Погоня за нулями на банковских счетах была в самом разгаре. В гонку включились все. Рядом бежали государства, правители и оппозиционеры, ретрограды и борцы за нововведения, богатые и бедные. Бежали даже те, кто бегать не мог. Всех захватило всемирное наваждение, всеобщий «нулеворот». Налицо была эпидемия наживы. Пандемия обогащения. Новые поколения, не успев родиться, уже были включены в неё. Малыши мечтали стать миллиардерами.
Ажиотажный спрос раскалил биржи. Продавалось и перепродавалось всё, что можно продать. Продавалось даже то, что ещё не было произведено. Продавался воздух. Продавались мыльные пузыри. Ажиотаж… Ажиотаж вокруг всего стоял неописуемый.
Наступил момент, когда созидательный труд — источник реального богатства — был забыт напрочь. На людей, которые ещё по инерции пытались заниматься им, смотрели как на нечто никчёмное, ненужное, как на отбросы былых времён. Люди перестали даже задумываться о том, что товар прежде, чем продать, нужно произвести. Производство никого не интересовало. Прошлый век! Придания старины! Ведь производство обогащало слишком медленно, да и то только хозяев. Вот торговля, биржа, тотализатор… Это были самые короткие пути к обогащению. Самые быстрые пути. Так считала основная масса людей, не замечая, что на них обогащаются другие. Люди жили на остатках прежней роскоши, на остатках прежнего благоденствия.
Концентрация энергии вокруг борьбы за деньги достигла критической точки. Биржи сдавил неудовлетворённый спрос. Они не выдержали, и, как положено тому, взорвались. Воздух и мыльные пузыри разлетелись в разные стороны. Вчерашняя иллюзия всеобщего обогащения превратилась в пшик. Пшик, и тишина...
Денежные купюры разных стран и наименований летали по городам. Они множили уличный мусор. Да по сути они и были только бумажным мусором: на них нельзя было купить ничего. Ничего-ничегошеньки! Оказалось, что ничего и нет: все производства и в городе, и на селе были разрушены в погоне за нулями. Денежный мусор, след недавних времен, был не нужен никому
Жизнь замерла. Никто не обращал внимания ни на правителей, ни на государства, ни на их угрозы. Не до них было: надо было выживать самим. А государи ? Пусть выживают и они сами. Не боялись их: у голого не отберёшь.
Но… Природу не обманешь, в человеческие законы не запрёшь. Замерла жизнь только на время: кушать-то хочется, да и прикрыться от холода не мешало бы.
Первыми встрепенулись сельские жители. Они вспомнили навыки предков и потянулись к грядкам. Не для продажи — для себя, чтобы выжить. Не до жиру, как говорится… Тут и надоедливые старики пригодились. Как никак последние носители необходимых жизненно важных навыков.
Горожане стали задумываться, что сделать, чтобы заинтересовать селян на обмен. Нужно было нечто такое, на что можно выменять продукты. Кто придумал, тот жил. Кто не придумал, погибал или пытался отнять.
Оказалось, что и отнять-то у нищего сложно, очень сложно: потерять не боится, а если защищает своё, то насмерть. Страх за жизнь оказался подавлен чувством голода: всё равно, исход один.
Огляделись люди, покумекали. Стали договариваться. Сами, между собой, плюнув на государства. С тех то что взять: только под ногами путаются, по привычке щеки надувают да постановлениями смешат, а могут… тот же пшик.
Появилось движение навстречу. Появился взаимный интерес. Стала оживать жизнь понемногу. Заулыбались люди. Замаячило перед ними светлое будущее: светлое, но не нулевое, не царствие небесное.
Поняли люди, что богатство не счёт в банке, а то, что ты можешь сделать сам, что можешь отдать другим, из того, что нужно людям. А без людей кто ты? Сам себе хозяин? Робинзон Крузо среди подобных.
Со временем наладилась жизнь. Незаметно люди снова стали задумываться о богатстве. Снова на горизонте замаячили нули. Ничего не поделаешь: вирусы, хоть и мутировавшие, возвращаются, были бы условия. Не исключение и вирус необузданной наживы. В этом его природа. Главное, чтобы не убил, ведь иммунитет от него достаточно кратковременный.