(Отрывок)
Утопия всегда была евклидовой, она была европейской, она была маскулинной. Я пытаюсь здесь предположить в своей неубедительной, уклончивой, сомнительной манере, насколько смогу, что наша конечная потеря веры в блистающий замок из песка может помочь настроить глаза на более рассеянный свет и увидеть в нем другой тип утопии. Поскольку эта утопия не будет евклидовой, европейской или маскулинной, мои термины и образы неизбежно будут экспериментальными и могут показаться странными.
…
Не-европейский, не-евклидов, не-маскулинный: все это отрицательные определения, что, вообще говоря, нормально, но может утомить; в особенности меня не удовлетворяет последнее определение, т.к.оно может означать, что мою утопию могут представить только женщины — что вполне возможно — или она будет населена только женщинами – что недопустимо. Возможно мне нужен термин "инь". Все утопии до сих пор были "ян". В той или иной степени, все утопии, начиная от Платона, представляли собой большой мотоциклетный пробег. Яркий, сухой, чистый, сильный, твердый, активный, агрессивный, линейный, прогрессивный, творческий, расширяющийся, продвигающийся, и горячий. Наша цивилизация сегодня настолько «ян», что любое воображение по устранению ее несправедливостей или ее остановке должно означать поворот. … Для достижения равновесия, мы должны возвратиться, повернуться, зайти внутрь, в инь. Что собой будет представлять утопия инь? Она будет темной, влажной, туманной, слабой, уступающей, пассивной, участливой, круговой, цикличной, мирной, питающей, отступающей, сжимающейся, и холодной.
…
Это звучит совсем неубедительно, и мне самой трудно представить, какой технологический прорыв приведет нас к обществу, занятому прежде всего самосохранением; обществу со скромным уровнем жизни, сохраняющим ресурсы, с низким уровнем рождаемости и политической жизнью, основанной на согласии; обществе, успешно приспособленном к окружающей среде и научившимся жить не разрушая себя и рядом живущих соседей. Но такое общество я в состоянии вообразить.
1982