Весной от Селезнева ушла жена. Почему так случилось, никто не знал, но с тех пор Селезнев стал бледен, печален, немногословен, почти безжизнен. Где бы он ни появлялся, когда его спрашивали, почему он такой угрюмый, он тяжело вздыхал, выдавал полную скорби гримасу и говорил еле слышно: «Жена от меня ушла». Его жалели, всячески подбадривали. Друзья, пользуясь случаем, норовили его напоить, считая крепкое спиртное лучшим лекарством в таких ситуациях. Коллеги пытались свести его то с одной то с другой незамужней женщиной из своих знакомых. Он вяло соглашался, знакомился, но кандидатки на утешение всякий раз сбегали от него, так как на свидании он только и делал, что рассказывал о своей жене, как она была ему дорога, и утверждал, что замену ей ему вряд ли удастся найти.
Видя тщетность усилий, от него понемногу стали отдаляться и коллеги, и друзья, и скоро он остался совсем один. Продолжал чахнуть, становился всё более вялым и рассеянным. Теперь, когда он неправильно рассчитывался на кассе или случайно задевал из-за сформировавшейся неуклюжести какого-нибудь гражданина или гражданку и слышал в свой адрес упрек, он страшно конфузился и тихо извинялся. При этом произносил всегда одно и то же: «Простите, я не специально. Просто жена от меня ушла…»
Спустя три года врачи нашли у него рак. Он тихо умирал сначала в больнице, а потом его отправили домой, как безнадежного, при этом не став скрывать от него горькую правду. Он ничуть не опечалился, услышав приговор врача. Даже улыбнулся и проговорил тихо: «Ничего удивительного, доктор. Когда от меня ушла жена, я уже знал, что этим всё и закончится».
К нему раз в день приходила социальный работник, кормила его, убирала за ним. А один раз, когда ему уже совсем было плохо и он половину времени находился в бреду, к нему пришла его жена. Он сперва не узнал ее. Но когда она заговорила, сознание его прояснилось, по голосу он ее определил.
- Ты? – выдохнул он.
- Я, - ответила она.
- Что ж, я очень рад. Жаль, что я уже почти ничего не вижу… Как ты? Всё у тебя хорошо?
- Да, спасибо. Я только хотела спросить, не оставлял ли ты какого завещания. Ну, на эту квартиру…
- Оставлял. Квартира будет твоя.
- О, дорогой! Я не ожидала… это так… благородно с твоей стороны! Скажи, может, тебе нужна какая-то помощь? Может, продуктов каких-то купить? Лекарства?
- Спасибо, всё есть. Прошу только, дай подержать твою руку.
Она подошла, и он схватил ее двумя трясущимися руками, вцепился в нее, как смертельно раненный коршун, не желающий отпускать свою добычу даже после тяжелого ранения. Хорошо, что он не мог видеть выражение ее лица в этот момент. Оно было ужасным.
-Ты завтра придешь? Мне бы, - тут он на миг задумался, сочиняя, что ему нужно. – Молока. Только не жирного…
- Хорошо. Принесу молока.
Она ушла и больше у него не появилась. И на похороны не пришла. Что ей было там делать, когда все присутствовавшие на церемонии то и дело шушукались, что умер он только от того, что от него жена ушла? Все бы тыкали на нее пальцем и смотрели с упреком.
Спустя полгода, сделав капитальный ремонт, она поселилась в его просторной трешке с видом на реку вместе с сожителем. Но долго в ней жить не смогла. То и дело ей слышались по ночам чьи-то жалобные стоны и причитания. Или в два часа ночи в коридоре слышались шаркающие шаги. Она хотела продать квартиру, но сожителю здесь было комфортно. Он не хотел никуда больше переезжать. И до работы было рукой подать. На этой почве они всё чаще ссорились. Дело доходило и до драки. И однажды после такой ссоры она выбежала из дома, села в машину и помчалась куда глаза глядят. На каком-то повороте не справилась с управлением и разбилась насмерть.
Похоронили ее на том же кладбище и неподалеку от могилы ее законного мужа Селезнева, с которым она так и не развелась. Тут всё и успокоилось.