Быть человеком
Глава 6
Когда спустя полчаса Максим очнулся, то увидел обращенный на себя тревожный взгляд Нади. Он приподнялся, опираясь на руку, и осмотрелся. В привычной, безрадостной картине чего-то не хватало. Максим понял, что недостающей деталью был Жорж. Однако этот факт не удивил и не огорчил его.
– Крысы, говорят, покидают тонущий корабль, – с горькой усмешкой произнес он, – но тонущий, не значит, утонувший!
– Вы должны идти один. – Заметно волнуясь, сказала девушка. – Со мной вам не преодолеть ущелье. Вы вернётесь за мной! Как только встретите людей, вернётесь.
– Не надо. Слышите? Не надо. Лучше – молчите! – Максим опустил глаза, пытаясь успокоиться. – Так. Каковы условия задачи? – Спросил он себя мысленно. – Впереди примерно пятьсот метров до подножия горы, затем – ещё около километра потребуется пройти, чтобы перейти горную гряду в самой нижней её части. Воды нет, пищи нет. Зато, есть девушка. – Он вновь посмотрел на Надю.
Она лежала неподвижно, повернув голову в противоположную сторону от него.
Максим сморщился. – Какой же я болван. – Подумал он. – Ей и так тяжко. – Затем медленно, подбирая слова, заговорил. – Простите. Но то, что вы предлагаете, оскорбительно. Я найду решение. Я должен его найти и с господином Гринбером встретиться.
– Находясь на грани жизни и смерти, легко потерять равновесие. – Тихо сказала Надя. – Он слабее вас и потому простите его.
– «Греха нет, а есть лишь голодные»? Я не вижу существенной разницы между этим утверждением и христианской теорией о всепрощении.
– Я не думала сейчас ни о первом, ни о втором. Мне действительно жаль этого человека. Помните, он говорил, что в детстве был слабым и ведомым. Мне кажется, что он всю последующую жизнь пытался доказать обратное. Вероятно, он не нашёл когда-то поддержки в окружающих его людях, отгородился от них и нашёл опору в вере. Однако, он по-прежнему слаб.
– У слабых, как вы выразились, людей часто хватает сил принимать очень тяжёлые, очень суровые решения. – Максим на мгновение задумался, а затем продолжил, заметно волнуясь. – Простить. Не простить. Это мне не знакомо. Для меня важно понять человека. Сейчас я вижу ещё один экземпляр, выращенный на грядке человеческого общества, обильно унавоженной волшебным средством – «Успех Любой Ценой». Вот этот цвет общественного огорода, карабкаясь к солнцу современных ценностей, однажды пополнит ряды тех, кто правит миром и калечит его по своему образу и подобию. А мы так мало можем.
– Пусть так, – убеждённо заговорила Надя, – но, если каждый из нас будет делать хотя бы эту малость, все вместе мы сделаем очень много.
– Хорошо было бы прежде нам всем договориться, понять, к чему мы идём, чего хотим. Куда могут прийти «лебедь, рак и щука»? – Голос Максима смягчился. – Мораль человеческая – в большей степени ложь во спасение. Её лозунгом во все времена была справедливость. Однако, справедливость в этом мире – такой же мираж, как дом, который мы видели. Он заманчив, потому что обещает спасение, но его нет и не будет. Великие философы понимали это. Буддизм предлагает думающему отречься от тяжкой действительности, забыть о ней, зарыться головой в «песок» собственных благих мыслей о себе самом. Христианство, напротив, советует человеку помнить о том, что он пропащий, но не совсем, потому что будет прощён и спасён. Ещё есть справедливость по Аристотелю, по Канту, по Бентаму, по Миллю, по Жоржу Гринберу, наконец, и т. д. Не счесть! – Тут он внезапно замолчал, словно очнулся, и повернул к Наде своё измождённое лицо. В глазах были тревога, неловкость, мольба. – Простите меня. Простите моё глупое, неуместное выступление. Всё будет хорошо. – Он попытался улыбнуться, неуверенно, неловко, как будто смущаясь, стыдясь этой улыбки. – Вы верите мне?
– Я верю вам! – Проговорила Надя так, словно вложила в эти слова все душевные и физические силы свои, все надежды. – Я верю вам даже больше, чем себе самой. Всё будет хорошо. – Повторила она, и светлая улыбка запорхала по её горящим в лихорадке щекам и глазам.
– Прекрасно, а теперь отдохните, а я соберусь с мыслями. – Максим огляделся, напряжённый взгляд его медленно заскользил по распахнутому настежь, казавшемуся бескрайним пространству, цепляясь за каждый объект в нём, за все впадины и выпуклости. Прошло, быть может, минут пять – семь. Наконец, выражение лица его изменилось. Он был похож на человека, который, нашёл решение сложной задачи.
– Мы последуем примеру Каменного Мудреца! У нас с вами и еда, и вода, можно сказать, под носом! Таак. – Произнес он и сделал попытку подняться с земли, после чего чуть не потерял равновесие. – Слегка штормит сегодня. Ничего. Сейчас мы адаптируемся к экстремальным условиям. – Он постоял несколько минут. Тело казалось ему невероятно тяжёлым, а сердце колотилось так, как будто он пробежал на скорость длинную дистанцию. – Какой куст, на ваш взгляд, самый вкусный?
Надя с тревогой посмотрела на него.
– Да-да! Не думайте, что я сошел с ума. Между прочим, все крупные и очень выразительные животные – вегетарианцы! Питаются травой и листвой. – Максим решительно шагнул в сторону куста, росшего неподалеку. Расстояние, равное примерно ста пятидесяти метрам, показалось ему бесконечным.
– Совсем сдал, старик! Надо подзаправиться. – Прошептал он, подойдя к кустарнику, торопливо сорвал несколько листьев, засунул их себе в рот и с жадностью начал жевать. Листва была грубой, но довольно сносной на вкус, слегка горькой, немного терпкой. Кроме того, она содержала небольшое количество влаги, такой необходимой сейчас. Максим с наслаждением проглотил эту влажную массу, сломал несколько веток и пошел назад, на ходу откусывая листья.
– Посмотрите, что я вам принес! – Выкрикнул он, когда до Нади оставалось ещё примерно метров двадцать. Ему не терпелось поделиться не только листьями акации, но и радостью, переполнявшей сердце. – Излюбленное лакомство слонов, буйволов и прочих жвачных животных!
Опустившись на колени рядом с носилками, он оторвал несколько листьев с ветки и поднёс их к губам девушки. В этот момент у него вдруг возникло ощущение, что нечто подобное уже было в его жизни и, когда Надя подняла на него глаза, полные благодарности, Максим вновь увидел мать. Он вспомнил, как подолгу сидел у её постели, держа её слабую, худенькую ладонь в своих руках, желая хоть как-то облегчить её страдания. Ему нестерпимо захотелось вновь почувствовать это прикосновение. Максим почти машинально, неосознанно коснулся плеча Нади. Девушка вздрогнула. Он отдёрнул свою руку. – Извините. Мне показалось. В общем, это жара, вероятно. – Произнёс он, стараясь не смотреть в её глаза. – Давайте обедать. Только есть этот деликатес надо медленно, тщательно пережёвывая. Недаром любителей подобной пищи называют жвачными животными. Видели, как они жуют, неспешно, вдумчиво. Ну, а, если серьёзно. Пища довольно грубая. Я не знаю, как отнесётся к ней ваш желудок. Начнём с одного.
Максим кивнул головой и произнёс с выражением удовлетворения на лице. – Ну, вот и прекрасно! На этом мы остановимся. – Он прилёг на землю. – Минут тридцать отдохнём и в путь. Как вы себя чувствуете?
– Вам тревожит моя рана? Не переживайте. Я справлюсь. Боль – это голос, тоже Его голос, не только любовь и радость. – Девушка вдруг повернула голову и устремила свой взволнованный, воспалённый взгляд на Максима, как будто хотела убедиться, что он верит ей. – Порой вечером после работы я чувствую себя старушкой, не имея сил жить дальше (я врач и вижу боль каждый день). Однако утром я, как будто рождаюсь заново. Всё как-то склеивается, срастается. Я знаю, что меня ждут и я знаю, что такое боль. Это даёт мне силы жить дальше. – В глазах Нади заискрился тёплый свет. – А ещё, когда в детстве я падала и разбивала коленки, мама говорила мне: "Синяки и царапины – к удаче, а слёзы – к радости". И это так. Так было всегда в моей жизни. Думаю, что и в вашей – тоже.
– А что сейчас говорит ваша мама?
– Что мне пора учить этому своих детей. Я знаю, что когда они у меня будут, я буду говорить им то же, потому что это истина, одна из простых и очень важных истин этого мира. Мы чувствуем радость только потому, что знаем, что такое боль.
– Верно. Законы эволюции вездесущи. – Максим поднял голову к небу, прикрыв глаза рукой. – Солнце будет сегодня испытывать нас на прочность. Посмотрите, Надя, какой необычный для дневного времени у него цвет сегодня!
– Удивительный цвет. – Прошептала девушка. – Такой насыщенный, почти оранжевый. Я никогда не видела такого прежде.
– Что-то не так в слоях атмосферы над нами. От них зависит, как будет рассеиваться солнечный свет.
– Мне хотелось бы больше узнать о солнце. Жалею, что редко думала о нём.
Максим улыбнулся. – Человеку до сих пор не удалось разгадать все загадки света, но то, что известно, не может не вызывать желания, склонить голову перед этим великим природным явлением. К примеру, фотон – частица света, не имеющая ни заряда, ни массы, – самая распространённая частица Вселенной, обладающая максимальной степенью трансформации, то есть, способная преобразовываться в другие частицы. Так было всегда, даже тогда, когда не было ни источников света, ни атомов! – Осунувшееся лицо Максима преобразилось. Воодушевление сияло в глазах его, звучало в голосе. – Возможно, фотон это мостик между Ничем и Всем, материал, из которого впоследствии было построено мироздание. Возможно, что всё в этом мире – и стремящееся к бесконечно большому, и к бесконечно малому; и вырывающееся извне, и уходящее вглубь, всё встречается где-то. Это место встречи всех противоположно направленных векторов, всех полюсов есть абсолютный ноль, так называемое, Ничто, в котором всегда был, есть и будет потенциал Всего. Что превращает потенциал покоя в потенциал действия? Что рождает волны хаоса на безмолвной и неподвижной поверхности абсолютной гармонии, где нет ни пространства, ни времени, ни материи, ни антиматерии? Вот вопрос.
– Тут он, словно запнулся, внезапно замолчав, и посмотрел на часы. – Всё, пора. Урок продолжим позже. Маршрут известен, способ передвижения я продумал. Место у вас будет «люкс» – у меня на спине. Безопасность и комфорт гарантирую.
Девушка растерянно посмотрела на него.
– Возражения не принимаются. – Подытожил Максим. - Сейчас я приземлюсь поближе. А вы, пожалуйста, покрепче обхватите меня за шею.
Он лёг на землю спиной к Наде. Девушка с трудом повернулась на бок, медленно подняла свои слабые худенькие руки и положила на его плечи. Он крепко обхватил её руки в области предплечья и перевернулся на живот. Затем, опираясь на одну руку, поднялся сначала на одно колено, затем на другое.
– Ну, что? Взлетаем. Ни пуха, ни пера. – Максим покачнулся, но устоял, широко расставив ноги. Он сделал один шаг, затем – другой. – Счастливого пути! Докладываю. За бортом – примерно, двадцать три градуса по Цельсию. Ветер – умеренный. Благоприятные условия для полёта, а теперь – отключаю связь. Необходимо беречь топливо. – Он замолчал и медленно, покачиваясь, шаг за шагом стал двигаться вперёд, часто и шумно дыша, периодически останавливаясь, слушая гулкие удары своего сердца, и злясь на себя за слабость, понимая, что её видит Надя. Девушка уговаривала его отдохнуть, а он шептал – Без паники, без паники. Паника мешает пилоту.
Прошло примерно три часа, когда Максим, совершенно обессиливший, остановился у куста акации. – Здесь мы и приземлимся. – Пора немного заправиться и передохнуть.
Он опустился на колени и осторожно положил Надю на землю и, пытаясь улыбнуться, заглянул ей в глаза. Они были влажными от слёз.
– Я столько проблем создала для вас. – Прошептала она и губы её дрогнули.
– Эээ, какую сырость развели. Вот это – проблема. Вода нынче в дефиците.
Максим вытащил из кармана салфетку, вытер глаза и щёки девушки и коснулся указательным пальцем кончика её носа. – Выше нос! Время – обедать! Сейчас, сейчас. – Он отломил несколько ветвей и вновь опустился на колени. – Кушать подано!
Надя ела плохо, и это очень его огорчало. Он уговаривал её так, как когда-то в детстве его уговаривала мама. Девушка покорно жевала, прикрыв глаза. Наконец, когда ею было съедено необходимое с точки зрения Максима количество, он с облегчением вздохнул.
– Умница! А теперь – тихий час. Запасы топлива я пополнил и теперь полечу, как реактивный самолёт! Вот, только отдохну немного.
Максим лёг на землю. – Поспите! Сон даст вам силы. – Тихо проговорил он, каждой клеткой своего тела наслаждаясь состоянием покоя. Какое-то время ему казалось, что земля покачивалась, перед глазами замелькали яркие огни. С чувством, что стремительно и неудержимо проваливается куда-то, он погрузился в сон.
– Пора. – Прошептала Надя. – Она перевернулась на живот и приподнялась на локтях. Затем согнула здоровую ногу в колене и, оттолкнувшись ей, переместила своё тело вперёд. Огонь боли, до сих пор пылавший лишь в голени, теперь, казалось, охватил её всю. Она с трудом подавили стон. К горлу подступила дурнота. Надя опустила голову, но через пару минут вновь поднялась на локти и преодолела ещё полметра. Так, периодически теряя сознание, она делала шаг за шагом, одержимая одной мыслью – освободить от себя Максима, дать ему шанс выжить. Когда примерно два часа, преодолев примерно двести метров, она очнулась от очередного обморока и осмотрелась, перед ней открылась чёрная пустота, залитая бледным звёздным светом. Ни кустика, где можно было бы спрятаться; ни оврага, куда бы можно было упасть и забыться. Вдруг рядом она услышала странный звук, похожий на детский лепет. Она осмотрелась и увидела справа от себя маленького ребёнка. Ему было не больше года. Светлая рубашонка едва прикрывала его тельце, дрожащее мелкой дрожью. Светлые глаза смотрели ясно и доверчиво. Малыш тянул к Наде свои маленькие ладошки и о чём-то лепетал.
– Ты совсем замёрз. Прошептала девушка и накрыла младенца собой, пытаясь согреть, не удивляясь и не спрашивая себя, как мог он оказаться здесь, в безжизненной пустыне. – Что же нам делать? Что? – Повторяла она, гладя дрожащими ладонями головку и ручки ребёнка. И тут страх ледяной волной накрыл её сердце. Всем своим существом она почувствовала чей-то пронзающий взгляд. Надя подняла голову и огляделась. Впереди, метрах в двух от неё сверкнули два жёлтых огня. Они приближались и вскоре силуэт крупной чёрной птицы, похожей на беркута, проступил из мрака. Он смотрел голодным, жадным взглядом, готовясь к прыжку.
– Не дам. – Надя крепче прижалась к ребёнку. Он что-то лепетал и причмокивал, касаясь губами её кожи.
В это мгновение птица шумно взмахнула огромными крыльями и упала на спину девушки, вонзив острые иглы когтей.
– Она убьёт тебя, а потом убьёт и ребёнка. – Прозвучало то ли в небе, то ли в сердце.
Надя высвободила правую руку и подняла её над собой, пытаясь столкнуть убийцу, избавиться от душащей её боли. Птица дёрнула молотообразной головой в порыве рассечь движущуюся плоть, но промахнулась. В этот момент ладонь девушки коснулась её гибкой, покрытой жёсткими перьями шеи. Она обхватила её пальцами, сжала и дёрнула вперёд, вложив в это движение всю себя без остатка, и ещё что-то, до селе ей неведомое, спящее где-то в глубине её природы, хранящее пережитое множеством тысяч её сестёр за множество тысяч лет. Чудовище тяжело упало перед ней на распахнутое крыло. Хруст сломанных костей, пронзительный крик птицы оглушили Надю. Яростно отбиваясь когтистыми лапами, беркут рассёк в нескольких местах, словно ножами руки и плечи девушки. Земля закачалась под ней, а потом полетела куда-то, стремительно набирая скорость, но плач ребёнка, пришедший к ней как будто издалека, остановил это падение и вернул силы. Надя ещё раз дёрнула рукой, сжимающей горло птицы, совершив ещё более резкое, винтообразное движение. Та вдруг обмякла, конвульсии волнами прокатились по её распластанному телу, горячая кровь хлынула из сломанного горла, и через несколько мгновений она затихла, устремив на девушку чёрный, застывший, полный ужаса и страданий глаз. Надя медленно разжала затёкшие пальцы и отдёрнула руку от окровавленной шеи мёртвого беркута. Остатки тёмной, дымящейся жижи с бульканьем выплеснулись наружу, и горячие брызги ударили в лицо и глаза девушки. Однако, она будто не заметила этого, вглядываясь в страшное, бездонное око птицы, словно пытаясь что-то понять. Между бровями её проступила глубокая складка. Бледные губы застыли в строгом молчании.
– Господи, – В ужасе прошептала девушка. – Что это? Где я?.. Что я?!
Она подняла голову к небу и не увидела ни луны, ни звёзд, лишь чёрный бездонный мрак; тот же холодный мрак, что струился из ока, устремлённого на неё. Он надвигался стремительно, властно, как океанская волна. Задыхаясь в нём, девушка лишилась чувств.