-Я?! Хм... И что я ему скажу? Да и не станет он меня слушать. Кто я ему?
-Он тебе поверит.
-У него есть родители? Это нужно с ними обсуждать, а не со мной.
-Мам, ну пожалуйста. Ну ты же разбираешь всякие такие задачки у себя на работе. Ему нужен твой совет. Он не знает, что делать.
- Если не знаешь, что делать, надо просто ничего не делать.
Мы уже подходили к дому, где, по плану, живет хозяин гаража Утехин - четырехэтажному зданию сталинской постройки с большими окнами. В таких домах квартиры просторные, с высокими потолками и, как правило, с консьержкой в подъезде. Поодаль от дома виден искомый гараж из красного кирпича. Он стоит обособленно от других мелких построек и выделяется размерами и качеством строительных материалов: и кирпич гладкий и ровненький, и крыша не толем покрыта и даже не шифером, а черепицей, и ворота не из жести, а я не удивлюсь, если из чугуна и стали. Такому гаражу грех стоять пустым. Джип Чероки - самое меньшее, чему в нем самое место.
Мы прошли мимо прогулочным шагом и остановились на противоположной стороне у поворота на главную улицу с трамвайными путями. По ним прогромыхал старенький трамвайчик, четвертый номер.
-Ну, не знаю, сын. Поговорить, конечно, можно. Пускай приходит. В обеденное время, чтоб я не занята была. С двеннадцати до часу. Годится?
-Годится! Я ему передам.
В это время к гаражу подошел человек. Низкорослый, коренастый качок в джинсах и светлой футболке, обтягивающей протеиновые бицепсы. Постоял, глядя на опечатанные ворота, заглянул за один угол, за другой. Попробовал на крепость молодую березку рядом и пошел по направлению не к сталинскому дому, а от него. Пройдя метров сто, сел в серебристый Ниссан на пассажирское сиденье, видимо, поджидавший его, и укатил.
Оказывается, довольно таки особенный гаражик привлекает не только мое внимание.
-Айда домой, Филиппок.
Сын смотрел в сторону и не реагировал. Я позвала еще раз. Опять ноль.
По тротуару, не обращая внимания на его убогое состояние с вывороченными ломтями асфальта, порхала девчонка в голубом платье. Рыжие кудряшки на голове горели бойким пламенем в лучах заходящего солнца. Как будто второе солнышко. Одно на небе, а другое - вот оно, на противоположной стороне улицы. Филипп смотрел на нее до тех пор, пока она не свернула в проулок и не погасла.
-Что, знакомая? - спросила я.
Мой сын трагически вздохнул:
-Угу.
-Не твоя?
Вопрос прозвучал, видимо, слишком сочувствующе, потому что ответом было болезненное молчание. Какое-то время мы шли, прислушиваясь к собственным шагам.
-Мам, вот скажи, почему девчонок тянет к старикам, а? Что им не так, а?
-А сколько ему лет?
-Кому?
-Старику.
-Да не знаю я. Лет сорок на вид.
Я улыбнулась: сорок лет, какая малость!
-Виной всему - его заслуги. Не увлеклась же она бомжем, верно? Значит, этот старик чего-то достиг в жизни.
-Да он всего лишь наш препод по истории!
-Вот! А ты всего лишь студент и всего лишь первого курса.
Филипп долго молчал, потом спросил:
-Женщины все меркантильные?
-Не все. Глупые выбирают стариков из потребительских соображений. Умные оценивают: если мужчина что-то имеет, значит, сильный, значит, может. Такому почётно стать опорой и тылом. Вот так вот, мой взрослый сын. Жизнь - она разноцветная, не клюнуть на обманку - вот твоя главная задача.
Кстати, о преподах. Развлеку тебя немножко. В десятом классе у нас был новый учитель физики. На первый взгляд не примечательный: белобрысые кудри, бровки домиком, нос, губки - средний стандарт. Но на второй, и, особенно, на третий взгляд - Аполлон златовласый, аккуратно подстриженный, тщательно выбритый, с умилительным взглядом удивлённых глаз. Смешно морщил нос, когда хотел сказать: "Какая же ты красивая!" А как он держался, как носил свой чёрный костюм! И заметь, всего двадцать два годочка, а за спиной уже высшее образование и солидная должность. Короче, ты понял, я потеряла голову. И он тоже. Объяснял новую тему только для меня, выслушивал ответы учеников, обнимая взглядом меня. Каждый урок начинался с того, что он вызывал меня к доске с домашним заданием. Я отвечала каждый раз, что не готова. Он говорил с улыбкой: садись, два. И ставил мне очередную двойку в журнал. Это был наш способ общения, который не выходил за рамки отношений учитель-ученик и за который нас никто не смог бы осудить.
-А почему ты не готовила домашку? - спросил Филипп.
-Я готовилась к уроку. Отвечать боялась. Мне было легче получить двойку, чем не ответить на какой-нибудь дополнительный вопрос и опозориться перед ним. Ну, а после третьего раза это и вовсе превратилось в игру. В результате двоек набралось больше десятка. Но я готова была к тому, что мне эта игра выльется в двойку за четверть, и меня не допустят к экзамену. Любовь важнее.
-Ну ты даёшь, мам! И что дальше?
-А дальше, мой любезный сын, была четверка за четверть.
-Как это?
-Вот и я у него спросила, как это? Он ответил, не заморачиваясь: "У тебя там есть одна четверка, первая". Как он объяснялся на педсоветах ихних за парад двоек напротив моей фамилии и четверку в четверти, я уж не знаю, не спрашивала.
-А дальше?
-Ну что дальше? - Я слегка потерялась. - Дальше ничего особенного. Все закончилось с окончанием учебного года. Хочу голубцов. Давай сегодня на ужин сделаем...
...Сначала весь класс с интересом наблюдал за тем, что между нами происходит. Но человек ко всему привыкает, привыкли и они. Этому способствовало еще и то, что я старалась сохранять дистанцию, не подпускать Михал Сергеича слишком близко. Нет, пуританизм тут не при чем. Во мне кипели страсти, я бы с радостью ослабила вожжи и пустилась во все тяжкие. Меньше всего меня трогало, что обо мне подумают в классе, в школе, в мире. Что мне до них, когда меня возносит над ними его любовь!
Уроки закончились, я выхожу из школы.
-Ка-тя!
Негромкий оклик с расстановкой по слогам и с игривой нежностью в голосе. Я к нему уже успела привыкнуть - Михал Сергеич почти каждый день догоняет меня, как-будто случайно нам по пути. Мы сбавляем шаг и идем как можно медленнее до перекрестка, где каждый пойдет своей дорогой. Это один из вариантов побыть наедине.
Другой - удивительный. Всякий раз, когда я выходила из дома, я знала, что мы обязательно встретимся. Случайно. И постоим рядом целых несколько минут, и поболтаем... о погоде. Эта загадка - как ему это удавалось? - так для меня и осталась неразгаданной.
Я не знала, заметил он уже мой физический недостаток или ещё нет. По всему видно, что нет - любовь слепа. Но при более близких отношениях это неминуемо произойдет. Какой будет реакция - догадаться не трудно. Поэтому все попытки вроде "У меня билеты в кино пропадают. Придешь?" пресекались сразу и безжалостно. Уж лучше синица в руках. Надо признаться, что он и не настаивал особо - связи учителей с учениками, мягко говоря, не поощрялись.
Тем временем, приближался Новый Год, любимый праздник. Объявили, что будет бал-маскарад. В спортзале установили высоченную елку, украсили зал флажками и дождиком. Запах хвои разносился по всей школе. Я сшила себе костюм Красной Шапочки, это было самое легкое, исходя из имевшихся у меня материалов. Приз за второе место в конкурсе маскарадных костюмов буквально свалился на меня со всей неожиданностью в виде плюшевого мишки и томика стихов Пушкина.
Гремела музыка, горели огни, в воздухе плавала дымка от хлопушек, где-то тут - я видела - мелькал наш физик, мы с девчонками обсуждали мой приз. Жизнь почти удалась. И тут я слышу:
-Красная Шапочка, можно тебя на танец пригласить?
Cердце зашлось. От счастья. Пускай видят: он хочет танцевать со мной. Со мной! И пускай видят, как я ему отказываю. Но дальше пошло нештатно, он не принял отказ.
-Пожалуйста. Прошу тебя. Пойдем.
Взял меня за руку и потянул за собой.
Девчонки зашикали, поскольку я упёрлась:
-Иди, Кать, иди. Приглашают же.
Кто-то даже подтолкнул в спину: иди, не выпендривайся.
Господи, ну зачем ты так издеваешься, а? Для чего ты привел его ко мне? Что мне теперь делать?
Попробовала освободиться, но он крепко держал мою руку и не думал отступать. А пойти с ним - значит опозориться не только перед ним, но и перед всей школой. Все смотрят и ждут, ждут жадно. Пойти с ним - значит поставить крест на всем, чем я так дорожила. Потому что сейчас все откроется, он остановит танец и удивленно уставится на меня: ты что мне подсунула? Я-то думал, а тут...
Плавали, знаем.
-Я сказала, нет.
Это было произнесено таким стальным голосом, что я сама испугалась. На какое-то время в нашем кружке по интересам повисла настороженная тишина. Думаю, что среди нас были такие, кто все понимал и сочувствовал мне. Но совершенно уверена, что большинство радостно ожидали фееричной развязки. Физик, наконец, отпустил мою руку и молча отступил на шаг. Ленка Фирсова оживилась первая, выдвинулась вперед и объявила:
-Михаил Сергеевич, я танцую!
Он ничего не ответил. Даже не посмотрел на нее. Просто ушел.
Новый год принес мне разочарования и не только. Сначала я увидела легкую отчужденность во взгляде. И вопрос. Его глаза все время спрашивали: "Почему?"
Ближе к весне я, к своему ужасу, заметила, как сосредоточенно он изучает мою фигуру. Старается понять, действительно ли моя правая рука такая, как ему донесли. Действительно ли он, влюбленный идиот, несколько месяцев не видел очевидное?
Ленка Фирсова с этих пор так часто и так счастливо смеялась без причин!
А наша связь... Ну что ж? Она изначально была порочной...
...Разве могу я рассказывать такое моему сыну? Я для него величавая и неприступная, как Джомолунгма. Такой и должна оставаться.