Очки, имитирующие сильные стёкла, Холмс пока, до поры, убрал в карман, а на нос нацепил синие – в таком виде и вернулся домой – вернее сказать, в дом Идэма Мак-Мареля.
Рона ожидала нас, как на иголках.
- Ну, что? Всё удачно? – спросила она. – А у меня тут гости были – ужасно тяжело оказалось изображать бестолковую отроковицу, но, кажется, я справилась.
- Гости? Что за гости? – насторожился Вернер.
- Твой друг детства со товарищи. Причём, мне кажется, что они специально улучили момент, чтобы вас не было дома. Пришли культурно, как джентльмены. Без обезьяньих ухваток этого Лассара, что меня уже само по себе к ним расположило. Сначала спросили, где вы, потом изъявили желание подождать, расселись в кухне, выпили предложенного молока – каюсь, был соблазн подсыпать в него слабительный порошок, чтобы не засиживались – настоящей-то уверенности я всё равно не чувствовала, ну, и поддерживали беседу, исподволь выведывая обо мне и докторе Уотсоне всю подноготную. И знаешь, кузен, мне кажется, они и без этого прекрасно осведомлены. Есть у них какой-то верный источник информации – один из них даже назвал меня полным именем, а ведь я не представлялась.
- Сколько же их было на этот раз? – спросил Вернер, на вид равнодушно. Но я видел, что он взволнован.
Всего трое. Но мне показалось, что егеря – только двое, а третий – чужак. Из другой компании .словом.
- А почему? – вдруг подал голос немногословный Холмс.- Почему вам так показалось, мисс?
Рона резко повернулась в его сторону, в её глазах метнулся фиолетовый всполох.
- Прежде всего, - веско проговорила она, – вы мне, как выяснилось, отец, и не будет ничего страшного, если вы станете звать меня по имени, а не «мисс». Простите мою резкость, но это обращение уж слишком отдаёт казёнщиной Брокхилла. Терпеть его не могла. А что касается моих догадок…. Мне проще было понять, чем объяснить, как я поняла. Однако, поробую. Во-первых, выговор. Местные уроженцы произносят не так и «эр», и дифтонг «аэ». Во-вторых, хоть они и приехали верхом все трое, двое, спешившись, мигом забыли о седле – понятно, что для них оно так же привычно, как обувь на ногах. Третий же пожимался так, словно натёр себе седлом определённые места и, скорее всего, так и было. В-третьих, загар у него отличался от других двоих – густой, как кофе и словно припорошён пылью от слущеных чешуек кожи. Так, рыская по лесам, не загоришь – только на открытом солнцу пляже или палубе корабля. Словом, он отличался – вот и всё. И держался особняком – те двое меня расспрашивали, а этот только слушал.
- И о чём расспрашивали? – как бы между делом небрежно осведомился Вернер.
- Да практически обо всём. Кто я, откуда, кем прихожусь Идэму, где мои родители, почему я вместе с доктором Уотсоном, что мы здесь делаем, что я знаю о Магоне, сколько времени мы планируем гостить, куда собираемся потом. Мне показалось, это должно быть похоже на допрос в полиции или во вражеском лагере, если в плен попадёшь. Только мягко, без нажима. Ну, я и старалась не портить им впечатление. То, о чём они могли узнать из других источников, рассказала без утайки. О Магоне – что боюсь его, но что, как и доктор, считаю, что надо было быть милосерднее, и что его ожесточение отчасти спровоцировали сами егеря, - тут она хитро улыбнулась и посмотрела из-под ресниц.
- И они…? – насторожился Вернер.
- Сказали, что Магон не так безобиден. И что мертвец в церкви был убит из пистолета, но, увы, кроме калибра пули у них нет практически никаких улик. Выстрела никто не слышал.
- О том, что они знали про пулю, с самого начала было понятно, они же и хотели оружие осмотреть, когда пришли сюда – помните?
- Значит, обугливание делу не помогло, - заметил Вернер, и в его интонации мне почудилась немного зловещая досада.
- Не помогло. И ещё им известно, что в церкви во время этих событий мог находиться служки – мальчишка доктора Ленца и его слабоумный приятель. Но со слабоумным разговор мало, что может дать, а про маленького горбуна ничего не известно, а сам Ленц пьяный.
- Или притворяется пьяным, – сказал я, подозревая, что маску пьяницы здешний лекарь успешно использовал не единожды – вспомнить хоть тот случай, когда мне подмешали в пиво средство, развязывающее язык в баре. Пьян был или нет, но соображал Ленц тогда гораздо лучше, чем казалось – боюсь, даже лучше , чем я. – А сына прячет где-нибудь под замком от любопытных собеседников. Вот только вечно притворяться у него не выйдет.
- И с чего они так разоткровенничались с тобой? – подозрительно спросил Вернер, искоса поглядывая на родственницу.
- Мне показалось, они нарочно раскрывали карты, стараясь впечатлить меня и на чём-то поймать, если я растеряюсь. С другой стороны, они не сказали ничего, чего мы не знали бы, будь мы причастны к пожару в церкви, а если нет, ничего, что могло бы нам быть интересно.
- А может быть, - вмешался вдруг Холмс, - они раскрывают карты в надежде, что вы предпримете какие-то действия, которые выдадут им местонахождение Магона. Они ведь уверены, что вы его прячете, - и поскольку до этого момента он хранил молчание, все разом посмотрели на него.
А я подумал вдруг, что впервые Холмс сказал о Магоне в третьем лице ,как будто подсознательно дистанцируясь от него. Мне это понравилось.
- Мне кажется, сыну Ленца нужен врач, специалист по психическим заболеваниям, - проговорил Вернер. – Об этом я Майкрофту тоже написал.
- Хорошо, если и самому Ленцу так кажется, - добавил я с недоверчивостью. – Сына он упустил. Но тот мал ещё и, как знать, может быть, всё поправимо. Люди меняются, а дети – тем паче. Вот только, Вернер, – если вы и впрямь вознамерились устроить судьбу и Ленца, и мальчишки, переправив их в Лондон, нужно очень поторопиться с этим, пока никто не устроил их судьбу вместо вас. Если до этого отвратительного и порочного, но ребёнка, доберутся взрослые искушённые дознаватели, да ещё не связанные требованиями закона, им станет в пять минут известно всё, что случилось в церкви, и тогда уж недомолвками и пожиманием плечами мы с вами от них не отделаемся.
Вернер нетерпеливо дёрнул головой:
- Знаю, доктор, знаю, но пока там, в Лондоне, Майкрофт не получит моё письмо, он даже знать не будет, чего я от него хочу в отношении этих людей, а значит, отправить их к нему у меня получится только дня через два, чтобы дать фору Мэртону.
- Почему не завтра? Суточной форы мало вам?
- Потому что сутки только на то, чтобы Майкрофт мог встретить курьера, уяснить задачу, организовать встречу Ленцев и обеспечить всем троим безопасность. А подготовиться? Ему же нужно будет где-то их устроить, организовать присмотр до поры - до времени. Ленцу необходимо зарабатывать на хлеб, в конце концов, и лучше легально. Да, и вы подумали ещё о том, что сами Ленцы могут быть не готовы сорваться с места так внезапно?
- Думаю, если разъяснить коллеге, в чём дело, и что им угрожает, - возразил я, - он к этому живо приготовится. Вы же понимаете, Вернер, пока мальчишка здесь, мы с вами сидим на бочке с порохом. Но на ещё большей бочке сидит сам Ленц.
- А насколько слабоумен слабоумный? – спросила Рона. – Знаете, у нас в Брокхилле одного мальчика считали слабоумным, потому что он плохо и невнятно говорил, но когда я, набравшись терпения, разговорилась с ним, он оказался ничуть не слаб умом.
- Этот тоже говорит плохо и невнятно, скорее, мычит, чем говорит, - успокоил Вернер. – А писать, на наше счастье, не умеет.
- Если Ленца и его сына необходимо вывести из-под внимания егерей Клуни прямо сейчас, - вдруг предложил Холмс, и мы снова, как болванчики, повернулись к нему все трое, - можно устроить его отъезд кружным путём. Это увеличит время в дороге, но даст фору тому, кто должен их встретить, а здесь они исчезнут уже через несколько часов. Как только успеют собраться, хотя я не представляю себе, сколько времени для этого нужно.
- Это я понимаю, - хмыкнул Вернер. – Трудно оценить время, необходимое на сборы, человеку, у которого из вещей только очки.
Холмс пропустил шпильку мимо ушей.
- Но что следует понимать под «кружным путём»? – спросила Рона.
- Через Инвернесс и Абердин – в Эдинбург, - сказал я, припоминая нужные маршруты. – Но у Холмса всегда лежал на столе «Бедекер», а здесь он есть?
- Нет нужды, - поморщился Вернер. - Местные маршруты я и так знаю. Хорошо, давайте прикинем, - он сходил в свою комнату и принёс замусоленную потёртую на сгибах карту Шотландии, которую разложил на столе, разгладив замятые углы. – Вот здесь мы находимся, до Инвернесса будет дилижанс сегодня вечером, а рано утром можно сесть на пассажирский пароход до Абердина. Оттуда поездом до Единбурга, и времени на пересадку – всего ничего, так что если их сразу не выследят, то там уж точно потеряют. И тогда, когда они будут в Единбурге, Мэртон уже будет в Лондоне. Что ж, это неплохой вариант, вы оба правы, джентльмены. Осталось довести его до сведения Ленца и заручиться его согласием. Если он, действительно, не пьян до беспамятства, а это вполне возможно.
- Сами пойдёте? – спросил я. – Под предлогом возвращения - вернее, невозвращения – лошади.
- Да. Повинюсь деньгами – в путешествии они важнее лошади.
- Нет, - вдруг сказала Рона.
- Что «нет»?
- Если за Ленцем приглядывают, то тебе, братец, там вообще показываться не стоит. Давайте я к нему схожу. Меня, кажется, егеря не принимают всерьёз, и очень хорошо.
- Лишь бы Ленц принял тебя всерьёз, - озабоченно засомневался Вернер.
- Я найду аргументы, - заверила Рона, снова со слегка пугающей меня блудливой улыбкой. – А если он пьян, что вы скажете, доктора, есть способ привести его в порядок быстро?
- Нашатырный спирт, - сказал я. – Но тебе одной с этим не справиться. Пойдём-ка вместе. В конце концов, Ленц – мой коллега, а коллегиальность – это святое. Предположим, ты рассказала мне о разговоре с егерями, и я сам заинтересовался, где его сын.
- Доктор, это риск, - нахмурился Вернер.
- В чём риск? Я – любопытный обыватель, сующий везде нос – у меня такая репутация уже сложилась. Ну, суну и сюда – что это изменит?