Темнело и холодало. Он страшно устал и плёлся, подыскивая местечко, где бы мог уснуть. Наконец, под забором последнего дома на краю поселка нашлась охапка сухого сена, на которую он повалился. Но все было не так: поддувал ветерок, кололась трава. Он разгреб сено в разные стороны и, свернувшись клубочком , улегся. Но все равно было холодно. По тельцу пробегала дрожь, уставшие лапки подергивались и уши настороженно вздрагивали. Так хотелось уснуть, но сон не шёл. Обида и непонимание бились в маленьком собачьем сердечке. Какой-то мелкий серый зверек прошмыгнул, сверкнув крошечными бусинками глаз. Потом высунулся из травы ёжик, фыркнул два раза и исчез. Ежей Он знал, встречался с ними в парке, бегал за ними. Но сейчас не было сил. Он только глубже зарылся в сено. В животе урчало. За весь день удалось около мусорки найти кусочек заветренной куриной кожи, обсиженой мухами. С отвращением прожевал-хотелось ужасно жрать.Тревожно вслушиваясь в ночные звуки, начал дремать. И сквозь эту дрёму проползал весь прошедший день.
Утром все повставали рано, даже Коленька ,так его звали, который обычно спал часов до десяти. Хозяйка что-то приготовила и позвала на завтрак. Слово «завтрак» Он знал. После этого они с хозяйкой шли гулять. Это было само замечательное и желанное событие ,от предчувствия которого Он весело завертел хвостиком.
И вдруг из прихожей раздался рев Коленьки. Он с криком вбежал на кухню, размахивая кроссовками и швырнул их в Меня. Все повскакали, заголосили, замахали руками. Хозяйка пыталась под столом огреть меня тряпкой. Я огрызался, но хозяин меня выволок на середину. Все что-то кричали, совали Мне в нос кроссовки. Я понял, я что-то сделал плохое, т. к. слово «нельзя» я знал.
Потом все переключились на Коленьку, уговаривали его, поглаживая по плечам, собирали его вещи, подавали другие кроссовки. Наконец, его выпроводили.
Началась глухая перебранка между хозяйкой и хозяином:...- «невозможно терпеть, уже не раз, ответственность, пропадёт, люди...»
Замолкли. Хозяин одел пиджак, подошёл, присел.Я съёжился, ожидая затрещину. Но он погладил меня, как-то печально сказал: «Прости», и ушел, громко хлопнув дверью. Я обрадовался и подскочил к хозяйке. Но она сидела молча, положив руки на колени, и жестко смотрела на Меня.Потом подняла злосчастные кроссовки и пошла в ванную.
Я начал понимать, что это из-за них, вернее из-за того, что я на них написал. Такое уже было. Чем им это не нравится? Я не понимаю. Когда у них бывают гости, часто кто-нибудь пытается мне дать еду со стола. Я удивляюсь, какие порой отвратительные вещи они едят!А что пьют? Бр-р-р. А этот дым? Что хозяйка, что хозяин дуют. Но это еще можно выдержать.
А когда от Коленькиной одежды стало пахнуть этой отвратительной травой, я просто убегал из его комнаты. А они ничего: то ли не чувствуют, то ли им нравится. Ох люди! Но этого запаха становилось все больше и запахла уже и обувь. Совсем близко от моей мягкой лежаночки. Тогда я первый раз на них написал и спокойно уснул.
Утром все кричали и махали руками. Меня отшлепали и все тыкали в нос кроссовками. По мне, так пахло замечательно, трава почти не чувствовалась.
Хозяйка все отмыла и какое-то время было терпимо.
Потом я вынужден был описать рукав его рубашки, свисавшей со стула на кухне. И вот вчера снова кроссовки.
Хозяйка вынесла обувь на балкон, как-то странно на меня глянула , молча насыпала в миску консервы. Обычно она Меня кормила после прогулки. Странно. Но я все слопал.
В прихожей звякнул поводок. Вот это радость! Но мы не пошли бродить по округе а сели в машину. Значит, поедем в большой парк. Мне там очень нравилось! Столько запахов, столько новостей, столько знакомых!
Больше всех мне нравилась Альма-огромная овчарка, очень веселая и не злая. Мы с ней целовались носиками и играли. И от нее никогда не исходил тот запах, вслед за которым бежишь без памяти.
Еще Меня забавляли две маленькие беленькие пухляшки с человеческими бантиками на лбу. Они всегда бежали, тявкали , кружились около Меня.Но с ними Я встречался редко.
От бесхвостого рыжего Фреда я держался подальше. Однажды он меня чуть не хапанул.
Мне показалось, что ехали долго и действительно приехали не туда. Хозяйка открыла дверку, подтолкнула меня. Вокруг была трава, какие-то незнакомые запахи. Я оглянулся.
-Ну гуляй, гуляй... Из машины не вышла. Кинула мне желтый мячик. Ах поиграем! Кинулся за ним. Но трава для меня высоковата, мяча не видно, потянул носом-ага вон там! Схватил, радостно понес хозяйке, но машина уже выехала на дорогу и придав газу понеслась , подняв сельскую пыль.
Он закрутил головой в надежде еще отыскать её. Но нет! Начал бегать, зарыв нос в траву. Но ее следов нигде не было. Пахло машиной и он побежал по следу, выбежал на дорогу и со всей мочи бросился вперед. Но обогнала его одна машина, потом навстречу пропыхтела другая и след исчез. Он остановился. С одной стороны было поле со стерней, с другой за пустырем виднелись домики. Он видел такие, когда все ездили, как говорили ,« к маме на дачу».Но здесь пахло иначе.
Растерянно вглядываясь в исчезающую за холмом дорогу посидел немного и пошел через пустырь к домам, совсем не понимая КАК ТАК и ПОЧЕМУ.
В надежде отыскать хоть какой-то знакомый запах судорожно бегал от дома к дому, с улицы на улицу. Поселочек был небольшой и к тому времени, как августовское солнышко разогрело землю, он оказался там, откуда начал. Ничего знакомого! Устал и ужасно хотелось пить. Немного посидел в траве. Но отчаяние толкало и он снова побрел по поселку, уже без суеты, но с не потерянной надеждой. Утром, когда выезжали со дворов и гаражей машины, он пытался забежать в палисадники.Но хозяева его гнали и даже один раз чуть не дали пинка. Поэтому от уже осторожничал. Это не были те люди, которые ему улыбались, говорили что-то ласковое и поглаживали. Эти были другими. Если и улыбались поначалу, то когда он в надежде радовался хвостиком , глухо говорили: «Ну все. Пошел , пошел» и притопывали вслед.
Он шел от дома к дому, тщательно принюхиваясь. Ведь для пса запах-главный источник информации. Вот здесь пахнет кошками, детьми. Там следы серьезного пса, который злобно рычал ему вслед.. Где-то пахло непонятной живностью и он этих ушастый видел в клетках во дворе. А в нескольких подворьях ходили птицы, большие, почти с него. Кококали и царапали землю.
В другое бы время все это его страшно радовало. Но хотелось пить. Улица кончилась, он обошел угловой дом. Пахло собакой, но это не был лишающий ума запах. Вот и она. Большая, напоминающая Альму, направилась к ограде, сунула нос между прутьями. Он осторожно сунул свой. Они нравились друг другу и завиляли приветливо хвостами. Он пробежал вдоль забора, она тоже прошла за ним. Но нигде не было ни лазеечки, чтобы проникнуть в палисадник. А там он чувствовал и видел миску с едой и плошку с водой.
-Пошел отсюда, щенок вонючий,-пузатый мужик бросил в него ком земли. Он отскочил.-Ты, лошадь безмозглая, марш на место.
Она опустив голову пошла за угол дома. Постоял, но тщетно. Пошел дальше.
Повезло. Женщина поливала из шланга плитку у гаража. Вода стекла в ложбинку у дороги. Жадно вылакал все и немного стало легче.
Теперь захотелось есть. Он вспомнил про мусорные контейнеры и побежал туда. Из них пахло чем-то съедобным, но там вверху уже сидел лохматый кот и попасть туда не было никакой возможности. Побегал вокруг и обнаружил за колесом кусок куриной кожи, над которым трудились три зеленых мухи. Зацепил коготком,подтянул к себе и слопал, оставив мух в недоумении.
Так прошел этот злосчастный день и он оказался на пучке соломы под забором незнакомого дома, в незнакомом и неприветливом месте. И тревожно заснул.
Разбудил его окрик:-Сильва, ко мне.
Над ним стояла овчарка, тревожно внюхиваясь. Еще ничего спросонья не поняв, он инстинктивно повалился на спину. Собака послушно отошла.
-Чего ты там, Мишаня, нашел,-прозвучало из-за забора.
-Да щенок какой-то тут у тебя.
Поверх штакетника высунулась бритая голова.
-У нас таких не водится,-захохотал.-Приблудился...
-Понятно,-пришелец натянул поводок и пошел со своей Сильвой к пустырю.
Он поднялся на ноги, встряхнулся, окончательно приходя в себя и с тоской понимая, что вчерашний кошмар на исчез вместе со сном, как бывало, а вернулся в ту холодную, голодную и неприветливую явь.
-Пошел, гаденыш, отсюда,- мужик стукнул ногой по штакетнику. Он отбежал и засеменил дальше. Просто так, уже без цели и надежды.
Небо было ясное, солнышко пригревало. Он полизал росу с травы, сгрыз кусочек упавшего печенья под лавочкой у рябины, посидел у дороги, тоскливо проводив взглядом отъезжавшие машины. На пустыре немного поспал, свернувшись в разогретой солнцем траве.Жизнь начинала приобретать какой-то новый смысл и ритм.
Поход к контейнерам на этот раз ничего не дал. Он с завистью смотрел на кота, гребущегося в целофановых пакетах. Но кот не страдал отзывчивостью. Как, впрочем, и все здесь.
Возвращаясь в поход по улицам, он вдруг услышал какие-то знакомые нотки. И собачье сердечко затарахтело, выскакивая через горло. Это была она, ее голос, ее смех. И он рванулся вперед, к двум женщинам, весело болтавшим, стоя у калитки. Но приближаясь он уже улавливал не тот запах, да и выглядела она иначе. Но голос, он так и звал. ОН подбежал совсем близко.
-О, чей это?
Он завилял хвостом и прижав задок подобрался к ногам этой чудесной женщины, вселившей бурю надежд в его маленькое сердечко.
-Может ушел со двора?-ответила другая за калиткой.
-Вряд ли. Я его уже вчера видела, бродил там у нас.
-Потерялся.
-Какой потерялся! А то не знаешь. Нам городские подбрасываю постоянно. Вон в Ореховке уже целая стая бегает.
-Дать что-ли ему чего? Жрать хочет...
-Не прикармливай. Так и будет здесь торчать.
-Жалко...
-Не отвяжешься потом,- и замахнулась на него пакетом с хлебом.-Пошел, пошел...
Разочарование было катастрофическим. Он шел и плакал. Внутренние собачьи слезы душили, рвали сердце и он задрав голову завыл.Тонко и протяжно. От чего залаяли псы в соседних домах. Но что они могли?
К вечеру, гонимый голодом и жаждой он вновь оказался у той калитки, где жила Альма (так он про себя ее звал). Они снова поздоровались носиками . Со двора пахло совсем свежей едой. Он обежал забор с боковой стороны дома и с остервенением начал копать землю под решеткой ограды, скуля от нетерпения. Оторвались два когтя, но это уже было неважно.
Наконец лаз был готов. Тесный, еле-еле, но он протиснулся. Альма сама подвела его к мискам.
Он попил и начал есть. Но куски было под стать Альме, их приходилось долго жевать.
И тут из-за угла вышел тот здоровенный хозяин. Запахло пьяным человеком.
-Ах ты гнида, как ты влез сюда? А ты, дура старая... Я кормлю кого? Тебя или пришлых кобелей?-и он начал шарить в углу в поисках подходящей дрыны.
ОН понял. Голод не сильнее страха смерти. Кинулся в огород, мужик за ним. Как он мечтал сегодня поспать в этих огромных листьях тыквы! Но увы... Сделав пару кругов понял неизбежное и кинулся к своему лазу. Но увы, он был узкий. Пока протискивался, мужик огрел его по заду дрыной. Взвизгнул и кинулся скорей подальше, прихрамывая и поскуливая.
Мужик что-то еще орал, наверное, вычитывая Альме.
Спрятался на пустыре, отлежался. Нога болела и он ее лизал, стараясь снять растущий отек.Кровили сорванные когти. Болело все тело от усталости.Но он еще думал,досталось ли из-за него Альме. Но идти туда он не мог.
Опускались сумерки. Охватила страшная тоска и безысходность. Ему представлялось, что весь этот поселок за пустырем-огромная злая собака: клыкастая и жадная. И ОН поднялся и побрел в сторону дороги. Сел на обочине. Промчалась пара запоздалых машин, пронзив его яркими вспышками. Все стихло. ОН тоскливо посмотрел в ту строну, куда скрылась его хозяйка, потом в другую сторону. Потом, видимо что-то решив, поднялся и устало поплелся, прихрамывая, по краю поля, вдоль посадок. Куда-то туда, за короткий собачий горизонт, в неизвестность. Маленький, рыженький песик-за пятьдесят метров его уже в сгустившихся сумерках не было видно. А ЧТО ТАМ???