Мама по путёвке профкома Первоуральского НТЗ на полмесяца уехала в санаторий-профилакторий города Нижние Серьги. Поправить своё здоровье. Мы с папой остались вдвоём на домашнем хозяйстве: работа, сад-огород, школа.
Я всегда завидовал ребятам, у которых есть младшие сёстры, и очень жалею, что у меня сестрёнки нет. Уж как бы я о ней заботился! А как бы она нам помогала в отсутствие мамы! Чистоту и порядок поддержать надо – надо, приготовить, чего-нибудь вкусненького поесть – это обязательно, поиграть, в конце концов, с братом – класс.
А то вот бы ещё так. … Гуляем мы с ней на улице или в городе и я веду её, взяв за руку. Зорко этак посматриваю по сторонам, чтобы мелкий хулиган взглядом ненароком не обидел мою любимую сестрёнку или не ляпнул обидное слово. Ух, я бы тогда!… Я так её люблю! Ну, прямо, как папу с мамой, и даже больше, потому как она самая маленькая в семье, самая красивая и дорогая. Звал бы я её, наверное, лапочкой или лапулькой, красивой красотулькой.
Но, увы. Мама сказала, что доктора запретили ей обрести дочку, так как организм очень слабый после перенесенного в войну туберкулёза, и она наверняка умрёт при родах. Жалко мне всех прямо: маму из-за болезни, сестричку, что не смогла родиться, папу, потому что он в ответе за всех.
Вот он уже замесил тесто и колдует над мясным фаршем. Я пропылесосил ковры, полы, диван и иду к нему на кухню, чтобы помочь вместе лепить уральские пельмени. Раскатали тесто, походящей рюмкой нарезали из него кругляшков и, вооружившись чайными ложечками, дружно приступили к лепке…
- Пока лепим пельмешки, Серёжа, я продолжу рассказ про то, что было после моего первого освобождения.
Папа рассказывает_ _ _
Освобождение или побывка?
Известие об освобождении я получил в августе 1933 года, находясь в лагере г. Свободный Уссурийского края. Тоже, вот, посмотри – какое странное и чудное название для такого места – город Свободный, а по сути, ведь это центр управления обширным, растянувшимся на сотни километров Бамлагерем. …и вдруг Свободный?! …Странное совпадение. Игра жизни, похожая на издёвку.
Одним словом, 20 августа начлагеря зачитал приказ об освобождении, потом я получил документы и деньги на проезд. Собрал самодельный фанерный чемоданчик-ящичек – личные вещи, фото родных. Простился с лагерными друзьями, и полетел на крыльях свободы и счастья.… Через неделю был уже дома в Кемерово.
Долгожданная встреча с мамочкой, Гелей, Рудиком, которую часто видел во сне. Мы стояли, крепко обнявшись, плакали вместе от радости соединения семьи и от горя минулой разлуки, от обретённой свободы, от тяжёлых воспоминаний о папиной гибели.
Я видел, как сильно постарела мама за это время. В переживаниях о муже, тяжёлых заботах о детях, в страхе за меня прошли эти годы, и это положило печать на родное лицо. Сердце моё сжималось от любви и горечи; я целовал и целовал мамочку, вытирал её глаза, полные слёз. Вижу, как она сильно сдала и постарела, а ведь недавно ей исполнилось только 52 года.
Сестричка с братиком, крепко прижавшись, обнимали нас, и радостно смеялись от счастья. Вот мы, наконец, и опять вместе!
Вечером пили чай с сухариками и наперебой рассказывали друг другу о пролетевшем времени.
Ночью же я долго не мог заснуть и часто выходил потихоньку покурить во двор. Вспоминал, как мама прививала мне любовь к театру, как хорошо и покойно было на душе, когда она изредка вечерами читала дома всей семье прозу или стихи избранных ею авторов. Пушкин, Лермонтов, Толстой, Островский, Гончаров, Гоголь, Чехов, Шекспир и все, все, все самые-самые. … Иногда всё произведение, но чаще понравившиеся ей небольшие отрывки из сочинения того или иного автора, стихи поэтов.
- Если вам понравилась какая-то вещь, то всегда можно обратиться к писателю (поэту) и ознакомится с первоисточником самостоятельно, - напоминала она всей семье после очередного чтения.
О, как мой папа (и твой дедушка) смотрел на неё в эти минуты! Он не скрывал восторженности, любви и нежности к своей женщине – нашей маме.
Рано утром следующего дня я отправился в город на поиски работы. Рабочие руки нужны были везде, и через неделю я уже устроился электриком в электроцех Кемеровского Комбинат Строя (ККС). И тут мне опять помог имеющийся театральный опыт, а именно: в структуре ККС имелся центральный клуб треста, и играющая в нём труппа актёров давно нуждалась в пополнении своего штата артистами. Поэтому меня приняли с удовольствием и без вопросов, но при условии моего деятельного участия в сценической самодеятельности, без отрыва, так сказать, от основной работы, то есть моё свободное время и выходные дни необходимо будет отдавать культурному воспитанию и просвещению трудового народа. Вот именно так, примерно, заявил мне начальник отдела кадров этого самого комбината.
Я, впрочем, и не очень-то возражал, а в душе даже порадовался такому счастливому стечению обстоятельств – работа по специальности плюс участие в театральных постановках и выездных агитбригадах.
Проработал электриком в этой организации до 3 апреля 1934 года, пока директор Комбината не приметил мою игру на сцене и не дал распоряжение начкадров подыскать мне работу при клубе. Так я с 4 апреля стал завхозом клуба ККС (официальная ставка), ну, и по совместительству, как ты уже догадался, актёром художественного театра этого треста (моральное удовлетворение).
Центральный клуб Комбината в то время имел почти полный симфонический оркестр с профессиональными исполнителями. Мастера! Я с удовольствием слушал их музыку. Нравилось звучание духовых инструментов. Особенно баритона обладающего густым и мягким тембром. Звуки, яркой насыщенности, певучести, теплоты просто завораживали меня.
Или вот ещё, голос трубы – такой ясный, выразительный, блестящий, при необходимости пронзительный. Труба умеет звучать очень тихо и мягко, но и удивительно мощно, когда озвучивает сцены кульминаций.
Одним словом, я напросился к музыкантам в обучение игре на баритоне и трубе. За год освоил нотную грамоту и мог вполне сносно исполнять несложные ритмические партии.
*Сегодня живёт легенда: Две трубы, одна серебряная, другая бронзовая, были найдены в гробнице египетского фараона Тутанхамона. Были предположения, что они имеют магическую силу, и их звук может вызывать начало войны. На этих инструментах сыграли 1939 году, незадолго до Второй мировой войны, также трубы звучали перед войной в Персидском заливе в 1990 году, и не так давно на бронзовой трубе играли снова, за одну неделю до египетской революции 2011 года.
Жизнь нашей семьи не была лёгкой. Нас четверо, а значит, есть постоянная необходимость в пропитании, приобретении одежды, хозяйственных различных расходах. Геля подрабатывала, беря заказы на дом по стирке и шитью, мама из-за болезни не могла много работать, но если чувствовала себя относительно хорошо, то иногда помогала ей. Рудик закончил восьмой класс и летом подрабатывал, когда на стройке, а то кому-то из частников дров наколоть или заказ на земляные работы выполнить. Официально трудоустроен был только я. Вот так и складывался наш семейный бюджет.
Мама… Последнее время она болела и сильно сдала – сердце, давление, сильные головные боли (мигрень). Слабела просто на глазах. Мы старались освободить её от домашних хлопот, избавить от изнурительного труда, окружили заботой, вниманием и любовью. Но на сердце не заживала рана, оно разрывалось от боли после несправедливой гибели мужа. Да и мой арест, каждодневные переживания за жизнь старшего сына, за судьбы находящихся с ней детей не добавляли здоровья, а, наоборот, оно постепенно вытекало из мамы.
24.08.1934 года сердце нашей мамочки, твоей, Серёжа, бабушки Элизаббет Шталь, остановилось. Даже сейчас, спустя много лет, мне трудно говорить о том состоянии скорби и чувства безвозвратной потери. О том горе, которое охватило и придавило меня, Гелю и Рудика. Чтобы ясно рассказать тебе о смерти близкого, любимого человека, надо снова окунуться в то время, оживить в сердце эту боль. Очень тяжело…
- Не надо, папа, я ведь знаю, что ни ты, ни мама никогда не умрёте. Это невозможно! Да и как это?! Я не понимаю – как ты, мама, я можем умереть. Дедушка с бабушкой.…И, вообще, я знаю, что смерти нет. Мы будем жить всегда!
- Может быть ты и прав, Сержик,… А я, годами живя рядом со смертью, просто забыл об этом… Ты прости меня, сынок.
Похоронив маму, мы по инерции продолжали решать нескончаемые проблемы. А вскоре жизнь заставила крутиться всё быстрее и быстрее, надёжно втягивая нас в свой вихрь, индивидуально наделив судьбой и определив каждому свою долю…
Поработать ещё на свободе выпало до 28 апреля 1935 года. А потом произошло отвратительное событие, о сути которого поведал Борис Семёнович – пожарник театра. Он рассказал мне, что три дня назад его вызвал директор клуба и оставил наедине в кабинете с чекистом. Тот, после пары ничего не значащих вопросов, стал настоятельно склонять Семёныча к необходимости помогать органам (на постоянной основе - подчеркнул) в выявлении внутренних врагов в коллективе художественного театра.
- То есть ты представляешь, Альберт Виталич, што мне опер предложил – быть ихним стукачом!
- Та-ак… Ну, а ты то что? согласился, раз до сих пор живой?
- Што-што. Конешно я согласился. Ведь я ж не дурак, и отчетливо понимаю, что он предложил мне выбрать жизнь или смерть. Да и терять мне нечего – семьёй не обзавёлся, родных никого, живу в каптёрке при клубе, забухать могу, когда хош. Да и дурака включить для меня никогда проблемой не было. Так што, Виталич, не дрейфь – посмотрим ешо кто кого.
- Ты, я вижу, с ними поиграть собрался! Как друга прошу, будь осторожен и пей всё-таки поменьше – сам знаешь, какие кренделя по-пьянке вытворяешь.
- Альберт Виталич, я ж тебе, как товарищу своему, главного не сказал. Опер сразу же дал мне задание. Говорит, што им в управление пришла заявка на тебя от лагерного начальника аш с Дальнего востока, то биш, найти способ вернуть тебя к нему в лагерь. Вот и патронов от мелкашки дал 3 штуки, штобы я это, ну-у, как бы подкинул на твоё рабочее место. Статья, сказал, не расстрельная, а повод для повторного ареста хороший. Так што вот так, Виталич.… Будь готов.
Наверное, сейчас, оглядываясь назад и оценивая повороты в своей судьбе, я вполне понимаю этот бесхитростный поступок моего товарища. И себе жизнь спас, и меня, вроде как по-дружески, предупредил. Но тогда я был просто ошарашен и раздавлен. Опять в лагеря! опять ни за что! Первый срок, хотя бы, был обоснован моим отказом предавать папу. А здесь и сейчас, просто по чьей-то прихоти, я должен вернуться в ад…
Что делать? Как поступить? И что же будет с моими дорогими Гелей и Рудольфом? Как жить дальше? ГОС-ПО-ДИ, скажи?!!
Через неделю меня арестовали прямо на работе. Был обыск и нашли патроны. Тройка по быстрому дала пять лет по ст.59-3/п.а УК РСФСР – хищение боеприпасов. И вот я уже в опостылевшем вагоне-теплушке отправился по этапу в ИТЛ г. Биробиджан.
* * *
- Посмотри-ка, сын, сколько мы пельмешек налепили. Думаю – хватит. Сейчас скоренько сварим и поку-ушаем вкусных и ароматных ушек со сметанкой, хлебушком и перчиком. А ты с чем будешь? – папа поставил кастрюльку на газовую плиту и счастливо улыбнулся мне.
- Я буду с уксусом в бульончик и с горчицей. Мама говорит, что пельмени надо есть без хлеба. А почему ты называешь пельмени ушками? – быстренько выдаю папе. И у самого слюнки текут от предвкушения совместного с папой домашнего сабантуйчика.
- Всё «разбавлять» хлебом научил меня за долгие лагерные годы голод. Я даже мороженое с хлебом кушаю и карамельки – ты видел. Ушками же назвал пельмени так, как их нарекли пермяки. Что в переводе на русский значит - «хлебное ухо».
- А бантиков три штуки, ты зачем слепил?
- О-о, это на счастье – тебе, мамочке и мне!
* * *
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2020/10/25/1642