(северная легенда по мотивам мифов народа ханты)
1
- Всегда Великая река Обь здесь текла. А как иначе могло быть? Говорят старики, что гагара со дна её кочку достала и оделась с той поры берегами Великая река: правый повыше, а вот левый положе вышел. Ну, не хватило, видно, илу на два крутых берега, а может и силы у гагары кончились. Всему же конец приходит.., - старик Пален поправил узловатой клюкой догорающие головёшки в костре, расчесал седой дым над костром кривыми пальцами, пытаясь отогнать его от лица. Глаза его прослезились, сверкнули блеском костровым и тут же притушились за дымовой занавесью. Имя старику досталось от шамана местного: раз в грозу появился на свет, так Паленом и нарек он его, по хантыйски значит – гроза.
Сидят у огня на тёплых оленьих шкурах дети охотников, оленеводов да рыбаков стойбища. Слушают старика, каждое слово ловят. Отцы их по борам, лесам разбрелись: кто на зверя охоту ведёт, кто в далёкие старицы на обласе уплыл, в надежде рыбы наловить, а кто оленей стережёт от старика мохнатого. Матери тоже своими делами заняты: кто шкуры вычиняет, кто хлеб печёт, а кто одежду подшивает. Все при деле. Кому детей поручишь, чтобы не шибко шалили, чтобы научились чему-то, чтобы дыхание времени дальнего уловили? На этот случай Пален есть до седин доживший, много повидавший на своём веку.
- Много раз пришлось Гагаре нырять в воды Большой реки, - продолжает старик, - ил доставать из глубины. А как достанет, так и летит то в одну, то в другую сторону. А где летит и роняет ил - там суша образовывается. Где больше брызнет – там грива*, где меньше - болота появляются, да мшанником - сукном зелёным выстилаются, а где и вовсе не попало - там озера возникают. Синим сукном богатые реки и озёра в зелёные шелка-берега оделись. Семью сильными-сильными криками возвестила гагара о завершении преображения Земли. И сбежались звери, и прилетели птицы, и люди пришли, чтобы жить на этой Земле. Давно это было. Никто не помнит. Седые старики детям-внукам об этом рассказывают, а внуки, до седин доживши, своим внукам передают. Так давно ведётся.
Теперь в лесах звери водятся, в реках, озёрах рыбы разные плещутся, а по берегам люди стали расселяться; зверя стали промышлять по урманам, да рыбу ловить в водах синих. Тем и живут. Сам Ими-Хили* – сын Торума*, живущий в золотом чуме, в полуденной стороне в светлом бору, научил людей рыбачить да охотничать. Озеро большое чудесное людям подарил. В таком месте это озеро образовалось, что и от Оби и от реки Вах недалеко. Но вот не всем оно даётся, не всем открывается. Многие искали: одни потерялись в болотах бескрайних, в урманах тёмных. Другие измождённые поисками ни с чем вернулись, и потом уже не пытались дорогу к нему отыскать. Молчат, обычно, не сказывают, кто помешал озеро найти. Такие слухи ходили среди людей, что рыбы в озере водится много, что рыба белая, щука жирная, пятнами не распятнана, полосами не располосана; прямо золотом-серебром небо в ней отсвечивает, прямо солнцем блестит, прямо луна отражается. Такая вот рыба там водится. Да-а-а, - старик задумался, - сам ловил, своими глазами видел.
Детишки рты пораскрывали, ловят каждое слово, слетающее с уст старика.
Вот он рассказывает о том, что три тайны озера человеку, пришедшему на берег его, нужно разгадать, только тогда рыба ловиться будет. А кому тайна не откроется, тот пустым и вернётся. Только ноги изобьет, только руки натрудит, только душу разбередит. Это ещё повезёт, если вернётся. А молва меж людей дальше идет. Шаманы сказывают, что в моховинах, недалеко от ручья с травянистыми истоками да тальниковым устьем Глаз Земли есть. Так назвали озерко, скорее на колодец похожее: маленькое премаленькое оно, размером с оленью шкуру, только круглое, что глаз олений; и таким же черным блеском отсвечивает в ненастье. В распогодье же доброе - солнце отражает, а ночью - звёзды и луну. Дух тяжёлый от него идет, прямо голову обносит, а иногда изрыгается из него пузырь, лопающийся с таким треском, будто в ладоши кто лязгнул. И в нём, говорят, не вода вовсе, а жир земли – черный, горючий. И дна, говорят в этом колодце вовсе нет – бездонный Земли Глаз, говорят. Нарта с тремя оленями пропала в нём: только огнём будто плюнул Глаз Земли, только облако черного дыма изрыгнулось и вознеслось в небо синее. Это и есть самая главная тайна – Земли Глаз - Мув Сэм.
Дорогу ко Глазу Земли только шаман знает, а ему его отец открыл тайну, а отцу – его отец. Так и ведётся от отца к сыну. Только вот какой у них был обычай шаманский: отец сыну передаст тайну великую только тогда, когда голова сына сединой подёрнется. Говорят шаманы, что с сединой к человеку вразумление приходит, и что седина, как снег самые горячие, головы охолаживает. Вот тогда старый шаман молодому бубен излаживает из шкуры белого хора, специально для это взращиваемого, и тайну Глаза Земли открывает.
В озере вода белизну и синеву небесную впитавшая, удивляла всегда любого, кто оказывался на берегу его. Словно и не торфяные берега окружают озеро, а пески белые. И впадает в озеро со стороны восходящего солнца ручей весёлый с водою чистой и прозрачной. А в месте впадения ручья с травяными истоками в озеро, в самом устье тальниковом - источник бурлит. Прямо из-под моховины струя бьет. Вода такая чистая, как в святом роднике, что из-под горы Шаманской пробивается. А уж в нём не вода – слеза девичья, вот какой ручей втекает в это озеро, вот какие источники наполняют озеро водою. Это и есть вторая тайна.
- Об этих двух тайнах я от человека из рода Мамонта, живущего в норе, узнал, - тихо продолжает свой сказ старик Пален, - потом расскажу о нём. Вот только отыскать, только разгадать эти тайны осталось. Но когда знаешь, какое лицо ищешь, оно попадёт тебе и узнаешь. А вот ещё об одной тайне было известно только то, что большим трудом добыть ее можно. «Так и сказал старик с горбом на спине, живущий в норе: сам отыщешь, ноги не жалей, а когда луна, да солнце вокруг тебя обернутся, тайна сама и откроется». Вот, что я знал. Тайнами окружённое озеро захотелось мне поглядеть своими глазами. Молод тогда был…
2
- Так вот, в то стародавнее время, - продолжал старик Пален, - я был молодым, на ногу ходким; умом быстрым и горячим обладал. Летящей белки отважной духом отважным был наделён.
И был я совсем не седым, а голова моя была, как смоль черна. Захотелось мне самому Глаз Земли увидеть. Обмолвился я как-то шаману о своём таком желании. Сверкнул он глазами своими-углями, схватил бубен, и давай вокруг меня, сидящего у костра, кружить.
- О, человек!!! – рыкнул он, а потом песню завёл, да приплясывать стал, да притопывать стал неистово.
Не песня будто, а халея хохот слышится мне, не пляска будто, а множества звериных ног топот окружил меня.
– О, человек, живущий на берегах священной реки Вах,
о люди, родившиеся на берегах Великой реки Обь –
матери всех рек земных.
Заклинаю вас
не ходить тропами неизведанными,
не ходить тропами запретными,
не тревожьте Духов Земли,
Духов Воды не тревожьте,
не тревожьте Лесных Духов,
охраняющих великие тайны народа!!!
Никому пока не открылся Глаз Земли,
никто не смеет взор свой направить
в его чёрную бездну…
А кто дерзостью своей обуянный
найдет его,
тот речи лишится, станет безмолвным, как рыба,
и голова его рыбьей станет…
- Холодного ветра дуновение внутрь вошло: испугался я тогда не на шутку, - голос старика присел, сиплостью прошуршал, - пропало у меня всякое желание искать Глаз Земли за горбатоспинными бездверными лесами: не хотелось голос обронить, не хотелось в немую страшнолицую рыбу превратиться. Я к тому времени девушку чудной красоты приметил, свататься уже хотел. Как же я в таком рыбьем обличье перед нею предстану, да ещё и речи лишенный. Кому нужно такое чудище? Так я думал тогда. Решил жениться. Поехал свататься я к той девушке, но, опоздал: другой уже сосватал её и она согласие дала. Так вот получилось…
Дед Пален долго поправлял головёшки в костре палкой крючковатой.
- Подбросьте-ка дров, - обратился он к детям, и те быстро выполнили его просьбу; и заполыхал огонь, отдавая тепло, и набирая свою световую силу в уже наступившей ночи. Озарилось лицо старика доброй улыбкой, что не бросили дрова в огонь небрежно с высоты, не высекли искр множество, что означало бы гнев самой богини-огня Най-ими; а с почтением, будто его рукой подложили дров.
Котёл пока варится, с котла пока убывается, тихо сидят. Задумчивым сделалось лицо рассказчика.
Долго сидел старик молча. Такой промежуток времени прошёл, что чайник закипел. Налил себе чаю. Пален кружку обнял узловатыми ладонями, крючковатыми пальцами, в огонь взгляд погрузил.
- Дедушка, а дальше, что было? – спросили нетерпеливо дети, прихлёбывая из кружек чай, заваренный чагой.
- Дальше? – старик будто очнулся.
- В том месте, где Вах с Обью сливается, белый, как снег, с горбом на спине старик жил. Дед мой знал его: не раз обращался за советом. Говорят, старик этот о многих тайнах был осведомлён. Секреты Священного озера ему тоже ведомы были. Род старик-горбун свой вёл от мамонтов принимающего народа. Не стало людей из их рода теперь совсем. Один он остался. Сам одинёшенек на мысу песчаном жил - в пещере, как зверь мамонт. Говорят, как и все люди его рода, он с этими подземными зверями дружбу водил. Вот я и пришёл к нему. Долго не решался к норе подойти, дрожу весь: в заячью шкуру переоделся, не знаю, как примет.
У самого входа в его подземелье костёр догорает. Дымом ветер вёртко заправляет, по всему песку косматой бородой метёт. Вдруг потянуло бороду в нору. Кашлянул кто-то под землей раз, другой, земля будто дрогнула. Вышел старик согбенный, руки до земли достают. Седые волосы длинные – ниже плеч, однако. Сразу по ветру разлетелись, с дымом смешались. Слезливыми глазами посмотрел на меня седой старик и спросил: «Не внук ли ты Хойем-хо – человека-золы, который, как молва шла, родился уже седым с пепельными волосами. Не под горой ли шаманской живет твой род?»
- Да, недалеко от священной горы мы живем. Да, это мой дед седым родился, так рассказывали старшие, но в тайне держали, от чего так случилось, - говорю я старику, жившему в подземном жилище.
- Его боги так наказали за то, что отец его – твой прадед великую тайну шаманскую разгадал, - сказал старик, - нашёл Земли Глаз. Не удержался он и тронул пальцем жир земли, и превратился в человека с головой щуки и речи лишился. В таком обличье домой возвернулся, а жена его – твоя прабабушка тяжелая была дедом твоим. Испугалась она такого обличья, хоть и узнала его даже таким. Страх её еще не рождённому ребёнку передался. Вот и родила сына седого.
Сбились дети куропатками в кучку, прижались друг к другу. Боязно стало до жути. А страх он такое вот свойство странное имеет: когда люди вместе соберутся, да локоть друг друга ощущают, то он, как бы, на всех поровну разделяется. Оно же как: на двоих уже по полстраха приходится, на троих уже только треть, а что уж говорить, когда вот этих пичужек добрый десяток у костра в комочек единый сжался. Вот и выходит, что на каждого по чуть-чуть страху приходится. Но и этих чуть-чуть хватает, чтобы до дрожи дошло.
Старик, прозванный Паленом, вроде как, передых взял. Дров подбросил, вокруг костра обошёл, клюкой своей огарки к огню подвинул. Мальчик маленький, однако, самый младший, ногой подковырнул затухающую головёшку, в огонь швырнул.
- Ты зачем её ногой пинаешь? – строго спросил старик.
- Кого? – не понял мальчик.
- Най-Ими – богиню огня, - ответил старик наставительно, - она же тебя не пинает, и ты её не пинай. Возьми палочку и поправь угли. Так всегда делай, а ногой – не смей. Стучать палкой по огню тоже нельзя, искры высекая. Больно же ей…
Усваивают детишки дедову науку, соображают. Вспомнилось им, что и родители о том же сказывали. Старик подождал, когда дети усядутся, дальше повёл свой рассказ.
- Так вот, что мне, дошедший до седин, мужчина из рода мамонтов растолковал: кто только сыздаля да мимолётно глянет в Глаз Земли, ну случайно набрёл, ну, - не знаючи; да руки жиром земли не измазал, любознательность чрезмерную не обозначил; тот чары страшные на себе не испытает, и обличье своё на рыбье не изменит, и язык его не усохнет. Засмотреться нельзя, сказал он, а то притянет к себе Глаз Земли, захочется человеку рукой потрогать, на палец жир земли попробовать, тогда беды уже не миновать: враз онемеет, и лицо в щучью пасть обернётся.
Тихо сидят ребятишки, глаз не сводят с клюки дедовой. На её набалдашнике сцепились в единый узел руки, скрюченные временем. А клюка - крепкого дерева крепкий сук, поблескивает местами костровым блеском, зашлифованная руками за время долгое. Пожевал-пожевал беззубыми челюстями старик, причмокнул звонко и дальше присказку повел, как нитку из клубка потянул.
- Такое вот колдовство ждёт каждого, кто не остережётся, кто под чары Глаза Земли попадёт - продолжает старик.
- А можно ли такое колдовство снять с человека? – тихо с опаской спрашивает девчушка. Глаза таращит на старика через пелену дымную, боится глянуть в сумрак, будто там где-то в кромешной тьме Глаз Земли на неё глядит.
- Есть такое средство, которое расколдовать может, есть! О нём-то и поведал мне старик из рода мамонтов. Но не каждый может воспользоваться им. Потом расскажу, не спешите ветер обогнать, расскажу, как проклятье Глаза Земли снять можно. Сам там был, своими глазами видел, своими ушами слышал…
3
Только-только ворона прилетела, лапки свои погреть в кучке гнилушек из люльки ребенка. Еще не появились халеи, не огласили лес ближний своим противным хохотом, смерть призывающим. Время большого наста скоро настанет. Засобирался в дорогу Пален – мужчина молодой – волосы чёрные, отважной белки отважным духом наделённый, девушкой отвергнутый. Затёрлись в памяти слова страшные шаманские. Крепко запомнил заповеди человека с горбом на спине из рода мамонтов. От самой поры, золотым шёлком богатой земли, до самой поры малого наста всё не шла из головы его мечта: увидеть своими глазами великое чудо – Глаз Земли. Не терпится ему разгадать все три тайны Священного Озера, удалившегося от берегов Великой реки Обь и дочери её реки Вах. Смастерил облас**** новый – белым золотом отливающие бока. Легкий получился, по насту тянешь за собой, собольком скользит – нет в нём тяжести никакой.
Лесного мужчины добывающей тропой он шёл. От половины утренней зари до времени полусвета вечернего первый день легко прошагал. И попадались ему слопцы* на зверя из половины дерева сделанные. Давно никто их не настораживал. Удивляется Пален: крепок и силён местный охотник, почему тропу оставил? Решил насторожить путник один слопец: вдруг пригодится. С трудом пребольшим удалось ему это. Уж очень тяжёлое дерево попалось. Ещё раз подивился он силе местного охотника. Находил он стрелы, застрявшие в середине высокого дерева, потемневшие от времени, зверя поражавшие. О, думал он, ростом высок охотник был, охотничавший в этих местах; в лесу тёмном, в лесу бездверном промышлявший. Зверями избеганной звериной тропой, шёл Пален. Ноги лёгкой белкой несутся вперёд. Мышиным хвостом исчезла тропа враз. Куда идти? Сел на пень, задумался Пален. Ладно, пойду, куда глаза смотрят, куда ухо слышит, и пошёл дальше. Долго ли коротко шёл, со знаком топора хорошую дорогу нашёл. Идёт от затеси к затеси. На деревьях, путь охотнику указывающие знаки топора уже потемневшие, высоко над головой затёсанные. Понял, что вот она дорога, путь к озеру ведущая. Идёт весело, песню запел.
А в лесу этом бездверном, в лесу тёмном злые мэнки* водились. Вот они-то и отвадили, видимо охотника, мешая ему охотничать, а может, и вовсе жизни лишили. Вот и услышал местный мэнк песню, вот и вышел навстречу. Росту он большого – в два человеческих будет. Руки крепкие, толщиной с ногу человеческую, ноги крепкие, толщиной с дерево. Голова маленькая, ушки сыроежками торчат, на свету просвечивают. Тонкие, крылышками бабочки на ветру трепещут. «Вот оно слабое место этого мэнка – уши хрупкими сыроежками» - подумал Пален. Не зря же грозой его прозвали: быстро, молниеносно сообразил.
- Куда же ты неизвестный мужчина путь держишь? – спросил зычным неприветливым голосом мэнк.
- На Святое Озеро иду, загадки его хочу разгадать, – с вызовом гордо ответил Пален. Знал, что слабость нельзя мэнкам показывать: враз может задушить крепкими руками и тут же проглотить. Много слышал таких историй молодой со смоляной шевелюрой мужчина из рода, что жил под Шамановой горой, Паленом прозванный. Да, что тут далеко ходить, вот же доказательство – местного охотника извели.
- Ха-ха-ха! – зарокотал Мэнк. – Никто ещё из людей, ну кроме шаманов, не разгадал эти тайны. А кто пробовал, тот домой уже не вернулся. Знаешь ли ты о том?
- Знать-то знаю, но у меня есть секрет, который поможет мне.
У мэнка лоб трещинами коры осиновой пошёл, задумчивость обозначая. Заинтересовали его такие слова. Захотелось ему узнать этот секрет. Почему раньше не знал?
- И где он, твой секрет? – спросил Мэнк.
- Пойдём, покажу, мне не жалко, - хитро подмигнув, ответил Пален.
Подходят к настороженному слопцу.
- Вот там под деревом посмотри и увидишь секрет мой.
Мэнк, хоть и большой, но глупый оказался: полез послушно в слопец. Подбил настораживающий колышек Пален, и тяжелым бревном прижало голову мэнку, а самое главное, что уши его смялись и рассыпались, словно скорлупа яйца трясогузки, и потерял не только силу свою мэнк, но и жизнь его улетела птицей-халеем, оглушая лес страшным хохотаньем.
День идёт Пален лесом бездверным, лесом тёмным, два идёт, три. А за ним обласок – бока белым золотом отливают, легко соболиной шкуркой скользит по насту. Лыжи, подшитые камусом, тихую еле слышную настовую песенку напевают: «ш-ш-ух, ш-у-ух, ш-ш-ух, ш-у-ух». Дальше ушей Палена песня не летит: нет у неё такой силы, чтобы другие услышали.
Кончился лес. Вышел на опушку Пален. Окинул взглядом безбрежное пространство вправо-влево распространяющееся. А прямо, так и вовсе конца-края не видно. Оробел человек, пришедший сюда из-под Шаман-горы, Паленом прозванный. Не встречалось ему еще такие огромные белым шёлком богатые земли, так широко раскинутые, что взором не объять, мыслью не окинуть. А солнце так весело заиграло по шёлку белому, так долго висело над простором неоглядным, что глазам больно стало, даже слезу вышибло. Куда идти дальше не знает. Затеси кончились, подсказок нет. А кто ему укажет путь, кто направит в нужную сторону? «Уйду так в белизну эту, спутаю дороги, так недолго и выше спины леса уйти, а там, как известно всем, дорога только к божеству. Рано мне на ту дорогу ступать…»,- подумал Пален.
День ждёт, два ждёт. Думает. Ошибиться боится. Тишина вокруг такая, что шелест снежинок слышится.
На третий день кедровка объявилась, на кудрявую шевелюру кедровую уселась, и давай трещать, да так, что ушам стало больно после такой тишины.
- Чего трещишь, горластая? – прикрикнул на неё Пален, а в душе что-то шевельнулось, вроде как теплом обдало: хоть одна животинушка рядом появилась, хоть так пусть будет, а то совсем одичал. Поговорить не с кем.
- Пр-р-р-р-ямо! Пр-р-р-р-ямо! – закричала кедровка надрываясь.
«Прямо пойду» - подумал Пален, и шагнул в белизну эту без границ. Время большого наста настало. Идёт Пален легко, скользя по самой поверхности плотного снега; за ним обласок на верёвке привязанный, а на дне обласка припасы скудные, казанок медный, сеть для ловли рыбы, пешня лёд рубить, да лук со стрелами – вот и весь скарб. Топор да нож при себе - к поясу привязаны. День идет, другой уже скоро к закату поклонится. Седьмой день, как из дому. Попадаются сосёнки кривые, болотом измождённые, ветрами исковерканные, уже и кочки местами из-под снегу повыбивались. Берёзки стали чаще встречаться, а вот вдалеке большая берёза стоит, увешанная жертвенными подношениями. Тут и место повыше. « Озеро рядом. Священная берёза в священном месте стоит » - подумалось. Повязал Пален, приготовленный для такого случая жертвенный кусок белой материи на священную берёзу. А вот и берег на расстоянии полёта стрелы показался. Вот оно Священное Озеро!
- Сумэт Лор! – берёзовое озеро, - воскликнул Пален.
4
«Поживу на этом берегу, подожду, когда кочки оттают, когда Земли Глаз обнажится», - подумал Пален. Домик из снега соорудил, чтобы от ветра укрыться пронизывающего. Прорубь пешней прорубил – вода чистая, что слеза девичья. Это и есть Святое озеро, понял Пален. Чаю наварил, оленины сушёной пожевал. Рыбы свежей захотелось. Ещё семь лунок прорубил в толстом льду, любуясь колокольным звоном льда мелкого, пешнёй высекаемого. Целый день пешнёй тюкал, колокольчики слушал – устал. Работы и на следующий день осталось. Затянул сеть под лёд бечевой для этого случая припасённой. Глубина не так большая – чуть больше роста человеческого. День стоит сеть, два, три. Ни одной рыбёшки даже самой маленькой не попалось. Не ловится рыба.
Понял Пален, что это колдовство такое: пока не раскроет он хоть одну тайну озера, не поделится оно с путником рыбой. А за эти дни тепло установилось, ветер с солнечной стороны подул, кочки вокруг обозначились, клюквой прошлогодней усыпанные. Самое время Глаз Земли искать. «Обойду вокруг озера, пока по утрам наст крепкий, может, и увижу Глаз Земли.
Облас у священной берёзы оставил. Вспомнил наказ человека в норе живущего, из рода момонтов: кто намерился озеро покорить, пусть на шею венок из травы возложит, и только на противоположном берегу на возвышающейся берёзе повесит, чтобы все узнали, что ещё один человек к святыне прикоснулся. Насобирал Пален травы сухой, сплёл венок, на шею себе водрузил. Посолонь решил озеро обогнуть. День идет, два, три. Утром обычно раненько в серости предрассветной ступает на наст крепкий, лыжи за собой тянет. Щучкой скользкой вслед ему следуют. По самой границе береговой идет. Больше, чем на длину лыжи от льда не отходит. Боится, что тайна уйдёт от него неразгаданной. В половине утренней зари, как только солнце покажется отмякает наст, слабеет. На лыжи встаёт. А к полудню ближе и лыжи не держат. Полдня потом сиднем сидит на берегу: портки сушит, чай пьёт.
День идёт, два, три. Солнце уже полукруг сделало. «Половину, прошёл, однако, - подумал Пален, и повесил на приглянувшейся берёзе венок, как можно выше. Отдохнул, вяленной олениной подкрепился, чайку пошвыркал, и дальше пошёл. Весело идёт, песни поёт.
На седьмой день к обласу своему пришёл.
Взял палочку суховатую, стал чертить, путь свой семидневный повторяя. Удивился: сердце оленя получилось.
- Самлор! – крикнул, - Сердце-озеро!
Тёплого ветерка дуновение ощутил.
Сеть проверил, а там щука огромная, жирная, белым боком небеса отсвечивает. «Вот и разгадал я первую тайну, - подумал Пален. Как иначе мог истолковать он озёрное подношение – щуку такую большущую.
5
Ещё семь дней прошло. Кочки совсем наружу повылазили, можно теперь и без лыж ходить.
Лыжи, облас оставил Пален, налегке решил ещё раз вокруг озера обойти. Ещё две тайны озера священного не открылись пока. Дни длинные потянулись, тёплые; берега тёмные обозначились, лёд на озере поднялся гладкий и сухой стал – ходи, хоть от утренней до вечерней зари. День минул, а путь такой прошёл, как за три дня раньше. Второй день завершился.
А на третий день вышел пораньше - в начале утренней зари. Некогда бока мять. Невтерпёж стало, хочется скорее разгадать секреты озера священного. Время такое было, что с тальниковыми устьями ручьи ещё не ушли, с травяными устьями ручьи ещё не ушли, лебединая песня уже оживила всё пространство над озером. Белое сукно – богатство своё стала терять земля. На шкуру линялого оленя стала походить. И вот открылось взору Палена в месте одном пространство, зелёным ковром уходящее в глубь берега. Ноги сами повернули, несут его всё дальше и дальше. Идёт он, куда глаза глядят, куда ухо слышит. Вдруг услышал он хлопок такой, будто кто в ладоши лязгнул. Куропаткой встрепенулось сердце, бубном ударило в уши. « Это он – Мув Сэм - Глаз Земли», - догадался.
- Охо-хо! – тяжело вздохнул старик Пален, - Я сразу догадался, что это Глаз Земли. Повернул голову: вот же он в трёх заячьих прыжках, холодным блеском небо отражается в нём; недвижим тёмный глаз, не морщит его ветер. Ноги мои подкосились, с коленями слабыми мужчиной я стал, присел на кочку. Ветерком запах жира земли принесло. Окружило, заморочило облачком голову. Мне бы уйти сразу, но нету сил отвернуться. Вот же он за кочкой Глаз Земли.
Набрался я решимости, встал на твёрдые ноги, шаг, два, три. Семь шагов сделал, взор не отрывая от Земли Глаза. Голову так заломило, что пошатнуло даже, но устоял. Нагнулся, и глянул в бездну. Лица своего не вижу – только небо синее, такое синее, что глаза слепнут. Взял я жир земли на палец, потёр, склизкость пахучую почувствовал. На язык нехорошее слово уже попросилось, но рот мой не произнёс ни звука. Силой неведомой будто подняло меня вверх, до верхушек низких деревьев я взлетел и упал на кочку. Не знаю сколько лежал. Когда очнулся – звёзды на смену солнцу пришли. Вот и вторую тайну священного озера отгадал, но тёплого ветерка дуновения не ощутил - холодом обдало. Слова сказать не могу, руками ощупал голову, пальцы в кровь исцарапал – до губ хотел дотронуться, а там зубы щучьи острые. С горя да испугу закричать бы, да голоса нет.
6
Идёт-бредёт Пален по льду, шуршащему под ногами, вдоль берега с вытаявшими кочками. Увидят его куропатки, разлетаются с криком, испугавшись его страшного вида, а по вечерам квохчут в кустах, да похохатывают. «Надо мной хохочут» - грустно думает Пален. Глянет в воду, как в зеркало. Жутко станет. Взвыл бы, да только беззвучно пасть щучья раззевается.
А утром дальше идёт. Одна тайна осталась – священный источник. Только на источник вся надежда. Горбатый старик из рода мамонтов так сказал: «Увидишь родник священный в устье с густыми тальниками, умойся исцеляющей водой. Но только бурлящую воду зачерпнуть нужно. Не поддайся желанию нырнуть: голова щучья тянуть будет в воду. Удержишься – снимется проклятье Глаза Земли, а нырнешь – всё: в щуку превратишься, и не будет уже пути назад».
Время такое пришло, что с тальниковыми устьями ручьи вскрылись, с травяными устьями ручьи зажурчали. Много их в озеро воду свою чистую несут. В каком из них священный родник, заклятье снимающий? Как узнаешь? Загрустил Пален. День идёт, два, три. Уже дважды озеро обошёл, не показывается тот источник, что расколдовать может. На седьмой круг пошёл. Уже новая луна царапинкой на небе появилась. Местами лёд от берега отстал. Спешит Пален – успеть, пока лёд стоит нужно, потом тяжельче будет ходить, травой берега затянет, тальники залиствятся курчаво, родник укроют.
Вдруг куличок, только что прилетевший со стороны солнца, сел среди тальников на берегу ручья в самом устье. «Иди-и-и-и! Иди-и-и-и!» - запищал так истово, что Пален поверил ему и пошел на этот писк. Клёкот такой, на журчание воды похожий, робкий-робкий до ушей долетел. Присмотрелся, а в самом устье, где ручей под лёд прячется, вода бурлит. Вода чистая-чистая, синевой небесной отливает, весёлым журчанием манит. Побежал сначала Пален, но остановился вдруг испугавшись. Лёд-то истончился около родника, так и провалиться можно, а там только одна дорога – в щуку превратиться. Распластался на льду, пополз осторожно. К роднику к самому придвинулся, руку в родник окунул, кромку льда тронул. Охололо сердушко: с топора лезвия толщиной лёд, а если не выдержит? Зачерпнул воду бурлящую и на лицо брызнул, и так три раза повторил, как велено было седым стариком, что с мамонтами родство вёл. И тут же щекой ощутил холодный и шершавый лёд.
-Я человек, открывший все три тайны святого озера Сами Лот Лор – озера, берущего начало из священного источника! – крикнул зычно Пален. Радостно стало ему, тёплого ветерка дуновение ощутил.
Вернулся Пален к священной берёзе. Оглядел берёзу, повязанную жертвенными лоскутами разной давности, из-далека, повернулся в сторону восходящего солнца, да вдоль берега: берёзки белым рядом сомкнулись, руками-ветвями взявшись. «Сумэтлор – берёзовое озеро» - выдохнул Пален. Решил сеть проверить, а на лёд уже не зайти: промоина широкая образовалась вдоль берега. Вот и облас пригодился. В сети три щуки большие попались. Возрадовался такому улову Пален, но только одну взял, две выпустил. Время весеннее - пусть нерестятся.
Домой вернулся Пален. К человеку слова священные, слова заклинающие знающему - к шаману пришёл. О разгаданных тайнах поведал.
- Нам давно тайны священного озера были известны, - седой шаман легонько коснулся колотушкой бубна, - но берегли их, чтобы люди не прознали. Але - Ики – седой старик ещё эту тайну шаманам открыл, но опасался, что узнав о нём люди, могут погубить озеро. Поэтому и молчали. Но, если ты узнал и разгадал тайны Самотлора, то и другие разгадают. Да мы, шаманы давно его называем Самотлором – озером-сердцем, берущим начало из родников, в самой середине земли расположенным. Придет время и об этом священном озере узнают все люди, живущие на Земле. Потревожат люди Духов Воды, охраняющих тайну озера. Духов Земли потревожат. Черные реки мне снились.
Слышу уже гул: семью сильными-сильными криками ответит земля. Много лет пройдет, прежде, чем примирятся Духи земли нашей с пришельцами. Поймут всё же они, что и для их детей Землю беречь нужно. Люди, пришедшие на священную Землю, своей Землёй назовут её, почитать будут Самотлор, как самую дорогую святыню, будут славить его. С народом, проживающим на берегах Оби и Ваха, будут мирно жить. Так отец мой сказал, в Нижний Мир* уходя, такая надежда и во мне живёт.
- Да, - сказал старик Пален, обводя тёплым взглядом притихших детей и родителей их, закончивших свои дневные дела и подсевших к костру, - берегите Землю нашу священную, живите со всеми людьми в мире и согласии.
Тихо и незаметно разошлись по домам слушатели, а старик ещё долго сидел у догорающего костра…
2019
Глоссарий:
Але-Ике – Большой старик, почитаемый народом ханты, который помогает людям, у него ханты спрашивают совета.
Нум Торум – верховное божество, бог.
Ими Хили – Сын Торума, сын золотого света, Торум поставил его помогать людям.
Облас – деревянная долбленка из цельного дерева.
Мэнки – первые люди, неудачно созданные Нум-Торумом из лиственницы и убежавшие в лес. Тела их неуязвимы; но наблюдательный человек может обнаружить его слабое место. Часто мэнки описываются, как людоеды и оборотни.