Валентина Ивановна просыпается от резкого света в комнате:голый какой-то свет, холодный, скучный. Капает за окном, как будто плачет кто. В комнатах тихо и пустынно. И ей кажется, что теперь прежняя жизнь кончилась.
Ее старенький родной домик в ближайшие дни станет пристанищем другой хозяйки, а она, уступив многочисленным просьбам детей, уедет к ним в северную столицу России доживать то, что отмерено судьбой.
И это невольное согласие о переезде томило ее душу последние дни. И все до боли знакомое и привычное вдруг стало таким унылым, таким обременительным и чужим, что не было ни сна, ни желания напоследок насытиться видом и запахами дома.
Днем пришла новая хозяйка - Мария. Приятная женщина лет сорока пяти, которая сразу понравилась Валентине Ивановне и умными грустными глазами-озерами, и своей загадочной молчаливостью, и неторопливым мягким шагом.
- Видно жизнь уже помотала ее, - невольно определяет старушка, встретив Марию у калитки.
Они идут осматривать домик, который глядит на небольшую рощицу на окраине села. Домик невысокий, длинный, с маленькими окошками, с прилегающим к нему огородом, садом и необъятным простором за ним.
Везде у старушки растут цветы, дорожки красным песком усыпаны, на грядках помидоры краснеют, а кусты смородины, крыжовника, шиповника так и горят на солнце. Среди фруктовых деревьев красуется беседка из потемневшего от времени дерева. Беседка с наличниками в форме звездочек, петушков, хитрых завитушек - резная, тонкая, самой затейливой работы мастеров. Не беседка, а песенка! Стоят, любуются.
- Работали они хорошо, удачливо, - вспоминает происхождение беседки Валентина Ивановна. - У Михаила глаз верный, рука надежная, лучший плотник на селе был,по столярному хорошо умел. Будь как дома, не стесняйся. Да и дом-то почти твой.
Марии нравится и старушка, и домик с глиняным рукомойником на крылечке, и колесо колодца, и все, что здесь есть. Она глядит в колодец - дна не видно. Спускает на колесе ведро. Колесо долго вертится. Долго дрожит веревка, втягивает ведро. От ведра веет холодом. Вода как слеза, студеная, больно пить. Еще даже не привыкнув к мысли о покупке дома, она думает: - "Вот бы все время здесь жить".
Решила, что внутри дома все останется как есть. Мария радовалась, что все здесь напоминает ей детство и родителей, которых она потеряла в раннем возрасте.
Она с трепетом прошла по комнатам. На выбеленных стенах проступает синь. Полы устланы домоткаными половиками. Промеж окон висит зеркало в черной деревянной оправе, рядом сундук с выпуклой крышкой, кровать с пушистыми подушками, в верхнем углу комнаты под потолком образа с лампадкой. И кажется, что многие предметы ей хорошо знакомы. Вот старый будильник - круглый, стеклянный, на четырех медных столбиках. Его звон был приятным, особенным, как в музыкальной шкатулке, и тоже памятным с детства: за толстыми стеклами занимательно цеплялись друг за друга медные колесики. Вид этого будильника вызвал у нее путаные, неясные детские воспоминания и давнюю нежность к матери.
Мария думала об одном, но что-то далекое, забытое, заслоненное всей последующей жизнью прорезалось в душе, отчего у нее мучительно перехватило горло и на глаза невольно выступили слезы.
- Посмотри! - прервала неловкое молчание Валентина Ивановна, переходя в другую комнату. - Вот, красавица моя - прапрабабка. Единственное, что я увезу с собой.
На стене висел портрет, писанный маслом, в овальной золоченой рамке. С него смотрела очень молодая женщина в черном глухом платье, с чудесными волосами цвета красноватого каштана. На тонком бледном лице - большие голубые глаза с живым радостным блеском, а в них - весеннее, новое, после грозы, небо и тихий восторг пробуждающейся женщины.
Валентина Ивановна и Мария стоят и долго рассматривают картину. Мерцающие глаза с холста смотрят на них, будто хотят сказать: "Да, было... и было многое".
Потом они пьют чай в старой садовой беседке. Две женщины, сидящие друг против друга, молча держат на пальцах блюдечки, отдувают парок и схлебывают кипяток. Старушка поглядывает в глубину сада, тяжело вздыхает. И в этом взгляде, и в этом вздохе - осколки прошлого. А в этом молчаливой чаепитии есть что-то объединяющее, точно появилось что-то общее между ними, связанное с этим неуклюжим домиком и местом вокруг него.
"Словно вот и родными оказались", - подумали они одновременно.
- Кукушечки-то раскуковались, перед грозой, пожалуй? - оглядывая небо, старушка показывает вверху старые гнезда птиц. - Я загадываю, сколько лет пожить осталось? Мне вышло три. Верно, сбилась моя молодая кукушечка. Думаю, она еще считать не научилась. А мне пожить-то еще хочется здесь.
Через некоторое время небо, долгие два месяца хранившее сонное молчание, грянуло первой грозой, заливистой и нисколько не грозной. Молния, как будто огневая веревка, спуталась и ушла под тучу. Первые капли упали крупные, как градины. По земле звонко прокатился дождик и сразу же закоромыслилась семицветная радуга.
В еще сыром, но уже теплом воздухе пробежал свежий после дождя ветерок, и деревья шумно отряхивались, сбрасывая с листьев крупные дождевые капли. Где-то в глубине сада барабанил носом дятел, грустила сиротливо горлинка. Ласточка примостилась в верхнем углу беседки, где она успела закрепить кусочки грязи, смешанные с соломинками, фундамент будущего гнезда. И с любопытством наблюдала за ними. Воздух после дождя благоуханный, свежий. Пахнет душистой травой и теплым лугом, парок поднимается от земли.
- А кукушку слышно уже по-другому, голосок ей дождем обмыло, а потому и лет нам больше накукует, - смеется Валентина Ивановна.
"Так бы и слушать с этой милой старушкой в глубине сада эту врунью-птицу, предсказательницу жизни", - улыбаясь, думает Мария. - "Слушать кукушку, в конце огорода вглядываться в зеленые камни в ледяном ручье, берущем начало от далекого родника, смотреть на облепленные головастиками коряги, покорять колючий непроходимый малинник, умиляться соловьями в ветвях липы".
- Поживи здесь немного, присмотрись, может, что не глянется, - уклончиво предлагает старушка отложение нотариальной сделки по продаже дома. А потом, вспомнив, что Мария утомлена дорогой, начинает ее укладывать.
Мария сначала и вправду пыталась заснуть, но не смогла и, притворившись, что спит, лежала и слушала звуки ночи: рулады ночных птиц, шорох копошащихся в сушняке ежей, трескотню сверчков, надрывное мяуканье рассорившихся котов.
В комнате было жарко и тихо. Будильник тикал, не нарушая тишину, а лишь подчеркивая ее. Через раздвинутые занавески виднелось небо с мерцающими звездами, в комнату влетал легкий ветерок.
В проеме двери соседней комнаты Мария смотрела на спящую старушку и незаметно для самой себя улыбалась. Ее душой овладела тихая радость, которая всегда, даже в далеких и долгих поездках, неизменно сочеталась у нее с мыслями о матери.
- "Ни к чему мне бумажная волокита, как вещий сон ясно, - старушка не желает покидать свое гнездышко. Будем жить с ней здесь сколько кукушка, ах, нет - сколько Бог даст", - сквозь сон легко подумала Мария, вспомнив, как дрожали сухонькие морщинистые руки Валентины Ивановны, а в глазах проступал слезный блеск.
Проснулись они с первыми лучами солнца сказать друг другу то, о чем одновременно думали перед сном и уже как две полноправные хозяйки суетились на кухне с завтраком, а потом шли вместе за огороды по стежке к роднику в жарком медовом духе. Горела красными огоньками смородина.
В солнечной полосе под деревьями, где чернели грибами ульи, жужжали пчелы. Валентина Ивановна была счастлива, а Мария умиротворенно улыбалась, ероша ногами траву, источающую тонкий запах воли и жизни, наполненной неожиданными поворотами судьбы.